Читать книгу Привратник - Максим Бодягин - Страница 12

Сначала Крестофор старался лететь как можно медленнее и ниже, прячась от любопытных глаз, но потом смекнул, что на такой высоте он скорее привлечёт внимание случайных встречных, опустил над кабиной защитный фонарь, пригнулся над рулём и взмыл так высоко, что весь порт стал виден, как на ладони. Крестофор не смог отказать себе в удовольствии сделать круг, облетев Ледяную Иглу, и зашёл над угодьями водолазов со стороны, противоположной той, с какой ехали Ине и Зехария. Он видел, как отец нагнал моноцикл жены и они голова к голове подъехали к спуску в подземные укрепления водолазов, но вдруг Ине заложила крутой вираж и понеслась по длинному молу, отгораживающему эллинг для ныряльных камор. Крестофор знал, что шум аэрокаба не донесётся до земли с такой высоты, но всё-таки нервничал. Отец разозлился не на шутку, глаза Зехарии сверкали нехорошим огнём, предвещая приступ бешенства. Крестофор взял курс на океан, перевернулся и резко сдал к берегу, направив машину вниз по довольно крутой глиссаде. Его встряхнуло шквалистым ветром, но манёвр удался и теперь аэрокаб летел ниже уровня мола, почти касаясь блестящим брюхом воды. Стайка летучих рыбок серебристой россыпью вырвалась из-под воды и недолго сопровождала машину, играя с её длинным сигарообразным корпусом, словно с подружкой. Крестофор отодвинул створку окна и летел, ориентируясь на вой моноциклов. Наконец, тормоза взвизгнули прямо над его головой. Крестофор остановил аппарат, поднял фонарь и буквально на пару вершков поднялся над уровнем мола, чтобы наблюдать, что произойдёт дальше. Аэрокаб почти неслышно вибрировал подъёмниками, двигло, перешедшее в режим ожидания, стихло. Лишь иногда особенно высокая волна облизывала серебристое брюхо парящей машины, которую слегка поводило над водой. Крестофор приподнялся с кресла, но стоять в наклон оказалось трудно, хворая нога сразу заныла, пришлось встать коленями на сиденье, уцепившись за края кабины, чтобы разглядеть, что происходит за кромкой мола.

Он увидел, как Зехария быстро соскочил со своего моноцикла и сильным ударом в плечо буквально выбил жену из седла. Ине наверняка больно ударилась, скользя по тающему льду, но не поднялась на ноги, осталась сидеть, исподлобья глядя на разъярённого мужа, нагоняющего её быстрым размашистым шагом. Лицо женщины никак не изменилось, когда муж в такт шагам ударил Ине сапогом под дых с такой силой, что она отъехала по льду больше, чем на метр. Зехарию всегда бесила злая насмешка, трогавшая губы Ине всякий раз, когда он прикладывал руки, поэтому он одним прыжком нагнал её, шлёпнул по щеке, но не так сильно, чтобы остался след, и заорал: что ты себе позволяешь, дура. Вместо ответа Ине зачерпнула немного льда, сколотого с бетона колючей шиной моноцикла, и приложила к лицу. Встань, встань перед своим мужем, сука, завизжал Зехария и схватив Ине за плечи, попытался поставить её на ноги, но она прекрасно знала, что так ему будет удобнее колотить её, поэтому просто безвольно повисла на руках мужа, защищая тонкими руками породистое лицо. Ты моя собственность, орал кан Зехария, не забывай этого, никогда этого не забывай.

Он бил её в живот, хлестал по щекам и Крестофор видел, как тяжело отцу сдерживать силу, чтобы не убить Ине. Он мог бы закончить экзекуцию одним ударом, голова Ине тряслась с каждой пощёчиной так, будто бы шея уже сломалась, и эта шея была такой тонкой, такой белой и тонюсенькой по сравнению с красными кулачищами Зехарии, что Крестофор вздрагивал и щурился от каждого громкого шлепка так, будто бы отец сейчас бил его, а не Ине. Зекария орал всё бессвязнее, но Ине, казалось, издевается над ним, улыбаясь в ответ на каждую оплеуху. Наконец, кан остановился, чтобы перевести дух, и Крестофор услышал негромкие слова Ине: давай, Зех, не сдерживайся, убей меня прямо тут. Давай, великий кан. Не трусь. Девочки уже большие, вырастут и без меня. Давай, покажи, кто тут хозяин, убей меня.

Зехария поднял её в воздух, ухватив за меховые отвороты на плаще, и медленно замахнулся, Крестофор уже приготовился выскочить из кабины, но кан опустил руку и швырнул Ине на землю. Он вытер вспотевшее лицо шершавой, как дерево, рукой и сказал: не смей мне перечить, женщина. Твоё счастье, что прибыли гости и они не должны видеть синяков на твоём лице. Тварь неблагодарная. Зехария повернулся спиной к жене и запрыгнул в седло моноцикла, бросив через плечо: выйдешь к гостям как положено. Оденься, как следует. И дочерей одень. Он злобно сплюнул в сторону Ине и дал по газам. Женщина безучастно смотрела вслед удаляющемуся моноциклу, но как только Зехария скрылся из виду, заходя на спуск к подземным укрепляниям, Ине согнулась как креветка, прижав стройные ноги к животу, обняла колени руками и почти беззвучно зарыдала.

Крестофор поднял аэрокаб из-за мола и опустился рядом с мачехой. Она не обратила никакого внимания на шум двигателей и шипенье тормозных струй, лишь отвернулась в сторону. Крестофор выпрыгнул из кабины, дёрнув страховочный шнур и заглушая основное двигло. Хворая нога предательски подвернулась и он рухнул на снег рядом с Ине, вскрикнув от боли, пронзившей бедро и колено.

Ине села и, взяв его за руку, не вытирая слёз, спросила: Крес, тебе больно? Как нога? Крестофор попытался улыбнуться, но лицо непослушно скривилось в гримасе: не так больно, как тебе, Ине. Скорее бы он уже убил меня, печально улыбнувшись, сказала Ине. Не говори так, вскрикнул Крестофор, быстро взяв её лицо в свои руки и вглядываясь с тёмные глаза мачехи. Ты можешь встать сам, спросила Ине. Крестофор пожал плечами и осторожно начал подниматься на ноги, прислушиваясь к предательскому дрожанию мышц и слабому подёргиванию связок в недрах искалеченной ноги. Ему удалось выпрямиться. Без палки он чувствовал себя неуютно, но попытался помочь Ине подняться. Она отвела его руки, помотала головой, словно говоря «нет» и грациозно поднялась сама, охнула, схватившись за правый бок, но быстро выпрямилась снова. Крестофор что-то начал было говорить, но Ине шикнула на него, положив правую руку на затылок и проводя другой ладонью по боку снизу вверх: всё в порядке, Крес, я давным-давно знаю, как определять, сломаны рёбра или нет. Маленькая трещина, может, и есть, но так всё цело.

Крестофор достал из кабины палку, привычно опёрся на неё и сказал: прости меня, Ине. Женщина вздохнула: тебе не за что извиняться, Крестофор. Я всё видел, ответил он, я прятался за кромкой мола. Хвала богам, ты видел не всё. Сегодня я его ударила. Прямо в лицо этому хорьку попала. Прости, я не должна была называть твоего отца хорьком, сорвалась. Крестофор взволновано схватил Ине за локти и вскрикнул: ударила? зачем!? Хотела, чтобы он, наконец, уже решился, ответила Ине. Нет, сказал Крестофор, погладив её по горячей белой щеке: Ине, прошу тебя, нет. Женщина помотала головой, усмехнулась и отвела руку пасынка от своего лица: я совсем забыла, что пока он не принудит Юнхелине поженить детей на своих условиях, пока они окончательно не съедутся, он ничего не сможет мне сделать из-за опасения, что люди отвернутся от него. Он это понимает и бесится ещё сильнее.

Крестофор покачал головой: мне кажется, он бесится, потому что стареет и чувствует, как силы покидают его. Мне он никогда не доверял, а после того, как я стал инвалидом, совсем перестал считать за человека. Если бы ты родила ему мальчика, мне кажется, он был бы другим. Ему нужен наследник. Второй Зехария Бешеный. Ине печально вздохнула и ответила: я пыталась, Крес. Я же потеряла двоих мальчиков. Поэтому и попросила мужа позвать буамини Элею.

Крестофор, чертивший концом палки каракули в тающем снегу, поднял голову и, прищурившись, посмотрел в лицо Ине: а это был не мой ребёнок? Ну, один из тех мальчиков, что ты потеряла?.. Ине решительно помотала головой: нет, Крес, в тот раз я не забеременела. Честно? Прекрати, неужели я бы тебе не сказала? Спасибо, Ине.

Ине увидела слёзы, блеснувшие на глазах мужчины, и жёстко сказала: Крес, мы поклялись никогда не вспоминать о том разе, ты помнишь? Это был один-единственный раз и другого не будет. Мы дали клятву! Мы шесть лет её соблюдаем, ты нашёл Уле, у меня есть девочки, жизнь идёт своим чередом. Ты ведь счастлив с Уле? Крестофор задумался и вспомнил синие глаза жены, её заливистый детский смех, шаловливую улыбку и то, как смешно она спала, раскинув руки-ноги как попало, будто бы у неё совершенно не было суставов. Да, я счастлив, усмехнулся Крестофор. Как счастлив человек, которому предложили вдоволь воды вместо пива. От жажды не умрёт, но и опьянеть не сможет.

О, боги, иногда я понимаю, почему Зехария тебя не любит, закатила глаза Ине. Иногда я сам себя ненавижу, невесело засмеялся в ответ Крестофор, проведя рукой по зачёсанным назад тёмным волосам. Ине скрестила на груди изящные руки и, наклонив голову набок, сказала: ты ненавидишь себя не иногда. Ты ненавидишь себя постоянно. Ты видишь, как мой муж, старый козёл, пялится на твою Уле и ничего не можешь сделать. Не говори так! Но ведь это правда. Тёмные глаза Ине безжалостно выцеливали мечущиеся зрачки Крестофора, не давая ему отвести взор. Крестофор с ненавистью посмотрел на свою больную ногу. Под одеждой не было заметно, что она ощутимо тоньше здоровой, искорёженная, жёлтая, с тонкой пергаментной кожей, местами тронутой нездоровым багрянцем. Ине проследила за его взглядом. Она помнила каждый волосок на этой ноге, которую она натирала мазями и увлажняла специальным составом, растирая рубцы и возвращая подвижность стопе и пальцам. Шесть лет назад она долгие месяцы проводила у постели пасынка, стараясь поставить его на обе ноги, скрупулёзно выполняя все предписания буамы Некодима. Именно в тот день, когда он смог снова нормально встать на восстановленную ногу, точнее, в тот вечер, всё и случилось. Само собой.

Не переживай, сказал Ине. После помолвки детей я сама убью его. Жаль, что я не так сильна, как Юнхелине, но у меня получится, я знаю. Больше он не тронет ни меня, ни тебя. Ни Уле. Тебе нельзя так говорить, вскрикнул Крестофор, он твой муж. Ине подошла к моноциклу, медленно опустилась в скрипнувшее кресло и глухо сказала: когда-то он мужчиной, которого я любила больше жизни. Понимаешь? Больше жизни. Больше отца и матери. И я сейчас скажу грешное, но я любила его даже больше, чем наших дочерей. Сейчас же я ненавижу его так же сильно, как любила в те годы. Она завела двигатель и медленно покатила к длинному спуску в тоннель, оставляя в ледяном крошеве тёмно-серый след, быстро наливающийся водой.

Крестофор бесцельно гонял аэрокаб над водой, то снижаясь к самой поверхности, то ныряя в слой низко висящих облаков, до тех пор, пока противный сигнал предохранителя на напомнил о том, что подъёмники нуждаются в регенерации. Он с сожалением развернул машину в сторону берега и полетел домой, ощущая ненависть и горечь, и пытаясь собраться с мыслями. Приехавших гостей нужно было разместить, накормить, продумать график, по которому они будут знакомиться с остальными семьями Привратника так, чтобы никого не обидеть, нужно понимать, с кем встретиться в первую очередь, а кто может подождать, а ещё нужно проверить, всё ли готово к проведению торга, сверить в последний раз с Паифисом и Сантифом пошлины за каждое торговое место для приезжих, согласовать курс обмена денег и эталоны длины и веса на торге, дел целая куча, но почему-почему-почему он никак не может сосредоточиться на том, что действительно важно и почему он не в состоянии сосредоточиться ни на чём вообще? А разгадка-то тут простая, сказал сам себе Крестофор, глядя на жёлтые огни, медленно зажигающиеся вдоль мола. Женщина поставила тебя на место. Женщина, хрупкая и нежная женщина повела себя куда мужественнее, чем ты. А ещё она ткнула тебя в твои отношения с женой. А ты постоянно изменяешь Уле, по крайней мере, в мыслях. Бр-р-р, как я могу быть такой тряпкой? Как я могу быть таким слизняком?

Крестофор подлетел к берегу в тот момент, когда предохранители заорали непрерывно, сообщая, что подъёмники опустошены и аэрокаб грохнется о землю через несколько минут. Их угасающей мощности хватило ровно на то, чтобы как следует приземлить аппарат без повреждений, после чего они издали печальное гудение и вырубились. Крестофор с сожалением выбрался из кабины, снова чертыхнувшись, когда хворая нога отдалась режущей болью в колене и бедре, закрыл фонарь, запер кабину и осторожно спустился на землю.

Ему не хотелось идти домой. Он снял ветрозащитные очки и кожаный шлем. Ветер, тут же растрепавший его короткие волосы, уже наполняла сладкая весенняя влага. Крестофор ткнулся лбом в корпус аэрокаба, глядя, как дыхание замутняет полировку, и рисуя на ней пальцем бессмысленные загогулины. Всё тело дрожало. Он уже давно заметил, что стоило ему изрядно понервничать, как нога сразу же напоминала о себе. Сейчас она ныла так, что хотелось кричать.

Ине сказала, что когда-то любила отца, но ведь и он тоже его любил. Даже когда Зехария напивался в шатре чафали так, что юному Крестофору приходилось волоком доставлять его тяжеленное, измазанное чужой помадой, пахнущее чужими женщинами тело до аэрокаба, он всё равно любил его, хоть и жалел мать. Он помнил, как ей доставалось, пока она не умерла от болезни. Зехария колотил её так же, как бил сегодня Ине. Ох, Ине. Зачем ты напомнила мне о том, что отец смертен? Зачем? Теперь так трудно отогнать эту соблазнительную мысль о том, что можно просто снять с полки меч и одним ударом прекратить мучения всей семьи. А Уле? Зачем ты напомнила о том, как отец смотрит на Уле? Ты думала, я не знаю, как он пялится на неё? Ему мало одной тебя, Ине, ему надо покрыть всех самок в стаде, он не успокоится, мы все знаем, что он не успокоится. Он с каждым днём чувствует, что момент, когда ему больше не удастся войти в женщину, наступит уже очень скоро, и от этого только всё сильнее и сильнее стервенеет. Теперь ему каждую секунду приходится доказывать самому себе, что он всё ещё мужчина, самец, что он всё ещё крепок, крепче бетона и камня. Фу, как же это смешно, отец…

Когда исчезла сыновняя любовь? Куда она делась? В какой момент я перестал любить тебя? Крестофор опустился на подкрылок аэрокаба и положил ладони на медленно остывающий, но всё ещё тёплый корпус. Может быть, виновата та самая ночь, когда они переспали с Ине? А утром, проснувшись и посмотрев в глаза друг друга, увидели там одно: животный ужас перед тем, что Зехария узнает об их преступлении? Может, страх от осознания греха и ужас перед возможным наказанием и убили сыновнюю любовь, отравив её и превратив в ненависть? Или он всегда ненавидел отца, с той минуты, как увидел материнские слёзы и кровь на её разбитых губах? Но просто жил в страхе перед отцом и притворялся любящим, чтобы не встать на защиту матери и не погибнуть в схватке с Зехарией, который долгие годы был лучшим бойцом Привратника?

Вот ты где, милый сын, раздался ласковый голос буамы Некодима. Крестофор обернулся и привычно преклонил колено. Некодим подошёл ближе, достал из складок одежды чистую тряпицу и вытер Хромоногому щёки: болит? Да, сегодня что-то совсем разнылась, кивнул Крестофор. Буама понимающе покивал и мотнул головой в сторону моря: идёт тепло, сегодня-завтра будет большая паровая волна, зима закончилась. Поэтому твоя нога и ноет. Нужно немного потерпеть, сынок. У меня тоже с вечера суставы ломит. Закатай-ка штанину и сними сапог, я хочу посмотреть, как твоя ступня.

Крестофор послушно стащил сапог с больной ноги. Буама Некодим размотал портянку и помял хромую ногу Крестофора: пальцы на себя, а сейчас давай-ка пальцы от себя. Теперь согни их. Во-о-от, вот-вот, давай-давай, сгибай, я знаю, что трудно. Теперь сделай стопой круг. В другую сторону. Некодим порылся в складках одежды и достал небольшую склянку, после чего капнул на стопу Крестофору небольшое количество жидкости и как следует растёр ногу, приговаривая: грейся-грейся, наша ножка. Тебе нельзя забрасывать упражнения, я же говорил, что теперь тебе придётся до старости тренировать ногу. Крестофор кивнул и сказал: да я всё помню, просто когда нервишки расшалятся, сразу боль обостряется. Буама заткнул флакончик деревянной пробкой, убрал обратно в облако складок и потайных карманов, и переспросил: а что у тебя сегодня с нервишками? Всё же хорошо, разделка прошла удачно, гости приехали, сейчас будет пир. Крестофор вздохнул и рассказал буаме всё, что произошло.

Некодим слушал, не перебивая. Потом вздохнул и сказал: проводи-ка меня, по дороге я тоже расскажу тебе кое-что. Зехария, конечно, поступил отвратительно с точки зения обычного человека. Но куда более отвратительно то, что он видит в тебе, Крестофор, обычного человека, а не будущего преемника и не учит тебя, своего родного сына, науке быть каном. Крестофор пожал плечами: но ведь передача власти по наследству запрещена законом, зачем ему учить меня? Некодим улыбнулся: ты, прав, чтобы стать каном, нужно побороться. Но чтобы победить в этой борьбе, нужно быть каном внутри себя, нужно чувствовать себя властителем, отринуть сомнения, быть готовым властвовать, принимать решения, исходя не из собственных желаний, а из понимания общего блага семьи. А Зехария не учит тебя этому. Именно этому. Он не даёт тебе знаний о том, как выйти за пределы собственных хотений и взвалить на себя ответственность за всю семью водолазов, включая маленькие уны – нырятелей, лоцманов, морских пастухов и всех остальных.

Крестофор вскрикнул: но нельзя же так поступать с близкими людьми, как он. Он чуть не убил Ине.

Некодим отечески улыбнулся и положил руку на плечо Крестофора: Если рассуждать, как обычный человек, то правота твоих слов очевидна. Но твой отец не обычный человек, а кан, избранный защищать свою семью. Всю семью водолазов. Он не прав, но и Ине ужасающе, преступно неправа. Ты только представь, что сейчас говорят в семьях резчиков? Представь, как жёны резчиков сейчас смеются над стареющим каном, которому закатила истерику молодая жена. А он бессильно смотрел на её эскапады. Как он теперь будет настаивать на правах семьи водолазов? Кто его будет слушать? Ему скажут: сначала разберись со своей женой, Зехария. Две-три таких истории и его переизберут. И кто придёт на его место? Ты знаешь всех возможных кандидатов, никто и в подмётки не годится твоему отцу. Ты помнишь, кто был каном до него? Нет, ты, наверное, был слишком молод. Я только-только приехал на Привратник и жил ещё в гостевом доме у затры Эсторра, заодно слушал у него курс по анатомии морских иноформ. Кстати, он уже тогда был стариком. Каном водолазов тогда был Марон Пришелец, огромный волосатый мужик с севера. Его избрали каном после того, как он несколько раз помогал водолазам отбиваться от мародёров по дороге с торга. Семьи у него не было и он посватался к дочери Зеновиса, прозванного Половиной Ножа, тот командовал всеми доками, был уважаемым человеком среди водолазов. Марон заплатил огромный выкуп за жену и стал жить среди водолазов, проявив себя как удивительный воин и удачливый охотник в море.

Но после того, как Марона избрали каном во второй раз, он начал чудить. Вокруг него собралась банда, которая назвала себя Шесть братьев Марона. Такие же огромные и волосатые, как и сам Марон. Они вели себя беззаконно и противопоставили водолазов остальным семьям Привратника. Я не буду рассказывать тебе всю историю, но расскажу кое-что, чего ты не знаешь. Ты хорошо помнишь мать? Она считалась самой красивой женщиной на Привратнике. Как будто Зиз и Махемоф, Лебеофан и Гифопот собрались вместе, чтобы вдохнуть в неё всё лучшее от воздуха, земли, воды и огня. Крестофор сощурился, посмотрел в небо и кивнул: да, буама, помню её, как сейчас. Некодим похлопал его по плечу и сказал: ты думаешь, что она умерла от болезни. Все так думают. Но мало, кто помнит, чем была вызвана та болезнь. А те, кто помнит, боятся говорить о тех днях вслух, чтобы не прогневить Зехарию.

Тогда его звали Рождённый в море, что было сущей правдой. Мать действительно родила его в воде и плавать он начал раньше, чем держать голову. Их было четверо в семье, но выжил только Зехария, самый младший. Он был главой дальней морской разведки, ходил далеко за край горизонта и многое повидал. За три дня до его возвращения из похода Марон со своими так называемыми братьями пришёл к твоей матери и надругался над ней. Да-да, не смотри на меня так. К этому моменту он и эти братья настолько запугали водолазов, что никто и пикнуть не смог. Ты, на твоё счастье, гостил у бабки на Том берегу Привратника, у рыбарей. Когда твоя бабка узнала о таком бесчестьи, её разбил паралич. Когда Зехария вернулся, то ничего не сказал. Марон бесстыже пялился ему в глаза и спрашивал: бросит ли он вызов или отдаст жену так? Но Зехария просто молчал. Той же ночью твоя мать умерла от стыда и горя. Тогда следующей ночью он выкрал названых братьев Марона по одному и спрятал в катакомбах. Я дал ему тогда специальный настой с ядом драккарии, мы применяем его при ампутации для обезболивания. Так твой отец выкрал братьев Марона, усыпив их, и уже после этого бросил самому Марону вызов. Он вышел на площадь и объявил себя непокорным. Люди удивились, но никто и слова не сказал.

Марон Пришелец засмеялся и велел позвать своих братьев, но их, разумеется, не нашли. Тогда Зехария бросил кану повторный вызов. Марон стоял как гора, заслоняя солнце, и держал в руках топор. Зехария стоял напротив безоружным. Он сказал, и все слышали его слова: я стою за справедливость, поэтому я одолею тебя, Марон. Ты подлый вор, поэтому сдохнешь, как пёс. Марон бросился вперёд, занеся топор над головой, тогда Зехария сказал: а ведь твои братья ещё живы, я спрятал их. Марон удивился и спросил: где они и за сколько ты вернёшь их мне? При этом он опустил топор. Зехария подошёл к нему поближе, чтобы начать торговаться, но вместо этого ударил его сапожным шилом, которое прятал в рукаве. Пробил Марону висок и убил его с одного удара. Люди хотели качать его, как победителя, но он сказал, что убьёт каждого, кто подойдёт. Потом попросил принести ему корзину побольше, а сам поднял топор Марона и начал рубить его тело. Первым делом, он отсёк ему член и запихал мертвецу в рот. А потом начал рубить тело по суставам, пока на разрубил всё. Кровь покрывала его с головы до пят. Потом Зехария съел сердце Марона и его глаза, а потом сложил останки в корзину и пошёл на утёс.

Его люди привели к нему связанных братьев Марона Пришельца. Их привязали к шестам и наклонили с утёса, чтобы они висели над водой и хорошо видели, что будет дальше. Потом твой отец начал бросать останки Марона Пришельца мурениям, которые были очень рады такой добыче. И каждое утро братьев Марона приводили на утёс, твой отец отрубал кому-то из них руку, или ногу, или часть руки, или тела и бросал кружащимся мурениям, и все эти мароновы братья висели на шестах над водой и смотрели. Они умирали долго, недели две. После этого твой отец и получил прозвание Бешеный. Потом выяснилось, что преступлениям братьев нет конца. Так Зехария стал каном. И он стал великим каном. Марон Пришелец думал только о наживе. Зехария думает только о водолазах.

Посмотри, что стало за последние тридцать с лишним лет? Люди разбогатели. Каждый платит десятину в общий котёл, но каждый имеет защиту. Больше нет сирот, мы заботимся обо всех, у кого умер кормилец. Наш флот стал самым оснащённым. Привратный торг стал самым безопасным торгом из всех, поэтому со всей ойкумены приезжают люди, чтобы торговать под нашей защитой. Самые справедливые пошлины – здесь, самые честные менялы – здесь, самые точные весомеры – здесь. Все семьи теперь отряжают своих отроков на три года в морской дозор по графику, никто не увиливает. Дети всех семей учатся в сколии бесплатно, где ты ещё такое увидишь?

Ты вспомни, десятилетиями нырятели жили в страхе, пока Зехария не отстоял перед буамакангаем право нырятелей на модификацию. Он неделю не давал проходу буамакану Эссеу, пока тот не сдался. Благодаря ему водолазы крепнут и богатеют день ото дня. Да, не он придумал законы, по которым живёт уна водолазов, но это именно он вспомнил эти законы, попранные Мароном, и заставил людей их соблюдать. Ты обязан есть еду водолазов, знать песни водолазов, ходить в морскую разведку, пасти морскую корову, осуществлять весенний и осенний развод, ходить на драккарию, на октопода и на другие охоты, ходить на донную разведку и многое, многое другое. Наши обычаи берегут нас. Марон Пришелец принимал сюда любого. Зехария напомнил, что уна – это судьба, а не клуб по интересам. Это он вспомнил старый закон, по которому стать водолазом можно, только будучи водолазом по крови, либо вступив в брак с водолазом с разрешения унакана водолазов. И тебе придётся минимум год прожить в гостевом доме, чтобы за тобой понаблюдали. А потом тебе придётся всегда быть первым, чтобы твоих детей считали настоящими водолазами. Это старые законы, но благодаря им человеческий мир справился с тёмными временами, мальчик. Твой отец, Зехария Бешеный, бережёт свою семью, как уну, бережёт старые законы, не думает о себе. Таких канов осталось совсем мало. Поэтому я люблю твоего отца, люблю его всем сердцем и всегда буду предан ему. Если надо – умру за него.