Читать книгу Обыкновенная жизнь. Роман - - Страница 4

Колян очнулся, помотал головой, прогоняя остатки сна и впечатление тревожного сновидения. Мать собиралась на работу, уже управившись с печью, чтобы сыны в тепле поспали и поднялись не в остывшей избе.

– Я в пекарню. Не проспите. Каша в загнетке.

Она оделась, тщательно укутав голову толстой шалью сверху тонкого платка. Холодный стоит декабрь. Вчерашнюю метель сменил ядрёный мороз. Это легко определить по стёклам окон, высоко покрытым инеем.

Уходя, Мария плотно захлопнула дверь, Коля снова задремал. Через какое-то время, открыв глаза, он обнаружил, что кровать брата пуста. Подумал: «Ушёл на работу». На полатях посапывал Гришаня. Его ещё рано поднимать в школу.

Коля умылся, оделся, поел, сунул руку под кровать брата за чемоданом и, не нашарив его, лёг на пол и заглянул туда – чемодана не было.

– Что же это такое? – им овладевала, поднимаясь волной и накатываясь, паника, – Что, что делать? Куда бежать? У кого спросить?

Он метался по комнатам, проверяя в углах, за занавесками, за маминым сундуком. Когда опрокинул табурет, проснулся Гришаня:

– Что за шум, братка? Что случилось? Ты купил мне тетрадок в клетку?

– Не купил. В следующий раз.

И от нарастающей тревоги он ринулся на улицу. Стараясь унять дрожь в коленках, постоял мгновение, прислонившись к двери. Выходя со двора, обнял приворотный столб, как будто хватался за соломинку. «Как быть? Выдать брата? А как же мать? Имеет ли он право подвести кого-то из семьи? А, может, брат прав?» В груди было тесно. Казалось, что голова лопнет и сердце разорвётся вот-вот.

Бегом вернулся в избу. Не видя и не слыша Гришани, который пытался с ним говорить, хватал за руки и заглядывал в глаза, снова обошёл все комнаты, снова залез под кровать и выскочил на улицу. Гриша, очистив дыханием озерцо в окне, видел, как он пересёк двор в распахнутом старом отцовском полушубке, не надевая шапки, держа её в руке.

Так и явился в контору. Не планируя дальнейших своих действий, поздоровался с секретарём правления и шагнул к председателю.

Семён Кузьмич поднял голову на входящего:

– Ну, как? Привёз?

– Нет, – выдохнул шёпотом.

– Как это нет?

И, почти не сознавая, зачем он это делает, Колян рассказал, как ехал в метели, как услышал волчий вой, как потерял чемодан, вернулся, искал и… не нашёл его.

– Я думал, что вы сегодня приедете. Так почему же ты молчал, почему сразу не рассказал мне, сынок? Э-Эх! Что же ты наделал!

Поохав, собрал правление, снарядил людей на лошадях проверять дорогу, позвонил в район. Суета продолжалась весь день. Время шло, чемодан не находился. Деревня гудела, строя самые разные предположения, вплоть до того, что молодой кассир присвоил деньги. Сетовали, зачем пацана поставили на такую должность. К четырём часам появились следователь с уполномоченным. Мария почернела от горя, будто похоронила сына. Услышав о случившемся, она прибежала в контору, прорвалась в кабинет председателя. Увидев бледного, сидящего на стуле Коляна, бросилась к нему, обняла, заголосила:

– Сыночек, миленький, куда же они делись эти деньги? Отдай! Отдай их.

– Я их потерял, мама!

Она ещё что-то кричала. Её оттащили, выставили за дверь.

Оттуда шла, не видя никого. Дома стонала и рыдала так, что напугала Гришаню. То, уронив голову на стол, замирала неподвижно, то металась по дому, как слепая, то, прижимаясь лбом к холодному окну, пытаясь остудить пожар бедствия.

Бледная, как полотно, мать, видела, как ввиду всей деревни сына в сумерках посадили в сани и увезли.

Возле конторы, когда его вывели в наручниках, толпилась вся деревня. Не было только Антона, хотя несчастный искал его глазами, в надежде прочитать что-то важное в его прощальном взгляде.

Николай Калачёв чувствовал себя окаменевшим перед могилой прошлой жизни, которая стремительно исчезала и не имела для его будущего никакого значения. Так заканчивался для него 1937 год.