Читать книгу Пленница Северных земель. Замуж за волка - Группа авторов - Страница 7

Тепло гридхолла было обманчивым. Оно согревало кожу, но не могло проникнуть глубже, к тому ледяному осколку, что засел у неё в груди. Лира лежала, прислушиваясь к странным симфониям чужого дома: скрипу половиц под чьими-то мягкими шагами, бормотанию женщин у очага, плачу младенца из-за перегородки. Она была внутри жизни, которую всего несколько дней назад считала достойной лишь уничтожения. И эта жизнь теперь её терпела.

Дверь в её угол, отгороженный тяжёлым шерстяным пологом, откинулась. Вошла Хейдра с деревянным подносом.

– Сиди, – бросила она, увидев, что Лира пытается приподняться. – Ешь. Надо возвращать силы.

На подносе была та же похлёбка, но гуще, с куском тёмного хлеба и даже ломтиком копчёного мяса. И кружка с отваром, запах которого был теперь знакомым и почти… успокаивающим.

Лира приняла поднос. Руки дрожали от слабости.

– Спасибо, – произнесла она тихо, и это слово, обращённое к одной из них, показалось ей странным на языке.

Хейдра фыркнула, усаживаясь на табурет рядом.

– Не благодари. Это не доброта. Это необходимость. Ты теперь как стрела, застрявшая в ране. Вырвать – кровища хлынет. Оставить – нагноится. Так что лечим.

Прямота старухи была почти оскорбительной, но в ней была какая-то честность, которой не хватало сладкой лжи южного двора. Лира ела молча, чувствуя, как пища возвращает ей связь с реальностью.

– Отметину посмотреть надо, – заявила Хейдра, когда тарелка опустела.

Лира безропотно расстегнула рубашку. Пятно не изменилось. Бледное, ледяное на ощупь, с синевой по краям. Хейдра внимательно осмотрела его, прикоснулась сухими, жёсткими пальцами. Её лицо не выражало ничего, но глаза сузились.

– Хуже не стало. Отвар держит. Но это не лечение. Это отсрочка.

– Что это такое? – спросила Лира. – По-настоящему.

Хейдра откинулась на спинку табурета, её взгляд стал отстранённым.

– Стаи Ночи… это не звери. Не духи в нашем понимании. Это голод. Первобытный, древний голод, который был ещё до людей, до волков, до солнца. Он питается теплом. Жизнью. Памятью. Прикосновение оставляет… пустоту. Отметину холодного ничто. Со временем оно может расти. Пожирать тебя изнутри. Или… привлекать других.

– Рорк сказал, она может вернуться за мной.

– Он прав. Ты теперь маяк в ночи для них. Слабое, тёплое пятно на фоне вечного холода.

Лира сглотнула, охваченная новым страхом.

– Значит, пока я здесь, я подвергаю опасности ваш лагерь.

– Лагерь? – Хейдра горько усмехнулась. – Дитя, они уже здесь. Они были здесь всегда, спали под снегом. Что-то их разбудило. И твоё появление… совпадение слишком удобное, чтобы быть случайным.

Она встала, пошла к небольшому сундуку у стены и вынула оттуда свёрток из выбеленной кожи. Развернула его на коленях. Внутри лежали не инструменты, а странные предметы: пожелтевшие кости с выцарапанными рунами, засушенный чёрный цветок, похожий на паука, и гладкий, тёмный камень, в котором, казалось, плавали туманные завитки.

– Старейшины шепчутся о пророчествах, – сказала Хейдра, не глядя на Лиру, проводя пальцем по камню. – О «раздвоенном сердце, что станет целым перед лицом древней Ночи». О «крови юга и плоти севера». Бредни стариков, которые слишком много курят священных трав. – Но в её голосе не было убеждённости. Была усталая покорность перед возможной истиной.

– Вы думаете, это про… нас? Про меня и… – Лира не могла закончить.

– Не знаю, что я думаю, – резко оборвала её Хейдра. – Я знаю, что Рорк, который ненавидит вашу породу лютой ненавистью, спас тебя. Вытащил из когтей Тьмы, когда любой другой на его месте дал бы тебе умереть как глупой южанке. Я знаю, что твоя кровь, пролитая на наш снег, не впиталась, а застыла странными узорами. И я знаю, – она пристально посмотрела на Лиру, – что, когда мы вчера обрабатывали ему рану, он вздрогнул и схватился за грудь в том же месте, что и ты. И его шрам… он был холодным.

Лира почувствовала, как холодеет её собственное пятно, будто в ответ на эти слова.

– Это… невозможно.

– Многое было невозможно, пока не случилось, – философски заметила Хейдра, заворачивая свои реликвии. – Теперь слушай. Рорк приказал готовить тебя. Не к пиру, а к суровой правде. Когда встанешь на ноги, вы начнёте тренировки. Вместе.

– Тренировки? Для чего?

– Чтобы выжить. А если верить бредням стариков – чтобы стать оружием. Он будет учить тебя чувствовать землю, ветер, лёд не как враг, а как… часть ландшафта. А ты, – в голосе Хейдры прозвучала тень насмешки, – должна будешь научить его тому, что знаешь сама. Тактике, дисциплине, всему тому, что сделало из тебя капитана. Он этого не скажет. Он будет булькать и рычать как раненая росомаха. Но он примет. Потому что должен. Потому что Стая Ночи не даёт выбора.

Лира откинулась на подушки, её ум пытался переварить всё это. Из пленницы – в ученицу? Из врага – в… напарника?

– Почему он согласился? Он ненавидит меня.

– Он ненавидит угрозу своему народу больше, – просто сказала Хейдра. – А ты, похоже, часть этой угрозы и, возможно, часть ответа. Для Рорка этого достаточно. Не ищи в его поступках сердца, девочка. Ищи холодный расчёт. Так ты меньше разочаруешься.

Старуха собрала поднос и направилась к выходу. У полога обернулась:

– И ещё кое-что. Связь, если она есть… она не спрашивает разрешения. Она может проявиться в чём угодно. В боли. В снах. В внезапном знании мыслей другого. Не пугайся. И не цепляйся за это. Это инструмент. Не более. Поняла?

Лира кивнула, не в силах вымолвить слово. Хейдра исчезла за пологом, оставив её наедине с тревожными мыслями и ледяным пятном на груди.

Прошло ещё два дня. Лира начала потихоньку ходить по гридхоллу, вызывая смешанные взгляды обитателей: любопытство детей, настороженность женщин, холодную оценку стариков. Сигрид однажды молча протянула ей пару тёплых носков из шерсти, грубо связанных, но невероятно ценных в этом холоде. Жест был красноречивее любых слов.

На третий день её вызвали во двор.

Морозный воздух обжёг лёгкие, но после духоты дома это было почти приятно. Солнце слепило, отражаясь от белоснежного наста. В центре очищенной от снега площадки стоял Рорк.

Он был без верхней одежды, лишь в плотной шерстяной тунике, рукава которой были закатаны, обнажая мощные, иссечённые шрамами предплечья. В руках он держал два деревянных тренировочных меча – коротких, грубо обтёсанных, но сбалансированных.

Он кивнул на второй меч, лежащий в снегу у его ног.

– Возьми.

Лира подняла его. Дерево было холодным и шершавым. Вес непривычным – легче, чем её стальной «язык», но с другим центром тяжести.

– Ты будешь атаковать, – сказал Рорк, принимая базовую стойку. Его собственная стойка была шире, устойчивее, рассчитанной на мощные рубящие удары. – Покажи мне, как сражаются граньские стражи. Всё, что знаешь.

Лира колебалась. Это была ловушка? Унизительная демонстрация её слабости?

– Я не в форме, – пробормотала она.

– Никто не в форме, когда приходит смерть, – парировал он. – Атакуй. Или я приму это за отказ от сотрудничества, и мы вернёмся к варианту с цепью.

В его голосе не было злобы. Была деловая отстранённость. Это задело её сильнее насмешки. Лира сжала рукоять меча, приняла свою стойку – более высокую, подвижную, с акцентом на выпад и быстрые уколы. И бросилась в атаку.

Первый удар был быстрым, как змеиный язык, и направленным в горло. Рорк даже не сдвинулся с места. Он просто поднял своё тренировочное оружие и принял удар на крестовину. Древесина глухо стукнулась. Отдача болезненно отозвалась в её ослабленных руках.

– Слишком прямо, – прокомментировал он. – Предсказуемо.

Лира отступила, сменила угол, нанесла удар по ногам. Он блокировал его, опустив меч вниз, снова почти не двигаясь.

– Лучше. Но ты ждёшь, пока я отреагирую на первый удар. Не жди. Комбинируй.

Она заставила себя забыть о боли, о слабости. Она атаковала снова и снова, пытаясь использовать свою скорость, свою технику. Но он был как скала. Его блоки были минималистичными, точными, не тратившими лишней энергии. Он не контратаковал. Он просто парировал, изредка оттесняя её в угол площадки.

Пот, несмотря на холод, выступил у неё на лбу. Дыхание сбилось. А он стоял, почти невозмутимый, лишь его глаза внимательно следили за каждым её движением, словно читали её, как открытую книгу.

– Ты думаешь, как человек, – сказал он наконец, опуская меч. – Ты видишь противника, точку атаки, план. Это хорошо. Против людей. Против Стаи Ночи это бесполезно. У них нет слабых точек. Нет плана. Есть только голод.

– Чему ты тогда меня учишь? – выдохнула Лира, опираясь на меч.

– Чувствовать, – ответил он, подходя ближе. – Не думать, а чувствовать. Поток боя. Намерение. Даже если намерение – просто поглотить. Ты спасла детей, потому что почувствовала угрозу им, да? Не потому, что рассчитала.

– Это был инстинкт.

– Инстинкт – это и есть чувство, – парировал он. – Первое, чему тебе нужно научиться – чувствовать не только себя, но и… – он запнулся, как будто подбирал слова, – …пространство вокруг. Друг друга. Если эта связь, о которой болтают старейшины, реальна, она должна работать на поле боя. Или она бесполезна.

Он внезапно занёс меч для короткого, резкого удара по её голове. Лира инстинктивно отпрыгнула назад, подняв своё оружие для блока. Но удар не последовал. Рорк замер, его лицо исказила гримаса боли. Он схватился левой рукой за правое предплечье, как будто его ударили именно там.

Лира почувствовала странный, резкий укол в своём собственном предплечье, в том же месте. Мимолётный, как удар иглой. Она вскрикнула от неожиданности.

Они стояли, смотря друг на друга через площадку, оба держась за руки. В глазах Рорка бушевало отвращение, смешанное с изумлением. В глазах Лиры – чистый, немой ужас.

– Что это было? – прошептала она.

Он опустил руку, лицо снова стало непроницаемым, но в его взгляде что-то надломилось.

–Теория, которая только что получила подтверждение, – сквозь зубы произнёс он. – Хейдра говорила. Боль. Общая.

Он резко повернулся и швырнул свой тренировочный меч в сугроб.

– На сегодня достаточно. Завтра начнём с основ. С того, как слушать ветер. Как не думать.

И он ушёл, оставив её одну на площадке, с дрожащими от усталости и от чего-то большего руками.

Лира смотрела на своё предплечье. Никакой раны. Ни синяка. Но призрачная боль ещё пульсировала под кожей. Та же самая, что была у него. Она коснулась ледяного пятна на груди. Оно, казалось, отозвалось слабым, глухим холодным стуком, будто второе, крошечное сердце изо льда.

Она подняла взгляд на опустевшую площадь, на заиндевевший частокол, на суровые лица вирдиров, наблюдавших за ними из-за углов домов. Ни цепей, ни клетки. Но новые оковы, невидимые и куда более страшные, уже смыкались вокруг неё. Оковы из боли, необходимости и странной, пугающей связи с тем, кого она должна была ненавидеть.

Договор был заключён. Не на пергаменте, а на костях и на льду. И первой его печатью стала общая боль.