Читать книгу Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы - Лев Тарасов - Страница 16

На вернисаже Сурикова,

В суете, когда сновали вокруг

Известные деятели, думал не перенесу оков

Условностей, безропотно приму недуг

Трафарета, не найду живого слова

Перед гигантскими полотнами,

И я призывал Духа Святого,

Чтобы мысли сделались осязаемыми и плотными.

Были несносны окружающие нас

Люди, определения, мысли их.

Я говорил глупости, но шептал: «Отче наш…»,

В сердце моём звучал огневой, испепеляющий

стих.

В час, уготованный для греха,

Когда всё мне казалось тягостным сном,

Я заметил двух девушек и тайно вздыхал,

Обе стройные, они были в красном.

Я теребил цветы и мял в пальцах

Пахучую зелень, и не знал как подойти

Ближе, словно мотылёк схвачен, пыльца отрях-

нута, улететь нельзя, нужно сидеть и врага

умолять: – Прости!..

Я готов был метаться из угла в угол,

Не думая, не зная спасенье в чём…

Вместо сердца в груди моей пылал раскалённый

уголь,

Я был уличен, и уж бредил Угличем.

Они мелькнули в красном обе,

И в бешенный лейтмотив молодости

Вплелася мысль, что вот «во гробе

Сущему, жизнь даровав», повелел Он тяжёлый

крест нести.

Но я верю смиренно – святая Церковь спасёт

меня,

Как и всех своих верных слуг,

От диких соблазнов, от огня

И сердечных мук.

Если нежная девушка пришла с мороза,

Внесла тишину, и вся потянулась навстречу,

Как протопоп Аввакум благословлю в ней

Морозову

И буду, томясь в заточении, любить этот

зимний вечер…

Я маленький, качай меня в люльке,

Колыбельную песню пой!

Я живу в глухом переулке,

Там со святыми меня упокой!..

Мой дом заметён снегом,

Нельзя к нему подойти.

С людьми я встречаюсь во сне: Го-

род

покой ли

смутит

мне?

Какой–то прохожий:

– На водку –

И вот,

за рукав

теребит.

И, ну,

Пристаёт.

Я возьму

и рогожей

Рупору

глотку

заткну!

Он был красив, красноречив,

Его звучали речи гневно,

Он, прославляя коллектив,

Читал газеты ежедневно,

И часами у киоска

Ожидая, весь в поту,

Говорил остроты плоско –

Я повторить их не могу.

Да и нет необходимости.

Без подъёма и решимости

Был взгляд его несносен.

Вечерами, ровно в восемь,

Он сидел со мною в комнате.

Видя вещи свои смутно,

Я вздыхал и сетовал тяжко.

– Вам нужна эта бумажка?

– Вы отрывок этот помните?

И, напевая музыкально,

Гляделся в зеркало украдкой.

Я был холодный и печальный

Перед мучительной загадкой

Необычайно актуальной.

Когда в карманы пиджака

Он клал свои большие руки,

Я узнавал издалека

Его и изнывал от скуки.

То, что ново на экране,

Было юноше знакомо,

Слово в слово он заране

Повторял мне песни дома.

И технические термины,

Как из рога изобилья,

Сыпались на ветер. Те мне

Придавали крылья –

Я парил, и в облака

Сыроватые, косматые

Опускалася рука,

Словно были клочья ваты то.

А другие – в вихре пыли

Уносили, развивая скорость,

И папиросы мы курили,

И дурманились. Но хворости

Приближенье слышал я,

И мучительно кипело

У меня в ушах, и тело

Было слабым, словно дня

Умиранье наложило

Отпечаток роковой.

Единенье наше было

Видно выдумкой пустой.

От женщины стройной и тонкой

Не мог ожидать я привета.

Хотя бы, пустая примета

Смутила покой мой. Сторонкой

Её обошёл бы. Бежал бы

Друзьям своё горе поведать,

В стихах передал бы все жалобы

На тяжкие беды – и сел бы спокойно обедать.

Какой размеренной беседой

Ты сердце юное пленил?

Возьми бумаги лист и поведай.

Вот перо и пузырёк чернил.

В печали преклонил он голову к столу

И думал, вздрагивая плечами:

– Какому идолу я вознесу хвалу?

Уж не позвать ли врача мне?

Как тело раненного, наземь

Упавшего, оплачет Ярославна,

Так я страдаю много зим

И гибну медленно, бесславно.

Кому нужны нескладные отрывки,

Моей судьбы черновики?

Даже случайно открыв их,

Небрежным движеньем руки

Вы сбросите прочь со стола

Досадную кипу бумаг.

Той жизни не будет следа, что была.

Но я оставляю зарубку,

На дереве жизни таинственный знак.

И девушку, что куталась в шубку,

И ехала вместе в метро,

И наш разговор, и тревоги,

И раннее, зимнее утро –

Я всё занёс на бумагу,

Оставлю на память тебе.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я мирно спал ещё… покуда

Одолевали сны. Но вот

В моё окно лучами бьёт,

Ликуя солнце. Я восход

Воспринимаю словно чудо.

Я открываю окна в сад,

Где зелень смочена росою,

Где капли крупные дрожат,

Ещё удержаны листвою.

Но солнце выпьет их шутя,

Едва поднимется немного.

Вот золотится вновь дорога.

Смеётся за стеной дитя,

Мать уговаривает строго:

– Угомонися, время спать!

Вот разбуянилось некстати!

Тут солнце прыгает в кровати

И нежно обнимает мать.

Я у окна… Кусты сирени

В цвету, и яблони в цвету.

Террасы ветхие ступени,

Прохладные, сырые тени

Мне так приятны. Я расту,

Я поднимаюсь в высоту,

Я покидаю кров приветный,

Где мне сидеть невмоготу.

И вот в саду… Едва приметный,

Душистый, утренний туман

Всего пронизывает. Снова

Меня переполняет слово,

Я одурманен, полупьян.

Мне радостно виденье Бога,

Возникшего из темноты…

Я раздвигал рукой кусты,

Не зная, где лежит дорога,

Я нарушал ночной покой

Призывным окликом, не зная

Где выход, ибо глушь лесная

Вновь тяготела надо мной.

Но вот я вышел на поляну,

Где редкие чернели пни,

Которым поклоняться стану.

Присел я отдохнуть немного.

Тут путник подошёл ко мне.

И я познал наедине

Явленье радостного Бога.

Ходил я к Андрею Белому

В дни болезни его на поклон,

Мне скромному и несмелому

Пророком казался он.

Имел я тогда немного

Молодых, но радостных лет.

Искал я по книгам Бога

И верил в Третий завет.

Меня не пустили к больному.

Вечно ставят преграды поэтам.

В горе я удалился к дому –

И о смерти узнал по газетам.

Я пребывал в астральном мире,

Там, где прообразы вещей,

Мой разум разгорался шире

Снопом ликующих лучей.

Я не грешил, лишённый тела,

И на земную суету

Смотрел торжественно и смело,

Как перешедший за черту.

Неосязаем и бесплотен,

Я был мечтой во много сотен

Веков и стран перенесён.

Несуществующей рукою

Его руки коснулся я,

И думал: – Друга успокою,

Ему близка любовь моя!

Озарена лучами славы

Преображённая душа,

Её движенья величавы,

Она проходит не спеша.

И когда Андрея Белого

Повстречал я в поздний час,

Невещественное тело его

Было призраком для нас.

Он прошёл путями росными,

Нарушая тишину,

И дымками папиросными

Обволакивал луну.

Юноша, ломая руки,

Молился каменным богам.

Он отвергал докучные науки,

Читая тексты древних по слогам.

Преданья косного Востока

Ему подспорьем были.

Крылатые духи духовное око

Насильно ему приоткрыли.

Прекрасная страна Кеми,

Повсюду слышу я приветствия тебе,

И двойника моего Ка

Славословия, обращённые к тебе…

На берегу голубого Нила

Медленно влачились дни мои.

Я был бедным землевладельцем,

Поклонявшимся Амону-Ра.

Меня за письменным столом

Терзают мысли о былом

Египта, и во славу Бату

Слагаю гимны я. Потом

Иду смиренно получать зарплату,

Не мысля тело изнурять постом.

Я стал практичен, озабочен

Делами службы и еды.

Мой день размерен, приурочен

К таблицам, графикам и прочим

Бумагам. Все мои труды

Приведены в порядок строгий.

Пишу и мыслю я дорогой.

Дневные записи веду

В метро, в трамвае, на ходу.

Друзьям кажуся недотрогой.

Они в заботах обо мне

Способны утомить вдвойне

Участьем, дружеской беседой.

Прижав заботливо к стене,

Твердят они порой: «Поведай

Свои сомненья и тревоги…»

Я покидаю удобное кресло и говорю:

« Не мучьте, не мучьте, старинные боги,

Ещё не забыл я ваши заветы,

Мне памятны будут заботы, заметы,

За ваше внимание благодарю».

Передо мною том Тураева,

В судьбы Египта вникая,

Я сел читать ещё вчера его,

Своим привычкам потакая,

И смутно вижу воды Нила

И землю, где во время оно

Влачились дни мои под тяжестью закона.

Египет знойный, родина моя,

Благословенные, священные края…

Не много слов лукаво сказано,

Но сердце новой страстью связано.

К осеннему солнцу обращу лицо

И юные плечи, откину косынку,

С добрым утром выйду я на крыльцо,

Поздравлю стройную, тонкую рябинку.

Она, смеясь, целует небо,

Поборница любви земной,

Даёт собаке ломоть хлеба:

– Вот, раздели его со мной!..

И двор, окинув быстрым взглядом,

Пошла минуя грядки,

Пленяя утренним нарядом,

Играть с цветами в прятки.

Покинув сонные покои,

Где изнывала час назад –

Она срывала астры, бархатки, левкои

И скромно потупляла взгляд,

Когда назойливые пчёлы

Спешили к ней прильнуть в надежде

Пить мёд из рук, что голы

И гибки. В солнечной одежде

Была смугла она, улыбка

Её лицо преображала.

Она, шутя, воображала,

Что и недуг любви – ошибка.

Нарушен вечный распорядок,

И вместе с гибелью цветка

Ей привкус смерти также сладок,

Как детям карамель с лотка.

В своих поступках непреклонна,

В любую минуту поставить могла на своём.

Читала гимны Эхнатона

И солнце славила во всём.

Белых лотосов букет

Получи, моя красавица,

Мне приятен твой привет

И желание понравиться.

Рано утром по реке

Плыл я в утлом челноке.

Наловил я много рыбы,

На базар её отнёс…

Жить мы весело могли бы –

Всё зависит лишь от нас.

Золотисты твои плечи,

Обожжённые загаром,

И пленяешь ты задором

Вздорной, непокорной речи.

Все твои пятнадцать лет

Опалёны солнцем юга…

Ты мне верная подруга,

Излучающая свет.

Незабвенный, далёкий Египет,

Ты моё золотое детство –

О тебе мои светлые сны.

Ничего не забыл, вспоминаю

Плодородную нашу долину,

Утопающий в зелени дом.

Ты со мною сестра и невеста,

Ты меня никогда не покинешь.

Нам родная земля дорога.

Мы богам поклоняемся в храме,

Мы покорны словам фараона,

Наши дни без движенья давно.

Злые духи пустыни песками

Дуют долгие годы в лицо –

Нам завидуют злобные духи.

Мы следим за разливами Нила,

Нашим нивам несущего жизнь,

И к нему обращаем хвалу.

Вся природа близка и прекрасна,

Когда служит она человеку

И трудам помогает его.

Ты со мною сестра и невеста,

Поклоняешься светлому солнцу,

Славишь родину нашу – Египет.

Вот маленькие аписы… Они

Вмиг разбрелись по рукаву толстовки.

Любимы мною божии коровки,

Они быкам египетским сродни.

И красные, пылают как огни,

Когда вперёд ползут без остановки.

Мне нравятся их скромные уловки,

Следя за ними – вспоминаю дни,

В которые любила Египтянка

Пришельца чуждой северной страны.

Нарушила заветы старины

Свободная, простая поселянка –

И перешла в сказания веков

Пасти со мною жертвенных быков.

Любовь вернёт былые сны,

Колоду карт своих рассыплет,

И снова я войду в Египет,

Внимая зову старины.

Я сдвину крышку саркофага

И встану в тленных пеленах,

Когда окаменевший прах

Земная оживит отвага.

Один пойду бродить в поля

Ещё затопленные Нилом,

Вновь поклонюсь моим могилам,

Тебе, священная земля.

Как правоверный египтянин,

Родную навещу семью,

И будет славить жизнь мою

Своими песнями крестьянин.

Сухое, тощее зерно

Само весною прорастает,

И тот спокойно умирает,

Кому воскреснуть суждено.

Преданья косного Востока

Ему подспорьем были.

Крылатые духи духовное око

Насильно ему приоткрыли.

И вот любовь моя

К твоей стремится,

Ты самая упрямая,

Ты прямо львица.