Читать книгу Обыкновенная жизнь. Роман - - Страница 21

Приезд Володи весной 35 года взбудоражил не только семью.

Николай так и прилип к брату, все надежды свои ему выложил, все главные вопросы задал, на которые ответов не находил. Про батьку в первую очередь. Возобновились пересуды. Володя пытался разобраться, почему отца не отпускали домой. В НКВД ему показали дело, с подробным изложением о поведении Никиты в момент сдачи им хомута в колхоз, за подписью односельчанина, имя которого не назвали. Врагом народа отца не признавали, приговора не было.

Такие действия моряка вызвали девчачий переполох и внимание деревни к нему. «Ишь, ты, Никита-то и не враг народа оказался!» Авторитет у Володи мгновенно вырос. Парня зазывали в гости, хотели лично услышать, как он про

отца разузнал – такое могло хоть кому пригодиться. И за своим столом принимать умного человека лестно. Родное семейство Володя осчастливил подарками: пацанов – гармошкой, мать – платком. На стол вывалил конфеты, колбасу, яблоки с орехами. Привезённые городские вкусности, правда, кончились быстро. И тут всё нищенское состояние семьи обнажилось. И обувь, и одежда на домочадцах потёртая да потрёпанная.

Ничего не говоря о своих планах, Володя устроился тогда на работу в организованную ремонтно-тракторную мастерскую – МТС. Развлекаться было некогда. Механизация в колхозе ему понравилась и, что братья трактористами стали, одобрил. Сам был механиком на легком судне, таком, какие используют для обслуживания тяжёлых военных крейсеров и доставки личного состава и грузов. Работу свою полюбил, и к морю душой привязался.

Одну единственную вечеринку в клубе позволил себе моряк посреди семейных дел. Его увела туда Нюрина Маруся. Она вышагивала рядом с дядей в новом ситцевом платье с оборками и ловила завистливые взгляды местных девчонок. «Моряк с печки бряк, не умеет жить без врак», – кричала мелюзга, прячась за кучкой девчат, которые, кто украдкой, кто в упор рассматривали красавца и прыскали в платочки. Местных парней оскорбляли явные намёки на их предпочтение. Нюрин Ваня предупредил его:

– Деревенские могут побить за то, что ты им дорогу перешёл. Аккуратнее веди себя, братка. Назвать его дядей Ванятка не хотел, потому что упорно считал братьями всех Никишиных пацанов.

– Что ж мне и девушку на танец не пригласить?

– Меня спросишь, какую можно…

– Да не привыкли отступать моряки. Я и сам тут свой. За кого ты меня принимаешь?

Никаких драк однако не произошло, а любовь случилась.

На танец в тот же вечер он пригласил одну девчоночку, по имени Валентина. Это была внучка Лупана Гавриловича, сына которого, Макара, обвинили в разбойных нападениях и убийстве одного из советских руководителей и казнили. Это был её отец. И она, так же, как Калачёвы, носила обидное, хоть и другое звание – дочка бандита.

Смело откликнулась на приглашение, пошла танцевать. Кто-то из злыдней кому-то шепнул, что одного поля ягодки сошлись сразу. Но и это забудется, мелькнёт унесённым ветром осенним листом, исчезнет засохшей травою. Увезёт Валентину моряк из деревни насовсем.

Они шепотков не слышали. Понравились друг другу. И всё.

Он повторил приглашение её на танец несколько раз и увёл на свидание.

После следующей их встречи и проводов, когда поднимался на пригорок к своей избе, его окликнули:

– Что, моряк, говорят, невесту выбрал?

Перед ним стоял цыган.

– Выбрал. А вам что? – бросил резко.

– Поговорить.

– Поговори, – моряк впился острым взглядом серых глаз, в которых плескалось море, в полуночные очи цыгана. Но неприятия не увидел. – Куришь?

– Угостишь, покурю.

Закурили.

– Хорошую девушку выбрал.

– Кто ты такой – указывать?

– Спрячь гонор. Я тебе не судья и не учитель. У меня другой к тебе интерес. Знаю кое-что про донос на твоего отца.

Володя напрягся.

– Был у нас тут старший конюх, по имени Степан Яковлевич. Помнишь такого? Перед тем, как твоего отца на принудительные работы отправили, заходил он ко мне с приказом подковать лошадей. О том, о сём болтал, мне завидовал, что, моё рабочее место, никому не нужное, меня охраняет. Нет кузнецов в округе. А вот про Никиту Лукича сказал, что ему не отвертеться – за свои байки отвечать будет. И мне одну выложил, про хомут. Вот за эту байку да что матом Никита Лукич Степана понужнул, его, думаю, наши власти и наказали. Умный был батя твой. А хочешь, ещё одну байку Никиты расскажу – про Судьбу, тебе на память будет?

– Расскажи.

На прощание цыган пожелал ему жить так, чтобы Судьба язык не показывала. И ещё одно добавил:

– Брата отца вашего, Михаила, тоже конюх сдал. Мне проговорился.

– Спасибо, цыган. Важное ты мне молвил.

Кулаки сжал моряк.

– Мстить тебе некому. Конюх – в могиле, – остановил поднимающееся в моряке чувство умный собеседник, – Злой был, даже с конями злой. Жеребец его памятливый зашиб этой зимой.

Володя проработал до самого первого снега и признался, что так жить не не в состоянии. По деревне ходит и всё обидчиков отца и семьи вычисляет, и братьям простить не может, что больного домой не привезли. Ездил могилу его искать, но не нашёл. Молчал, молчал, да не выдержал, разругался с Егором в пух и прах, окончательно, Антон уже в армии служил к этому времени. Чуть не подрались из-за отца братья. Решил, что уедет подальше, матери пообещал, как только сам устроится, напишет. Забрал с собой Валентину и был таков.

Виноватая со всех сторон семья Калачёвых продолжала своё существование в родной деревне.