Читать книгу Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы - Лев Тарасов - Страница 11

Переболей жестоким словом,

Покройся струпьями и ранами,

Так хорошо болеть о новом

И шелушиться покаянными

Обрывками ума и кожи.

Рабочие смеялись тоже,

Стряхая с пиджака налёты

Фабричной пыли, хлопка, ниток.

Они, спеша домой с работы,

Выносят радости избыток.

И, пусть, пока в бараках тесно,

Не изжиты вино и мат,

Им только светлое известно,

Они судьбу свою творят.

Да будет эта сила стражем

В веках прославленной страны.

Мы с нею крепко жизни свяжем,

И мы принять её должны.

Вот и теперь у многих светится

Сознанье в подвиги свершенья,

И жизнь веленьем твёрдым метится

Без промедленья и смягченья.

Переболей и будет краше

Ходить по улицам шумящим,

И будет сердце биться наше

Одним лишь только настоящим.

Наши окна настежь открыты,

Ветер веет, бумагой шурша.

Если прошлые песни забыты,

Их напев повторяет душа.

Мы утратили сладкое счастье

И впадаем теперь в забытьё,

Тяжело нам чужое участье,

Позабывшим паренье своё.

Словно сердцу заботы немного?

Словно в радости тянутся дни?

Ведь следит неустанно тревога,

Чтобы мы не остались одни.

Нам минуты больного раздумья

Не дают успокоиться сном.

Слышу листьев таинственный шум я

У себя за раскрытым окном.

В этом шуме сокрыты намёки,

Их легко понимает душа.

Пусть от жизни мы будем далёки,

Жизнь для всех и равно хороша.

По тёплым лужам босиком

Она гуляла вечерком,

Своей невинностью прельщала

И многим счастье обещала.

Собой воздушна и легка,

Поймала майского жука,

Шутя в ладонь его зажала

И, как невольника, держала.

Изнемогая от бессилья,

Жук распустил лениво крылья.

Ей непокорство было мило,

Она жука летать пустила.

Сияла влажная луна,

В её лучи погружена,

Смеялась весело она.

Одежды лёгкие в пыли

К земле пришелицу влекли.

Она давно взлететь хотела

И трепетало её тело,

Как будто, брошено в простор

Вослед жуку, что мерил дали,

Что крылья в воздухе простёр,

Которые его держали.

Топтались тени по цветам.

Всё сказкою казалось там.

И были нежными напевы

Во славу неизвестной Девы,

Что летним, знойным вечерком

Гуляла в парке босиком.

Я помню ночью это было,

Она мне сердце отравила

Участьем нежным. В парке холод,

Но я согрет и духом молод.

– Ужели я влюблён – твержу,

Сырой туман в тоске глотая.

Ночных теней поднялась стая,

За их полётом я слежу.

Там под луною ликованье,

Сошла она в луче луны.

Спешит на близкое свиданье

Продлить пленительные сны.

У сердца маленькие жалобы,

Оно отравлено тоской,

Всегда любить оно желало бы,

Навек утративши покой.

Вослед за ней спешить могу ли

Теней весёлый топот слыша?

Туман сырел. И ветры дули,

Кусты цветущие колыша.

– Иди сюда – сказала Дева.

И понял я слова привета.

Смеялись справа, смеялись слева

Ночные тени, скрываясь где-то.

Я помню – ночью это было,

Она сказала: – Я не забыла…

В луче качалась, в лицо смеялась,

А время мчалось, поспешно мчалось.

Девы с Юношами в парке

Пляшут весело под липами,

Дико смотрят перестарки,

Вторя их веселью хрипами.

Юный, быстро между парами

Совершает круг намеченный,

Всех удерживает чарами,

Улыбаясь Деве встреченной.

Она идёт к нему кокетливо,

С одежды пыль лесов снимая,

И говорит ему приветливо:

– К тебе стремилася сама я.

Мой путь к земле в лучах светил,

Хочу, чтоб ты мне путь светил.

Я память ваших предков чту,

На то особый день быть может.

Желаешь, я тебе прочту

По звёздной книге, что тревожит

Людей с младенческих годов.

И он ответил: – Я готов!

Стучали Юноши ногами,

Подняв с дорожек пыль столбом.

– О, как давно я бредил Вами,

Что ж, говорите о любом…

Раз, горесть радости почуя,

Всё непременно знать хочу я…

Она молчит. Не одолеть

Того, что властно тяготеет.

Уж он спросить её не смеет,

Она сама сказала: – Смерть!..

Я не могу найти покоя,

Руками сердце зажимая,

Давно не знаю: что такое?

И прочь бегу, не понимая.

Но в беге длительном устав,

Придётся где-нибудь свалиться.

Мягка постель зелёных трав,

И хорошо на воле спится.

Деревья шелестят ветвями,

Докучных мошек отгоняя.

Туманы стелятся, местами

Росу прозрачную роняя.

Там гам лесной и запах смол

Распространяет старый ствол.

Очнулся я…Шалаш из веток

Рукой заботливой сплетён.

– Я берегла твой хрупкий сон –

Сказала Дева – Напоследок

Мне стало ясно, будет буря.

И замолчала, брови хмуря.

Мне было радостно поверить

Её словам. Я засмеялся

– Как правду слов твоих измерить?

И кто одежд твоих касался?

К тебе одной стремлюсь всегда я,

Хочу любить тебя страдая!

Едва коснулся милых рук

И радость милую заметил,

Она исчезла в лунном свете.

Но сердца учащённый стук,

И ветви, сорванные ею,

Я отрицать никак не смею.

Поднялся Юноша, вздыхая,

И прочь пошёл лесной тропою.

Уж ночь бледнела, затухая,

Теней сгоняя к водопою.

И в воду сонного пруда

Упала крупная звезда.

Глядит: на пне корявом Дева,

Сидит тихонько напевая,

И отзвук нежного напева

Звучит, унынье нагоняя.

Ей, в равнодушие высоком,

Свои ночные чары дея,

Луна мигает тусклым оком,

Прочь отвести его несмея.

– Теперь я точно знаю, где Вы –

Сказал он, сев на кочку рядом.

Рукой коснувшись платья Девы,

Её смутил нескромным взглядом.

Она печальна и тиха,

Ему в ответ не улыбнулась,

И лишь при крике петуха,

Покорно в сторону метнулась.

Подумав, Юноша заметил:

– Предупреждает духов петел,

Он скоро снова будет петь.

Пора бы вам поторопиться!..

– Я не могу никак взлететь –

В слезах ответила девица.

И руки в ужасе ломая,

Поднялась, как лоза прямая.

Печально созерцая высь,

Свои творила заклинанья,

Но тени мимо пронеслись,

Её оставив без вниманья.

– Теперь я знаю, где остаться,

Мне на земле готово место.

С тобой должны мы сочетаться,

Я буду смертного невеста!..

Поэт пиши на бересте

Пахучим соком земляники,

Но птицам не мешай свистеть,

У них особые языки.

Тебе блестящий дан удел

Угадывать стремленья века,

Зачем же ты очки надел

И в них не видишь человека?

Ужели солнце обожгло

Глаза, пылавшие прозреньем?

Или причиной ремесло,

Тебя обидевшее зреньем?

Премудрость книжную познав,

Ты превратился в эрудита,

И созерцанье свежих трав

Тобой навеки позабыто.

Цветы спешат благоухать,

Приспело время опыленья,

А ты способен тоже дать

В твои минуты вдохновенья?

Тебе покоя не даёт

Закон числа, закон утраты,

И ты не видишь, как народ

Тебя спасает в час расплаты.

Поэтов повелось беречь,

Когда живут они в прозорах,

Когда их взбалмошная речь

Воспламеняет словно порох.

Они способны начертать

Иглой терновника поэмы.

И нам без устали читать,

Лишь попадись наедине мы.

– Скажите, правда вы с луны,

И до сих пор не влюблены?

– Я родину давно покинула –

(И на плечи платок накинула) –

Мне в парке холодно и вязко,

Но духов согревает пляска.

Для них заманчиво болото

И вялых листьев позолота.

Мы будем прыгать на лугу.

Смотрите, как я побегу.

Живее хлопайте в ладоши.

Да бросьте там искать калоши,

На что нужна вам эта мразь.

А, ну, скорей, за мною, в грязь!

Я потому и хохочу,

Что видеть бодрым вас хочу!

– Давно я думаю, не смог ли?..

– Да вы, наверное, промокли.

И для чего в такую стужу

Вас угораздило сесть в лужу?

Вы неуклюжи, как медведь.

Нужно под ноги глядеть.

– Ах, извините, ныне я

Вяну от уныния…

Весь мир юнел и полон гомоном,

Парк зеленел и рос побегами.

Я показался тебе прикованным

К пути, скрипевшему телегами.

Мне нужно было выси мерить,

Я бредил шорохами мая,

А потому не мог поверить,

Что ты красивая и прямая.

Было протянуто

через

Я – моё

бренное тело

любимого.

Рыдая

о днях погребения,

мы сидели

над чёрной ямой

нашего горя

земного.

Мы делили

одежды его,

разрывая

на мелкие

части.

Нас тени

манили

изведать

запретные

радости

жизни.

Мозг

возгорал

прозрением –

Грядущего

Распада.

В стране

Высокого Домысла,

в дни ожиданья

победы,

мы ликовали

оба.

Вотон

ловил

мотыльков

легкокрылых.

Единое слово моё

вызвало к жизни

духов.

От дуновения,

в облаке пара

вырос

Вотон

Разящий…

Жёлтая кровь

Дракона

заключена

в его жилах.

Сердце его

лежит

к Востоку.

Наша страна

перепутье.

Быть ей полем

кровавой битвы.

Все мы носим

в груди

тень

желтолицего брата.

Нас равно тяготят

и Восток,

и Запад.

Пойте

победные гимны!

Бейте

в голубые барабаны!

Зовите,

Ангела Смерти!

Он идёт,

неся мор

и голод,

через моря

и выси

гор…

В облаках

видели

окровавленные руки,

слышали

голоса

праведных.

Рыдали

жены и дети,

глядя

как нагие

корчатся

в муках.

У меня

на руках

покоилось

тело

убитого

Друга.

Пиром

во время чумы

прогрохотала

телега

гружёная

трупами.

Вотон

хохотал,

проворно

мотылькам

обрывая

крылья –

Сегодня

он был

победителем.

Где-то там

кричали:

– Банзай!

пронзительно,

и плавно

качалось солнце

на знамёнах

жёлтых.

Наклонившись

к лицу

убитого,

я постиг,

что с ним

исчезали

все лучшие помыслы

моей маленькой

жизни.

И крикнул я

чёрного ворона,

что клевал

глаза

трупов.

Покорный

зову живых,

он слетел

ко мне

на плечо.

– Принеси

живой воды.

Погиб Эней

Светозарный,

с ним культура

и радость

жизни.

Ворон поднялся,

шумя крылами,

его пленила

нелепая

просьба.

Вотон

любовался

чёрной ямой,

я рыдал

над убитым.

Качались

от ветра

деревья.

К земле

пригнулися

травы.

Глаза

застилали

слёзы.

Вдруг тень

знакомого ворона

скользнула

по зелени.

Флакон

с живою водой

упал

на колени.

– Пробудись,

Эней,

от долгого сна,

восстань

из мертвых!

Я плеснул

в лицо ему

живой водою,

он вздохнул

облегчённо.

Глаза,

оглядев

опустошённые дали,

обволоклися

печалью.

Вокруг

простирались

владенья

Вотона.

Вспыхнуло

голубое сиянье,

стал Эней

кротким,

светлым…

– Брат мой,

я видел Бога,

мне трудно

с живыми…

Дай приют

в твоём теле,

я войду

неслышно.

И в поры мои

проник он,

и стало нас

вместе –

двое,

Двое

в едином

теле.

Тогда

сказал мне

Вотон

Разящий:

– Я весь

обагрился

кровью,

я топтал

беззащитных

и слабых,

я жёг

на пути

селенья…

– Мне страшно

молчанье

мёртвых.

Прими меня

ради бога!

И в поры мои

проник он,

и стало нас

вместе – трое,

Трое

в едином

теле.

Не знал я,

что будет

дальше.

Весь мир

для меня

раскололся.

Я шёл,

попирая убитых,

путём

торжествующей

Смерти.

Солнце

в крови

каталось,

багровея

к закату.

Голос

возник

из мрака:

– Беги отсюда,

несчастный!..

И полон

смутной тревоги

в ужасе…

я проснулся.

Чего ты ждёшь? Ярмо жестоко,

Но близок час, оно спадёт,

Придёт японец из Востока

И немец с Запада придёт.

Они сметут до основанья,

Что было создано трудом

И в тюрьмы перестроят зданья,

В которых мы теперь живём.

Веками будет иго длится

Враждебных желтолицых рас,

И снова будем ждать мы сдвига,

Освобождающего нас.

Опять за мною по пятам

Шагает аистоподобный.

Он улыбается цветам

Улыбкой дружески удобной.

Как все избранники сутул,

Он в плащ завёрнутый небрежно,

На одуванчики подул,

И в парке сразу стало снежно.

– Я вами призван находить

Слова, забытые другими –

И властно прогремело – Быть!

Под облаками голубыми.

На шум травы, на птичий гам,

На торжество земного мира

Ложится, радостная нам,

Тень Хлебникова Велимира.

Поэты живут, через годы

Высокой дружбой сильны.

И в зеркале мнимой свободы

Причудливо искривлены.

У них усталые лица

Холодные бледные лбы

Они умирают от скуки

От мора и от судьбы.

Грядущее в розовом свете

Веками рисуют они

И только малые дети

Поэтам бывают сродни.

Мы связаны тонкими узами

Великий Мыслитель и Друг

И делим с прекрасными Музами

Свой маленький досуг.

Ему приятен был семит

С горбатым носом и глазами,

Горящими двумя углями.

– Ко мне судьба благоволит –

Сказал он медленно и внятно –

Я вижу мир во всей красе.

И стало Юноше понятно,

Что от него отринут все

Его любившие когда-то.

И, скорбью о друзьях объят,

Теперь он смотрит виновато,

Когда о Боге говорят.