Читать книгу Кладоискатель. Роман - Леонид Лернер - Страница 9

– М-да, в высшей степени оригинальное сокровище…

Новиков ходил вокруг разложенных на полу вещей из уральского клада. Он взвесил на ладони пенсне в золотой оправе.

– Тут уж не до классификаций… Двадцатый век – сумбур полнейший! Да ещё и разбойники. Они же не выбирали…

Подсвечники, кинжалы, медальоны, часы и портсигары… Несколько комплектов – едва ли полных – столового серебра. Две металлические коробки: в одной – монеты, в другой – полуистлевшие банкноты и акции.

– Бумажки от Романова… Остальное – из прочих экспроприаций. И полагаю, что это не единственный схрон Кислова…

Среди ценностей оказались два пистолета. Дуэльный с инкрустированной ручкой и революционный маузер. Аккуратно завернутые в тряпки, они и через семьдесят с лишним лет выглядели сносно. Маузер Новиков подарил Саше, ответив на удивлённый взгляд Гольдина, которому пистолет сразу очень понравился, что Рудакову тот, дескать, более к лицу. И старик нисколько не раскаялся, когда узнал, что Саша избавился от «игрушки» в тот же день: утопил в Яузе.

– Ты всегда можешь взять тот, наградной…

– Он у вас?

– Э-э-э… Да.

По-настоящему ценных предметов в кладе не было, поэтому Новиков постановил разнести всё мелкими партиями по скупкам и антикварным магазинам. А что-то и вовсе раздал. Саше, например, кроме маузера достался ещё и портсигар, Соне – столовый прибор с выгравированными инициалами «С.Р.».

На этот раз Саша не помогал пристраивать сокровища – был очень занят. Кроме того, Соня шепнула Гольдину, что «брат скоро объявит об отставке».

На свой страх и риск Гольдин продал несколько вещей барыгам в переходе на «Курской», на Арбате и возле Ярославского вокзала. Чуть дешевле, зато деньги сразу. Новиков рвал и метал:

– Ты с ума сошёл! Они через одного – оборотни, ОБХСС…

– Я понимаю. Разным толкнул…

– Разным? – Новиков весь скривился. – Что, по одной ложке?

– Ну, по одной, по две…

– И брали?

– Без вопросов. Наверное, попались те самые, которых, как вы говорите, «через одного», то есть пятьдесят процентов.

В середине сентября Саша объявил, что «физически не успевает принимать участие во всех мероприятиях». Новиков не расстроился. Он очень тепло благословил Рудакова на занятие «более существенными делами».

– На определённую часть выручки из этого и будущих кладов ты, безусловно, можешь рассчитывать…

– Но я же никак…

Сергей Владимирович прошествовал из угла в угол и произнёс с пафосом:

– Учитывая твою роль в поднятии первого клада… В общем, ты – пожизненный акционер.

– Скорее, пенсионер… – с ухмылкой проговорил Саша. Но от денег не отказался.

Как-то вечером, за чаем, старик пожаловался, что финансовые и кадровые вопросы его сильно тяготят. Якобы теперь, после посещения Места, у него возникли Дела. Какие именно, Новиков, разумеется, не уточнил.

Мишу смущало, что Сергей Владимирович будто бы не догадывается об «откровениях», снизошедших на него во время уральской экспедиции. «Допустим, он научился видеть своё Место, – размышлял Гольдин. – И даже навёл там какой-то порядок. Но ездил-то он не за сенсациями, а за подтверждением уже известного. У меня же – сплошные открытия… Хотя и сделанные в сонном бреду».

– А с Катей я, кажется, говорил на вершине. Пока вы искали Место… Вы с самого начала знали, что Катя… такое странное создание?

Новиков стоял возле окна и ответил, не поворачивая головы:

– Создание? Необъяснимого в ней много, какая-то она не слишком… человеческая. Шучу. Но полагаю, что она – важная фигура…

– И в чём важность?

– Как бы точнее сформулировать… – Новиков тщательно подбирал слова. – Она оказывает влияние от противного. То есть, вероятно, она намерена мне… или тебе… как-то помешать.

– А почему вы так решили? Из-за её поведения у вас дома?

– Нет, это мелочи… Во всяком случае, я так понимаю и…

Сергей Владимирович оборвал на полуслове. Он быстрыми шагами направился к двери и уже на ходу бросил:

– Я сам не разобрался пока…

Обещанное Соне уральское колечко с малахитом Гольдин по совету Новикова купил в Столешниковом переулке. Она очень обрадовалась. И размер нечаянно оказался правильный. Соня надела кольцо на указательный палец и долго выделывала пассы перед своим лицом. Спрашивала: хорошо ли смотрится? Вся сцена была Гольдину не совсем приятна… Но он пару раз с готовностью повторил, что кольцо ей идёт.

Вечером Миша поинтересовался у Сергея Владимировича:

– Почему вы так заботитесь о моих отношениях с Соней?

– Ну, как сказать… Ей же было приятно, что ты не забыл о подарке.

– Но Соня-то, как вы однажды сказали, – воплощённое мещанство, покой и однообразие, благодатная трясина для слабаков вроде меня.

– Не помню, чтобы я такое говорил… Хотя, так оно, в сущности, и есть… С другой стороны, если, находясь в постоянном общении с ней, ты сможешь делать своё дело… Будет даже лучше.

Новикова несколько секунд подумал и изрёк нечто совсем диковинное:

– И движется она быстрее нас с тобой…

– К Месту? Вы не говорили, что Соня в курсе…

– Она ничего не знает, – с напором заявил Новиков. – Соня идёт рядом с нами, рядом с тобой. Я не удивлюсь, если где-то в глубине души она понимает, что делает… Хотя бы приблизительно… И поскольку она идёт рядом, или чуть сзади, она не тратит силы на поиски…

– Как вампир, на всё готовенькое…

– Скорее, ангажированный зритель, болельщик. Если ты победишь, она вместе с тобой проскочит. В шлейфе.

Теперь пришла Мишина очередь призадуматься. Всё это могло быть очередной уловкой Сергея Владимировича. Хотя Соня и сама что-то говорила про помощь и защиту…

Новиков тронул его за руку:

– Она пригодится. Именно тебе.

Примерно через неделю после возвращения с Урала, наконец, объявилась Катя. Гольдин ждал этой встречи и очень на неё рассчитывал, осознавая что Катя – тот ещё мистификатор.

На этот раз удача Мише не улыбнулась: Катя начисто «забыла» о высокогорном диалоге. Зайдя в комнату, она первым делом принялась изучать кофейный сервиз, купленный на днях Соней. Гольдин попробовал с ней заговорить:

– По-прежнему музицируешь?

– Да. В старой группе.

– С Сашей не боишься встречаться?

– Сергей Владимирович сказал, что Рудакова не будет. А если нарисуется… Ну, свалю.

А когда к Новикову с ежедневным визитом нагрянула Соня, произошло нечто непостижимое: девушки полчаса обсуждали чашки, свои наряды (Катя была в новом костюмчике), Сашу и даже похихикали, заговорщически поглядывая на Мишу. Как старые подружки, будто ещё две недели назад не были заклятыми врагами! Если с Катей всё ясно, то перемена в Соне была невероятная. Они ушли довольно рано и вместе. «Развлечься», – бросила на прощанье Соня.

В какой-то момент Гольдину показалось, что обе девушки просто играют, надеясь перехитрить друг дружку. «Обе хотят меня опекать. Соня убеждена, что мой главный враг – Катя. И увлечённая басистом подруга, которая не пристаёт ко мне и не слишком часто заходит в гости, уcтраивает её больше всего. Соня даже готова изображать дружбу. А Катя… В общем, пусть соревнуются. А я пока побуду над схваткой».

О потешной борьбе Сони и Кати Гольдин размышлял, устроившись на диване в зале. На улице уже стемнело. Он сходил на кухню, налил себе кефира и заодно уточнил время – начало одиннадцатого. На завтра Сергей Владимирович запланировал какую-то «акцию», и поскольку выезжать решили часов в восемь, Миша остался в Измайлово. Теперь он всё чаще зависал у Новикова «с ночёвкой»: охранять чужую квартиру надоело. Здесь было веселее, даже несмотря на склонность старика к многочасовому молчанию. Соня забегала почти ежедневно и готовила вкусную еду. К тому же Новиков, вдруг, мог рассказать что-нибудь занятное. Жил Миша в так называемой «третьей комнате» – просторном помещении, отделённом от залы пологом. Полог почему-то был подвешен не на проволочный карниз, а на крючки, которые выпадали, и их приходилось заменять гвоздями. Внутри – кушетка, тумбочка и книжные полки прямо на полу. Гольдин перетащил туда старый ломберный стол (обнаружил на балконе) вполне приличной сохранности: зелёное сукно прожжено всего в двух местах.

– Сергей Владимирович? – Гольдин постучал в дверь кабинета.

– Да, заходи.

Новиков читал, сидя на кровати.

– Останешься? – он отложил книгу. – Правильно. Пораньше выйдем…

– А куда всё-таки?

– Не знаю… Пока не хочу говорить, чтобы не сглазить. Может, вообще никуда не поедем… Я страшно рад, что девочки помирились… Ты заметил, как очаровательно они сегодня щебетали?

Новиков пребывал в хорошо известном Мише настроении, когда всё вокруг казалось ему «отличным» и «очаровательным». В такие моменты старик был готов говорить о чём угодно и бесконечно долго. Впрочем, он не обиделся, когда Миша, улучив момент, попрощался до утра.

– Я тебя подниму в семь…

– Ага, по часам в кухне. На ваших до сих пор южно-уральское время…

Разбирая постель, Миша снова подумал о Кате. «Кто ей мешает мне помогать? Она и на Ямантау намекала. Может, старик и мешает? Бред какой-то».

Утром, пока Миша завтракал, Новиков старательно упаковывал какие-то коробки, запихивая в них книги, одежду и всякую мелочь.

– Куда мы собираемся? Судя по приготовлениям…

Новиков ответил, не поднимая глаз:

– Я в Малаховку переезжаю. На дачу.

Непонятно, почему старик не сказал об этом накануне. К чему такие тайны?

– До последнего момента колебался – ехать или не ехать. Погода, дела… А сегодня подумал: всё-таки надо.

– Надолго?

– До Нового года. Или до весны. Как получится. Но я и здесь буду появляться.

– Хорошо. А мне что прикажете делать?

– Масса вариантов. Во-первых, хочешь – поживи здесь. Во-вторых, можно поселиться в Малаховке. Там два пристойных дома.

– Лучше я в Москве…

В дверь позвонили. Оказывается, Сергей Владимирович уже вызвал грузовое такси.

Шофёр перетаскивал в кузов маленькие коробки, Миша вдвоём с Новиковым выносили остальные. Пешком по лестнице, с третьего этажа. Потом они ещё раз поднялись в квартиру поменять одежду. Новиков позвонил Соне, сказал, что Миша ей всё объяснит по поводу передислокации.

Пока неслись по шоссе (втроём в кабине было тесновато, по радио вещали нардепы), Гольдин пытался проанализировать давешнее заявление Сергея Владимировича. «Ссылка на нерешительность – пустая отговорка. Должна же быть какая-то объективная причина бегства! Он, вообще, стал куда более скрытен, и это бросается в глаза. Раньше не отвечал на глупые вопросы или отнекивался, понимая, что ответы в любом случае будут мне недоступны… Но теперь я знаю достаточно для полноценного общения… А он, напротив, строже следит за своими… высказываниями. Бормотать перестал! Тут уж не до запланированных откровений».

Вдруг у Миши мелькнула догадка: «А не собрался ли Новиков произвести один из своих опытов? Опустошение памяти или нечто подобное? Бумаг-то с собой прихватил целую кучу! Но зачем?»

И ещё раз неприятно кольнуло, когда Сергей Владимирович расплачивался с шофёром: «Может, отпала необходимость в „ассистенте“, и он меня потихоньку отталкивает? Пора, дескать, самому рыть, на свой страх и риск, без его подсказок? Но что, блин, рыть-то? Где, куда, зачем?»

– Заходи, не стесняйся… А я в старый дом загляну, – сказал Новиков, пробираясь сквозь заросли высоченных сорняков к невзрачному строению в самом углу участка.

Дом большой: две комнаты и кухня на первом этаже. Лестница на второй завалена хламом, не пролезть. Гольдин вышел на улицу и осмотрелся: некрашеный брус подгнил, шифер на крыше – одна видимость.

Сергей Владимирович предпочитал покосившуюся мазанку. Два маленьких окна, комнаты-пеналы с низкими потолками. В уборную надо тащиться через весь участок.

Новиков включил газ, поставил на плиту чайник с водой. Выдал Гольдину веник, а сам вооружился мокрой тряпкой и протёр столы и шкафы. Потом сполоснул холодной водой посуду.

– Ну, что, может, останешься на денёк?

Выяснилось, что в двух коробках продукты. «Здесь противные магазины, – сказал Новиков. – Иной раз самые нужные вещи не завозят».

– Нет, наверное… Как-нибудь потом…

Он не мог отделаться от мысли, что Сергей Владимирович не запер дверь в свой кабинет и вывез оттуда далеко не все бумаги… Мишу разбирало любопытство, и он заранее оправдывал себя тем, что во вред Новикову эти записи использовать ни в коем случае не будет. «Если там вообще есть что-то стоящее».

– Я хотел кое-чем в Москве заняться…

– Хе-хе, да какие у тебя дела… – съязвил старик.

Дел у Гольдина, и правда, не намечалось. Лекции он безбожно прогуливал и даже навёл справки об «академическом отпуске». Новиков как-то обмолвился, что «такое» ничегонеделание – не порок, «а свою задачу ты всё равно выполняешь, хотя пока не замечаешь». Гольдин попросил «расшифровать», но Сергей Владимирович, как обычно, от комментариев воздержался.

– А как с готовкой? Одинокий бульонный кубик версус Сонины деликатесы…

– Насчёт кубика – это твоя версия, – Сергей Владимирович нахохлился. – А что касается Сони… Всё я прекрасно приготовлю. Без изысков, но с голоду не умру.

Гольдин пожал плечами. Сам так сам. Он стал собираться домой.

– И тем не менее – Соня завтра же сюда прискачет… С кастрюлькой и полной сумкой…

– Это уже твоя задача: обеспечь мне хотя бы неделю независимости.

«Хочет ото всех избавиться…» – подумал Миша. Но Сергей Владимирович тотчас добавил:

– К тебе это не относится. Теоретически, можно разгрести бардак во второй комнате…

Они договорились, что Гольдин приедет через пару дней. Без Сони. Для неё Новиков попросил придумать необидную отговорку. Вроде того, что у старика приступ меланхолии и мизантропии. И обязательно отметить, что продуктов запасли на полмесяца.

В кабинете Новикова, в углу, возвышалась огромная стопка бумаг – в папках, в целлофановых пакетах, просто завёрнутые в газету. Гольдин взял верхнюю пачку: курсовая работа студента второго курса А. Григорьева на тему «Причины учреждения Кунсткамеры и первые годы её существования». Под ней – реферат по «Нечистой, неведомой и крестной силе» Сергея Максимова. Перевернул несколько страниц: разумеется, больше всего рассуждений о Кудеяре и разбойничьих кладах. Гольдин наудачу вытащил толстенный диплом с самого низа: «Уголовное преследование бугровщиков в Сибири в XVIII веке». Странно, как такая тема вообще могла кого-то привлечь… Хотя, если студент был из Омска, и у него возник личный интерес… Не исключено, что теперь этот самый Д. В. Быков путешествует по родному краю с металлоискателем. «Поддерживает ли он связь с учениками?»

Миша выдвинул ящик письменного стола. Сумасшедшее количество ручек и карандашей. Карточки, блокноты, две готовальни, набор стеклянных рейсфедеров. С какой стати ему чертёжные принадлежности? Все «схемы» – одна сиротливо топорщилась на стене – нарисованы от руки: кривые линии, кляксы.

Второй ящик пуст. В третьем – несколько блокнотов. Страницы мятые и засаленные – по всему видно, что просматривает их регулярно. Гольдин попробовал читать, то и дело спотыкаясь о чудные значки – полная чушь, белиберда и ни слова про клады.

Тут только Миша обратил внимание на тетрадку в самом центре стола, и отвратительное чувство, будто он жилище Сергея Владимировича обыскивает, мгновенно истаяло: Новиков всё подстроил – и внезапный отъезд и забытую рукопись…

Обычная ученическая тетрадь в клетку представляла собой дневник с детальным описанием «двухлетней давности эксперимента», который, как следовало из ремарки на полях первой страницы, «не увенчался успехом». Однако Сергей Владимирович рекомендовал «читателю» внимательно изучить «все аспекты гипотетической встречи с кладовником».

«Кладовники, – напоминал Новиков, – особые духи. Они охраняют зарытые в земле сокровища и не имеют ничего общего со стражами, которых ставят хозяева кладов, то есть их нельзя назвать изначально добрыми или злыми. Они суть бесстрастные надзиратели. Обозначить функции кладовников сложно. Кроме того, у каждого из них может быть какой-то собственный интерес, связанный с судьбой клада. Обладают ли они личностью в нашем понимании и свойственны ли им симпатии – загадка. Скорее всего, знакомство с кладовником помогает быстро и точно вычислять местонахождение кладов. Не известно, приручаются ли кладовники, надо ли их подчинять или приобретать расположение как-то иначе…»

В «дневнике» Сергей Владимирович фиксировал – отрывочно – целую последовательность опытов. Сначала – невнятный рассказ о попытке встретить «своего» кладовника при помощи махинаций с опустошением памяти. Ничего не вышло: рассказы из «Аристотелевых врат» не хотели правильно «загружаться в сознание». Потом Новиков искал кладовника в сновидении – пригрезилась какая-то ахинея.

На трёх последних страницах, явно написанных перед самым отъездом в Малаховку, Сергей Владимирович советовал приступить к «отысканию кладовника» как можно скорее. Причина поспешности – Соснин. Он, по предположению Новикова, как раз и занимается тем, что «вылавливает» кладовников. Трудно сказать, зачем. Однако намерения у него могут быть нехорошие, «а разгребать тебе придётся одному, ибо моя помощь в некоторых ситуациях бесполезна, к тому же я, вероятно, покину – на время – театр военных действий без объявления причины». Желая пролить свет, Новиков, как всегда, запутал ещё больше. Но подтвердились Катины намёки на «скорый отвал» Сергея Владимировича.

Миша закрыл тетрадку. Бросаться тотчас в игру с непонятным экспериментом – отчаянная глупость. Тетрадочка – не инструкция, а манифест. Опасности со стороны Соснина Миша не чувствовал.

Назавтра, часов в десять утра, заявилась Катя. Не переобувшись в тапочки, спросила, как поживает Новиков, и скоро ли они снова отправятся за сокровищами.

– Ты же вроде не по этой части.

– Люди меняются… Так не собираетесь? Новиков ничего такого не предлагал? В глушь уральскую забраться, а?

Катя хихикнула.

– Ямантаушный разговор продолжить?

– Какие уши? Ты о чём? Скажи-ка лучше, когда Соня будет? Не могу ей дозвониться… Мы сегодня в одно забавное местечко намылились… Вечером… Тебя, извини, не приглашаем… У тебя там чайник уже пять минут свистит.

Заваривая чай на кухне, Гольдин услышал, как открылась и тотчас закрылась входная дверь. «Ушла, не попрощавшись». Однако, выйдя в прихожую, увидел, что Катя по-прежнему на месте.

– Кошка мяукала, – опередила его вопрос девушка. – Прям как человек. Так жа-а-алобно… Я проверила. Беременная, но бодренькая… Бежала за бабулькой с огро-о-о-мной сумкой на колёсиках. У неё, наверное, кормится…

До Миши, наконец, дошло, что Катя ведёт себя весьма необычно: то и дело кивает головой в разные стороны, слова растягивает.

Девушка резко наклонилась и заглянула в замочную скважину, потом вернулась в исходное положение, но уже с дурацкой ухмылкой на физиономии.

– Может, хочешь узнать у меня что-то особенное?

Гольдин собрался послать её куда подальше, но, вдруг, подумал, что Катя – наркоманка или сумасшедшая, что у неё развоение личности, и на Ямантау она была – если была – в этом своём изменённом состоянии. То есть, можно и рискнуть.

– Эти мои… выпадения… сны, которые для Новикова вроде бы и не сны… Я же там его вижу, и он меня видит… Контакт происходит, но не в реальности, что ли… Ты понимаешь, о чём я? Где это место?

Катя долго смотрела на него, не моргая. А потом, с напряжением, ответила:

– Новиков видит то, во что сам верит. Игра воображения. Но она захватывающая, то есть захватывает и твоё воображение. Психологическая практика. Внушение. Хотя это лишь часть, внешняя часть, впечатление. Всё – вопрос личной веры.

– Про личную веру я уже слышал…

– Вера не возникает на пустом месте. Это место, где хранятся впечатления, куда впечатались, или в чём отразились вещи, которые ты как бы увидел или почувствовал. Или другие увидели и восприняли. Многие верят. И очень давно.

– Это реально? Потрогать можно? Или всё – только… манипуляции с сознанием? Клад и кладовник. Я и Новиков…

– Ха-ха! Новиков не кладовник. Ты же видел его там, в Месте?

– Ты вспомнила про Ямантау? Или тебе Новиков сказал?

Миша протянул к ней руку. Девушка увернулась:

– Не сейчас.

– Когда?

– Когда что?

– Когда… Новиков отвалит?

– Очень скоро.

– Точно?

– Сто процентов.

– Так, а мне что делать? Проводника искать? Кладовника?

– Или кладовницу. Как тебе физиология подсказывает…

Гольдин не сразу заметил, что в Кате опять произошла метаморфоза. Она снова ухмылялась, глаза бегали. Открывая дверь, попросила передать Соне, чтобы та с ней «типа сегодня вечером» связалась. И сбежала по лестнице. На ней был коротенький бежевый плащ, светло-синие джинсы и высокие ботинки. То ещё сочетание! Но всё новое…

У Гольдина трещала голова. «Бред и чертовщина. Внушение, блин. Практика!»

Через полчаса прискакала Соня. Выслушав сообщение о визите своей подруги, сразу же принялась куда-то названивать. Там было занято. Вид у Сони был крайне озабоченный.

– А где Катя живёт? У неё есть какая-то квартира?

– Не знаю. Но если звонить по некоему номеру, то всегда подходит Катя.

– Ты, конечно, мне его не выдашь…

– Конечно. Во-первых, зачем тебе? А во-вторых, это её условие…

«Ещё пара глупых вопросов – и она точно взорвётся».

– А почему такая секретность? Катя сегодня была весьма странная…

– Да нет никакой секретности. Просто человек хочет… иметь что-то вроде убежища.

– От кого?

Соня пожала плечами.

– Ты завтра в Малаховку? Тараканщики придут в одиннадцать. Я их встречу. Дня три советую здесь не появляться, пока не проветрится…

Сергей Владимирович две недели назад просил поморить тараканов, но Миша не воспринял это всерьёз.

Соня хотела что-то сказать, но как будто мялась. Что было совсем на неё не похоже.

– Соня, мы, надеюсь, не в ссоре… После Урала даже не поговорили ни разу. А тогда расстались на весьма пронзительной… как бы это сказать… ноте. Не помнишь?

– Очень хорошо помню. Конечно, надо поговорить. Но не сейчас, позже… Мне бежать надо.

– Это, ну, нынешнее… положение – с Катей каким-то образом связано?

– Нет, ерунда. Ладно, потом обсудим.

И ушла. А Гольдин рассудил, что тактику нейтрализации Кати, если его теория о противостоянии девушек имеет смысл, она выбрала весьма оригинальную.

Вечером он позвонил Рудаковым. Как и следовало ожидать, трубку никто не снял. Саша работает, а Соня с Катей тусуется. Гольдин оставил записку, что приедет в пятницу, и отправился на вокзал.

В мазанке было очень жарко: Новиков постоянно топил печку, и уже оприходовал все доски от старого забора. Он встретил Мишу с топором в руках и предложил тотчас раскурочить «абсолютно непригодный сарайчик». Гольдин отобрал у него топор, убедил не трогать хозяйственные постройки и просто купить машину дров. Или сразу установить АОГВ. Сергей Владимирович, как ни странно, согласился на обогреватель:

– С печкой приятнее, но, что ж поделать, на будущий год запланируем.

– Почему не в этом? Два дня от силы.

– Нет, давай отложим до лета. Пока терпит.

Оказывается, вчера приезжала Соня и привезла три коробки еды. Как дотащила – тайна. Новиков подозревал, что она приехала на машине, а он как раз вздремнул и поэтому ничего не слышал. Соня сказала, что её некоторое время не будет в Москве.

– Мне ничего такого не говорила… И куда собралась?

«Сонины кунштюки настораживают. Ещё напридумывает себе реальную борьбу. За кого тогда вступаться?»

– Да, вроде с Катей они… Отдохнуть…

– Вы спонсировали?

– Еле уговорил взять деньги за Катю. Там и Саша помог…

Выдав Гольдину потёртый шезлонг, Сергей Владимирович удалился в «пищеблок». Минут через пять старик высунулся из окна:

– Забыл спросить: ты сегодня здесь?

– И я забыл проинформировать: тараканов морили, так что день-другой у вас поживу.

Вместо ответа Новиков включил воду.

Гольдин развалился в шезлонге и задрал голову. Высоко в небе беззвучно летел самолёт, рассекая приятную синеву пенным выхлопом. «Надо бы придумать повод заговорить с ним о тетрадке».

Сергей Владимирович предложил на выбор: спать на раскладушке или перетащить из большого дома диван.

– По идее, он должен пройти…

Новиков уже сбегал в «коттедж» с рулеткой и теперь прикладывал её к дверным косякам.

– Скрипит сильно… Но мышей в нём нет. Надеюсь.

Мышей в диване не было, но его пришлось разбирать, а потом заново монтировать на новом месте. Часов в десять поужинали и сели пить чай, заваренный, как сказал Новиков, на уральских травах: он получил в подарок несколько пухлых мешочков от автора «Абсолютной защиты»…

В последнее время Гольдин постоянно думал о «снах на яву», но терзать расспросами старика опасался – пока, во всяком случае. А тут он разомлел от чая с вареньем, и у него вырвалось:

– Вот этот сон, где я вас видел в Месте… Я же всё точно разглядел? Ну, то, что вы там делали. Что это? Мистическое пространство духовно-информационного обмена?

– Твой сон…

– Почему сразу «мой»? Вы разве к нему не относитесь?

– У меня он другой.

– Допустим. Но что это, в принципе, такое?

– Не знаю. Предполагаю, что интуиция. У тебя это «сон», у меня – что-то, может быть, другое. Из этого «сна» человеку приходит сигнал, подсказка, что, когда и как сделать. Такой диалог в неосознанной форме, когда хомо сапиенс выступает полноправным собеседником «сна», то есть в состоянии сформулировать и задать вопрос, – большая редкость, мало кому доступно…

– У каждого своя галлюцинация. И как же мы с вами там почти встретились?

– Внутреннее и внешнее там соединено. Ведь между ними нет различия, сознание рисует границы. Бог, «Роза мира» или ноосфера Вернадского – по-твоему, галлюцинация?

– Может, коллективная галлюцинация? То есть вы полагаете, что к этому миру безграничному подключены все? Любой может задавать вопросы и получать ответы от своей интуиции? От ноосферы, эгрегора или бога? Произвольно и в любой момент?

– Именно. Самое смешное, что через «сон», «мир безграничный»… Я бы сказал – место… Не Место, а место, прошу заметить! Да, я бы назвал его «непустым пространством». Оно кому-то представляется пустым, но таковым ни в коем случае не является. И через «непустое пространство» в определённый момент своего существования проходят все. Большинство, правда, с закрытыми от страха глазами. Они ничего не видят, подсказок не получают. Для них это – да, «пустое пространство». Как сон без сновидений, «сон пустой». Впрочем, подсказки часто касаются не совсем обычных вещей, и иногда их лучше не услышать. А человек, который их никогда не слышал… Ему хорошо живётся, очень спокойно… Пока он осознаёт себя человеком, конечно…

Миша перебил Новикова:

– Значит, обычный человек проваливается, ничего не замечая и не запоминая, пролетает через вашу «непустоту» и снова приходит в себя уже на другой стороне…

– Когда ты говоришь «проваливается, ничего не замечая и не запоминая», мне сразу вспоминается «Тибетская книга мёртвых». Там как раз об этом… путешествии. Да, не он приходит в себя.

– Понятно, что не он. То, во что его, так сказать, душа трансформировалась. И эта трансформация, если я правильно понял «Книгу мёртвых»… Вы же мне её летом с умыслом подсунули, да? Эта трансформация существенно осложняется, если человек боится. От страха глаза не раскрываются, а зажмуриваются. Напрочь. То есть «непустого пространства» и подсказок интуиции не надо бояться – вы об этом говорите?

– Что до меня, если тебе интересно… – Новиков закатил глаза. – Да, я этого перехода, попросту говоря, смерти, не боюсь. И намерен как можно больше почерпнуть во время путешествия. Посему и пытаюсь сейчас потихоньку приучать себя к нахождению в «непустом пространстве». И Место, как ты уже догадался, с этим «пространством» напрямую связано…

– Хорошо, – Гольдину показалось, что нить понимания от него ускользает. – Но зачем тогда мне надо с вами или с кем-то ещё в «непустом пространстве» встречаться?

– Понятия не имею, – Новиков наполнил Мишину чашку.

Диван был жёсткий, одна из подушек «проросла», пошутил старик, ржавой пружиной. Он долго крутил её пассатижами, но так и не сумел вырвать. Поэтому сверху положили матрас. Сергей Владимирович принёс чистое бельё, пожелал спокойной ночи и прикрыл дверь.

Было около полуночи, но машины то и дело проезжали по дороге, буквально в пяти метрах от дома. Гольдин даже подумал, как хорошо, что в этой комнате нет окон, иначе здесь всё сверкало бы и переливалось от света фар. Он разделся и лёг. Старик постучал в стенку:

– Как устроился? Всё в порядке?

– Да, спасибо.

«Почему после возвращения с Урала я не видел ни одного „вещего сна“? Тогда мне повезло зацепить Новикова. То есть, повод был. И теперь есть. Тогда он скрывался в Месте, а теперь что-то недоговаривает. Проверяет, смогу ли я сам что-то там совершить и узнать? Своей тетрадочкой и давешним разговором он дал понять, что необходимо двигаться дальше. Рекламировал своё „непустое пространство“ и прочую эзотерику». Мишу не отпускала мысль о Кладовнике – о нём и Новиков «проговорился» и Катя упоминала. «Вымышленный персонаж. Почему они оба напирают, что интуиция выдаст мне нечто кладовническое? Может, Сергей Владимирович считает, что я медиум, и он с моей астральной помощью больше кладов отыщет? А Катя тогда причём? Бред».

Чай оказался едва ли не мочегонным. Или же Гольдин выпил слишком много… Так или иначе, он трижды выбегал во двор, поленившись накинуть хотя бы куртку, и теперь никак не мог согреться. В какой-то момент его стало знобить. Он укрылся ещё одним одеялом. Голова кружилась, подташнивало, словно он пил со стариком не чай, а водку. Миша закрыл глаза: замелькали синие квадраты и треугольники. Новиков храпел с присвистом, и Гольдин никак не мог отрешиться от смешных звуков. Он снова подумал о тетрадке. «Какие сны видит старик? Про Место или „непустое пространство“? Очень любопытно. И я же могу хотя бы попробовать туда пробраться – ну, по аналогии с уральским проникновением в Место… А завтра надо будет всё-таки самому заговорить о тетрадке».

Минут десять он припоминал рассуждения Сергея Владимировича о снах. Начал считать вдохи-выдохи и где-то между девяностым и сто пятнадцатым то ли провалился, то ли воспарил, ощутив себя словно бы «подвешенным» над землей. Ночную тьму дырявили трассы горящих звёзд, причём многие из них неистово дрожали. Гольдин решил, что «вышел из тела» (об этом муторно вещал какой-то «йог» в одной из самиздатовских брошюрок Новикова), что его занесло высоко в небо, в атмосферу Земли. Или в ноосферу. Трудно сказать, был ли это сон или мечтательная дрёма. Ничего не происходило, Миша «висел» в просоночном мареве, и ему казалось, что он всё видит.

Потом картинка внезапно изменилась, угол зрения сместился, и на Гольдина хлынул прозрачный воздух. Тьма отступила, откуда-то струился свет, как будто слегка приглушённый. Миша был на земле.

Он огляделся и понял, что стоит на улице Льва Толстого, в сотне метров от дома Новикова, почему-то в трусах и футболке. Поддавшись какому-то импульсу, двинулся к станции. Кругом неживые дома, окутанные сизой дымкой. А у деревьев и кустов очертания, наоборот, чёткие. Всеобщий застой нарушает неведомо откуда исходящее мерцание. Человек машет рукой. На нём мятая пиджачная пара и высокие сапоги. Для Малаховки вид чрезвычайно нелепый. Он спрашивает с улыбкой:

– В Париж, выходит, собрался?

Миша сбит с толку. Какой Париж?

– О чём вы говорите? Мне надо кое-кого встретить…

– Это понятно! А кого, если не секрет?

– Ну, я не уверен, что сумею описать… – Миша мнётся и нервничает. – Кладовник…

– Да, да, да, конечно! – странный тип продолжает улыбаться. – Кладовники! Хорошо забытое старое. Павел Кладовников. Такой с бородкой… Не он?

– Может быть. Я с ним лично не знаком…

– Его здесь нет… Но раз ты спросил, значит, скоро появится. А мне пора, – говорит человек, приобнимая Гольдина за плечи.

Миша почти уткнулся носом в его шею. «Архинеприятный, какой-то пресный». Отворачивается и делает шаг в сторону, но земля уходит из-под ног, его качает, подкручивает, как на карусели, всё мелькает – лицо странного прохожего, дома, деревья… Он чувствует, что должен вот-вот упасть, но его подхватывают, куда-то несут… Яркий свет, неразборчивые голоса… Гольдин пробует повернуть голову и пошевелить пальцами, но ничего не чувствует.