Читать книгу Критическая история гностицизма и его влияния. Том 3 - - Страница 12

Общая претензия всех диссидентов – иметь первичную и единственную ортодоксальную доктрину. Поэтому те секты, которые следовали исключительно аскетическому или спекулятивному направлению, в большинстве своем старались всячески замаскировать свое отпадение. И, как правило, они преуспели в этих усилиях до того, что более или менее быстро вернулись в лоно великой христианской общины.

С другой стороны, те, кто следовал как аскетическим, так и спекулятивным тенденциям гностицизма, даже преувеличивая их, отдалялись от Церкви настолько, что продолжали свое диссидентство до самого гностицизма и после него.

Таковы были на Востоке манихеи, а на Западе – прискиллиане, две секты, чьи доктрины сохранялись в течение всей борьбы и притеснений, постоянно возрождались в новых формах, то на Западе, то на Востоке, и лишь в конце концов угасли перед лицом возрождения философских и филологических исследований, начатого в тринадцатом веке и завершенного в пятнадцатом.

Как и монтанисты, манихеи сделали мораль или аскетизм основным предметом своей заботы. Однако они добавили самые смелые спекуляции в вопросах догматики. Мы находимся с ними на совершенно особой местности, и хотя вскоре мы увидим, как прискиллианисты выходят из египетского и сирийского гностицизма, манихейство ставит нас на ступень евфратианского гнозиса, то есть гнозиса, взятого из его первобытного источника.

Основатель секты Манес до принятия христианства жил среди волхвов Персии и отличился в их рядах своими обширными знаниями. Восточные писатели приписывают ему удивительные познания в астрономии, медицине, музыке и живописи.

С другой стороны, он, по-видимому, пользовался трудами Скифа, иудаизирующего каббалиста или гностика, который, должно быть, жил в его время и был знаком с доктринами Бардесана и Гармония. По мнению других, Скиф жил во времена апостолов; Теребинт или Будас отнес его труды в Ассирию, где с ними и познакомился Манес.62

Манес смог найти элементы гностицизма повсюду, как среди христиан Персии, так и Сирии; и где бы он ни получал семена своего учения, это учение полностью отличалось от того, что ему предшествовало. С этого момента вопрос о том, как он познакомился с египетским гностиком Скифом или каким-то учеником Бардесана, становится второстепенным.

Вероятность сообщаемых фактов об отношениях Манеса со Скифом и Бардесаном заключается в том, что они объясняют систему Манеса.

Однако эта система, объясненная теми, кого изучал ее автор, не похожа на них, и Манес не был бы ни отвергнут христианской церковью, ни преследуем при дворе Шапура, если бы он все же исповедовал собственную доктрину.

Но что послужило причиной его учения? Было ли это честолюбие? Эклектизм?

Вероятно, амбиции, самозванство и энтузиазм сыграли свою роль в его учении, но определить степень влияния каждого из этих элементов невозможно. Что касается его плана объединить самые могущественные верования своего времени – плана, который также приписывается Мухаммеду и который был бы более достоин современного ученого, чем перса или араба третьего или седьмого века нашей эры, – то он, конечно, не был мотивом для его спекуляций.

Существует множество древних источников и современных работ, посвященных этим рассуждениям. У нас есть сочинение Манеса под названием Epistola fundamenti63; послание Манеса, сохраненное святым Епифанием64; фрагменты других сочинений, собранные Фабрицием65; сочинение Фаустуса, сохраненное святым Августином66; опровержение Манеса, написанное Титом Бострским67; акты, несомненно, сильно измененные, но не полностью предполагаемые, о споре между Архелаем и Манесом6.68

Восточных писателей69 можно сравнить с основными греческими авторами, Евсевием, Сократом, Кириллом Иерусалимским, Епифанием и т.д., о Манесе. Среди современных авторов наиболее обширные исследования этой доктрины посвятили Байль, Тиллемон70, Вольф71, Бособр72, Мосхайм73, Вальх74 и Фуше.75

Источниками, из которых черпал Манес, были, несомненно, зороастризм, как он тогда преобладал в Персии; христианство, как оно было ему преподано; и гностицизм, как он появился повсюду в христианском обществе.76

Однако Манес приписывал себе и другие светила. Монтан называл себя вдохновленным Παράκλητος, возвещенным апостолам; Манес сам называл себя этим Параклетом. Слово Параклит он воспринимал в смысле врача, органа Божьего, а не в смысле Пневмы или Святого Духа. Знаменитое послание, в котором Манес изложил принципы своей системы (Epistola fundamenti), начиналось так: Манес, апостол Иисуса Христа, избранный Богом-Отцом. Это слова спасения, исходящие из живого, вечного источника».77

Как и большинство гностиков, он приписывал себе высокое превосходство над апостолами, которым Иисус Христос, по его словам, сначала решил послать Параклита, но которых впоследствии признал непригодными для последнего откровения, предназначенного для рода человеческого.

Как и гностики, Манес стремился очистить христианские доктрины, освободив их от изменений, которым они подверглись, и добавить к ним недостающее развитие. Как и гностики, он оценивал священные кодексы иудеев и христиан с точки зрения теософии, независимой от какой-либо критики, и, как и они, создавал кодексы в соответствии со своей собственной доктриной.

Он отверг весь Ветхий Завет как работу второстепенного божества. Из Нового Завета, который, по его мнению, был изменен иудаизмом, он сохранил только то, что соответствовало его цели.

Во время своего изгнания он составил Евангелие, которое дополнил аллегорическими рисунками и которое, по его словам, упало с небес.

Эти аллегорические рисунки напоминают рисунки каббалистов и Офитов, которым они, несомненно, подражали. Утверждается, что именно благодаря этому произведению, которое персы называют Эрсенки-Мани, Манес соблазнил царя Ормисдаса.

Весьма вероятно, что при составлении этого кодекса он не ограничивался истинно евангельскими доктринами, как и в своем учении. Он понимал откровение в самом широком смысле и приписывал мудрецам и пророкам язычества столь возвышенные откровения, что предпочитал их откровениям иудеев.

Идея, доминирующая во всей его системе, – это пантеизм, который в большей или меньшей степени пронизывает все школы гнозиса, но который он почерпнул из других мест, и, несомненно, из его источника в регионах Индии и на границах Китая, по которым он путешествовал, чтобы удовлетворить свою страсть к теософским спекуляциям. По его мнению, причина всего сущего – в Боге; но, в конечном счете, Бог – во всем. Все души равны; Бог есть во всех них. Это одушевление не ограничивается людьми и животными; то же самое происходит и с растениями.78

Это пантеизм, но он модифицирован древним дуализмом Азии. Мы видим, – говорит он, – во всех земных существованиях: здесь зло, там добро. Бог добра не является автором зла, бог зла не является автором добра; это два независимых, вечных бога, главы двух разных империй. Они обязательно и по самой своей природе являются врагами друг друга.

Этот дуализм, которому не предшествует никакая идея монотеизма, примечателен. Он существенно отличается от учения Зороастра, в котором появляется идея неизвестного Отца, бесконечного бытия, безграничного времени, Зеруане-Акерене, которую Манес полностью отвергает.

В Персии две оживленные партии – ибо в богословии, как и в политике, фракции столь же яростны – оспаривали вопросы дуализма и тритеизма, укрытые неясностью Зенд-Авесты.

Одна из этих партий, магусы, поддерживала догму чистого дуализма. Именно к этой секте примыкал Манес. В то же время он сблизился с дуализмом Бардесана и с системой Маркиона о добром и злом боге. В его глазах это было согласие тем более желательным, что он больше любил Сирию, с которой его сближало место его рождения.

Определяя две империи и характеризуя двух богов, Манес проявляет себя как маг, зороастриец и гностик. Символ доброго бога – свет, а его владения – империя всего чистого; злой бог управляет империей зла и тьмы.

Согласно Зороастру и магам, принцип зла, Ахриман, – это деградировавший Разум, связанный с материей; в то время как, по мнению Манеса, злой бог, Сатана, – это просто гений материи.79

Здесь Манес очень близко сошелся с офитами и некоторыми другими гностиками. В то же время неясность, которую он допускал в отношении принципа зла, путая его с материей, защищала его от ортодоксов, которые упрекали его за догмат о двух столь разных богах. Манес боялся этих упреков тем больше, что не был очень ортодоксальным в собственно богословии, в догмате о Боге, явленном как Отец, Сын и Святой Дух.

Кроме того, Манес, полностью разделяя две империи, приписывал богу света огромное превосходство над богом тьмы. Для него один из них – истинный Бог, другой – лишь глава всего, что является врагом Бога, и, несмотря на все его усилия, он в конце концов уступает силе добра.

С этой фундаментальной точки зрения именно зороастризм признается в учении Манеса, ибо империя света, как в манихействе, так и в Зенд-Авесте, является единственной вечной и истинной, и единственной, пророком которой является Манес.

Эта империя – лишь великая цепь эманаций, все из которых связаны с Высшим Существом, Которое они проявляют; все они – лишь ОН в различных формах, избранный для единой цели – торжества добра. В каждом из Его членов скрыты тысячи невыразимых сокровищ. Превосходный в Своей славе, непостижимый в Своем величии, Отец прибавил к Себе благословенные и славные Эоны, чью силу и число невозможно определить80. Воистину, это Плерома, а это – Пневматики, Бог и род Божий Гнозиса.

Манихеи иногда говорили о двенадцати Эонах; но это была лишь голова тела, валентинианская додекада, поставленная перед армией небесных бойцов бога света. Двенадцать Эонов, несомненно, связаны с двенадцатью знаками зодиака; они – гении двенадцати созвездий, составляющих зодиак. Манес дал им имя оламин, что на иврите [алам]81

Теория борьбы была сохранена Манесом во всей ее зороастрийской чистоте, ибо в его представлениях бог света и Сатана-материя являются врагами, как Ормузд и Ахриман.

Сатана-материя, глава темной империи, имел, как и бог света, армию эонов или демонов, исходящих из его сущности и подчиненных его приказам, более или менее отражающих образ их общего лидера, но разделенных между ними, несмотря на их аналогию, настолько, что в империи зла не существует гармонии.

Внутренняя война, вспыхнувшая в ее среде, привела к смешению с империей света. Эта война довела воюющих до пределов царствования просвещения. При виде этого края демоны, охваченные восторгом, немедленно приступили к его завоеванию. Но правитель небесной империи, видя опасность, поднимающуюся из тьмы, дает существование силе, которую он помещает на границе своих небес и которая должна защитить его Эоны и уничтожить область зла.

Она – Мать Жизни.

Эта Мать Жизни, которую мы находим в большинстве гностических систем, иногда под именем примитивной Мысли Бога, иногда под именем небесной Софии82, – душа мира, божественный принцип, который косвенно вступает в контакт с материальным миром, чтобы исправить его злую природу. Однако, будучи прямой эманацией Высшего Существа, она слишком чиста, чтобы вступать в контакт с материей, и остается на границе высшей области. Но сын, который рождается от нее, который является ее образом, первый человек, которого Зенд-Авеста, Каббала, Гнозис и Сабеизм также предлагают нам как откровение божества [ибо он – Кайоморц, Адам-Кадмон, Πρῶτος ἄνθρωπος, Хивил-Зива], имеет природу, которая позволяет ему противостоять силам тьмы.

Предназначенный для борьбы с демонами и приведения их в лучшее состояние с помощью пяти чистых элементов [огня, света, воздуха, воды и земли], он начинает эту великую борьбу. Но, далеко не преуспев, он оказывается на грани того, чтобы самому попасть в царство тьмы, и спасается от гибели только благодаря живому духу83, который добрый бог дарует по его просьбе, когда уже часть его брони, его свет, или, говоря более восточным языком, его сын, пожирается князьями тьмы вместе с большим количеством других душ, рожденных из света. Важное замечание о различиях между азиатской антропологией и греческой, которая является нашей собственной, заключается в том, что первая, более примитивная, гораздо смелее; что человек действительно привязан к небесам, и что его судьба так же велика, как и его происхождение; что он борется за возвышенную цель и ради божественных целей; в то время как вторая видит в человеке только существо, которое Бог создает без пользы, для удовольствия, и чтобы однажды даровать ему счастье по милости.

Таким образом, последовательность первых существ империи света такова: благой бог, мать жизни, первый человек, сын первого человека (υἱός ἀνθρώπου) или Иисус Христос и живой дух.

Таким образом, Манес в этой теории далек от ортодоксальной троицы и еще дальше от зороастризма; он – ученик гнозиса; он собирается стать им еще больше.

Мать жизни, общий принцип божественной жизни, и первый человек, примитивное существо, раскрывающее божественную жизнь, слишком возвышенны, чтобы вступать в союз с царством тьмы. Сын человеческий, или душа мира, напротив, является ее пленником, или, скорее, он – зародыш божественной жизни, который, согласно языку гнозиса, проникает в эту империю и в конце концов закаляет и очищает ее дикую природу84. Вот как происходит эта необычная метаморфоза.

Живой дух, вернув первобытного человека в царство света, поднимает над миром ту часть небесной души, которая не пострадала от смешения с царством тьмы. Помещенная в область солнца и луны, эта чистая душа, этот сын человеческий, одним словом, этот искупитель или этот Христос, работает, чтобы освободить и привлечь обратно к себе ту часть света или души первого человека, которая была распространена в материю.

(В этой системе Христос путается с Митрой).

Освобождение небесного луча, излившегося в царство материи, и его возвращение в лоно совершенства составляют цель и судьбу всех видимых существований, всего течения мира. Когда эта цель будет достигнута, мир перестанет существовать. Но борьба эта трудна, ибо хотя божественный свет, льющийся на мир с высоты солнца, могущественен, джинны тьмы не менее грозны.

Чтобы бороться с гением солнца, притягивающего к себе все лучи света, и с постоянными попытками освободить души света, скованные материей, владыка тьмы создал существо, в котором он мог бы сосредоточить лучи света, поглощенные его эонами и постоянно стремящиеся вырваться наружу. Сами они уже отчаялись сохранить их и, пораженные красотой первобытного человека, которого они увидели сияющим с высоты солнечной области на империю тьмы, с радостью согласились передать его лучи вождю, чтобы тот создал из него человека по образу и подобию первого человека. Таков был Адам, истинный μικρόκοσμος, душа которого состоит из божественного света, тело – из материи, и который принадлежит «как к одной, так и к другой из двух империй».

[Эта антропогония является лишь модификацией антропогонии гностиков.]85.

Вопреки ожиданиям властителя тьмы, душа, чье происхождение было слишком возвышенным для тела, ее союзника, поначалу имела над ним преобладающую власть и уже собиралась слишком быстро освободиться от материи, когда демоны запретили ей есть плод познания добра и зла, благодаря чему она узнала о царстве света и царстве тьмы. Человек повиновался этой заповеди, но ангел света заставил его преступить ее и дал ему средство для победы. Для гностиков этот ангел света – добрый джинн Офис. К сожалению, демоны породили Еву, чьи чары привели Адама к чувственности, которая ослабила его душу, разделив ее, и вновь приковала его к материальной оболочке, от которой он собирался освободиться.

То, что произошло при первом сотворении человека, неизменно повторяется при рождении каждого другого смертного. Слепые силы материи и тьмы сливаются воедино и сковывают душу, стремящуюся к освобождению. Человек, скованный таким образом действием, которое дало ему существование, повторяет это действие, которое разделяет его душу и отдает ее, все более слабую, во власть чувств и прелестей земного мира». [Это мнение гностическое и особенно офитское].

Однако земной мир должен был служить совершенно иной цели. Добрый бог сформировал его духом жизни, чтобы человек нашел в нем театр, где он мог бы упражнять свои самые чистые способности и способствовать, победами над тьмой, великому триумфу небесной империи. Затянулась эта всеобщая борьба на неопределенный срок потому, что демоны, хотя и прикованные духом жизни к звездам, сохранили в мире достаточно власти, чтобы насылать на него много зла. Те из этих духов, кто остался на свободе, отвратили людей от поклонения Богу и через лжепророков создали религии, полные заблуждений, такие как иудаизм. Если бы люди знали, кто они такие и каково происхождение Адама и Евы, они бы возмущались смешением материи с душой; они бы боролись с делами чувств; они бы избегали тления и смерти86. Но сам закон, каким бы чистым он ни был для чистых, бессилен в них; они делают, как говорит святой Павел, зло, которого не хотят, и не делают добра, которого хотят.

Чтобы освободить душу, плененную тьмой, принцип света или гений солнца, которому поручено искупление (λύρωσις) интеллектуального мира, типом которого он является, ибо он, как Ормузд Зенд-Авесты, Тиккун Каббалы, Νοῦς Платона, все во всем87, пришел сам, чтобы явить себя среди людей. Свет явился во тьме, но тьма не могла понять его, по словам святого Иоанна. Это потому, что Свет не мог соединиться с тьмой; он лишь принял облик человеческого тела и взял имя Христос, Мессия, чтобы приспособиться к языку евреев. Манес утверждал свой докетизм, более или менее похожий на Маркиона, цитируя некоторые факты, сообщаемые в Евангелиях; например, прохождение Иисуса среди иудеев, вооруженных камнями, чтобы побить его камнями.

Свет сделал свое дело, отвратив иудеев от поклонения злому принципу, а язычников – от поклонения демонам. Но правитель империи тьмы, опасаясь за свое дело, приказал иудеям распять Его. Иисус Христос, однако, пострадал только внешне, и цель его была достигнута, ибо его смерть предлагает всем душам символ их освобождения, идея, которая также выражена в апокрифическом произведении под названием Περίοδοι ἀποςόλων, где в нескольких отрывках говорится, что смерть на кресте – это символ освобождения души88.

Личность Иисуса исчезла, на ее месте появился крест из света, над которым небесный голос провозгласил такие слова: Крест из света называется Логос, Христос, дверь, радость, хлеб, солнце, воскресение, Иисус, Отец, Дух, жизнь, истина, благодать89.

Но все это делалось только для толпы.

Совершенные или избранные возвышались над этими идеями и деноминациями, к которым примыкали только вульгарные люди.