Читать книгу Идентичность - Леонид Подольский - Страница 42

…С вечера, как всегда, они с Валечкой слушали «Голос Америки». Передавали про суд над Владимиром Буковским, его процесс шел как раз в Мосгорсуде – судили «за антисоветскую агитацию и пропаганду». Ночью они долго не могли уснуть – о, любовь, любовь, ничто, даже этот нечестивый суд не мог ей помешать, – а утром Валечка присела к Леониду на колени и произнесла своим волнующим голосом:

– Мне ночью, ближе к утру, приснилось, что я беременна. Будто ангел в белом слетел откуда-то сверху и сказал, что родится мальчик. – О да, чудо, как в евангелии, потому что Леониду тоже приснился сон, очень похожий на Валечкин, но вместе другой, еврейский.

– Мне тоже сегодня приснилось. Только по-другому. Будто мы – Самсон и Далила. И я несу тебя на руках… Через границу? Нет, не помню… Но, кажется, у тебя живот – большой… а я хочу тебя… Очень хочу… Немного странный сон…

В детстве дедушка часто крутил на патефоне эту пластинку – про Самсона и Далилу. Леонид давно не помнил, на каком языке исполнял певец эту песню-быль. На идише? На иврите? Слов он не понимал и не знал содержание, знал только: про Самсона и Далилу. Что-то романтическое, древнее, было в их именах; случайно он запомнил мелодию – какую-то печаль, вечную еврейскую печаль, и голос, очень сладкий, как у Фрэнка Синатры… Лишь много позже Леонид узнал, что Далила была филистимлянкой и предала Самсона… В то время он не догадывался… Думал, еврейские Ромео и Джульетта… И Валечка тоже, к счастью, не знала…

Да, такие сны. И все в руку. Через девять месяцев, желто-лиственной дождливой осенью, совсем не похожей на израильскую, Валечка в самом деле родила мальчика. И дали ему эллинское имя Александр. И вскоре вырастут у него длинные волосы, как у Самсона… И будет он высок и строен, как Самсон. И будут у него голубые глаза…

В тот день он обнял ее и держал на руках, и спросил, на мгновение прервав поцелуи:

– Поедешь хоть на край света?

– Хоть на край света.

В то время или чуть позже – все уже давно перепуталось, слишком много лет прошло – и еще одну вещь сказала Валечка, которую он запомнил на всю оставшуюся жизнь.

– Вася сказал, что они ненавидят евреев, потому что боятся. Что в евреях заключена какая-то тайная сила. Это, мол, очень плохо, когда евреи уезжают. К беде.

– Странные суеверия, – рассмеялся тогда Леонид. – Вроде материалисты, а подвержены темной, непонятной мистике. Такие же люди. Разве что пьют меньше и больше работают. Не делали бы евреям плохо, они бы так не рвались. Им бы на себя посмотреть. – В те годы в Москве по рукам ходили списки, в какие институты можно, а в какие нельзя поступать. Нельзя было в МГИМО, словно пакт «Молотов-Риббентроп» все еще действовал – и в университет, но на разные факультеты по-разному. Особенно же стерегли от евреев мехмат, физтех и МИФИ, а можно – в МИИТ и в МИСИС. Там и мужали будущие еврейские олигархи.