Читать книгу Кладоискатель. Роман - Леонид Лернер - Страница 7
Часть первая
Глава 5. Теория
ОглавлениеНовиков готовился к путешествию с параноидальной тщательностью. По пять раз в день проверял содержимое сумок, пришёл в отчаяние, услышав, что в «экспрессе» нет спального вагона:
– Категорически никаких попутчиков!
– Значит, возьмём целое купе.
Сергей Владимирович запланировал старт на 22 августа: «Всё рассчитано до мелочей». Но поезд прибывал в Магнитогорск в субботу, к открытию местного рынка, и челноки скупили все билеты.
– А двадцать четвёртого, – сказала дама в окошке, – будет пустой.
Новиков быстро согласился:
– Отлично. Я заложил сорок восемь часов на непредвиденные задержки.
«Астрология какая-то», – подумал Миша.
Неожиданно выяснилось, что Южный Урал – отнюдь не чужие Новикову места: его предки жили в Башкирии, а с тамошней роднёй он до сих пор переписывается. Гольдин хотел уточнить про семью, но Сергей Владимирович пропустил вопрос мимо ушей. «Он уже столько раз пресекал мои попытки пощупать свою личную историю… Так что здесь не противоречие, а стратегия». Но копать дальше было лениво и бессмысленно.
Новиков отправился в аптеку «пополнить медицинский эн-зэ», а Миша с ужасом изучал растущую с каждым часом гору «необходимых мелочей». Он раскрыл один из пакетов и вытащил оттуда десяток парафиновых свечей – лишний, как ему представлялось, килограмм груза; свечи, а также запасной – третий – фонарик Гольдин отнёс в кухню и cпрятал глубоко в шкаф за металлическую коробку с гречкой. Проинспектировал ещё пару свёртков, но там не могло быть безболезненных изъятий: Новиков категорически настаивал на «резервном плаще» и «минимум пятидесяти метрах хорошей верёвки». Миша поднял за одну лямку свой «Ермак», чертыхнулся, опустил на место и подошёл к окну. Облюбовавшие детскую площадку алкаши, как обычно, приставали к Берте Карловне, задумчиво стоявшей на крыльце библиотеки. Они клянчили у неё стаканы, и после долгих уговоров библиотекарша всякий раз позволяла одному из страждущих зайти внутрь и взять необходимое количество посуды… Последние пару лет Сергей Владимирович, по его словам, был главным посетителем читального зала. Однако и он ходил туда не за книгами, а для того, чтобы поболтать с «приятной дамой своего возраста» и попить чаю.
Миша минуты две наблюдал за алкашами, но они вели себя на удивление тихо – сортировали окурки, считали деньги, – и вернулся к туристическому снаряжению. Но больше ничего выудить не успел.
– Всё в ближайшей аптеке нашлось! – победно провозгласил с порога Новиков.
Скорее объёмный, нежели увесистый мешочек с таблетками, бинтами и пузырьками водрузился «на своё место» в куче барахла. А старик, утратив интерес к вещам, метнулся к одной из настенных схем. Он что-то бормотал себе под нос, пытаясь отыскать на листе бумаги свободный пятачок для новой закорючки.
– Вы говорили, что после… э-э-э… опустошения сном… человек упирается взглядом в некую надпись или символ, считывает его и в него же бессознательно погружается… – Новиков неприятно заскрипел фломастером. – Но ведь на плакатах такая неразбериха…
Не переставая скрести, Сергей Владимирович довольно сухо ответил:
– Никто никуда не погружается.
– Я так запомнил…
– Человек, скорее, присоединяется к энергетическим потокам, способным вынести его в нужное место. Разумеется, «потоки», «энергия» и «место» – условные термины, пустые слова. Боюсь, их ты тоже абсолютизируешь…
– Но как здесь обнаружить… ссылку на нужное место?
– Налицо досадное недоразумение, – Сергей Владимирович перестал скрипеть и плюхнулся в кресло. – Эти схемы не имеют никакого отношения к практике опустошения. Это мои рабочие материалы. И я не понимаю, почему ты решил, что, раз они висят на стене, я обязательно должен упираться в них взглядом с утра пораньше.
Миша чувствовал себя полным идиотом.
– Что касается бумаг… Для этого требуется оптическое приспособление весьма сложной конструкции. И опыт длится долго. Но самое главное – тебе нет никакой необходимости его повторять…
– Тогда зачем вы мне всё это рассказывали?
– Ну, как… иллюстрацию возможностей. Твоя манера достижения искомых состояний будет сильно отличаться.
Вечером зашли Саша и Соня. Новиков шепнул Гольдину:
– Придумал для них неплохую версию…
Миша спросил, есть ли для него какая-то роль, но Сергей Владимирович отмахнулся с улыбкой.
Соня была бы счастлива поучаствовать в экспедиции, но рассудила, что уговоры бесполезны, и помалкивала. Рудаков делал вид, что столь внезапно принятое решение вызывает у него тревогу. Впрочем, накануне Соня по секрету сообщила Гольдину, что на самом деле возмущается Саша вяло. А на большее у него просто нет времени и сил, поскольку он очень занят, помогая известному адвокату в одном запутанном деле, и участие в этом процессе открывает перспективы.
– А Катя будет? – ехидно спросила Соня.
– Сегодня – в самом узком кругу, – заверил Новиков.
Некоторое время все молча поглощали салаты. Но скоро Саша заёрзал на стуле, а Соня со значением уронила рюмку. Пауза затягивалась. Рудаков не выдержал и встал из-за стола, промычав «идиотизм». Соня подмигнула Гольдину. Он растерялся, поскольку в этот момент подумал, что в мыслях уже изменил ей с Катей.
Сергей Владимирович заговорил неожиданно, и Рудакову пришлось бежать из кухни с сигаретой в руке.
– Клад нас ждёт презанятный и, возможно, богатый – навроде Акуловского…
– Опять такой же древний?
– Революционный, конец 1910-х. Господа прятали сокровища в надежде, что через какое-то время всё вернётся на круги своя, волнения улягутся, и можно будет снова спокойно владеть ценностями. Некоторые из таких кладов устраивали впопыхах, другие – со всей тщательностью. А хозяева в большинстве случаев погибли. Или эмигрировали. Говорят, были даже такие, кто от страха забыл, где тайник.
Новиков на мгновение замер, но поскольку шутку никто не оценил, вздохнул и сказал, что клад «имеет историю». Некто Романов, управляющий металлургическим заводом, с появлением большевиков на Урале решил бежать за границу. Организовал целый караван, нанял охранников. Но по дороге на подводы напали лихие люди, конвоиры разбежалась, а в завязавшейся перестрелке Романова убили. Сокровища достались разбойниками, главарь которых – звали его Никифор Кислов – в советское время стал следователем прокуратуры. В один прекрасный момент он раскрыл заговор с участием – вот совпадение! – всех своих бывших сподвижников по воровскому промыслу. Кислов остался единственным хранителем тайны и, судя по всему, намеревался отправить богатство в Москву, куда его вот-вот должны были перевести по службе. Но повышения он так и не дождался: в 1935-м предприимчивого оперативника арестовали…
История всем очень понравилась. Соня слушала с раскрытым ртом, а Саша, едва Новиков закончил, выпалил давно мучивший его вопрос:
– В прошлый раз вы сказали, что это дело почему-то очень важно именно для вас с Мишей…
– Ну, идея состоит… Я хочу, чтобы этот клад Миша отыскал самостоятельно…
– Понятно, значит обучение приносит плоды… – Саша криво усмехнулся. – Ну, вы же будете подстраховывать? Инициация и всё такое…
Соня укоризненно бросила брату:
– Достал уже с дурацкими комментариями. Если не улавливаешь тонкостей… нашего дела – сиди и помалкивай.
Саша слегка опешил и пробурчал что-то про сумасшедших.
Потом Новиков долго объяснял девушке, чем ей заняться в его отсутствие – какие-то мелочи, вроде полива цветов.
Уже в дверях, немного отстав от друзей, Миша спросил у Сергея Владимировича:
– Это правда… насчёт разбойников?
– А как же. Но это не самый удачный клад. Если сразу откроется, тогда игра стоит свеч. Но можно и провозиться… У клада много хозяев… А коллективное владение, ну, оно создаёт своеобразный шлейф, следы путаются… Это как разинские клады: они точно есть, но никто эти бочки с серебром найти не умеет. Поэтому гарантии никакой нет. Но повод, согласись, достойный.
– А металлургический завод – не Тирлянский? В истории про Соснина тоже был богатый управляющий…
– Он самый, полагаю, – закивал Новиков. – Но это просто совпадение…
На лестнице Саша тронул Гольдина за рукав:
– Мне сегодня надо ещё кое с кем повидаться… Сестру проводишь? Неспокойное время…
– Не вопрос. «Пора уже с ней объясниться».
Рудаков аккуратно вырулил из двора, а они с Соней пошли к «Измайловской». Девушка то и дело оглядывалась.
– Катю высматриваешь?
– Ага… Весь вечер о ней думала… Притаилась за дверью, чтобы гадость какую-нибудь сделать…
– Не её стиль.
Соня пожала плечами. После очередного порыва ветра она застегнула куртку на все пуговицы и взяла Мишу под руку.
– Я боюсь Катю. Она зловещая и… соблазнительная.
– Да, ты тоже, в общем, соблазнительная…
– Она – совсем другое, – Соня сделала вид, что пропустила комплимент. – Она слишком очевидно пытается тебя соблазнить. По-моему, с каким-то умыслом. И я чувствую, что тебя надо защищать…
– Это приятно. Но защищать-то не от чего…
Когда они сели в вагон, Соня стала говорить о Саше, что он работает по двадцать часов в сутки в своей конторе. Девушка спросила, обсуждают ли Миша с Сергеем Владимировичем перспективы предприятия, и кому какую роль Новиков отводит. Угадав, куда она клонит, Гольдин сказал, что старик не ждёт от Саши одержимости и готов к тому, что рано или поздно он выйдет из игры. Соня о чём-то задумалась, потом – они как раз проезжали самое шумное место в тоннеле – прокричала:
– Ты пока ему не докладывай, но Саша сказал сегодня, что больше на собрания ходить не будет. Времени у него нет…
Поезд остановился и она продолжила нормальным голосом:
– И извозчиком едва ли… Но если возникнут юридические проблемы, или товарищи из Института проявятся – он всё обещал взять на себя.
Уже около дома Соня снова заговорила о «предстоящих событиях».
– Я понимаю, что путешествие и весь вообще… проект с Сергеем Владимировичем – самое для тебя главное… – она произнесла это таким тоном, что Гольдин рассмеялся.
– Соня, у тебя крыша совсем поехала. Могучая фигура Новикова не заслонила от меня весь остальной мир… Учитывая твоё в нём присутствие…
Второе полупризнание прозвучало ещё пошлее, но Соня опять притворилась, что ничего не замечает.
– Мне действительно важно, чтобы у тебя всё получилось в этом деле…
– В каком деле?
– Не знаю… Но оно существует. А Катя хочет помешать.
Миша раскрыл было рот, чтобы порассуждать о «маниях», но девушка, чмокнув его в щёку, убежала «печь пирожки в дорогу». В общем, он опять упустил шанс.
Минут за сорок до отправления поезда Миша кое-как утрамбовал вещи в багажные ящики и вышел на перрон.
Провожала их только Соня: занятый Саша наилучшие пожелания передал через сестру. Рудакова была ласково-приветливая, и Гольдин решил, что она всё-таки уловила давешние намёки. Но болтала всё больше о пустяках, изобретая для себя специфический уральский подарок. Новиков сообщил, что из достойных внимания вещей на Урале есть металл, малахит и растения. Что за растения, он не уточнил, спохватившись, купил ли Миша запасные «элементы питания» для приёмника.
– У нас не будет времени таскаться по магазинам! В два ночи сойдём, и сразу в путь.
Миша представил Сергея Владимировича, бредущего по незнакомым лесам при свете луны.
Наконец, девушка сказала, что её устроит малахит.
Гольдин стоял рядом с Соней, повернувшись лицом к вагону, и думал, что ситуация для признания – самая удачная: раскрыл душу и уехал. «Девушка вроде Сони – приятная во всех отношениях да к тому же преданная непонятному делу – совершенно необходима. Но не помешает ли „дело“ развитию намечающегося романа…»
Вдруг кто-то, незаметно подкравшись сзади, закрыл ему глаза руками. Гольдин вздрогнул и резко обернулся.
– Надеялись, что я не приду?
Катя дружелюбно поздоровалась с Соней и подозвала переминавшегося с ноги на ногу высоченного парня с грязными волосами:
– Это Сева. Он в нашей группе на бас-гитаре играет. С репетиции на полчаса улизнули…
– А мы и не знали, что ты музицируешь… – Соня опомнилась быстрее всех.
– Так я перестала, когда с Сергеем Владимировичем познакомилась… – Катя говорила медленно, утяжеляя каждое слово для пущей значимости. – А теперь ай эм бэк.
– Что же вы такое играете? – Соня весьма кстати взяла инициативу в свои руки. Сначала Сева отмалчивался, но потом они втроём стали бурно дискутировать о фатальной несовместимости Башлачёва и Цоя. Воспользовавшись моментом, Миша с Новиков отошли в сторону.
Старик не на шутку перепугался, что Катя увяжется за ними.
– Сева для прикрытия. Она точно что-то замышляет… – согласился Гольдин. – И говорит неестественно, как будто роль заученную…
Через пару минут Катя возникла у Миши на спиной.
– Не бойтесь, никуда за вами не поеду. Сейчас у меня снова группа убер аллес.
Она вручила Мише мягкую шоколадку и вернулась к басисту и Соне. После такого демарша подозрения Гольдина укрепились. Лишнее подтверждение – впервые за всё время знакомства на девушке было симпатичное платье, а не рваные джинсы. За пять минут до отправления, Катя заявила, что ей надо на Ярославский, кивнула Мише и Новикову, и они с Севой быстро смешались с толпой.
– Почти уверен, что поедет в нашем же поезде, – сказал Новиков.
– Да, шито белыми нитками. Но не за волосы же оттаскивать… Будь что будет. Не навредит.
Провожающих попросили выйти из вагона. Соня обняла Гольдина, Новиков поцеловал её в лоб, что-то прошептал на ухо, и она послушно закивала.
Потом девушка махала им рукой, и Миша даже высунулся из окна, пребывая в сомнениях, стоило ли сегодня расставить точки, или же всё само собой сложилось наилучшим образом.
– Ну, вот и поехали…
Новиков поудобнее уселся и отодвинул занавеску. Он щурился на проносящийся мимо город, читал вслух названия платформ, мурлыкал под нос весёлую песенку. После «Перово» попросил открыть бутылку с водой.
– Полтора дня ехать… Программа занятий обширная…
– Каких ещё занятий?
Гольдин разложил обе постели, объяснил проводнице, почему они едут без попутчиков: у профессора странная душевная болезнь – что-то типа агорафобии…
Перспектива провести в поезде тридцать с лишним часов не радовала. К счастью, было не очень жарко, и другие пассажиры не возмущались открытыми окнами. Миша прихватил с собой томик «Заратустры» Ницше. О специальной программе услышал впервые.
– О кладах будем беседовать… – провозгласил Сергей Владимирович.
– А разве не всё обсудили?
– Собственно о кладах и не начинали…
Новиков надел тапочки, повесил полотенце на шею и засеменил в уборную.
Через два часа они сели обедать. Продукты в дорогу собирала Соня, и содержимое пакетов путешественники изучали с чувством запланированного разочарования: много пирожков с капустой и рисом, овощи и три куска сыра. Хлеб, масло, печенье. И ничего мясного: недавно Соня объявила себя вегетарианкой и Мише с Сергеем Владимировичем советовала сделать то же самое. Они упорно отказывались.
– Первая большая остановка в Рязани… Купим курицу… – Сергей Владимирович вяло жевал зелень. – Подловила нас! Но в Рязани отыграемся…
– Забавно получится: мы отыгрываемся, а навстречу нам – Катерина.
Ответить старик не смог: он старательно выискивал, куда лучше всего укусить пирожок. Но по движению глаз Гольдин понял, что эта проблема волнует и его.
– Пожалуй, лучше бы Катя совсем исчезла… Увлеклась бы своим басистом…
«Но чувак-то прыщавый. А Катя – опрятная и очень хорошенькая».
Новиков по-прежнему жевал. Он покачал головой: избавиться от Кати совсем не так просто. Потом с ухмылкой посмотрел Гольдину прямо в глаза: хочешь ли ты этого на самом деле? Миша не сообразил, как ответить, и решил перевести разговор в иное русло.
– Что она знает? Вы же с ней много общались…
– Ну, порядочно, – Новиков глотнул минералки.
– Не было ли… ошибкой допускать её на наши беседы? – Сергей Владимирович завертел головой.
– Она так приклеилась… неожиданно и крепко, хотя мне практически всегда удаётся избежать нежелательных встреч… Могла бы на её месте оказаться какая-то малозаметная студентка, наблюдала бы себе тихонько…
– Вы планировали студентку? – но Сергей Владимирович не обратил внимания на эту реплику.
– Я не мог сопротивляться её… приближению, – старик налил ещё минеральной воды.
– И как нам с ней бороться?
Новиков долго и с удовольствием пил.
– А зачем с ней бороться, Миша? Она непростая и забавная. Я к ней уже привык… У меня ощущение, что мы с ней… на одной волне. Это странно, непонятно, это… странно.
– Странно. Так же странно, как и то, что Катя была у вас, когда вы разыграли этот спектакль с якобы лекцией про опустошение памяти?
Сергей Владимирович посмотрел на Гольдина с удивлением.
«А чего здесь удивительного?» – Миша уже несколько дней ругал себя за нерешительность в плане прояснения этой истории. Ну, и ещё пары вопросов, постоянно крутившихся в голове.
– Что это было? Я сразу не спросил, потому что ждал, пока вы сами выскажетесь! Вы в курсе, как я к вам отношусь, догадываетесь уж точно, что значите для меня… с некоторых пор. Вы мой учитель. Хоть я и не совсем понимаю, что мы изучаем. Я-то для вас кто? У меня возникло ощущение… кролика! Не сразу, а когда я анализровал постфактум. Это не совсем честно, нет? Извините, что говорю жёстко. Но мне хотелось бы получить ответы.
Сергей Владимирович улыбнулся.
– А я даже рад этому взрыву. Я рад твоим вопросам и постараюсь на них ответить, – он привстал и закрыл дверь в купе. – Катя пришла по моей просьбе. Её функция – отвлечь тебя, переключить внимание, зациклить. Ты сразу стал думать, что это необычно, неправильно и так далее. Она ничего не делала. Просто присутствовала. Ты сам догадался уже – мы оба балансируем на какой-то грани. Я – давно, ты, смешно сказать, – четыре месяца! Я чуть-чуть умею не замечать эту грань, ты – научишься, если захочешь…
– Я хочу…
– Конечно! Реальная реальность мне привычна и близка, я в ней живу. Я в ней пью этот «Нарзан», я в ней опасаюсь и одновременно надеюсь на внезапное появление Кати, потому что она может нам как-то помочь. Не спрашивай, я пока не знаю, как именно. Но вот, помнишь, ты тогда интересовался, почему у меня сугубо научные книжки перемешаны со всякой эзотерикой? В этом всё дело. Я не могу объяснить Метод близким тебе схоластическим языком, в формате здравого смысла. Потому что в формате здравого смысла это выглядит как чушь какая-то, обнаруживается масса неувязок, несостыковок, слабых мест – не-у-бе-ди-тель-но! Или даже глупо. И с этой точки зрения – Метод не существует, нет его, забыли!
Сергей Владимирович перевёл дух.
– Один мой старый знакомый… такой же старый, как я, физик-теоретик и большой пропагандист йоги, лет двадцать назад пытался заразить меня своей физкультурой. Но какой из меня спортсмен?! Он мне подсовывал слепые копии разных трактатов – про медитацию, концентрацию, сознание и тому подобное… И я оттуда взял кой-чего для своей науки! И стал дальше копать. И это была уже не наука, а практика…
– То есть вы духовидцем стали?
– Отчасти. Я вижу, понимаю, но объяснить не могу! – Новиков развёл руками. – Не могу объяснить ни про Метод, ни про Место… Вот, когда я тебе про опустошение памяти рассказывал, я на самом деле хотел тебя как-то за эту грань вытолкнуть. Это была простенькая такая психологическая игра. Псевдогипноз любительский, или что-то вроде того… Ну, ты сам догадался.
– Догадался. И вам это удалось…
– Да, и главное – ты увидел, что это возможно, необходимо и… правильно! Надо примириться с обычной реальностью и двигаться дальше. Надо искать Место. Надо пытаться понять, что это такое. Смотровая площадка, откуда ты можешь увидеть всё, что угодно? Переход, проход куда-то? Клады – частный случай, ты же это усёк! Это тонкое место, как всякая дыра в пространстве и времени. Здесь всё… ну, не всё, конечно, а многое сходится. Надо всматриваться, ввинчиваться в это скрытое… Что мы там обнаружим? Я могу догадываться, да. И ты тоже.
– Ну, да…
– Ну, да! Дверь открыта! Ты всё, на самом деле, чувствуешь. Не надо бояться называть вещи своими именами! Я историк, я прочитал уйму книжек про общение с духами и медитацию. Я старый уже, и я не нахожу доказательств несуществования мистических материй. Я не то чтобы верю во что-то сверхъестественное. Но я допускаю в том числе и это. И то, что Катя – не совсем обычная. В конце концов, эти допущения, они помогают многое связать и интерпретировать. Мы никуда не спешим. Мы спокойно идём, мы не торопим события, наблюдаем, как они сами раскроются. И… уже поздно. Спокойной ночи!
Он взял зубную щётку и вышел из купе.
Да, Гольдин вроде бы понимал. И про дверь и про то, что надо идти дальше. И по-прежнему не совсем понимал – куда и зачем идти. Он сказал, что хочет, но сам толком не знал, чего именно. Исторических детективов в форме кладоискательства, чего-то необычного, мистического, но не триллера…
«Мне ужасно любопытно, – размышлял Гольдин, всмативаясь в заоконную тьму. – Мы едем с удивительным стариком искать Место. Я хочу чего-нибудь найти и открыть. И эту дверь тоже. Как? Просто нафантазировать? Отрешиться и вообразить – как тогда зимой в снегу?»
Гольдин представил рассеянный свет, пыльные страницы, блестящий снег, буквы, серый ветер, бредущего по дороге Сергея Владимировича, Катю в рваных джинсах, Сонин голос… Какие-то кусочки реального мира, которые вполне могли им не быть. Довольно быстро, ещё до возвращения Новикова, он заснул.
Утром следующего дня они решали, когда лучше сойти: на станции Инзер, поближе к горе, но поздно ночью, или в Белорецке, откуда добираться до пункта назначения сложнее, зато можно перекантоваться у родственников Сергея Владимировича.
– А они нас ждут?
– Нет, но будут счастливы.
– Ну, тогда стоит их посетить?
Миша был против высадки в Инзере. Кроме того, гора Ямантау вполне могла оказаться в какой-нибудь запретной зоне: по словам проводника из соседнего вагона, «майора в отставке», там располагался то ли секретный институт, то ли военный завод.
– Было бы логично собрать предварительную информацию… – Новиков ещё некоторое время пребывал в сомнениях, а потом согласился на Белорецк.
Старик больше не говорил про дверь, потустороннюю Катю и вообще про что-либо мистическое. Видимо, посчитал, что здесь и так всё ясно. «Снова заманил на середину реки и бросил, – Миша устал обижаться. – Продолжаем плыть по течению».
Сергей Владимирович перебирал бумаги, что-то отмечал в блокноте, долго изучал «маршрут» по ветхой военной карте: на ней были отмечены деревеньки, «давно утратившие статус и жителей».
Гольдин смотрел в окно, удивляясь бесконечности полей. Раньше он не задумывался об этой безграничности – мнимой, но навязчивой. Скрыться от неё можно в самолете. Но теперь отступать некуда, и гектары придорожных полей, то приближаясь вплотную к дороге, то отступая за безлесые холмы, комкали перспективу, не давая сосредоточиться на созерцании мутного горизонта. Казалось, пейзаж вот-вот сморит наблюдателя и прямо сквозь стекло затянет в свои просторы…
Сергей Владимирович, скорее всего, назвал бы это слиянием с пространством бескрайних полей. «Но какой в этом смысл, почему и для чего я запутался в исторгнутых ими невидимых нитях?»
– Весь вопрос в том, а надо ли тебе иметь представление об этой безграничности? – Новиков не придал значения Мишиным страхам. – Что от этого меняется в человеке, в какую сторону?
Гольдин не знал, что ответить.
– Тебя никто никуда не утащит. Если я не ошибаюсь, раствориться суждено исполнившему своё предназначение. А ты только начинаешь понимать суть своих… э-э-э… жизненных задач.
В полдень Новиков убрал схемы, они перекусили.
Сергей Владимирович пребывал в отличном настроении. Однако ничего не говорил, и Гольдин решил, что улыбается он просто из-за того, что ему понравился обед. Всякие там куриные крылышки, пирожки с мясом и купленные на Самарском вокзале манты.
Потом была большая остановка, они минут пятнадцать гуляли по перрону. Старик беседовал с торговками о пустяках и зачем-то приобрёл кулёк семечек и огромный пакет зелёных яблок.
Семечки грызть у него не получилось, он криво усмехнулся. И после этого, вдруг, выдал с нарочитой серьёзностью:
– Да, классификация кладов запутанная. Здесь и исследователи постарались и знатоки. И сами хозяева… Но разбираться надо. Для подстраховки…
Началась обещанная лекция о кладах. Новиков сразу предупредил:
– Ты не думай, что всё это мои собственные измышления. Ни в коем случае. Книжки, рукописи, устная передача… Кладоискательский опыт за несколько столетий. Хотелось бы избежать неточностей… На фоне предрассудков и ошибочных сведений.
Найти клад – используя Метод, по старинной схеме или случайно – много легче, чем извлечь. Существуют разные способы «открывания», но большинство из них до такой степени зашифрованы отголосками легенд, что воспользоваться ими едва ли сумеет даже самый искушённый кладоискатель.
– Глина, добытая ночью с могилы удавленника, цветок папоротника, позволяющий смотреть сквозь землю – это всё чушь… Во всяком случае, у меня и в мыслях не было проверять действенность этих методов…
Сергей Владимирович подробно объяснял самый главный, по его словам, тезис: все клады – уникальные. Даже если в двух кладах идентичные кубышки с монетами, и в этом случае они абсолютно не похожи. По внутренним причинам. Ведь их прятали разные люди, всегда – с определённой целью и при особых обстоятельствах. Расставаясь – на время – со своими сокровищами, человек не полагался на «метр земли» или железные запоры и ставил «магическую» защиту – «по своей вере». Произносил молитву, настраивал охранительные силы, дабы они лишь ему позволили клад открыть: «сеял страх». Это личные клады, сделанные для себя, то есть хозяин сокровища надеялся сам его извлечь в урочный час. Таких большинство, и оборона у них слабенькая: человек боялся переборщить с заговорами. «Небанальные» клады, богатые и непредсказуемые – почти всегда «условные»: задавая параметры будущего «открывателя», закладчик имел в виду себя, но под означенные характеристики мог подойти кто-то ещё.
– Вот, к примеру, клад «на счастливого» – дело рук игроков и авантюристов. Ни заслуг, ни ритуалов – чистое везение…
Большие сложности поджидают охотника за «заговоренным» кладом. На него будто бы не распространяются законы физического мира, поскольку он упрятан в «иной мир», как тот виделся «закладчику». О «кладе – сне обморочном» сообщают во сне, и в том же самом сне желательно клад отыскать, воспользовавшись «провалом во времени».
– Но как доставить сокровища из этого «провала» в реальность – загадка.
– Сергей Владимирович, – Гольдин улучил момент и вклинился в непрерывный поток слов, – выходит, изрядное количество кладов прятали не для себя, а как бы и для постороннего… Потенциально…
– Клад, спрятанный для себя, чаще всего человек сам же и находил.
А клад для других – ребус, лабиринт. Особенно, если речь об «изначальном кладе», – Новиков осёкся и кхекнул. – Ну, это тоже в плане классификации и хронологии, то есть особо древний… Большая редкость, если вообще существуют… Короче, не факт, что в итоге блужданий у тебя в руках окажутся драгоценности. Смысл клада далеко не всегда в них. Там ещё кой-чего бывает заключено. А для открытия надо произвести особые манипуляции.
Потом Новиков заговорил о «просроченных кладах»:
– Эти – самые неприятные. Кладут на энное число лет, а если срок истёк… В общем, у нашедшего возникнут большие проблемы. Клад-то мёртвый.
– Болезни, что ли? Он заразный?
– Место проклятое. Да, страдают от чар обыкновенно не случайные люди, а как раз те, кто ищет сокровища по книгам и картам. Составители пособий никогда не указывают «срок годности». Думаю, что нарочно…
– Невесёлая история…
– Несправедливостей, вообще, много… Вот, «вещий клад». Открывается во сне, а отдаётся по хозяину, то есть человеку с таким же характером, как у хозяина. Опять – слепок с личности, кто-то скажет – ауры…
– Если прятал, скажем, злодей, то… Здесь нам с вами, думаю, ничего не светит…
– Со временем всё меняется…
– Представления о праведности?
– Нет, в самом кладе как будто происходит смена настроения…
Новиков отказался развивать тему, сославшись на то, что сам «пока не разобрался в проблеме».
– Тогда у меня другой вопрос: как определить тип клада?
– Это знание даётся.
– Откуда или кем?
– Ну, может, кто подскажет…
– Вы убеждаете меня в серьёзности этих вещей. Значит, ирония здесь как бы лишняя… Хотя большая часть сказанного вами напоминает… анекдоты какие-то.
Новиков развёл руками.
– Анекдоты, сказки и прочие вроде бы глупости – азы фольклора. Здесь всё основано на инверсии и преувеличении. Плюс вера. В том числе – научная, когда ты в некий принцип, аксиому, которую сам себе сумел доказать, веришь, ставишь её во главу угла…
Сергей Владимирович прикрыл глаза и замолчал. Миша подумал, что он или какую-то свою «аксиому» нечаянно выдал, или заговаривается. Впрочем, очередная апелляция к вере его не так чтобы сильно смутила. «Мракобесие уже не бесит». Миша хотел уточнить про научную веру, но Новиков его опередил – проморгался и затараторил:
– Самые богатые клады, если судить по заветным книгам, оставляли знаменитые разбойники. Степан Разин или Кудеяр. Ну, Кудеяр-то – едва ли существовал… Не слышал о реальных находках. Но легенды о мешках, бочках и целых подводах с серебром до сих пор гуляют…
Разбойники, по словам Новикова, изобретали невероятные способы защиты своего добра. Простейший страж – икона. Её просто клали поверх сундука с драгоценностями. Для более изощрённых – заговоры. А самые значительные клады доверяли охранять искусственно сотворённым или вызванным из невесть каких глубин монстрам. И это – вопрос личной веры. «Едва ли научной», – съязвил про себя Гольдин.
– Вершина кладоискательского искусства состоит в умении все защитные механизмы обойти или разрушить.
– Да, я где-то читал, что курицу нужно хитро изловить, – козырнул Миша, – а старика-кладовника… треснуть по башке? Или я путаю?
– Ну, можно и по башке… – передразнил его Новиков. – Кладовник… это такая субстанция… непростая. Значимая. Не так чтобы монстр или злодей однозначный, враг кладоискателя… Кладенец, кладник – у него много имён. Прежде чем треснуть, его хорошо бы увидеть. Что не каждому дано. Да он, собственно, не только и не столько клад охраняет… У него особые функции.
Миша приготовился выслушать про функции кладовника, но, видимо, в «программе» этот пункт отсутствовал, и Сергей Владимирович, не меняя интонацию, заговорил о «заповедном» кладе, который охраняет дух хозяина – ссохшийся до желтизны старик. Гольдин хотел было уточнить, реален ли старик, но Сергей Владимирович опередил его кратким «личная вера». У духа золотая трость и красная борода. Её-то он и просит отрезать ножом.
– Чего делать не рекомендуется. А если человек на уговоры старика не поддаётся, тот начинает сердиться и плеваться. Когда все кладовые заветы произнесены без ошибок, душа хозяина клада освобождается, старик исчезает, и сокровищами можно спокойно пользоваться.
– Не могу понять, зачем человеку сознательно запирать свою душу в клад?
– Ну, почему же, далеко не всегда сознательно. Обычно всё происходит случайно, бедолага даже не понимает, что делает. Он при смерти, на последнем издыхании, в беспамятстве, готов перешагнуть за грань, а умом цепляется за сокровища: то ли не успел наследника объявить, то ли жадничает напоследок. И финальный всплеск алчности уносит душу точно по адресу. Знаешь ведь, что люди иногда как будто чувствуют смерть близкого… Вдруг мысль о нём возникнет, да ещё не простая, а зовущая. Это обычно во сне бывает, когда умирающий живого с собой зовёт, а тот сопротивляется, отказывается в дом войти, куда его приглашают, или отстаёт, если родственник или друг слишком быстро поле пересекает, оглядываясь, что-то непонятное кричит, поторапливает или угрожает. Ну, конечно, чаще человек о себе самом в такие моменты думает или о Боге.
Сергей Владимирович неожиданно прервал повествование и встал, разминая ноги. Чуть не столкнулся с проводницей у двери, извинился и спросил о ближайшей станции. Потом высунул руку в окно. Поезд мчался между поросшими лесом горами вдоль быстрой реки. «Белая», – пробормотал Новиков. Уже почти стемнело, в коридор врывался холодный воздух, очень чистый и уже совсем не летний. Старик позвал Мишу, и они долго смотрели на ощетинившиеся соснами склоны, пытаясь разглядеть деревушку на невысоком берегу. Она пронеслась мимо них за секунду, но мерцание огоньков можно было различить ещё долго, пока поезд не нырнул в грохочущий эхом тоннель. В подземелье ударило в нос каменной сыростью. Новиков поёжился и предложил вернуться в купе.
– Если же последняя мысль умирающего была о кладе… Некоторые полагают, что клад – особенный объект, он может стать проходом в другие миры… Иными словами, спрятанные сокровища обладают силой и способностью… присваивать остаточную энергию человека, едва он испускает дух. Этот самый человек долгое время питал клад своей энергией, ну, или страстью, алчностью, и так его намагнитил… Кстати, такого рода магнетизм – причина кладоискательства.
– А дядька с бородой? Или кладовник? Он в энергетическом плане или всё-таки… живой? Это галлюцинация, мираж, видение? Я, например, смог бы его увидеть?
– Смотри пункт первый: вопрос веры.
«В каких-то вещах он непробиваем. Или сам не знает. Или тень на плетень наводит. Врёт, провоцирует и подталкивает».
– Чем дольше клад хранится в земле, если, конечно, он не просроченный, тем тяжелее становится в нём золото. Не последнюю роль в увеличении массы драгоценного металла играют чувства, вызываемые у людей мыслями о кладе. Самые необходимые для клада эмоции – зависть и вожделение. Согласно русским преданиям, золото набирает вес из осадков адского огня…
С научной точки зрения, изменение массы металла выглядело совсем уж фантастическим. «Видимо, это метафора – новиковская или исторически сложившаяся».
– Скорее всего, за понятием «адский огонь» скрывается не конкретное пламя, а всё те же энергетические потоки, в данном случае представленные мыслями о наживе, жадностью и стяжательством. Народная молва гласит, что в золотых слитках или в кубышках с этими слитками заключена грешная душа хозяина клада, и там с ней происходят всякие малоприятные вещи… Душа, бессмертная и вечно молодая в обычных условиях, если её загнать в клад, в кувшин заветный, быстро старится. Я это связываю всё с тем же огнём и воздействием пороков, к источнику коих клад подключен.
– Мне кажется, здесь возможно и другое объяснение, – медленно проговорил Миша. – Душа, ясное дело, не старится… Она не может состариться, если является душой с присущим ей бессмертием. Когда душа перетекает в металл, её возвращение в мир одушевлённых, с нашей точки зрения, предметов существенно затрудняется. В этом – суть «утяжеления» и «старения». Количество души и её качество, если применить рациональные характеристики, остаются прежними. Лично я, выступая от имени своей души, готов встретиться с вашими «постаревшими» душами. Без всякого страха. Я считаю, что никаких трансформаций с ними произойти не может.
Внимая этой тираде, Новиков широко улыбался, а под конец и вовсе расхохотался – да так сильно, что не мог успокоиться, пока не выпил, постукивая зубами о стекло, целый стакан воды.
– Я бы ни за что не стал, во-первых, распоряжаться своей душой… Между прочим, непознанной. И, во-вторых, не стремился бы без особой нужды встречаться с духом какого-нибудь, даже самого безобидного, клада. А тебе для сведения скажу, что золотой клад охраняется трёхрукими стражами, в каждой руке – по мечу. Страж сидит на зачумлённом трупе, покрывающем бочку с порохом. Если он отсекает голову кладоискателю, тот сам становится стражем. Так, во всяком случае, учат заветные книги.
– У нас в Акулово золота было предостаточно. Но я никаких стражей не приметил…
– Их и не было. Акуловский клад в этом смысле бесхитростный.
– Но, в принципе, эти стражи – трансформированные души? И кладовники тоже?
– Они, вероятно, суть порождения самого клада, субстанция которого составлена в том числе и из души… Кладовники… это особая статья… – Новиков на мгновение задумался. – Мне пришла в голову занятная мысль. Эти стражи, пока клад цел, не старятся и не умирают, они вроде как вечные, и могут просидеть так до скончания веков. Но если принять во внимание твоё замечание об истинном смысле «старения» как некоего заключения, задержки в не самом престижном мире, то стражам выгодно скорейшее раскрытие клада…
– Вы не сказали, куда бывшие стражи отбывают после смены караула.
– Я этого не знаю, – Новиков в растерянности развёл руками.
– А я не думаю, что их так просто отпустят из околометаллических сфер. Будут, скорее всего, сидеть в том же кладе, охранять выходы из Места… Если принять вашу версию о кладе как Месте… Причём не парадные выходы, а ведущие в какую-нибудь вселенскую глушь…
Новиков привстал и хлопнул себя ладонью по макушке. Потом посмотрел на Мишу, точно это был не он, а какой-то незнакомый человек.
– Вот так открытия делаются! – Сергей Владимирович опустился на свою полку и, смешно сжав губы, принялся потирать руки.
– О чём вы, какие открытия? – Гольдина захлестнула волна гордости, но он не понимал, чем именно следует гордиться.
– Ты нечаянно догадался, что из Места может быть несколько выходов! А я-то упустил такой поворот из виду!
Идея сильно зацепила Сергея Владимировича. Ещё пару минут он что-то возбуждённо нашёптывал, периодически выкрикивая похвалы в Мишин адрес, а потом затих. Когда Гольдин снова взглянул на Новикова, тот дремал, привалившись к окну. Разговор получился долгий и утомительный.
А Миша закрыл глаза и попытался вновь оказаться в зимне-снежном пространстве без времени.
Ничего не вышло. Он никуда не телепортировался, не увидел ни Место, ни ведущих в него тоннелей. Гольдин по-прежнему сидел в купе в неудобной позе. «Возможно, другая реальность, где тусуются постаревшие души и прочая эзотерическая бюрократия, существует. Возможно, Новиков способен всё это узреть и прочувствовать. Или это ему просто кажется. И доказательств у него нет».
Вечером решили не укладываться: поезд прибывал в Белорецк около двух ночи.
– Дома поспим, там от станции минут двадцать на такси ехать…
Сергей Владимирович упаковал вещи, трижды проверил, не завалилось ли чего за нижнюю полку, долго рыскал под столом. Поднялся запыхавшийся, в руке – оброненный кем-то полтинник.
– Это хороший знак… И вот что я подумал… Кстати, по теме нашего разговора. Иногда клад сам прилипает к тому, кто ему нравится. Обычно – к одинокому старику…
– Как «прилипает»?
– Есть клады-оборотни, способные принимать обличье животных. Петухов, например. Этого петуха надобно изловить и хитрым образом ударить, чтобы завладеть сокровищем. А некоторые клады, весьма немногие, могут как бы переродиться, ожить… И отправиться на поиски души…
– Переродиться и ожить? – Гольдин наморщил лоб, сдерживая смех.
– Клад, точнее, заключённая в сокровищах душа – вот эта субстанция воплощается в чём-то новом…
– А прилипнуть к уже существующему телу, выходит, проще?
– Очень может быть, – Новиков с облегчением вздохнул, увидев, что Гольдин ухватил суть процесса превращений. – Очевидно, Соснин кому-то понравился.
Сергей Владимирович повторил недавнюю версию о своей «связи» с Сосниным.
– Я подозреваю, что он пролез в моё Место…
– Но тогда он должен быть очень близок вам… Какая может быть близость? Духовно…
– Или же кровно. Что вполне логично, поскольку мои предки примерно из тех же весей, что Соснин. У представителей одного, скажем, клана может быть одно Место, то есть клад. И кто в данный момент является главным, тот имеет право наводить в Месте свои порядки.
– А как выяснить, кто главный?
– Не знаю. И свой статус не понимаю. Или я занимаюсь не своим делом и перехожу ему дорогу, или же Семён Прокопьевич – узурпатор.
– В таком случае, нам остаётся выяснить, как в ваше Место попал Соснин.
В дверь постучала проводница:
– Через десять минут Белорецк.
В Белорецке Сергея Владимировича принимали как семейного патриарха. Были там сухонькие бабульки и постарше Новикова, но, видимо, его считали самым умным и успешным «среди своих». Многочисленные родственники всех полов и возрастов так мечтали чокнуться с московским гостем, что экспедиция оказалась под угрозой срыва. Два дня Гольдин терпел застолья и посиделки, а затем стал бить тревогу. Но Сергей Владимирович и сам пытался улизнуть с обедов и пикников…
Наконец, на третьи сутки, они тронулись в путь. На рассвете, заранее со всеми попрощавшись, связанные обещанием продолжить праздник тотчас по возвращении.
– Пойдём в обход гор, – объявил Новиков. – Так путь удлиняется раза в два, но на подъёмах-спусках мы сэкономим значительно. Мой брат как-то ходил туда. По азимуту. Три дня в оба конца.
– А у вас брат есть? – Гольдин споткнулся на ровном месте.
– Есть брат, на десять лет младше, – интонация Новикова не изменилась ни на йоту. – Физик хитрой специализации. Его путешествие… Он был здесь лет двадцать… пять назад… Да, то путешествие имело двоякую цель. Во-первых – отпуск… А во-вторых, видишь ли, в этом районе весьма специфический климат. Мощная природная радиация. И она соответствующим образом на всё влияет…
– Ну, и каков же был результат его исследований? – Миша с трудом сдерживался. – Все надышались этой радиацией и свихнулись? Как группа Дятлова?
– Понятия не имею. Ни про Дятлова, ни про результат.
– То есть как? Он что же, ничего вам не рассказал? У него от вас секреты? Дурачит, как вы меня?
– Секретов нет. Скорее всего, просто не посчитал нужным.
Они шли уже полтора часа. Сараи, сеновалы и какие-то будки – всё полуразвалившееся и давно заброшенное, пейзаж унылый и тревожный. После разговора о брате не перекинулись ни единым словом. Миша дулся, хотя и понимал, что это глупо и бессмысленно. Сергей Владимирович то и дело сверялся с картой и не выказывал признаков усталости. Помешкав на развилке, Новиков свернул на еле заметную тропу.
Идти по лесу было намного приятнее, настроение у Гольдина улучшилось, старика он уже и как обычно простил, но теперь ему досаждали комары. Сначала они как будто присматривались и принюхивались; рои время от времени окутывали человека, но сразу же рассыпались, стоило помахать рукой. Но потом кровососы изменили тактику: они пикировали на путников в одиночку, в порядке общей очереди, последовательно и непрерывно. За каждым листом или иголкой прятался комар, готовый атаковать человека. Они остановились. Новиков сказал, что лично он вооружится разлапистой веточкой, а Мише готов пожертвовать «Абсолютную защиту» – самопальный репеллент, которым их снабдил племянник Сергея Владимировича, заядый грибник. Гольдин согласился, и старик обильно окропил его зловонной жидкостью. Комары, действительно, отступили, но приходилось мириться с заглушающим лесные ароматы резким запахом.
Новиков по-прежнему молчал. Вскоре Мише надоело безостановочно стрелять глазами в разные стороны в поисках известных растений – их, кстати, оказалось довольно мало. Он шёл, уставившись в скользящую впереди точку где-то между ним и Сергеем Владимировичем. Постепенно окружающие звуки стали ослабевать, кругом потемнело, точнее, посерело. Мише показалось, что потемнело у него в глазах, да и всё тело как-то неприятно покалывало – именно такие у него были ощущения в десятом классе после болезненной прививки, когда он грохнулся в обморок прямо на уроке истории… Гольдин испугался, что вот-вот упадёт, хотел позвать Новикова, но в горле пересохло, и крикнуть не получалось. Он двигался на автомате, разевая рот, словно полуживая рыба на разделочной доске. В голове кувыркались догадки-подозрения, из-за чего всё это могло случиться – то ли от природной радиации, то ли от комариного зелья… Гольдину мерещилось, что он бредёт в каком-то сумеречном пространстве, и вместе со страхом лишиться чувств на него нахлынули видения вроде тех, что он переживал в новиковском кабинете во время псевдогипнотического сеанса: какие-то голоса, как будто кто-то звал его, произносил незнакомые имена… Миша знал, что идёт с широко открытыми глазами, но Новикова перед собой не видел. Он запаниковал, что лишился проводника и теперь потеряется в лесу. Этот страх – потеряться в лесу – всплыл из подсознания, точнее, из памяти – однажды в далёком детстве Гольдин заблудился в большом незнакомом парке. Теперь в мозгу пульсировало одно слово: «Проводник, проводник!» Миша взмахнул руками и, сделав несколько прыжков, наткнулся на идущего впереди Сергея Владимировича.
– Куда летишь? Самое замечательное в нашей с тобой ситуации – возможность никуда не спешить…
Гольдин остановился. Глаза резануло ярким светом. Снова появились обычные звуки. Сергей Владимирович похлопал его по плечу и поднёс к губам открытую фляжку с водой. Жидкость с трудом проникала внутрь. Миша с усилием сделал большой глоток.
– Я вас опять не понимаю. В последнее время, особенно перед отъездом, мы куда-то неслись… во весь опор…
– Сейчас я думаю по-другому…
– Объясните, пожалуйста. Мне это очень важно. В свете последних событий – тем более…
Миша вопросительно посмотрел на Новикова. Тот усмехнулся:
– Будем мы спешить или нет, ничего не изменится… Просто следуй подсказкам, коль скоро их источник внушает доверие. Ну, интуиция там, озарение… Может, у тебя ещё откровение какое-нибудь случится… Или, на худой конец, галлюцинация…
– Это ваша новая теория? Я должен в неё уверовать?
Сергей Владимирович красноречиво развёл руками.
Несколько минут шли молча. Гольдин почему-то застеснялся поведать о своём наваждении. «Галлюцинация? Откровение?» – гадал он. Прошло всего минут десять после досадного выпадения из реальности, но Миша уже не ощущал тревожных симптомов. Он как будто совсем успокоился, объяснив всё аллергической реакцией на репеллент. И тем более неожиданными для него стали слова Новикова, которые тот не слишком громко произнёс на ходу, даже не обернувшись в Мишину сторону:
– Путешествовать по чужой территории без проводника… Лично мы безумству храбрых ничего не поём… От спешки проку не будет. Всё, что должно произойти, произойдёт в урочный час. У каждого своя задача, и если встреча не запланирована, она не состоится.