Читать книгу Привратник - Максим Бодягин - Страница 8

Сперо вернулся домой мрачнее тучи. Юнхелине почти закончила принимать рапорта. Большой разведотряд накануне вернулся из рейда на северо-восток, куда резчики отправлялись в поисках заброшенных селений и городов, где можно было бы поживиться старыми генераторами, химикатами, бумагой и прочими обломками некогда великого старого мира. Да, новый мир паразитировал на обломках того, что осталось после крушения человеческой цивилизации. В первые годы после скорбных событий некоторые кланы пытались жить в городах, но неработающая инфраструктура сделала их непригодными для нормальной жизни. Без отопления, канализации, водоснабжения, электричества – всех систем жизнеобеспечения, города стали просто источником пластика, металла, стекла, стройматериалов. Разведкой резчиков командовал Хрисиф, но он со вчерашнего дня отпросился у матери под предлогом того, что ужасно устал. Он действительно очень многое делал и благодаря его жёсткости, изворотливости и умению планировать, люди вернулись из рейда не только в полном составе, но и успели приехать до начала торга, привезя подробные записи о том, сколько транспорта и людей нужно отправить за добычей и в какие сроки.

Юнхелине посмотрела на Сперо, помахавшего ей от порога, сухо кивнула ему, закончила разговор с последним из докладывавших и начала собирать бумаги. Сын подошёл и долго молчал, глядя мимо неё, наконец, ей надоела это странная игра и она уперла длинные мускулистые руки в бока и прямо спросила: что? Что не так? Не нашли драккарию?

Сперо мотнул головой и с видимым усилием выдавил: мам, а мужчины и женщины, они же неодинаковы? Ну, там. Он показал глазами вниз. Юнхелине засмеялась и ответила: конечно, мы не одинаковы. Мы теплокровны и мы двуполы, в отличие от драккарий или бегунов. И это прекрасно. Это так чудесно любить человека противоположного пола, изучать его тело, ласкать его. Сперо потупился: хочу быть однополым. Прекрати малыш, испугалась Юнхелине. Сперо опустил голову ещё ниже и сказал: хочу быть однополым с Арин. Юнхелине присела на корточки и с тревогой заглянула в лицо сына: тебя кто-то обидел? Мужчина? Трогал тебя?

Сперо погладил мать по голове: нет, что ты. Чума давно объяснил мне про это. Трогать меня можешь только ты. Ну и Арин после свадьбы. А что тогда случилось? Да я же говорю, ничего не случилось, мам. Просто. Просто я спросил, вот и всё. Юнхелине обняла сына и сказала: помолвка это не приговор. Ничего не изменится, обещаю. Никто не будет вас торопить. Нельзя торопить своё тело, Когда придёт пора, природа сама подскажет вам с Арин, как поступить. Ладно, сказал Сперо. А Арин переедет к нам? Да, у неё будет собственная комната напротив твоей. Ты не будешь её обижать, ведь правда? Ну, что ты, малыш. Я буду лучшей матерью на свете, обещаю. Ты вчера лупила Плута, я слышал, как он вопил, хитро улыбнулся Сперо. Если бы я его не лупила, он бы не дожил до своих лет. Я лупила его, потому что он плут, засмеялась Юнхелине: Арин не такая, обещаю, что и пальцем её не трону. Только ей не говори, а то зазнается. Не скажу, сказал Сперо и потеснее прижался к гордой материной шее: а тебе как природа подсказала, что ну это, ну как бы пора. Так же, как и всем, сказала Юнхелине. Она лгала, но Сперо смотрел в другую сторону и не заметил слёз, которые она вытерла украдкой.

Родовой дом резчиков, который Юнхелине называла про себя крепостью, взбирался по крутому склону Ледяной Иглы, чья белая снежная шапка не таяла даже самым жарким летом, и издалека напоминал симпатичную горку, сложенную из спичечных коробков. Резчики первыми заявили о свой независимости и отселились от остальных кланов Привратника чуть больше ста лет назад. Прадед Юнхелине, огромный чёрный мужик, которого она помнила очень смутно, лишь сладковатый запах дыма, исходивший от его седой бороды, да тепло качающих её рук остались в памяти, прадед первым построил деревянный дом с двумя флигелями и красивой смотровой башенкой возле ручья, стекавшего с вершины. Позже каждый из резчиков пристраивал свой домик рядом, стараясь прилепиться поближе и взбираясь всё выше по склону и спустя годы родовой дом разросся до сотен комнат, комнатушек, пристроек, флигелей и флигелёчков, мансард и башенок. Почерневшие от пропитки и от времени толстые деревянные стены покрывала нежная амальгама белоснежного инея, играющего на солнце бриллиантовыми отсветами. Кое-где крыши уже оттаяли и слегка зазеленели мхом, который уже через месяц покроет северные скаты сплошным меховым ковром так, что гелиоплиты нужно будет чистить каждый день, чтобы этот ковёр не закрыл их от солнца. Летом тёмная бархатная зелень мха сливалась с изумрудным отсветом травы и почти чёрными крупными мазками окружающих елей, а зимой иней на стенах и толстый снежный ковёр на крышах прятали крепость резчиков, поэтому большую часть года всё это скопление комнат и башенок казалось естественной, нерукотворной частью пейзажа.

В одной из таких комнаток с большим окном, запотевшим по периметру, с окном, откуда как на ладони была видна большая часть порта и играющий мелкими бликами океан, такой мирный после недавнего шторма, с окном, из-за приоткрытой фрамуги которого в комнату врывался будоражащий ноздри запах танцующей весны, зеленоглазая Хандоре, постанывая и дрожа от наслаждения, изменяла своему законному мужу со своим деверем Хрисифом, прозванным Плутом. Он был женат на её кузине Хедре и осознание того, что она таким образом совершает двойную измену, предавая не только клан мужа, но и свой клан, наполняло Хандоре ещё большей радостью.

Она засмеялась, глядя на то, как лицо Хрисифа сморщилось, когда Хандоре привела его к той грани, где трудно отличить удовольствие от боли, повернулась к нему задом, уселась сверху, слегка качнув бёдрами и устраиваясь поудобнее, медленно опустилась по его члену вниз, наслаждаясь тем, как он скользит внутри неё, словно бы пытаясь прорвать переднюю стенку и вырваться наружу, наклонилась к ноге любовника и взяла большой палец в рот, а потом пробежалась языком между каждым этим смешным чёрным пальчиком, пусеньки мои, какие же сладкие. М-м-м. Хрисиф застонал и зашептал нет-нет-нет, но Хандоре продолжала щекотать его стопу до тех пор, пока не почувствовала, как внутри неё разбухает, деревенеет и угрожает взорваться. Она откинулась на спину и, чувствуя, как он выскальзывает из её тела, сказала: подыши мне в ушко. Демоница, шепнул Хрисиф, кое-как приходя в сознание.

Ей нравилось управлять Плутом так, будто бы она снова играла на люне, нажимая тайные кнопки на теле Хрисифа, словно перебирая струны. Хандоре извлекала из него мелодию, которую сама же и писала своими пальцами, острыми крепкими грудками и упругими камушками ягодиц. И ртом, конечно же ртом. Она скатилась с любовника и быстро заскользила вниз по ребристому животу, покрытому чёрными кудрявыми завитками: возьми меня за волосы, скорее, милый, погрубее, давай же, ну. Хрисиф, не в силах оторвать голову от подушки, наощупь запустил руки в шелковистые тёмно-каштановые волосы девушки и почувствовал, как её горячий рот прижался к его паху.

В такие минуты Хандоре упивалась властью над тем, чьего изворотливого и проказливого ума побаивались на всём Привратнике. Второй сын Юнхелине недаром слыл Плутом, но помимо хитрости отца-купца, он ещё и унаследовал физическую крепость матери. И сейчас Хандоре полностью управляла его мускулистым и жёстким телом, обхватывая губами его член, одновременно бархатистый и твёрдый, чувствуя его пульсацию и управляя ею, то заставляя твердеть его ещё сильнее, то отпуская и переключаясь на другие участки тела, где тоже находилось много интересного, вкусного, ароматного, зовущего, отзывчивого. Стоны, которые ей удавалось извлечь из стройного и крепкого тела Плута, звучали в ушах Хандоре сладкой музыкой, она начинала с пианиссмо и доводила их до яростного крещендо, отстраняясь, когда дело шло к сладкой коде.

Она играла бы эту музыку и дольше, но во дворе раздался странный шум. Хандоре хмыкнула и позволила Плуту излиться глубоко в её горло, наслаждаясь силой, с которой его тело извергает семя, и слабостью, которой оно наливается, отдавая самое вкусное, что смогло создать. Хандоре села и вытерла рот. Хрисиф лежал с закрытыми глазами, сграбастав обеими руками простыню, и тихо хрипел. Шум за окном усилился. Вот один топоток пробежал по дому, другой. Ближе.

Вдруг снизу, из покоев Юнхелине раздался звериный вой. Ни единой человеческой ноты в том крике не было, но Хандоре определённо различала голос свекрови. Хрисиф сел на кровати с широко распахнутыми глазами, тяжело дыша: это мама кричит? Любовный хмель слетел с него за секунду. Хандоре почувствовала, как из-под корней волос выползает холодная струйка пота и бежит по загривку, щепотно спускаясь вниз по спине. Она зябко закуталась в покрывало и сказала: разве Юнхелине может так кричать? Может, обожглась? Или ошпарилась. Хрисиф презрительно хмыкнул: в мире нет столько кипятка, чтобы заставить её так кричать.

В этот момент, дверь чуть не слетела с петель от гулких ударов кулаком. Хандоре, позвал срывающийся молодой голос, в котором девушка сразу опознала младшего брата Фареса. Я не одета, крикнула она, жестами повелевая любовнику спрятаться. Плут вздохнул, одним движением собрал с пола разбросанную одежду и почти прошёл в смежную комнату, но на полпути спохватился, вернулся и забрал высокие мягкие сапоги и портянки, валявшиеся прямо посереди спальни.

Хандоре открыла дверь и увидела, что лицо Фареса совершенно побелело. Его большие карие глаза, подчёркнутые снизу складочкой, словно намёком на мешки, покраснели от слёз. Крупный короткий нос с широко расставленными ноздрями пунцовел, как у пьяницы. Что, спросила Хандоре, прислонившись к косяку. Она не знала, чего именно следует бояться, но ей определённо было страшно, крик Юнхелине пугал сам по себе, а безвестность пугала ещё больше. Фарес сглотнул слёзы и сестра быстро схватила его за грудки и встряхнула: ну же, говори. Хрисан, выдохнул Фарес и обнял сестру. Он похлопал её по спине и сказал, твой муж Хрисан мёртв. Хандоре освободилась от его объятий, прошла в спальню, села на кровать и безучастно уставилась в окно. Далеко, почти над серебристой кромкой горизонта, парили два алых пузырька, монгольфьеры морского дозора патрулировали границу прибрежных вод там, где дно резко обрывается вниз и уходит в пропасть.

Как это случилось, спросила она, по-прежнему сидя к брату спиной. Фарес помялся в дверях, прошёл и начал сбивчиво рассказывать, с трудом подбирая слова, торопясь и задыхась: это я его нашёл. Сначала меня чуть не съела драккария, мы её нашли, потом я утопил виу-воу Хедре, а ты же её знаешь, меня Сперо послал домой, чтобы я всем сказал, что мы нашли драккарию, а потом я думаю, меня Хедре убьёт, а даже если Хедре не убьёт, тогда Плут убьёт, это же новый виу-воу, совсем новенький, она же хотела на нём на торг поехать… Короче, жёстко осадила его Хандоре. Фарес стушевался, снова сглотнул слёзы и продолжил: короче, я его нашёл. Я знаю одно местечко, у входа в катакомбы, там сейчас светится вода и можно наблюдать танец драккарий из-под навеса, про это место никто не знает. Я там решил переждать, ну пока Хедре не успокоится. Пришёл, у меня сыр с собой был в тряпке, немного круглицы, я присел перекусить и слышу странный звук. Смотрю, два краба семенят, проследил за ними, а там Хрисан лежит. Кто-то проломил ему голову, весь затылок разнёс. Я крабов прогнал, замотал ему голову тряпкой, чтобы они его не обгладывали и сюда.

Ты Юнхелине уже сказал, да, спросила Хандоре, уже зная ответ. Угу, сказал Фарес. Она так закричала, я думал умру от страха. А потом села на пол и ходить не может. Хандоре вздохнула. Кто с ней? Да все сбежались, все, кто не на стройке и в море не ушёл. А Хрисан? За его телом уже послали. Буама Пахемий и затра Эсторр командуют там. Теперь про моё секретное место все узнают. И Хедре меня убьёт.

Хандоре встала с постели и глядя мимо брата, обняла его и положила голову на грудь Фареса, её лицо по-прежнему ничего не выражало: ты дурачок, Фар. Я знаю, Хане, беспомощно ответил Фарес. Хандоре ласково взъерошила его жёсткие чёрные кудри и сказала: сейчас всем будет не до тебя и не до этого чёртова виу-воу. Иди к Юнхелине и скажи, что я сейчас спущусь. Фарес с готовностью кивнул и, топоча ногами, умчался по коридору, захлопнув за собой двери так, что чуть не обрушил косяк. Вот дурачок какой, здоровенный, совсем не знает, куда силищу девать, промелькнула было в голове девушки мысль, но быстро ушмыгнула в лабиринт подсознания, оставив после себя звенящую пустоту.

Хандоре прошла в смежную комнату. Полуодетый Плут сидел на полу. Он успел надеть один сапог, второй валялся рядом, недомотанная на ногу портянка белела словно бинт. По лицу Хрисифа текли слёзы. Твой младший брат, начала говорить Хандоре, но Плут замотал головой так, что слёзы брызнули по всей комнате: нет-нет-нет-нет. Нет. Он медленно встал с пола, потом снова сел, начал наматывать недомотанную портянку, бросил, повалился на спину и завыл.

Хрисиф и Хрисан были единокровными братьями и как бы ни был близок Плут с Сантифом и Сперо, отношения с Хрисаном всегда казались ему глубже и прочнее, а главное – важнее, чем с остальными. Пусть Хрисан был человеком недалёким, открыто заявлявшим, что когда ты красив, мозги тебе ни к чему, но Плут всегда верил в то, что брат притворяется, что корчить из себя высокомерного дурачка-красавчика – сознательно выбранная тактика, трюк, чтобы обмануть окружающих.

Хандоре опустилась на пол рядом с любовником и сказала: я даже не знаю, что теперь делать. У меня такое чувство, что мы сделали нечто ужасное. Плут сел и вытер лицо руками. Я чувствую себя такой виноватой, продолжила Хандоре. Перед ним, перед тобой, перед Хедре. Не надо, сказал Хрисиф и сел рядом, сосредоточенно наматывая портянку. Не надо делать вид, что раньше всё было иначе, а сейчас его смерть внезапно заставила тебя прозреть. Он натянул сапог и постучал подошвой об пол, проверяя, насколько удобно села портянка. Хандоре положила руку ему на плечо, но Плут встал: мне нужно к матери.

Девушка тоже встала и попыталась обнять его, чтобы сказать что-то, но Хрисиф тряхнул чёрными волосами, скатавшимися в дреды, и упёрся руками ей в плечи: не надо ничего сейчас говорить. Мы в вашей спальне, а у тебя изо рта пахнет моей спермой. Хандоре сощурилась и зло сказала: я тебя не заставляла спускать мне в рот, розгами тебя не порола, ты сам пришёл. Хрисиф обернулся и бросил: прополощи рот, может, не будешь выражаться так грязно. Хандоре подняла брови и переспросила: грязно?! Это грязно? Грязно то, что ты бегаешь ко мне только из-за того, что твоя обожаемая Хедре за три года замужества так и ни разу и не удосужилась взять твой недостойный член в свой королевский благородный рот.

Хрисиф шагнул к ней и некоторое время пристально смотрел прямо в глаза, словно намеревался ударить, но потом сплюнул и повернулся, чтобы уйти. Увы, Хандоре была абсолютно права и её правота, и та прямолинейность, с которой она её высказала, взбесили Плута. С Хедре всё было по-другому. Всё. Он очень любил её, свою пышечку Хедре, но с ней всё было иначе.

Можно подумать, ты со мной трахаешься из-за великой любви, сказал Хрисиф. Да, я действительно тебя люблю, соврала Хандоре, как ей показалось, довольно удачно. По лицу Плута невозможно было разобрать, поверил он ей или нет. Как бы я спала с тобой без любви? Хрисиф покачал головой и молча отвернулся от неё. Горе оглушило его. Хандоре вдруг показалась совершенно чужой, лишней, случайной прохожей, забредшей в дом невовремя. Плут никак не мог собрать мысли в кучу. С чего начать? Пойти к матери? Но там женщины уже помогают ей придти в себя. Поехать за Хрисаном? Но буама и затра клана уже сделали это. Сидеть сиднем не хотелось, но что делать? К чёрту всё, надо что-то делать, а что именно – разберёмся позже. Он сделал решительный шаг по направлению к двери и потянул ручку на себя.

Погоди, раздался из-за спины голос Хандоре. Ну, же, Хрис, прошу, подожди секунду. А что если он узнал о нас? Хрисиф повернулся и переспросил: мой брат? Ну, да. Что, если он узнал, что мы трахаемся уже почти три месяца? Плут решительно мотнул головой: это исключено. Или… Он посмотрел в зелёные глаза Хандоре и недоверчиво спросил: или ты думаешь, что это я его?.. Ты и вправду так думаешь? Ты ведь хотела этого, да? Ты именно этого хотела? Чтобы я убил своего брата и женился на тебе?! Ты сам это сказал, равнодушно сказала Хандоре. Она видела, что Хрисиф окончательно рассвирепел, но с горечью осознавала, что его слова попали точно в цель. Он говорил правду. И Плут знал, что она это почувствовала. На, держи, подруга, правда за правду, подумал он. Но вслух нарочито спокойно и тихо сказал: я думаю, нам лучше какое-то время не встречаться. Плут никогда не проявлял гнев на людях. Чувствуя ярость, он сразу начинал строить в голове сложный план мести и это его успокаивало. Но он никогда ничего не прощал, лишь выжидал удобного случая для отмщения. Хандоре почувствовала укол страха, догнала его и сказала: прости, от горя у меня помутилось в голове. Я тебе не верю, не оборачиваясь бросил Хрисиф. Подожди меня, ссоримся мы или нет, не время показывать наш разлад Юнхелине, как можно мягче сказала Хандоре. Ей сейчас нужна поддержка. Согласен, кивнул Плут. Но всё равно нам не нужно идти к ней вместе. Обожди минуту и потом спускайся.