Читать книгу Идентичность - Леонид Подольский - Страница 30

Уже на третий день тете Соне все доложили про Валечку. Стараясь проявлять деликатность, она поинтересовалась:

– Очень понравилась Валечка Минина?

– Да, – слегка смутился Лёня, но решился быть откровенным.

– Хорошая девушка. На два курса младше тебя. Говорят, очень умненькая. Отличница. И дедушка у нее, ты его, может быть, помнишь? – начматом был, полковник в отставке, был очень приличный, уважительный, из интеллигентов. Всегда интересовался, как здоровье, как живем, не нужно ли чем помочь. Когда умер дедушка, выделил машину и про вашу семью спрашивал регулярно, привет передавал. Он папу очень уважал. Умер прямо на работе от инфаркта. – Тетя Соня понизила голос, как будто ее могли услышать. – Ты, наверное, забыл, что как-то в детстве Валечка сказала тебе: «юрей». Что, мол, юрей – это плохо.

– Она была маленькая, года три, – перебил Лёня. Стало неприятно, что тетя Соня помнит этот случай до сих пор. Ну, он, другое дело. Мало ли, что было в раннем детстве. Может быть, оттого, что она и тогда нравилась? Самая первая? Хотя… Все ведь возможно… На третьем курсе внимание Лёне стала выказывать Зоя Бастрыкина из параллельной группы. Подсаживалась на лекциях, затевала разговоры, всячески давала понять, что симпатизирует. Влюбилась? С чего вдруг? Он ей не поверил, хотя не был особенно проницательным. Но как-то постепенно сблизились… Да, так вот, однажды они сидели в институтском кафе, и Лёня сказал ей без всякой задней мысли: «Ты очень похожа на Анастасию Вертинскую (портрет артистки замечательной красоты напечатан был с год назад в „Moscow News“, и Лёня хранил его). Давай я буду называть тебя Анастасия!» «А я буду называть тебя Мойше», – неожиданно зло сказала Бастрыкина. Он так и не понял, на что она обиделась, но больше с Бастрыкиной не разговаривал.

…Да, все возможно…

– Да, маленькая, – согласилась тетя Соня. – От кого-то услышала… Неплохая семья. Кроме одного. Двоюродный брат у нее большая шишка, прохиндей. Василий Лисицын. Был секретарем горкома комсомола. Через каждое слово – «русский». «Мы, русский народ». «Мы, русские, победили». «Мы, русские, всех кормим». Будто кроме русских никого нет и другие не воевали. Написал книгу: что-то про войну, про комсомол, про сионистов… Будто сотрудничали с немцами. Я сама не читала, мне некогда, нужно о Катеньке думать, работать, но будто евреи плохо воевали, первые сбежали из Москвы, отсиживались в Ташкенте. Защитил кандидатскую диссертацию – на кафедре, которой папа когда-то заведовал. Потом Голубов забрал его в Москву. Слышал про Голубова?

– Да, слышал.

– Папе из-за него пришлось уехать.

– Папа говорил: «Не хотел с ним иметь дело. Не хотел писать чужую диссертацию. А Голубову – особенно».

– Голубов точно антисемит. Мне даже жена его жаловалась. «Я, – говорила, – сама на четверть еврейка. По дедушке. Он еще при царе крестился. Так он не может мне до сих пор простить крещеного деда. А сам-то ведь из буржуев, из поповского сословия».

Как-то сказала мне: «Вот вы – трудящаяся еврейка. А в Америке все евреи – богатеи. Все против нас. Поджигатели войны. И с врачами все не так просто. Берия выпустил, заметал следы, а потом не до того было. Не стали разбираться. Не хотели во всем этом копаться, потому что неизвестно, куда бы это все привело».

– Папа тоже говорил, что не все ясно. Могли заставить, могли сделать все, что угодно. Возьми хоть историю с Фрунзе. Ведь его наверняка убили. И Плетнева с Левиным судили – им шили убийство Горького, но Горького, похоже, действительно отравили. И с Бехтеревым дело темное¹⁹⁹. Сталин крутил как хотел. Папа предполагал, что Жданову действительно могли помочь умереть, что Тимашук²⁰⁰, возможно, не виновата, она просто была затравленная, запуганная, одинокая женщина, там могло быть сразу много вариантов. Сталин был такой великий драматург и режиссер в одном лице, что никакому Шекспиру не приснится. Какой там Ричард III. Сталин не просто убивал, он творил свои расправы с величайшей любовью к искусству, прямо с чувственным наслаждением. Маньяк! Параноик! Он получал от процесса такое удовольствие, так любил играть с обреченными, будто кошка с мышкой, что его самого, в конце концов, отравили, а если не отравили, то точно поспособствовали умереть. Тираны очень часто умирают не своей смертью. Вряд ли где-нибудь еще в мире скрыто столько тайн, как в Кремле или в подвалах Лубянки.

На этом разговор закончился. Тетя Соня не стала больше ничего говорить о Валечке.