Читать книгу Пленница Северных земель. Замуж за волка - Группа авторов - Страница 10

Спуск в Трещину был похож на погружение в другое измерение. Синее свечение, исходившее от самого льда, не освещало, а искажало пространство. Тени тянулись неестественно долго, звук их шагов по обледенелой тропинке то пропадал совсем, то возвращался многократным эхом, будто за ними шла невидимая толпа. Воздух был густым, тяжелым и обжигающе холодным – каждый вдох резал легкие, как лезвиями.

Лира шла за Рорком, цепляясь взглядом за его широкую спину. Она сосредоточилась не на страхе, а на ритме своего дыхания и на том странном, тянущем ощущении в груди. Ледяное пятно горело теперь не просто холодом, а каким-то внутренним светом, болезненным и настойчивым, словно второй пульс. И этот пульс, как она начала понимать, бился в унисон с чем-то впереди. С ним? С Сердцами? Со всем этим местом?

Они достигли дна Трещины. Под ногами был не снег, а гладкий, черный лед невероятной толщины, сквозь который угадывались какие-то темные, замерзшие формы – возможно, древние деревья, а может, что-то иное. А в центре, в двадцати шагах от них, возвышались Ледяные Сердца.

Вблизи они были еще внушительнее. Лед был не просто черным – он казался бездонным, вбирающим в себя весь свет и не отдающим ничего, кроме того, фосфоресцирующего сияния, что исходило из самых глубин. Высота столбов достигала десяти метров, а в обхвате сойтись могли три-четыре человека. От них исходила тишина, более громкая, чем любой шум. Тишина вечного одиночества.

Рорк остановился, снял с плеча посох и воткнул его в лед. Камни в глазницах черепа замерцали тревожным, неровным светом.

– Здесь, – сказал он, и его голос был приглушен, словно обернут ватой. – Путь между ними.

Он указал на узкий, не более полуметра, проход между двумя исполинскими столбами:

– Мы должны пройти через него. Вместе. Не останавливаясь. Не оглядываясь.

– Что будет, если остановимся? – спросила Лира, ее собственный голос прозвучал чужим и маленьким в этом ледяном соборе.

– Лед почувствует разрыв в намерении. Или фальшь. Он начнет… поглощать. Сначала тепло. Потом движение. Потом самую мысль о движении. В конце концов, останется только тихий, вечный холод и два новых изваяния для коллекции. – Он кивком указал на основание Сердец. Теперь, присмотревшись, Лира увидела их – смутные, искаженные тени внутри льда. Контуры людей, волков, существ, которых она не могла опознать. Неудачливые искатели истины.

Она сглотнула. Горло было сухим от холода.

– Как мы узнаем, что идем правильно?

– Не узнаем. Мы должны верить. Друг другу. И тому, что между нами есть. Какой бы ни была эта связь. – Он повернулся к ней, и в его глазах не было прежней уверенности. Была та же натянутая, хрупкая решимость, что и у нее. – Ты готова?

Лира посмотрела на проход между колоннами. Он казался тоннелем в самое нутро вечной мерзлоты. Затем она посмотрела на Рорка. На его лицо, изрезанное шрамами и усталостью. На его руки, сжимающие посох так, что костяшки побелели. Он был ее врагом. Ее тюремщиком. И сейчас – единственным якорем в этом море ледяного безумия.

Она не верила в легенды. Но она верила в него. В его силу. В его волю. И, как ни парадоксально, в его ненависть – потому что она была настоящей, а значит, в ней можно было найти опору.

– Готова, – сказала она, и ее голос окреп.

Рорк кивнул. Он протянул ей свободную руку, не глядя. Жест был не романтичным, а практичным – как протягивают веревку товарищу перед сложным подъемом. Лира взяла ее. Его ладонь была грубой, холодной, но хватка – железной.

– Не думай, – прошептал он. – Чувствуй. Иди в моем ритме.

Он сделал первый шаг. Лира синхронизировала свой шаг с его. Они двинулись к проходу.

С первых же шагов давление изменилось. Холод, который был просто физическим ощущением, стал осязаемым, плотным, как вода на большой глубине. Он давил на кожу, на кости, пытался просочиться в легкие с каждым вдохом. Синее свечение вокруг стало ярче, пульсирующим, совпадая с тем странным вторым сердцебиением в ее груди.

Они вошли в проход.

И мир перевернулся.

Холод перестал быть внешним. Он хлынул внутрь. Не через кожу, а через ту самую связь, через их сцепленные руки. Лира увидела – нет, почувствовала – воспоминания, что не принадлежали ей. Не образы, а ощущения: ярость первого превращения под юной луной, боль от потери соплеменника, тяжесть ответственности за целый народ, горечь измены, холод стали, входящей в плоть Эльги… Это был Рорк. Его боль. Его ярость. Его одиночество. Они обрушились на нее, ледяным шквалом, угрожая смыть ее собственное «я».

Она закричала, но звук не издался. Она попыталась вырвать руку, но его хватка была как тиски. И сквозь этот хаос чужой боли она услышала – нет, почувствовала – его голос, не звучащий, а сущностный: «Держись! Это я. Моя боль. Прими ее. Или мы умрем».

Это было невыносимо. Но отступать было некуда. Стиснув зубы, Лира перестала сопротивляться. Она позволила этой чужой боли пройти сквозь себя. Не как через хозяина, а как через проводник. И в ответ, почти неосознанно, она послала в сцепленные руки свою собственную боль. Страх девочки, оставленной на воспитание суровым дяде-командиру. Ярость солдата, впервые увидевшего смерть друга. Холод одиночества среди чужих людей, даже среди своих. Унижение плена. Ледяной ужас от прикосновения Тьмы.

Рорк вздрогнул, его шаг на мгновение замедлился. Она почувствовала, как по связи ударила волна его изумления, а затем – жесткого, безжалостного понимания. Он принял ее боль. Так же, как она приняла его.

И в этот момент, когда их самые темные, самые одинокие части коснулись друг друга и не оттолкнулись, а признали – случилось чудо.

Давление льда не исчезло. Оно… изменилось. Из враждебного, давящего, оно стало нейтральным, тестирующим. Синее свечение перестало слепить. Оно мягко окружило их, и Лира увидела, что их сцепленные руки теперь окутаны тончайшим сиянием – голубым от его края, золотистым от ее. Два света переплетались, создавая между ними третью, новую субстанцию – неяркую, но невероятно плотную и прочную.

Они шли дальше. Теперь им в ноги били не волны боли, а отголоски чувств: мимолетное уважение Рорка к ее стойкости, ее непризнанное доверие к его силе, общая, животная воля к жизни, к победе. Это было странно. Интимно до мурашек. Но уже не разрушительно.

Их шаги стали абсолютно синхронными. Она чувствовала, когда он готовится перенести вес, и делала то же самое. Он чувствовал, как ее нога вот-вот поскользнется на невидимом гладком участке, и незаметно менял положение своей руки, давая опору. Они двигались не как двое людей, а как единый организм с четырьмя ногами и двумя сердцами.

И сердца… они бились. Ее собственное, частое и испуганное, и то второе, ледяное, связанное с пятном. И где-то впереди, в ритм с ними, пульсировали два гигантских Ледяных Сердца. Постепенно, преодолевая хаос, четыре ритма начали искать гармонию. Сначала диссонанс был оглушительным – визгливым скрежетом на грани разрыва. Потом появились первые проблески синхронности. На два удара ее сердца – один удар ледяного пульса. На три шага – одна мощная пульсация Сердец.

Они были уже в самой середине прохода. Ледяные стены по бокам почти касались их плеч. И тут тишина Трещины заговорила.

Не словами. Звуками. Ветром, вывороченным наизнанку. Шепотом забытых имен. Стуком копыт по вечному льду. Вой, который был и радостью, и скорбью. Это был голос самой земли. Голос Севера. И он был полон тоски. Тоски по теплу, по жизни, по свету, который когда-то был ярче.

И сквозь этот голос прорвался другой – древний, холодный, без эмоций. Голод. Абсолютный, бездумный голод Стаи Ночи. И в этом голоде Лира вдруг с абсолютной, неопровержимой ясностью поняла суть. Это не была злоба. Не было желания уничтожить. Это было стремление к покою. К тишине. К состоянию до возникновения тепла, движения, жизни. Стая Ночи хотела не убить мир. Она хотела усыпить его. Навсегда. И в этом желании была своя, извращенная, бесконечно печальная логика.

Рорк тоже это почувствовал. Его рука сжала ее еще сильнее, и в их общий поток хлынула не просто ярость, а жалость. Жалость к этому слепому, древнему голоду. И из этой жалости родилось новое понимание: их нельзя уничтожить в бою. Их можно только… убаюкать. Запереть снова. Дать то, чего они хотели – вечный сон, – но только не здесь, не в мире живых.

Внезапно перед их внутренним взором вспыхнуло видение. Не картина, а знание. Образ места – не Трещины, а другой, более глубокой, скрытой под горными корнями. И способ. Ритуал, требующий не силы, а гармонии. Гармонии двух противоположностей, чьи соединенные голоса могут спеть колыбельную самой Ночи. И ключом… ключом была их связь. Не просто эмпатическая, а ставшая цельной. Та самая «третья субстанция» между ними.

Видение исчезло так же быстро, как и появилось. Но знание осталось, выжженное в самой их сути.

Они сделали последние шаги и вышли из прохода.

Давление спало. Лед перестал пульсировать. Они стояли по другую сторону Ледяных Сердец, все еще держась за руки, тяжело дыша. Сияние вокруг их рук медленно угасло.

Рорк первый разжал пальцы. Его лицо было бледным, пот покрыл виски, но глаза горели каким-то новым, лихорадочным светом.

– Ты… ты это видела? – спросил он хрипло.

– Да, – прошептала Лира. Ее колени подкашивались, но внутри бушевала странная эйфория, смешанная с изнеможением. – Мы… мы получили ответ.

Он медленно кивнул, его взгляд скользнул по ее лицу, потом опустился на ее грудь, где под мехами скрывалось ледяное пятно.

– Оно… – он коснулся своей собственной груди. – Болит меньше. Теплее.

Лира тоже прислушалась к своим ощущениям. Да. Ледяной осколок все еще был там, но его болезненная пульсация утихла. Теперь это было просто… часть ее. Как шрам. Неприятная, но знакомая.

Они стояли молча, глядя друг на друга. Враг и пленница исчезли где-то там, в ледяном коридоре между Сердцами. Остались двое людей, связанные теперь не цепью и не ненавистью, а чем-то гораздо более прочным и пугающим. Общей болью. Общей целью. Общей тайной.

– Значит, легенды были правы, – наконец сказал Рорк, и в его голосе звучало не торжество, а тяжелое принятие. – Ты – Хальдра-вар. А я – Хранитель. И вместе мы… оружие. Или ключ.

– Или и то, и другое, – добавила Лира, глядя на черные, безмолвные Сердца позади них. – Мы знаем, что делать. Но… мы знаем и цену.

Он кивнул. Ритуал, который они увидели, требовал не просто их участия. Он требовал полного слияния. Готовности стать единым целым, возможно, навсегда. Или принести жертву, которой в видении не было названо, но которую они оба ощутили – что-то огромное, возможно, невосполнимое.

– Обсудим это в пути, – сказал Рорк, поворачиваясь и забирая свой посох. Камни на нем теперь светились ровным, спокойным светом. – Нам нужно вернуться. И сказать старейшинам. И начать готовиться. Потому что теперь… теперь у нас есть надежда. И это страшнее, чем когда ее не было.

Он снова протянул руку, на этот раз чтобы помочь ей подняться на небольшую ледяную ступеньку на пути назад. Лира взяла ее. И в этом прикосновении уже не было прежнего напряжения. Была усталая солидарность. Было знание.

Они начали обратный путь из Трещины, оставляя позади молчаливых ледяных стражей. Они несли с собой не просто жизнь, а бремя. Бремя знания, бремя связи, бремя надежды, выкованной в самом сердце льда.

И пока они поднимались по тропе, унося с собой отголосок ритма двух сердец – живого и ледяного, – Лира понимала, что точка невозврата пройдена. Она больше не была пленницей Северных земель. Она стала их частью. Их проблемой. И, возможно, их единственным спасением.

А где-то в глубине, под горными корнями, древний Голод ворочался во сне, почуяв тепло новой, родившейся связи. И впервые за тысячелетия в его бездумной тоске появилась тень чего-то, что можно было бы назвать… любопытством.