Читать книгу Сны Лавритонии - - Страница 10

Радость Лисса была недолгой. Один из следопытов заметил в сумерках тёмное пятно. Оно могло быть чем угодно – вывернутой корягой, камнем, заледеневшей тушей мёртвого животного. Он уже собирался идти дальше, но пятно вдруг зашевелилось и издало хриплый стон. Следопыт сжал рогатину и осторожно раздвинул ветки. Перед ним стоял осёл. Живой, но едва держался на ногах. Он дрожал всем телом, шерсть покрылась ледяной коркой. Казалось, он простоял так долгие часы, оцепенев от холода и страха. Когда следопыт приблизился, осёл вздрогнул, попятился, но даже не попытался бежать. Только глубоко дышал, широко распахнув глаза.

– Господин бургомистр должен это увидеть. Может, осёл тоже хотел сбежать в город за лучшей жизнью, да передумал?

Он вызволил животное из зарослей и повёл к лагерю.

Увидев осла, бургомистр скривился, натянул воротник повыше и быстро огляделся – надеясь, что никто не напомнит ему про версию с «городской жизнью».

– А где же сам дровосек?

Никто не ответил. Есть осёл, но нет телеги. Нет хозяина. Версия о том, что Плим сбежал в город, рассыпалась, как сухой лист. Не мог же он, в конце концов, сам залезть в упряжь и поскакать по Зыбь-дороге навстречу мечте…

***

Не разбирая поворотов, Бомби промчался из столовой вверх по лестнице, юркнул в коридор и с глухим «бум!» врезался в дверь. Кого-то жизнь ничему не учит. Стеная и причитая, он ввалился в спальню.

Масляная лампа отбрасывала на стены дрожащие блики. Тереция в ночной рубашке сидела на подоконнике, глядя в непроглядную темень за окном. Бомби подошёл и мягко опустил усатую морду на её босые ноги. Обычно этот трюк срабатывал безотказно – так можно было и внимания добиться, и вкусняшку выпросить. Но на этот раз Тереция не пошевелилась. Она, кажется, даже не заметила его. Не смотрела ни на него, ни в окно, а будто внутрь себя.

Такое положение дел Бомби категорически не устраивало. Он сосчитал про себя до десяти. По его мнению, десяти секунд было более чем достаточно для молчания между двумя разумными существами. После этого тишина превращалась в муку.

– Ну что, не видно Плима? – Бомби вложил в свой вопрос всю озабоченность, на которую только был способен.

Тишина. Тереция продолжала смотреть в темноту, не замечая его присутствия.

“Ох, не с этого надо было начинать.”

– Ну, что там за окном? Снег ещё валит?

Тереция наконец взглянула на него, грустно улыбнулась и потрепала за ухо.

– Хочешь поговорить? Нужен собеседник после такого беспокойного дня?

– Что ты! Какие беспокойства! – фыркнул Бомби. – Просто вижу, как ты страдаешь, и у меня аж аппетит пропадает. А это, между прочим, тревожный симптом. Он тяжело вздохнул:

– «Страдать в одиночку нельзя», – так говорила моя бабуля. Иначе можно поймать кукушку.

Он задумался.

– Не знаю, при чём тут кукушка, но бабуля утверждала, что лучше не проверять.

– Согласна, – тихо рассмеялась Тереция. – Твоя бабуля была очень мудрой.

Бомби шмыгнул носом, удовлетворённый тем, что наконец-то добился хоть какой-то реакции.

– Хочешь, зароешься в мою лохматую шерсть, поплачешь, выплеснешь эмоции? – предложил Бомби, устраиваясь поудобнее. – Плим ведь был замечательным человеком, и ты его любила. А теперь – вот оно как! Всё, что от него осталось, – облезлый старый осёл. Какая трагедия!

Он скорбно вздохнул, и даже изобразил всхлип.

– Ты думаешь, с ним что-то случилось? – тихо спросила Тереция.

– Случилось? Конечно, нет! – возмутился Бомби. – Я даже не допускаю мысли, что он сейчас лежит где-нибудь под толстым слоем снега и дожидается весны. Потому что, если так, то до весны его точно никто не найдёт.

Он деловито фыркнул.

– Вздор и глупости. Любая собака тебе скажет: уйти из дома на несколько дней и не возвращаться – это абсолютно нормально. Это просто… собачий отпуск. Так что давай не будем накручивать себя всякими глупостями, а лучше сыграем в отгадывание слов!

Он щёлкнул зубами и довольно объявил:

– Всё, я загадал слово! «Тот, кто нырнул и не вынырнул». Подсказка – это не рыба.

– Нет, Бомби, я не готова сейчас играть. Расскажи лучше, что ещё говорил отец в столовой.

– Утопленник.

Тереция с ужасом распахнула глаза.

– «Тот, кто нырнул и не вынырнул». Правильный ответ – утопленник. Точно не хочешь поиграть в слова?

Она покачала головой.

– Ладно, как хочешь, – вздохнул он. – Ну, что говорил бургомистр в столовой… Ты ведь сама всё слышала. Он разбил людей на группы по двое, а сам куда-то пошёл. Один. Бродил-бродил, и после долгих скитаний обнаружил это глупое животное – без телеги, без дровосека и без сознания.

– Это всё?

– Конечно, не всё. Ещё он спас кузнеца. Но это ведь не имеет отношения к спасению Плима.

– Спас Лисса? Как это? – удивилась Тереция.

– Ну, как сказать… Лиссу почудилось что-то подозрительное на каком-то там холме. Ты же знаешь этого кузнеца. Для него подозрительным кажется даже то, что я разговариваю.

Бомби фыркнул.

– Вот он и полез туда, как дитё в горшок со сметаной – без верёвки, без снегоступов… Да и застрял в сугробе. Бургомистр наш взял да и поднялся следом. Снял его оттуда, а себе ногу повредил. А надо было оставить.

– Бомби, ты сказал «холм»?

Тереция резко выпрямилась, в голосе мелькнуло оживление. Бомби тут же уловил перемену.

– Точно! Тебе это тоже кажется странным? – воскликнул Бомби, воодушевившись.

Тереция нахмурилась и вздёрнула голову:

– Помнишь, ты рассказывал мне про батюшкины ночные метания? – её голос вдруг оживился. – Вспоминай! Когда к нему ночью прискакал человек от короля. Они ещё уехали вместе, и батюшка вернулся только под утро. А потом… потом ты говорил, что он во сне бредил какой-то Лысой горой, будто беда может случиться.

Бомби задумчиво почесал за ухом.

– Про Лысую гору… едва припоминаю. А вот про беду – точно! Ваш батюшка всё время твердит о каких-то бедах. Это у него как масло, которое нужно класть во все блюда.

Тереция спрыгнула с подоконника и подошла к сундуку в углу комнаты. Здесь хранились её воспоминания: детские игрушки, разноцветные стёклышки, ленты, заколки, засушенные цветы, перо неизвестной птицы, молочные зубы… Каждая вещь была по-своему дорога. Но почему-то именно сейчас она вспомнила про футляр.

Она откинула крышку сундука и стала выкладывать содержимое на пол. На самом дне лежал берестяной футляр, перетянутый кожаным шнурком. Почему именно он? Почему именно сейчас? Тереция медленно развязала узел. Листики папирина выскользнули наружу и рассыпались по полу. В уголке каждого выделялся декретный оттиск бургомистра.

Это были рисунки.

Когда Тереция была маленькой, отец нанял для неё няньку – добрую женщину из города, у которой не было собственных детей. Иногда они занимались грамотой, хоть это и не входило в её обязанности. Но больше всего Тереция любила вечерние сказки. Нянька сажала её к себе на колени, брала чистый лист, уголёк… и начинала рассказывать, оживляя историю рисунками.

– Сохрани их. Придёт день, и ты сама поймёшь зачем, – сказала она тогда.

Так у маленькой Тереции появился секрет – берестяной футляр, спрятанный под кроватью.

Время шло. Женщина покинула их дом, а футляр перекочевал в сундук, где оказался забытым. До этого момента. Теперь рисунки лежали на полу, словно ожившие фрагменты прошлого, пробуждая в памяти детские сказки. Тереция опустилась на колени, поставила рядом лампу и начала… Вспоминать!

«Однажды в глубине Лысой горы поселилось зло. Старики говорили, что когда-то она была покрыта лесом, но деревья вдруг начали чахнуть. Лес редел, вымирал – пока не остался лишь голый холм с выступающими валунами. Так гора и получила своё название – Лысая.

Жители деревни обходили это место стороной. Одни шептались, будто в недрах холма прячется чудовище, другие уверяли, что там обосновалась ведьма. А третьи только мрачно качали головой и говорили:

– Лучше туда не соваться, чтобы не узнать правду.

Однако был человек, который проезжал мимо каждый день. Молодой дровосек. Каждое утро он запрягал в телегу осла, ехал в лес и возвращался к вечеру с охапками дров. Так продолжалось много лет. Деревенские привыкли к стуку колёс, к тому, что под вечер на площади появлялся знакомый воз с дровами.

Но однажды привычный уклад был нарушен…»

Тереция провела пальцами по краям папирина. Поблекшие контуры угля складывались в знакомые образы. Она нахмурилась. На одном из рисунков, в тени деревьев, стоял кто-то очень знакомый.

Внизу послышался бой часов. Тереция вздрогнула, но не сразу поняла, сколько прошло времени. Ночь ещё – или уже утро? Сказка вдруг превратилась в историю. Словно огромная рыба, она вынырнула из глубины памяти и окатила её ледяной волной.

Бомби, раскинув лапы, мирно похрапывал на кровати. А Тереция сидела среди разбросанных листов-бабочек, не в силах пошевелиться. Она медленно обвела рисунки взглядом, будто заново открыла их для себя.

Вот Лысая гора – угрюмая и одинокая, с возвышающимися на склоне массивными валунами. Вот тролли с зубилами и молотками, высекающие что-то в камне. Вот женщина с кошачьими глазами – настороженная и выжидающая. А вот и зло, что таится в глубине горы. С крыльями, мощными, как у хищной птицы.

Всё это лежало перед ней, но один рисунок Тереция держала в руках. Пальцы сжимали тонкую бумагу так крепко, что её края смялись. На рисунке был дровосек. Но не сказочный. Настоящий. Плим. Со своим осликом.

Тепло слёз обожгло кожу. Горячие капли упали на бумагу, оставляя угольные дорожки.

Женщина, что рисовала это… кем она была? Тереция пыталась вспомнить, что было дальше. Но финал уплывал, оставляя в сознании пустоту. Или его просто не существовало? Кем была её нянька, которую, как теперь оказалось, она совсем не знала?