Читать книгу Пленница Северных земель. Замуж за волка - Группа авторов - Страница 5

Тишина после «наказания» была иной. Не просто отсутствием звуков. Это была тишина пустоты, вакуума, где даже её собственное дыхание казалось бесстыдным шумом. Половина пайка – миска жидкой, почти холодной похлёбки раз в день – лишь растягивала агонию. Жажда стала постоянным, ноющим спутником. Хейдра не приходила. Никто не приходил. Даже Эйнар, стоявший на посту с каменным лицом, смотрел сквозь неё, как сквозь воздух.

Лира медленно таяла. Не только телом – оно цеплялось за жизнь с упрямством сорняка, – но и духом. Ярость, которую она лелеяла, как последний уголь, начинала гаснуть под холодным пеплом отчаяния. Мысли путались. Она ловила себя на том, что разговаривает сама с собой шепотом, вспоминая лица своих павших солдат, смешные эпизоды из далёкого, солнечного детства в Гранье. Реальность клетки и реальность воспоминаний начинали сливаться в тягучую, безнадёжную кашу.

Так прошло три дня. Или четыре? Время в каменном мешке потеряло форму.

Наступила ночь. Не та, звёздная и ясная, а глухая, когда низкие тучи заволокли небо, и тьма стала абсолютной, как в погребе. Даже отблески костров из лагеря не пробивались сквозь эту пелену. Единственным источником света была бледная, расплывчатая луна, прячущаяся за облаками.

Лира дремала, сидя, прислонившись к стене. Голодный сон был беспокойным, населённым теневыми фигурами. И вдруг её резко вырвало из этого полусна.

Тишина изменилась.

Исчезли привычные ночные звуки: далёкий вой ветра в вершинах елей, скрип деревьев, даже писк полёвки под снегом. Наступила мёртвая, неестественная тишина, которая давила на уши хуже любого грома.

Потом погасли огни. Сначала костры вдалеке, как будто кто-то гигантской стопой втоптал их в снег. Потом один за другим исчезли огоньки в окнах гридхоллов. Лагерь погрузился в кромешную, чёрную мглу.

Лира инстинктивно прижалась к решётке, вглядываясь во тьму. Её сердце забилось тревожно, по-звериному. Это не было похоже на атаку людей. Люди шумят. Кричат. Ломятся с факелами.

Атака пришла беззвучно.

Сначала она увидела движение у самого частокола. Тень? Нет, тени отбрасывает свет, а здесь света не было. Это была сама тьма, принявшая форму. Нечёткий, колеблющийся силуэт, скользящий по снегу, не оставляя следов. Он был ростом с человека, но в нём не было ничего человеческого – только ощущение леденящей пустоты, жадного холода.

Из лагеря донёсся первый звук – короткий, обрывающийся лай сторожевой собаки. Он не перешёл в вой. Он просто… прекратился. Будто пасть, издавшая его, внезапно заполнилась льдом.

Затем раздался крик. Человеческий. Но искажённый до неузнаваемости паникой, переходящей в чистый ужас. Крик сорвался на полуслове.

Тишина снова поглотила всё.

Лира почувствовала, как по спине побежали ледяные мурашки. Это было не страх перед врагом. Это был первобытный ужас перед непознаваемым. Перед тем, что нарушает сами законы природы.

В лагере началась суматоха. Послышались громкие, яростные голоса вирдиров. Рыки, команды. Зажглись факелы – не обычные, а какие-то странные, с голубоватым, холодным пламенем. Они выхватывали из тьмы фрагменты кошмара.

Лира увидела воина-вирдира. Он стоял спиной к её клетке, его топор был занесён. Перед ним колебалась та сама тёмная масса. Воин бросился в атаку с яростным рёвом. Его топор просвистел в воздухе и… прошёл насквозь. Будто через дым. Тень даже не дрогнула. Она просто накрыла его.

Не было звука борьбы. Был тихий, леденящий душу хруст – не костей, а будто ломающегося льда. Воин замер, его фигура на мгновение обрела резкие, угловатые очертания, покрылась инеем. Потом он рухнул на снег, рассыпавшись, как статуя изо льда, ударенная молотом. Факел с голубым пламенем с шипением погас, упав рядом.

Лира задохнулась, судорожно вжавшись вглубь клетки. Её разум, замутнённый голодом, пронзила острая, холодная мысль: «Это… это не их магия. Это что-то другое. Что-то, против чего их сталь и их когти бесполезны».

И следом, как ядовитый росток, пробилась другая мысль, от которой её тошнило:

– Сами виноваты. Дикари. Разбудили какую-то древнюю грязь в своих лесах. Пусть теперь разбираются.

Но злорадство было хрупким, как тот лёд, в который превратился воин. Потому что тьма двигалась. Она не атаковала лагерь, как армия. Она просачивалась в него. Ещё несколько тварей – Стай Ночи, как они их назвали? – выплыли из-за домов. Они двигались к центру поселения, где, как Лира успела заметить, располагался самый большой гридхолл и священный для них камень под открытым небом.

Воины вирдиров, теперь уже в своих звериных или полузвериных формах, бросались навстречу. Это была яростная, отчаянная, но… бессмысленная битва. Клыки и когти проходили сквозь туманную плоть тварей. Мощные удары не наносили никакого вреда. А одно прикосновение тени, один холодный вид этой тьмы – и воин замирал, покрываясь инеем, теряя сознание или падая замертво.

Лира видела, как молодой оборотень в волчьей шкуре прыгнул на спину одной из тварей, вцепившись зубами. Тень даже не обернулась. Она просто как будто «погасла» на мгновение, а когда снова стала видимой, волка на ней не было. Только лёгкий снежный холмик, быстро заносимый ветром.

Это был не бой. Это было избиение. Систематическое, безжалостное уничтожение.

И тут она увидела его. Рорка.

Он вышел из двери главного гридхолла не в образе волка, а в человеческом облике, но казался от этого только больше и опаснее. В руках он держал не топор, а странное оружие – длинное древко, увенчанное черепом какого-то зверя с вставленными в глазницы сияющими камнями. Камни горели тем же холодным голубым светом.

Он не бросился в гущу. Он шёл медленно, целенаправленно, и тени, казалось, чурались его, отступая от голубоватого сияния. Но их было слишком много. Одна, более крупная, чем остальные, выплыла ему навстречу, приняв форму, отдалённо напоминавшую огромного, бесформенного волка из теней и ночного мрака.

Рорк вступил с ней в бой. Это было странное, почти ритуальное действо. Он не рубил, а водил своим посохом, чертя в воздухе светящиеся знаки. Тень отступала, шипя, как раскалённое железо, опущенное в снег. Но не исчезала. Она просто отплывала, чтобы атаковать с другой стороны. И Лира, наблюдая, поняла: даже он, их вождь, их сила, не мог её уничтожить. Он лишь сдерживал.

И в этот момент её взгляд упал на то, что было слева от главной битвы.

У стены одного из домов, возле сложенных дров, кучкой сидели дети. Трое. Те самые, что с любопытством разглядывали её. Они прижались друг к другу, глаза огромные от ужаса, рты открыты в беззвучном крике. Их мать, та самая женщина с охапкой дров, лежала неподвижно в нескольких шагах, её тело было покрыто тонкой коркой инея.

Между ними и главной площадью, где бился Рорк, проползала ещё одна тень. Не такая большая, но смертельно опасная. Она двигалась зигзагами, словно вынюхивая, и её путь неминуемо должен был привести её к дрожащим детям.

Никто не видел их. Все были заняты своим отчаянием. Рорк оттеснял большую тень. Другие воины гибли или пытались спасти своих.

Лира замерла. Мысли пронеслись вихрем:

«Это их дети. Дети тех, кто убил Бренна и Келлу. Кто держит меня в клетке. Кто сломал мой засов и бросил меня, как щенка».

Злорадство снова попыталось поднять голову: «Пусть познают потерю. Пусть».

Она посмотрела на детей. Девочка прижимала к груди младшего, мальчика, который беззвучно плакал, уткнувшись лицом в её меха. Второй мальчик, Эрвиг, тот, что спрашивал, кусается ли она, сжал в кулаке маленький деревянный кинжал и смотрел на приближающуюся тень с выражением, в котором был и ужас, и отчаянная решимость защитить своих.

В её памяти внезапно, ярко и болезненно, всплыл образ. Не из учебников. Не из проповедей о злобных оборотнях. Образ командира граньских стражей, старого ветерана Торгрина, который говорил им, новобранцам: «Честь воина – не в том, кого он убивает. Она в том, кого он спасает. Даже если этот „кто“ – твой враг вчера. Потому что перед лицом настоящей тьмы граница проходит не между людьми и нелюдями. Она проходит между жизнью и смертью. И ты всегда должен быть на стороне жизни».

Тень была уже в десяти шагах от детей. Эрвиг выставил вперёд свой игрушечный кинжал. Его лицо было мокрым от слёз, но рука не дрожала.

И что-то в Лире щёлкнуло.

Она не подумала. Не взвесила. Она действовала. На чистом, отточенном годами инстинкте стража, чья работа – стоять на стене между миром и тьмой.

Цепь. Тяжёлая, скрученная Рорком цепь на решётке. Она рванула её с такой силой, на какую только было способно её истощённое тело. Железный узел, завязанный его руками, не поддался. Но прутья решётки, старые и проржавевшие у основания, где они крепились к камню, – подались. С оглушительным, рвущим душу скрежетом один из прутьев вырвался из каменной гнезда. Потом второй. Образовалась дыра. Небольшая, но достаточная.

Лира проскользнула в неё, разорвав мех куртки о острый край. Она вывалилась на снег и, не вставая на ноги, поползла, а потом побежала.

Её не видели. Вся ярость битвы была сосредоточена в другом месте. Она неслась по снегу, её босые ноги (сапоги она скинула, чтобы не скользить) мгновенно онемели от холода), сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди.

Тень была уже в двух шагах от Эрвига. Она вытянулась, приняв форму копья из мрака, направленного прямо на него.

– ЭЙ! – крикнула Лира, и её голос, хриплый от неиспользования, прозвучал как выстрел.

Тень замерла, повернулась к ней. Если у неё и было лицо, то оно было просто воронкой из ничего, всасывающей свет и надежду.

Лира оглянулась. Ничего. Ни оружия, ничего. Только снег и дрова. Она схватила первое, что попалось под руку – толстое, короткое полено. Это было смешно. Это было безнадёжно.

Она стала между тенью и детьми.

–Убирайся! – прохрипела она, размахивая поленом перед собой, как факелом.

Тень поплыла к ней. Холод, исходящий от неё, был физическим ударом. Лира почувствовала, как влага на её коже и в дыхании мгновенно превращается в иней. Она отступила на шаг, поднимая полено для удара. И поняла, что это бесполезно.

Но она отступала, уводя тень от детей. Шаг за шагом. Её спина была к стене дома. Тень приближалась, заполняя собой всё пространство перед ней. Лира сжала полено, готовясь к последнему, отчаянному броску. Мысленно она попрощалась. С Гранью. С жизнью, которая могла бы быть.

И тут тень накрыла её.

Не было боли. Был всепоглощающий, абсолютный холод. Холод, который проникал не в кожу, а в самую душу. Он высасывал силы, волю, память. В глазах потемнело. Она почувствовала, как её пальцы разжимаются, полено падает в снег беззвучно. Она падала вслед за ним, в эту бездну ледяного небытия.

Последнее, что она увидела перед тем, как сознание начало гаснуть, – это вспышку яростного голубого света и огромную тёмную фигуру, врезавшуюся в тень со стороны. Рык, полный такой первобытной ярости, что даже холод отступил на мгновение.

Потом тьма. Тихая, милосердная и бесконечная.