Читать книгу Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы - Лев Тарасов - Страница 9

Стихотворения
1931

Оглавление

Торжественная пустота

Вступление

Мы смотрим в небо –

Там

Трепещут звёзды.

Миры –

Наверное.

А дальше Пустота.

Но выше Пустота,

Щемящая до боли,

Сжимающая сердце,

Как тиски…


Но Пустота – привычная.

Больнее –

Предчувствовать

Опустошение

Внутри.

Мы не живём

Опустошённые, мы существуем

Не в силах

Вырваться,

Не в силах

Прогореть…


Всё теплится огонь

Свечи оплывшей,

Всё теплится

Таинственный огонь…

Ничтожные,

Мы гордо

Смотрим в небо.

Кляня

Тебя

Торжественная Пустота!..


1931

Универмаг

В универмаге выдавали лоскуты,

Носки, купальные костюмы, майки

И без толку толпились домхозяйки

И с толком, но для большей суеты.


Замучают в конец хвосты,

Забудешь голод в ожиданьи сайки,

Одно приятно, что не без утайки

За девушкой следишь и любишь ты.


В очередях неведомая прелесть,

Приятна вонь селёдок, яблок прелость,

Шум не приметен – ежели она,


Случайно подарит улыбкой

Толкнёт, иль скажет что-нибудь ошибкой,

Всецело очереди предана.


1931 январь 19

Интеллекто

Он проживал в убогой мансарде.

По грязной лестнице опускался вниз,

Где свет, качаясь на шнурке, повис

Между причудливо развешенных гардин

Он проживал в убогой мансарде,

Всеми оставленный, один на один.

Он чутко прислушивался к звукам снизу

Со всеми этажами скорбел и жил.


Вдруг марш похоронный – живым вызов –

Хоронят опившегося – ханжи…

Слёзы жены елейно-приторны,

Навзрыд причитает, скорбит она:

– Сколько раз говорила, не пей вина!..

Прошли. Ступени ногами просчитаны

Вновь на лестнице тишина.


Он вышел на улицу. Помойная яма

Бросилась прежде всего в глаза.

Собака унюхала что-то, упрямо

Копается в яме, раскапывает снег,

Малыш семенит, устал и озяб,

Ведёт его за руку седой человек…


Дорога утоптана ног толпами.

Взгляды беспомощней – ожидал чем…

Предчувствием мрачным шёл томим

По сгусткам крови и застывшей моче.

А когда, снова поднялся на свой этаж

Свет, засветив на чердаке,

Почуял, что нельзя быть Никем,

Корпеть и ждать в своём уголке,

Писать и твердить «Когда ж?»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1931 февраль

«Гул отдалённого топота…»

Гул отдалённого топота,

Жалобы истончённые,

Они погибают без ропота

Заранее обречённые.


Безгласно о прошлом рыдали,

Шествовали победно –

Они ничего не ждали,

Они исчезали бесследно.


– Ваше время в забвенье канет –

Послушайте меня, шагающие –

Вы последние могикане

Вымирающие…


Они ничего не слышат

Заглушенные гулом топота.

Идут и на ладан дышат

В пути помирая без ропота.


1931 март

«Передвигают по столам тарелки…»

Передвигают по столам тарелки.

Стук ложек. Чавканье. Неровный гул.

Плакаты драные. На дрянный стул

Валю пальто. На платье у соседки

Гляжу – затейливый узор приметив.

Уродства не сокроют тонкие отделки.

Я быстро ем, в лад темпам пятилетки

И ухожу, внимания не встретив.


1931 июнь 5-6

«Я проходил аллеями…»

Я проходил аллеями

Сумерки нависли

Казались лиходеями

Навязчивые мысли.


Топтал ногами травы,

Что были при дороге.

Корил дурные нравы,

Раздумывал о Боге.


Деревья шелестели,

Трепетали листики,

В никудышном теле –

Изобилье мистики.


1931 июнь 18

«Посмотришь со стороны…»

Посмотришь со стороны

Влюбишься необычно,

Друзья поражены,

Самому не привычно.

– Как можно без причин,

Без причин не понятно,

Но даже маленькая

Личин-

ка

и та

приятна.


1931 июль

«Большая горбатая жаба…»

Большая горбатая жаба

На камне сидела.


Травы шумели.

В речонке журчала вода.


На солнце темнело

И нежилось тело.


Весело было.

Пелось, как никогда.


Раздулася жаба,

Мух глотала.


Обмывало камень

Водой проточной…


Но ещё не мерещилось,

Не пугало


Кружево дней

С червоточиной…


1931 июль 26

«И бранных слов ты не услышишь…»

И бранных слов ты не услышишь

В минуты гнева и несчастья.

Но будешь подыматься выше

Высокомерного участья…


Со временем, считая годы,

Ты удивишь своих потомков,

Костюмом, вышедшим из моды,

И пребыванием в потёмках.


1931 июль 27

«Билося сердце…»

Билося сердце –

боем

За будущее

страх.

Мне оборвали

в трамвае

Пуговицы

на штанах.

Две девушки

засмеялись

Плакать они

не должны

Я выбежал

из трамвая

Поддерживая

штаны.

Нёсся

от остановки

Ветер в ушах

свистел,

А там,

где люднее

было

Я плёлся

в самом

хвосте.

В наше

кипучее время

Все говорят

о делах.

Сны бы мои

оборвали,

Чем пуговицы

на штанах.


1931 июль 28

«Тебя любили до поры…»

Тебя любили до поры

До времени, покуда

Не изнывали от жары

Весёлости и блуда.


Затем сама любила ты

Свои неверные мечты,

Плотские желания

Пустое прозябание…


1931 август

«Висит невзрачная афиша…»

Висит невзрачная афиша.

Я слышу хохот за стеной.

То собралися: дядя Миша,

Киномеханик и немой.


– Мы пьём… садися между нами,

Да подбодри себя винцом,

А закусить можешь грибами,

Либо солёным огурцом.


«Собачий вальс» на пианино

Киномеханик и немой

Играют в три руки. «Картина» –

Быть обещает трюковой.


И пляшет сторож… Я не знаю

Когда апатия нашла –

Я мир особый различаю

Из-за гранёного стекла.


1931 сентябрь 12

Трилогия

1.

– Вы слишком субъективны,

Молодой человек,

Мне ваши речи противны

Словно весенний снег.


–Но разве я прежде глумился,

Над теми, кто одинок.

Вместе со мной родился

И подрастает Бог.


–Готовится пышная встреча

На древний, библейский манер.

Будем мы с Богом весь вечер

В парке гулять, например.


– С ума вы сошли, вероятно.

Откуда подобная прыть?

– Знаете, ждать приятно!

И скептику – нечем крыть.


1931 июнь

2.

Ты живёшь одиноко в саду,

Поливаешь из лейки цветы.

Я под вечер к тебе приду.

Как обрадован будешь ты.


И малиной меня угостишь

Сам повыберешь червяков.

Поглотит нас извечная тишь

Вместе будет смешно и легко.


На работе из дружеских слов

Примененье себе найду.

Вечера я с Тобою готов

Проводить в нашем райском саду.


1931 август

3.

Неизвестный стоит над душой

И твердит: – хорошо, хорошо…


Очень много неверных дорог.

По которой – придёт Господь Бог?


Неизвестно ни мне, ни тебе.

Пропадёшь ты в неравной борьбе,


Сам свернёшь по ошибке с пути,

Знать до сада тебе не дойти.


И досада стеснит твою грудь

И появится тайная жуть,


Пропадёт бестолковая прыть

И земное ты станешь любить.


Слишком мелкий пошёл народ

Он без веры спокойно живёт.


Не пора ли тебе отдохнуть?

Вряд ли правилен избранный путь.


Отдыхать, милый мой, хорошо…

Неизвестный стоит над душой.


1931 октябрь

«Здесь как всегда…»

Здесь как всегда

одно и тоже

И мысль одна,

А вечерами

скука гложет,

Гибель – видна.


Всё те же тени

скрывают стены,

Всё та же темь

И впереди

нет перемены,

И новых тем.


Здесь не живёт,

а существует

Влачит свой век

Впрок тайно

мысли

маринует

Свободный человек.


Людей весёлых

избегает

Им смех забыт,

Давно не слышит

и не знает

Весь век молчит.


Повсюду чужд

и безучастен

Из года в год

Веленью сердца

он подвластен

А сердце лжёт.


1931 декабрь

Письмо Булавиной
(Из романа «Анатолий Заумный»)

С тобою вовсе нету сладу,

Я думала, что ты придёшь,

У нас собралась молодёжь,

Ты мог бы прочитать балладу

О неизвестном Двойнике.


Я записала в дневнике,

Что ты ленив и неподвижен,

Что некому тебя толкать.

Твоим привычкам потакать

Привыкли… Если ты обижен,

Я вычеркну свои слова.


Мне жаль. Такая голова

Должна пропасть. Иные люди

Связать не могут пару слов,

Но им оклад большой готов,

А что, скажи, с тобою будет,

Когда ты пишешь ерунду,

Я буду нынче откровенна.


Весь день в туманах и в бреду, –

Но ведь должна быть перемена.

Читай поболее газет,

Беги скорей на производство.

Какие видишь ты уродства,

Когда тебя в работе нет?


Ты в уголке своём забился,

Читаешь древние тома,

Твой ум туманами затмился,

Всё твоё горе – от ума,

Вокруг тебя кипит работа,

Ужель строительству страны


Тебе петь гимны неохота?

Ужели темпы не видны?

Как о героях пятилетки

Не написать огромный труд?

Тебе газетные заметки

Обильный матерьал дадут.


Я новое пальто купила,

Дешёвое. По ордерам

У нас давали.

Получила

Письмо от Клугмана и там

Тебе поклон. На Днепрогэсе

Он трудовую жизнь ведёт,

От героических работ

И сам становится героем,

Самодоволен и счастлив

Он прославляет коллектив.


Сейчас Панфёрова читаю,

Есть много мест занятных там,

Я, между прочим, по «Брускам»

Деревню нашу изучаю.

С подобным мнением, согласен

Тебе известный, Лебеда

И остальная лабуда.

Роман по форме безобразен,

Довольно неуклюжий слог,

Однако, бедность не порок.


В четверг я снова жду тебя.

Тащи стихи. Покритикуем.

О Маяковском потолкуем,

Что революцию трубя,

Вдруг потерпел фиаско с бытом.

И сильный оказался слаб,

Хотя и был зачислен в РАПП

Пролетписателем маститым.


Бранит Бузуев смерть его

И хвалит пьяный. Врёт порою.

Интересуется тобою.

Он в общем парень ничего.

Специалист по анекдотам,

Тебя развеселит в момент,

Сейчас он ГИЖевский студент

И журналист. Его работам

Литературным грош цена,

Зато тематика видна.


Я жду тебя. Не будь рассеян,

Попробуй записать в блокнот:

«В четверг у Нины. Нина ждёт».

И слову своему будь верен.


Я видела тебя во сне.

Ты был измучен. Сильно болен.

Вдобавок мною недоволен.

Всё утро грустно было мне.

Ты причиняешь беспокойство,

Вот почему спокоен сам.

Терзаться день по пустякам

Довольно пагубное свойство.


Я помню шелесты аллей,

Прогулки наши вечерами,

Когда нам было веселей

Играть условными словами,

Но годы горечи несут,

Яснее более сознанье,

Терзает более уют.

Итак, до скорого свиданья!

Нина.


1932

Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы

Подняться наверх