Читать книгу Привратник - Максим Бодягин - Страница 5

Откуда взялись мародёры, Кромм даже не понял. Они словано материализовались из ниоткуда, вынырнули из гиперпространства, воплотились из ночного кошмара. Их дредноут появился за скуной, заслонив собой солнце. Кромм поискал глазами на палубе оружие, но стоящий рядом мантис похлопал его по плечу и сказал: проводи женщин вниз. Кромм пожал плечами и быстро увёл буамини Элею и Лопе в каюту. Когда он снова поднялся на палубу, с дредноута вылетели несколько виу-воу и в визгом устремились к скуне. Кого они хотят напугать своими визжалками, презрительно сказал мантис. Он в один присест вспорхнул на крышу рубки, встав на одно колено, снимая с плеча пневмопушку и подавая остальным команду: мантис, приготовиться к атаке.

Мантисы заняли свои позиции на корме. Как только виу-воу подлетели ближе, Кромм разглядел людей в сёдлах. Их лица скрывали жутковатые кожаные маски, раскрашенные под человеческие черепа, куртки усеивали пучки длинных чёрных волос, отчего нападающие казались больше похожи на зверей, нежели на людей. Мантис с усилием отогнул рычаг с правой стороны бака, висящего у него за спиной, прицелился и сделал выстрел. Увесистый пластиковый кугель вылетел навстречу атакующим, раскрылся и в воздухе повисла взвесь из сотен стрекательных нитей, первые три виу-воу не успели снизить скорость и влетели в эту почти невидимую заградительную стену. Раздался визг, обожжённые мародёры кубарем скатывались с аппаратов, сдирая с лица маски и пытаясь отодрать от оголённых участков тела мгновенно въедающиеся нити. Мантис, огонь, раздался ещё один крик и ему ответили сразу три хлопка. Металевые кугели размером с теннисный шар долетели до тех виу-воу, которым удалось увернуться от предыдущей ловушки и взорвались белым пламенем, от которого глаза Кромма залило оранжевым маревом, слёзы потекли градом. Он вытер их рукавом и увидел, как один из мантисов сбрасывает тряпьё, маскировавшее его доспех.

Мантис вспрыгнул на крышу рубки рядом с товарищем, они переглянулись и тут Кромм понял, почему весть о том, что он убил одного из них так нервировала совет и почему её восприняли с таким недоверием. Мантисы раскинули руки в стороны, грудные щитки приподнялись и оттуда вылетела пара лап, очень похожих на руки богомола, щиток на спине разъехался и ещё пара лап взлетела в воздух над головами мантисов. Выглядели они весьма устрашающие. Ближайшие два виу-воу в нерешительности притормозили и повисли в воздухе без движения, видимо, они знали, с кем имеют дело, но мантисы уже прыгнули и приземлились на них с невероятной скоростью. Их грудные руки свистнули и возницы полетели вниз с виу-воу, перерубленные пополам. Мантис, раздался истошный крик кого-то из нападавших, и остальные пять или шесть виу-воу повернули назад. Дредноут замедлил движение, но мантисы поддали скорости и на захваченных виу-воу полетели в его сторону. Тот, что остался на скуне, взвёл рычаг пневмопушки и выстрелил. Кугель улетел в сторону дредноута, раздался хлопок, потом ещё и ещё один, мантисы влетели в образовавшуюся брешь.

Скуна остановилась. Мантис, не опуская ружья, ждал своих товарищей. С дредноута доносились жуткие крики. Кромм видел, как на палубу дредноута выбежал полуодетый человек с обезумевшим лицом, мантис спокойно шёл за ним, человек посмотрел за борт, вода блестела метрах в десяти под днищем дредноута, но он не успел спрыгнуть. Грудные руки мантиса свистнули, их движение невозможно было заметить, только характерный звук выдавал его, кишки вылетели из жертвы на пару метров, намотавшись на поручень, мантис свистнул ещё раз и ноги жертвы отлетели, человек рухнул в корчах. Мантис развернулся и ушёл. Вся сцена длилась пару секунд. Кромм поднял брови и удивлённо хмыкнул.

Через несколько минут с залитого кровью дредноута вылетели два виу-воу, заляпанных мясом и волосами, мантисы вернулись на скуну, держа за руки какого-то молодого мужчину, в ужасе болтающего ногами. Они приземлились на палубу и отпустили пленника. Тот упал на колени. Я не знал, что эта скуна принадлежит городу, никто из нас не знал, забормотал он. Мантис поднял зеркальное забрало. Под ним оказалось пожившее лицо человека лет сорока. Сынок, сказал он, ты видел, что мы сделали? Да, быстро закивал головой парень. Ты видел, как быстро мы это сделали? Д-да, заикаясь ответил парень. Сейчас ты сядешь на эту свою визгушку и всем расскажешь, что видел, как работают мантис. Ты меня понял? Парень молча кивнул головой, его глаза засветились от счастья. Беги.

Пленник стремглав сел на виу-воу и с визгом поднялся в воздух. Спасибо, раздался его крик и аппарат быстро скрылся из виду. Сколько их было, спросил Кромм. Мантис опустил забрало и глухо ответил: девяносто три, считая этого. Большая банда. По местным меркам, целая армия. Вы всегда отпускаете пленных, спросил Кромм. Мантис посмотрел на след, оставленный виу-воу, проследил за ним взглядом туда, куда скрылся оставшийся в живых счастливчик и ответил: таков обычай. Чем больше боятся нас, тем больше боятся города. Все знают, что мы всегда оставляем одного выжившего. Иногда в битве они сами начинают убивать себе подобных, чтобы понравиться нам и остаться в живых, это очень удобно. Он развернулся, взял в рубке ведро на верёвке и тряпку, зачерпнул за бортом скуны воды и принялся оттирать виу-воу от крови.

Из каюты поднялась матушка Элеа в сопровождении пугливой Лопе. Лицо буамини казалось совершенно безмятежным, словно ничего не происходило. Из рубки, поскрипывая, показался напевающий болбес, вновь скрылся и скуна снова тронулась. Из трубы над рубкой потянулся слабый угольный дымок.

К этому моменту, скуна шла в шести метрах над водой уже почти неделю. Чтобы достичь терминатора путешественникам понадобилась вся ночь и часть утра. Когда они пересекли температурную границу, Кромм моментально почувствовал, как прибывает тепло. Мороз отступил внезапно, будто скуна въехала в предбанник. Матушка Элеа посмотрела на переполненное блаженством лицо своего спутника, искренне наслаждавшегося переменой погоды, и сказала: на самом деле, снаружи не очень тепло, просто так всегда бывает, когда покидаешь зону холода. Лопе улыбнулась и сказала: мне тоже всегда нравится этот переход. Кромм, выключи подачу квасницы и сними пухлянку, а то сваришься. Мы захватили тебе другую одежду, чтобы ты достойно выглядел.

Другой одеждой оказался толстый кожаный камзол, надевавшийся поверх бордового жилета из ткани, похожей на бархат, но грубее; штаны из крупноплетёной чёрной ткани с кожаными наколенниками и кожаной же вставкой в паху, какую Кромм видел у киношных ковбоев. Больше всего ему понравились ботинки, тяжёлые, на толстой подошве, с пристёгивающимися серыми голенищами за ремнях, удобно обхвативших голень. Кромм надел всю эту красоту и повернулся, раскинув руки и демонстрируя дамам результат. Хорошенький, констатировала Лопе. Элеа согласно покивала головой и добавила: так ты похож на солидного представителя сильного клана, это избавит тебя от лишних приставаний. Впрочем, вот тебе ещё и это, по ночам бывает холодно. Она протянула Кромму длинный, чуть длиннее камзола, тёмно-серый плащ, асимметрично запахивающийся на монгольский манер. с огромным капюшоном-воротником. Не смотри, что он тонкий, в нём даже спать можно, не замёрзнешь. Кромм с сомнением посмотрел на необработанные швы с топорщащимися белыми нитями, но послушался буамини и набросил плащ сверху.

Они поднялись на палубу, чтобы полюбоваться видом. Буамини Элеа сказала, что обычный путь до Привратника будет заполнен транспортом под завязку, все спешат попасть на большой торг, поэтому они пойдут южнее терминатора, чтобы встречать поменьше народу. Несколько дней они шли практически в одиночку, порой паря над совсем крохотными ручейками, порой ненадолго выходя на большую воду, чтобы быстро спрятаться в боковом ответвлении. Земли терминатора, по сути, представляли из себя огромный сад шириной от двухсот до четырёхсот миль, со слов Элеи, и тянущийся практически до самого Привратника. Терминатор снабжался водой через сложную систему ирригации, над которой двигалось бесчисленное количество скун, цеппелинов, монгольферов и прочих аппаратов. С юга заселение этой длинной полосы земли ограничивалось температурным режимом. Со слов Элеи, там, где летом теплело больше семидесяти по Фаренгейту, жить было сложно, в тех местах селились только самые безбашенные и отчаявшиеся, поэтому законы в тех местах отсутствовали, за исключением, пожалуй, закона гостеприимства, принятого даже в поганых семьях.

Тем не менее, они шли в двух-трёх часах пути к югу от границы, двигаясь параллельно ей. На утро второго дня, Кромм вышел, чтобы забросить в воду ведро и умыться, но увидел, что болбес поднял скуну так высоко над водой, что не хватало верёвки. Кромм постучался в каюту Элеи и спросил, что случилось. Лопе, объясни ему, подняла бровь матушка. Она, судя по всему, молилась и не хотела отвлекаться на пустяковые объяснения. Впрочем, Лопе не тоько привыкла к роли педагога при великовозрастном ученике, но и, похоже, вошла во вкус. Девушка вышла за Кроммом на палубу и обвела рукой пейзаж: это – Дикое поле, оно тянется на… Я даже не знаю, на сколько миль. Говорят, что дальше будет пустыня, но никто не заезжает так далеко на юг. Если только мантисы, когда ловят какого-нибудь беглеца, но я не уверена. Видишь это?

Лопе показала на кроны проплывавших мимо деревьев, они смыкались так тесно, что их верхушки казались, скорее, застывшей поверхностью зелёного моря. Бледно-зелёные стволы поднимались примерно на десять-двенадцать метров, после чего расходились в сторону, напоминая гигантски разросшуюся цветную капусту или брокколи. Как называются эти деревья, спросил Кромм. Строго говоря, это не деревья, это крахмальная трава, она очень быстро растёт, буквально на глазах, ответила Лопе. На Привратнике увидишь, они себе тоже такой лес развели, называется контейнерный лес.

Там раньше стояли тысячи контейнеров. Лет за сто их все порезали и на их месте оказался обширный бетонный плац. Что с ним делать, было неясно – бетон лежал слишком толстым слоем – пока один буама не подсказал. Водолазы выкупили это бетонное поле у соседей и пробурили там небольшие отверстия, местами из пришлось взрывать, такой толстый бетон был. В отверстия набросали семян крахмальной травы, у неё очень сильные корни. Лет за десять она взрыхлила весь бетон и со временем его разбили на щебень, часть продали ледяному городу, а часть – соседним кланам. Вокруг прорыли большой канал, чтобы скуны и воздушные платформы могли летать вокруг и собирать урожай, не опасаясь мирмеков и арахнид, которых там полно развелось. Кроме того, канал препятствует распространению крахмальной травы и инсектов дальше по территории порта. А что помешало им просто выжечь этот их лес, раз он служит убежищем для этих мирмеков или как их там, спросил Кромм.

Зачем выжигать, это же удобно, сказала Лопе. Листья крахмальной травы тонизируют, а мякоть ствола и листьев богата, соответственно, крахмалом и съедобна. Почему её крахмальной и называют. Листья квасят и жуют. Мякоть солят. Можно масло добывать, из волокон можно делать плохонькую одежду и отличные канаты. Зимой тут всё вымерзает на два месяца, летом на месяц выгорает, но в межсезонье всё в порядке. Кромм вгляделся в заросли и рассеянно пробормотал: но это не объясняет, почему мы идём на такой высоте. Это чтобы на палубу не запрыгнула какая-нибудь дрянь, раздался сзади голос Элеи. Мне нравится, как выглядит Дикое поле, если бы не иноформы и прочая гадость, которая там обитает, здесь было бы чудесно, мне кажется. Эта крахмальная трава тоже иноформа, спросил Кромм. Лопе кивнула: да, это то, что осталось тут после нашествия душеедов.

Значит, в иноформах есть что-то полезное, задумчиво произнёс Кромм. Элею передёрнуло, а Лопе испуганно посмотрела на Кромма так, будто бы он ляпнул что-то совершенно непотребное. Что, спросил он. Что случилось?

Нельзя называть иноформы полезными. То, что ты говоришь, называется шавалитской ересью, медленно ответила буамини Элеа: она запрещена даже в поганых семьях. Самому ересиарху Шавала при жизни разбили суставы, расчленили и развезли кусочки по всем селениям терминатора. После чего эти частицы сожгли, а пепел вмуровали под порог большого дома, где по вечерам собираются мужчины, чтобы каждый топтал этот прах ногой. Знаешь, почему с ним поступили именно так? Шавала начал проповедовать спустя полвека после скорбных событий, примерно сто пятьдесят лет назад, когда в живых осталось уже не так много тех, кто помнил нашествие душеедов и конец старого мира. Шавала как раз говорил о том, что душееды – это не абсолютное зло. На одном Студёном торге он выступил с проповедью и на следующем Студёном торге, это через год, у него оказалось уже довольно много поклонников, все они были молоды, глупы и богаты. Тогда высшие уны – буама, затра и живоделы собрались на триунакангай и приговорили ересиарха к смерти. Тех, кто не отрёкся от шавалитской ереси, сослали в Дикое поле, где они могли на практике проверить идеи своего учителя о том, что выживает сильнейший. Чтобы ты понимал, о чём идёт речь… Кромм, знаешь, что такое вообще ледяной город?! Кромм хмыкнул и пожал плечами.

Элеа вытерла глаза платком и сказала: он возник как концлагерь. Туда душееды свезли уцелевших людей, как на ферму для разведения скота. Да мы и были этим скотом, которым они питались. Подожди, Элеа, ты говоришь, уцелевших людей, переспросил Кромм. Элеа снова вытерла глаза и сказала: сколько людей жило в старом мире? В том, который ты помнишь? Миллиардов семь или семь с половиной, ответил Кромм. После прихода в мир душеедов и остальных… Элеа задохнулась от слёз и отвернулась. Лопе ободряюще положила руку на плечо хозяйки и сказала: сейчас в ледяном городе живёт миллионов двадцать или чуть больше, ещё около десяти – в остальной обжитой части мира. Это все, кто выжил. Остальные пошли в пищу. Как свиньи.

Но как, потрясённо ответил Кромм. Люди захотели жить вечно и сами – понимаешь, Кромм, это самое паскудное – они сами открылись душеедам в обмен на вечную жизнь, сказала буамини. Они ж не знали, что это будет жизнь в качестве источника пищи. Когда душеедов стало слишком много, они образовали кланы, пойдя войной друг на друга. Один из кланов открыл врата, чтобы вызвать на подмогу тех, кого мы сейчас зовём иноформами, и победить остальных душеедов. Тогда другой клан переселил оставшихся в живых в город с работающей ядерной электростанцией и построил там климатические установки. Демоны и иноформы не могли проникнуть туда, ледяной город находится в полосе вечного холода…

В этот момент скуну снова атаковали. Первый мантис умер мгновенно, нашпигованный короткими и очень тонкими иглами, забившими все щели между щитками защиты. Второй выстрелил из пневмопушки, продырявив чёрное крыло пикировавшему на него аппарату, похожему на дельтаплан, но пилот успел спрыгнуть и приземлиться на палубу. Казалось, его – или, судя по гибкой фигуре, скорее, её – совершенно не пугали щёлкающие клешни мантиса, ринувшегося в атаку. Каким бы молниеносным он ни был, она оказалась быстрее.

Боги, это аэринии, нервно сказала буамини, прячась за рубку. Быстро обними меня, Кромм. Но надо бежать, растерянно сказал Кромм, всё ещё переваривающий услышанное и не очень хорошо соображающий. Делай, что она говорит, быстро шепнула Лопе и обняла Элею сзади. Кромм послушался и тоже приник к буамини, как к матери. Не шевелись и они тебя не увидят, шепнула Элея.

Аэринии спикировали на скуну на своих чёрных крыльях. Большой чёрный остован плыл над скуной на такой высоте, что казался тёмным крестиком в начинавшем темнеть небе. Аэринии, похоже, прекрасно спланировали атаку. Две их них дразнили мантисов, грациозно уворачиваясь от их стремительных атак, а четверо оставшихся хладнокровно разрядили игломёты в спину обоим мантисам. Сбоку от бортов скуны всплыли два больших чёрных остована, некоторое время сопровождавшие судно, пока аэринии обыскивали палубу и каюту. Одна зашла в рубку, оттуда донеслась ругань и грохот. Аэриния вышла наружу и закричала: тут только мантисы, остальных нет.

Пилот, сидящий в кабине остована, сдвинул назад фонарь, снял шлем и встряхнул короткие чёрные волосы с синими кончиками. Пилот оказался женщиной. Её лицо показалось Кромку очень странным – высоко подбритый лоб был раскрашен алым, переходящим в красный на месте сбритых бровей, глаза же пересекала чёрная полоса краски. Остальную часть лица, за исключением ярко напомаженных губ, покрывало нечто, напоминавшее засохшую и мелко растрескавшуюся иссиня-белую глину, или масляные белила, покрытые тонким кракелюром.

Должно быть, есть ещё одна или две скуны, крикнула она, на одной из которых его везут, а это фальшивка. Одна из аэриний, стоявших на палубе и следившая за агонией мантиса, коротким выстрелом прекратила его мучения, тоже сняла шлем, обнажив раскрашенное лицо, и сказала: посылать мантисов очень дорого. Ты уверена, что им под силу послать с ними ещё несколько скун?

Пилот засмеялась и сказала: посмотри на их доспехи, посмотри на сочленения – снаряжение не первой свежести, эти мантисы своё отслужили. Кроме того, денег у совета хватает. Странно, что они такую убогую скуну им дали. Маскировка? Аэриния помоложе пожала плечами и спросила: что будем делать? Оставляем троих на всякий случай, а сами возвращаемся на север, проверим ещё кое-что, ответила пилот и вновь надела шлем.

Две аэринии перепрыгнули на командирский остован, пробежали по крыльям, вздрогнувшим под их весом, скрылись в кабине и стремительно унеслись в воздух, второй остован, блестя полированной кожей и лакированным деревом, завис над скуной. Одна из аэриний села на захваченный у мародёров виу-воу, стоявший на палубе, прощальным жестом махнула остальным и с визгом улетела прочь. Остован последовал за ней.

Кромм пытался понять, что делать и тут матушка Элеа сильно его удивила. Мягко сняв его руки и стряхнув руки Лопе, она вышла из-за рубки, подняла руку в направлении аэриний и что-то хлопнуло два раза. Нападавшие медленно повалились на палубу. Из рубки выскочила третья, но тут Кромм очнулся и точным ударом в затылок отправил её в нокаут. Вы, матушка, прямо ковбой, сказал он с усмешкой. Кто, переспросила Элеа. Меткий стрелок. Да, я очень меткий стрелок, констатировала буамини, совершенно не распознав иронии. А как по-твоему мы с Лопе путешествуем по всему миру? Кромм проверил пульс у тех, кого уложила Элеа, они были мертвы. Он взял оставшуюся аэринию за шиворот и поволок вниз, в каюту.

Здесь он смог рассмотреть её как следует. Усиленная защита плеч и остальных суставов из незнакомого чёрного вещества, возможно, какого-то сплава, подвергшегося воронению, армированная поддержка позвоночника из чешуй того же материала, тёмный зелёно-коричневый, почти чёрный комбинезон прошит каркасом трубок, очень похожих на систему дополнительного утепления в пухлянке, но никакого заводного механизма на первый взгляд не видно, возможно он скрыт под защитой. Кромм взял аэринию за безжизненную руку и чуть не лишился жизни. Над костяшками пальцев скрытно крепилось довольно длинное и острое на вид изогнутое лезвие, вылетевшее ему навстречу и чуть не попавшее в грудь. Ещё одно, ещё более длинное, вылетало со стороны локтя. Армированные сапоги тоже оказались с секретом: под их носком таились два кривых зубца, способные нанести существенный урон. Кромм поскрёб затылок и пробормотав: надо бы с тебя всё это содрать, пока ты меня не грохнула, раздел пленницу и прочно связал её корабельным линём, бухты которого висели на бортах скуны.

Под комбинезоном обнаружилось двуслойное бельё, своей голубизной и кроем трогательно напомнившее Кромму армейское. Он вынул из комбинезона аэринии лезвие, чуть не убившее его, и срезал бельё. С внутренней стороны рук, ближе к подмышкам, а также изнутри бёдер в плоть девушки впивались тонкие, как волосок, трубочки, соединяющие её с трубчатым каркасом изнутри доспеха. Несколько таких же уходили в спину. Кромм осторожно потянул одну из них, опасаясь, что сейчас девушка очнётся, но ничего не произошло, со страху он врезал ей как следует, странно, что не убил. Аэриния по-прежнему находилась в отключке. Когда трубочка вышла из девичьего тела, на её конце показалась небольшая прозрачная капелька с кисловатым запахом. Кромм ожидал, что возможно будет кровотечение, однако ничего такого не произошло.

Аэриния безмятежно валялась в кресле, раскинув ноги, будто её сморил сон. Расслабленные, густо намазанные чёрным, веки чуть приоткрылись и под ними виднелась белая полоска глазного яблока. Кромм подумал, что уже давненько не видел хорошенькой раздетой девушки. В отличие от лица, ярко раскрашенного в алый, чёрный и белый, тело аэринии оставалось совершенно чистым. Только не деэпилированным в нужных местах, как цинично заметил про себя Кромм.

Стой, раздался сзади повелительный голос Лопе, отойди от неё. Что случилось, спросил Кромм, поворачиваясь на голос девушки.

Ты ведь собирался её изнасиловать, дрожащим голосом не то спросила, не то продекларировала Лопе, уставив на него игломёт, подобранный возле мёртвой аэринии. Вообще-то, нет, но спасибо, что подсказала эту идею, сказал Кромм, удивлённо глядя как жало игломёта дрожит в узкой девичьей руке. Прекрати шутить, закричала Лопе. Кромм не на шутку разозлился и сказал: послушай меня, девочка, я – верховный кат, назначенный советом, и в данный момент именно я олицетворяю здесь закон. Поэтому медленно опусти эту жутковатую херовину и никогда не смей мне угрожать.

Лопе, сделай так, как он говорит, приказала буамини, спускаясь по лестнице. Но матушка, попыталась возражать девушка, он же… Он ничего такого не сделает, он даже не знает, что она такое, железным тоном сказала Элеа. Кромм повернулся к буамини и недоумённо поднял брови.

Элеа подошла к аэринии, присела на корточки и погладила девушку по голове: бедное ополоумевшее дитя. Их религия не слишком сильно отличается от людоедской. Они не каннибалы, но мораль и этика у них примерно на том же уровне. Она ничего не скажет тебе, Кромм. Ты не выбьешь у неё признания даже пытками. Во-первых, для неё ты даже не человек, а нечто вроде муравья. Во-вторых, эта прекрасная дурочка не может знать, кто их послал. Она всего лишь низшее звено в иерархии, иначе бы её не оставили сторожить скуну.

Кромм поскрёб заросший подбородок и спросил: и что мы с ней будем делать? Для начала оденем, по-матерински ответила Элеа. И смотри, чтобы рядом с ней не оказалось ничего, похожего на оружие. Впрочем, она попытается убить тебя зубами даже связанная, если у неё есть такой приказ. Как жаль, что их иерархи так калечат им мозги. Что это за фигня торчит из её тела, спросил Кромм. Это усилитель каркаса, ответила за хозяйку Лопе. Видишь эти тёмно-зелёные штуки? Это псевдоживые мышцы, они нарощены на каркас и имеют свою нейросеть, управляемую нервами аэринии. Иначе бы они не были такими быстрыми.

Кромм поднялся на палубу, прихватив с собой доспех пленённой аэринии. Из скрытых лезвий он планировал сделать пару ножей, если удастся найти что-нибудь, пригодное для изготовления рукояти, а для ножен сойдёт и тот чехол, в котором они прятались, думал он. Со снятыми шлемами мёртвые аэринии вовсе не казались такими страшными, как в момент нападения. Просто молодые женщины, даже девушки. Ну да, странные причёски, странная раскраска на лице, словно они хотели казаться одинаковыми. Ну и что?

Кромм достал лезвие и поковырял рану в горле одной из убитых, наткнувшись в глубине на нечто твёрдое. Он надеялся найти пулю, но вместо этого извлёк на свет довольно увесистый зуб конической формы. Странно, пробормотал Кромм, вытер ладонь о штаны убитой и спустился вниз. Лопе уже развязала жертву и одела её в какие-то тряпки, делавшие аэринию похожей на нищенку-попрошайку в индейской боевой раскраске. Ты можешь вынести её на палубу, там за ней будет легче наблюдать, спросила Лопе. Кромм взвалил на плечо нетяжёлое и такое тёплое наощупь тело, и потопал наверх. Женщины поднялись за ним.

Матушка Элеа, не подскажешь, что это за фиговина, спросил Кромм, показывая спутнице найденный зуб? Очень интересно знать, как он попал в горло той прекрасной девы?