Читать книгу Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы - Лев Тарасов - Страница 8

Хорошо хоронить у дороги себя

Закопав где-нибудь у куста.

Хорошо голубые дороги любя

Подорожником после стоять.

Пусть вдали прогудят пробуждаясь гудки,

Пусть кипит и волнуется жизнь,

Подорожник живёт без красивых молитв,

С приближеньем обозов дрожит.

Пусть затопчут его, он опять оживёт

Опылённые листья подняв,

И не сломит его торжество непогод,

Обывателя в обществе трав.

И навек полюбив безначалье дорог,

В их пыли затеряется он.

Ожидая, что явится сгинувший Бог

В день невидных его похорон.

В жёлтой пыли

Автомобили

Плыли…

Лошади в мыле,

Лошади в пене,

Мечтали о сене,

Овсе –

И все

Торопящиеся прохожие

На лошадей были похожи.

Они

Мечтали

О пище,

О лучшем жилище,

О том,

Когда будут светлее

Дни

Потом…

Он пришёл изумительным странником

С готовым запасом слов.

И на всех наводил панику,

И со всеми был спорить готов.

Он народ собирал на площади,

Чтоб ему проповедовать ложь,

Больше всех понимали лошади,

Но людей увлечь не пришлось.

Раз, подняв свои руки к небу

Он почуял нелепость фраз,

Никогда таким жалким не был.

Моментально для всех погас.

Он пошёл, а над ним гремели,

Прежде вскинутые слова.

Кто-то крикнул: – Кого терпели!

Захлестнул его грозный вал.

И когда подоспела помощь

Труп растерзанный подняли ввысь.

– Убиенный – кричали – как вспомнишь

О преступниках, помолись.

Под окнами стиснут снег,

Подтаявший,

Грязным налётом одетый,

Ходит по улицам

Снежный человек,

Ходит, разговаривая с ветром.

Жутко.

Скрипит на поворотах трамвай,

Я за нуждой

До сортира вышел,

А снежная человечья голова

К трубе примостилась

На крыше,

Дремлет.

Зима холодна.

Не по нутру человеку.

– Какого ещё

Ей нужно

Рожна –

Пробует он мерекать

Я на крыльце постоял

Почесав затылок.

Да, сдуру,

С чего иначе,

Запустил снежком…

И даже смешно было,

Что человек плачет,

Поди ж ты – ему не легко.

Иногда обрывались струны

На моём дорогом инструменте

Забывал я свой возраст юный

И мечтал о присутствии смерти.

Свою гибель оплакивал часто

И за гробом шагал до могилы,

Принимал сам в себе участье,

Говорил:

– Дорогой, мой милый…

А когда на могильном камне

Я чертил прожитое имя,

Мои тени являлись там мне,

Я подолгу беседовал с ними.

Я соткан из противуречий,

Потерянную нить ищу,

И на непонятом наречьи

На неразумных клевещу.

Чарунь души растёт в чаду том,

Черёмух дым иди дудешь,

Ивыль под ивами надута

Имух чаруе кое-где.

Какая свежесть в шестикае,

Стою ль, хожу ль – я снова Ваш.

И в облаках, строка стекая,

Стихами капает некблажь.

Комуиду глаголишь лепо,

На лето камни вороча,

Коммуну строю в чёрном пепле

На искры пламенем меча.

Моих коммун, мои поэмы

Минутный бред моих баллад,

Иных видны ряды – и темы

Впотьмах иное говорят.

Молчи, чаруяся в безречьи

И то найди, что я ищу,

Чем на непонятом наречье

На неразумных клевещу.

В пещере Геликона

Я некогда рождён

Под звуки граммофона

И отдалённый гром.

Зевес на колеснице

Катался в небесах,

Напуганные птицы

Скрывалися в лесах.

Родившемуся в Овне,

Шлю пламенный привет

Пусть каждый смертный помнит

К ним снизошёл поэт.

Покуда Парки ткали

Мне жизненную нить

Стемнело в затхлом зале

Ко сну стало клонить.

Явились сёстры Музы

И в тот вечерний час,

Надевши мне рейтузы

Втащили на Парнас.

Тогда ещё малютка,

Я стал читать стихи,

Поэтам стало жутко

– Стихи его плохи.

– Реальности в них мало,

А жизни – вовсе нет.

Лира его пропала,

Он сгубит инструмент.

– Балуется ребёнок.

Созвучьями шалит,

Но слух довольно тонок,

Хоть неказистый вид.

Спустив меня с Парнаса

Обратно в колыбель

Исчезли Музы, ясно –

Я отлетел в бесцель.

По утру пробудившись

С Химерами играл,

С Ехиднами сдружившись

Их нежно обнимал.

Склонила Афродита

Мой разум к красоте,

Амур в меня сердито

Спустил полсотни стрел.

Я Сфинксу объяснялся

В нахлынувшей любви,

И всем Олимпом клялся

– Я полубог, как вы…

Так рос в лесу поэтом,

Евтерпой вдохновлён.

Где ж делось детство это?

Ужель всё только сон?

Чудесное виденье –

Тебя я сберегу,

Чтоб расцвести сомненьем

На ЛЕФом берегу.

Май был в конце. Отцветали яблони.

Сладкий запах сирени окуривал сад.

На террасе, в свету керосиновых ламп, они

Говорили о том, как красив был закат.

Мирный чай их не был ничем нарушен,

Темы были бесцветны, скучны, легки.

С укоризной стрясала подпёртая груша

К ним на белую скатерть свои лепестки.

В полусне разошлись. Затерялись мгновенно.

Ветер нежился. Вечер был долог и тих.

Наше звёздное небо – есть часть вселенной,

Небольшая частица среди других.

На свет манящий издали

Я шёл с закрытыми глазами

Мне ярким и опасным пламя

Казалося, и тело жгли

Лучи. Но холодом сознанья

Я укротил их непомерный жар,

А потому величие стяжал

Когда дошёл к источнику сиянья.

Впервые в жизни я прозрел,

Увидя мир в особом свете,

И сам стал лучезарно светел

И в ярком пламене сгорел.

Не вырвешься, цепки объятья,

Тобой искушённых много.

Тебя обнимают братья,

На землю сошедшего Бога.

Братьев его речи звонки,

Они о любви, о свободе.

Он кроток. Стоит в сторонке

Шум до него не доходит.

Чужд он, стремящимся ересь

Раскинуть для сплетен и толков,

Он вовсе не смыслит о вере,

Бог он сегодня и только.

Братья клевещут, и ложью

Опутать стараются встречных

На волю ссылаяся божью

О средствах толкуют извечно.

Грабят упорно и верно,

Лишь он пребывает в сторонке.

Постится… постится, наверно,…

Недаром высокий и тонкий…

Недаром всё шепчут губы

Слова неизменно святые,

А братья и сыты и грубы,

Лживы из речи пустые.

Вновь луносинь,

вечеропевность,

Вновь бредоговор

шорохошумы

И позабыта

тревогодневность

И гнетотягост-

ные думы.

«Влюблённомрачный,

затворноскрытный

Молчальнобледный,

страстнохудой,

В думополётах

скорополитный

К тебе влекомый

иду с мольбой…

Полупрозрачна,

наивно скрытна,

Дорогодалью

пройдёт Она,

Тревоготайной

путь озарит нам

Глаз огневая

голубизна.

Нарядосменна,

как ежедневность

Немалосетуй

на взлётодум,

Здесь позабыта

тревогодневность

Здесь бредоговор,

шорохошум.