Читать книгу Сага о Лунгиных - Мария Текун - Страница 11

Лалочка встречала Федора Константиновича в прихожей как всегда прекрасная в своем расписном наряде птицы кеттуалей.

– Проходите, проходите, дорогой Федор Константинович, – радостно приветствовала она его, – ждем вас, давно ждем.

– Ну что вы, не стоило, – усмехнулся Федор Константинович, отвечая ей в тон. – Я всего на минутку.

– Что ж и чаю с нами не попьете? – изумилась Лалочка. – А я приготовила… Или вы спешите, дела у вас?

– Спешу, но не настолько, чтоб не составить вам компанию, дорогая Лариса Павловна, – успокоил ее Федор Константинович. – А потому, чтоб не терять времени даром, перейдем сразу к делу.

– Да-да, конечно, пойдемте, – Лалочка поспешила вперед по коридору, стуча каблучками сабо и размахивая широченными рукавами халата, как крыльями. – Мы, конечно, не все успели убрать, но вы нас простите, – проговорила она то ли просительно то ли вопросительно, и, увидев в лице Федора Константиновича понимание, тут же продолжила, оправдываясь и объясняя: – Сами понимаете, невозможно все в одну комнату впихнуть, а потом, я так подумала, что, может быть, вашим какие-то шкафы понадобятся, или, допустим, кровать? Мы-то не против, пусть пользуются, все равно без дела стоит, и библиотека, там, книги – всегда пожалуйста. Как вы считаете?

– Это уж вы сами договаривайтесь, как решите, так и будет, я теперь свои полномочия сдал…

– Оформили документы? Да?

– Да, все оформил, о том, собственно, и пришел сказать. Что мои завтра собираются пожаловать, и чтоб для вас это не было…

– Ну, что вы, Федор Константинович, мы, можно сказать, со дня на день ждем. Виталий ключи вот новые сделал, два комплекта.

– О, большое спасибо, – Федор Константинович заметил и оценил такую заботу. – А сам он, кстати, где? Нет его?

– Нет, на работу вызвали, какая-то там консультация его понадобилась, так что если придет, то не раньше двух-трех. Но вы, если хотите, можете подождать.

– Да нет, я так спросил. Впрочем, раз уж разговор зашел, вам скажу: вы их, Лариса Павловна, тут не балуйте, я в том смысле, что пусть сами живут. А то я ведь вас знаю, то диванчик дадите ненужный, потом еще что-нибудь – так и привыкнут, что вечно кто-нибудь за них делает. Это, конечно, дело ваше, не подумайте, что вмешиваюсь, просто предупредил.

– Я понимаю, – с готовностью откликнулась Лалочка, – все понимаю. Но диванчик-то действительно у нас лишний, куда нам его?

– Да я не про диванчик, – усмехнулся Федор Константинович, – я вообще.

– Все сделаем, как пожелаете.

– Спасибо за понимание.

– Прошу к чаю. Я хворост приготовила, такой вкусный вышел, вот попробуйте, – Лалочка водрузила на стол огромное хрустальное блюдо. – А все-таки, вы Федор Константинович о том не думали?

– О чем? Отчего это у Виталия Альбертовича животик такой отрос? – пошутил он, отведав Лалочкин кондитерский шедевр.

Лалочка засмеялась:

– Хи-хи-хи! Да нет, я про то, чтобы вам самим тут поселиться, а детям старую квартиру оставить?

– Хм, – Федор Константинович привычным жестом пригладил волосы. – Честно сказать, подумывал. Но это я сам с собою подумывал, а дело-то касается не только меня одного. В общем, решил, что так все же лучше будет. Уж вы не обессудьте.

– Нет, ну что вы, Федор Константинович, мы вас давно знаем и ваше решение уважаем. Тем более, Боря ваш, кажется, мальчик симпатичный, и Анечка – Анечка просто чудо.

– Рад, что вы так считаете. Только уговор, – он со значительным видом поднял указательный палец, напоминая Лалочке о ранее сказанном.

– Я поняла, – поспешила заверить его Лалочка, – все поняла. Но нельзя же жить, чтоб друг друга не замечать? Люди должны помогать друг другу, лично я – так считаю. Вы вот, Федор Константинович, как нам помогли – слов нет. Всю жизнь вам благодарны будем. Честное слово.

– Ну уж, – Федор Константинович отвел от себя комплименты, – не преувеличивайте. Я не альтруист, в конце концов, и вам не советую. Спасибо за чай и позвольте откланяться.

– Всегда рады вас видеть. Вы уж нас не забывайте.

– Как же – мы же с вами теперь почти что родственники, – пошутил он.

– Вот и я говорю, – обрадовалась Лалочка. – Милости просим, в любое время.

– Спасибо. Желаю здравствовать.

* * *

Следующий день в семействе Лунгиных был днем из жизни муравьев: с самого утра все бегали, суетились, что-то разбирали, складывали, переносили, перетаскивали, мешали друг другу, уступали дорогу, помогали, советовали… Переезд – дело хлопотное даже в том случае, когда особо нечего собирать.

Все утро Борис и Анечка, пребывая в самом счастливом расположении духа, никак не могли сконцентрироваться на поставленной задаче, и своими хаотическими перемещениями по квартире только мешали Валентине Матвеевне, думавшей за всех и отделявшей от нажитого добра посильную часть: чтоб молодым на новом месте было в чем чай вскипятить, и суп сварить, и чем его есть, и на чем спать, и чем лицо вытирать. Они же сами за прошедшие полдня едва справились с тем, что собрали свои личные вещи.

После обеда Федор Константинович вызвал микроавтобус, куда погрузили все вещи, потом уселись сами: он впереди, а молодежь с Валентиной Матвеевной, продолжавшей давать последние наставления, в салоне, и отправились на новую квартиру, где все уже было приготовлено к встрече дорогих соседей.

К вечеру, устав от переселенческого празднично-делового ажиотажа, накрыли стол на кухне. Сидели совсем по-семейному. Разговаривали, как родственники, которые встречаются только по праздникам. Все шло чудесно, лучшего нельзя и пожелать.

* * *

Анечка уединившись осматривала квартиру. В тот первый раз она смотрела на все совсем с другим настроением, и оттого толком ничего не разглядела, не запомнила даже, как расположены комнаты. Но теперь глазам ее открывалась совершенно иная картина. За те дни, что прошли с момента их первого появления здесь, когда отец преподнес им этот в полном смысле бесценный подарок, она постепенно привыкла к мысли, что они больше не гости в той квартире, в которую она поначалу даже в гости-то стеснялась зайти, но – хозяева! И теперь осматривала все хозяйским взглядом.

Планировка в этот раз показалась ей простой и очень удобной: из прихожей прямо от двери вел широкий длинный коридор, разделяя квартиру на две почти равных половины, и упирался в ванные комнаты. По левую сторону того коридора располагалась их с Борисом часть, по правую – Яновских. Две двери с одной и с другой стороны, в шахматном порядке. Налево из прихожей вел другой коридор, такой же широкий, но вдвое короче – в кухню. Были еще какие-то небольшие ответвления, потайные дверцы: эта в кладовую, за другой – еще что-то.

Как и в первый раз, Анечке казалось, что квартира эта больше похожа на музей или на театр. Вернее так: их половина – на музей, а хозяйская – на театр. Эти длинные полутемные увешанные различными старинными бра коридоры с крупным скрипучим вытертым паркетом, высокие двустворчатые двери с латунными ручками, огромные окна с рамами, разделенными на шесть частей, широкие подоконники, шторы с потолка до самого пола с подвязками. И комнаты, уставленные антиквариатом.

Анечка ходила, обращая внимание на всякую мелочь, и всякая мелочь удивляла ее. Какие-то пуфики на львиных ножках, полосатые кушетки с валиками, тумбочки, этажерки уставленные милыми безделицами собранными, кажется, со всего света, стеклянные шкафчики с хрустальной посудой, серванты с фарфором, прозрачным на свет, секретер, хранящий тысячи секретов, каждый в отдельном ящичке, вазы, картины – и это малая часть того, что хранила в себе эта загадочная квартира – только то, что осталось на их половине.

И книги, множество книг, в шкафах до самого потолка, на полках, за стеклянными дверцами, папки с какими-то рукописями торчат наверху, тумбы, заваленные бумагами, так что они вылезают из-под дверцы, конторка и огромный дубовый письменный стол с пресс-папье и чернильным прибором. «Только гусиного пера не хватает, – подумала про себя Аня, – и все-таки книги, что за книги?»

Она вернулась к шкафам и принялась разглядывать старые тисненые золотом корешки. Яновский А. В. Что-то знакомое. Яновский…

В эту минуту размышления ее прервал появившийся на пороге комнаты Виталий Альбертович:

– Анечка, а мы вас потеряли. Отчего вы здесь?

– Так, смотрю… Вы читаете Яновского?

– К слову сказать, Альберт Витальевич Яновский – мой отец. А вы знакомы с его трудами?

– Ой, нет… – она смутилась, что-то соображая. – Ой, так вы, значит, выходит, Виталий Альбертович Яновский, тот самый, чью книгу мы в институте изучали по истории.

– В самом деле? Что за книга?

Анечка смутилась еще больше, потому что ни названия, ни содержания в точности не помнила:

– Там что-то про купечество, и…

– Понял-понял, все понял. Очень интересно, действительно, я об этом писал, но никогда не думал, знаете ли, что пойдет такой, с позволенья сказать, резонанс. А что за институт, простите?

– Химико-технологический.

– Тем более странно! – искренне удивился Виталий Альбертович. – Вы не находите?

– Просто там новый факультет открыли, экономический, так вот по вашей книге, – она вспомнила, – мы изучали торговые отношения в России с семнадцатого века и до семнадцатого года.

– Ха-ха-ха! – прыснул Виталий Альбертович. – Вас понял, – и снова не сдержался. – Ха-ха-ха!

Анечка смотрела на него, улыбаясь за компанию и не понимая, что это его так рассмешило, но спросить постеснялась.

– Ну, пойдемте же назад в общество, а то нарушим сложившийся баланс, – сказал он, и только потом сообразив, что вышло, рассмеялся снова. – Ха-ха-ха! Скажите, Анечка, а вы сейчас по специальности работаете?

– Да, помощником бухгалтера.

– Отлично, просто отлично. Тем более вам не следует надолго покидать компанию.

Они направились назад в столовую, и Аня, глядя на этого странного господина в турецком халате и в туфлях-скороходах, думала о том, что опять попала в какую-то странную среду, где ее снова станут допрашивать и подгонять под какие-то рамки. И от подобных мыслей ей стало очень неприятно на душе. Но только на какое-то мгновение. Затем она быстро утешилась тем, что здесь она сама себе хозяйка и никому не позволит вмешиваться в их личную жизнь. «Тем более возможно, что никто вмешиваться и не собирается, а просто это мы вторгаемся в чужую жизнь?» – подумала она.

Она представила себя на месте хозяев, которые неизвестно сколько лет тут прожили, и у них давно сложились свои правила и привычки, которые не так легко отделить от себя, как ту самую часть квартиры слева от коридора. Сложно представить, что ты больше не хозяин там, где прожил всю свою жизнь. А мы кто? Смешно, конечно, смешно.

В очередной раз взглянув на чудаковатую фигуру Виталия Альбертовича, она никак не могла свыкнуться с мыслью, что именно этот человек написал ту книгу, которую они читали в институте. «Совсем не похоже, – думала она, – может быть, он просто меня разыгрывал? И это вовсе не он? Но – Виталий Яновский – это он. Странно. Сын академика! Вот отчего у них дома столько книг. И в шкафу огромное собрание – неужели столько может написать один человек? Поразительно! Нужно будет почитать, что же он там написал. Интересно».

* * *

Глубоко за полночь, когда веселье улеглось и Федор Константинович отправился домой, а хозяева к себе, Борис и Аня сидели в одной из своих комнат, там, где раньше располагалась библиотека академика Яновского. По правде говоря, она располагалась там и теперь, потому что попросту некуда было девать. Счастливое возбуждение, только подогретое коньяком, никак не проходило, и спать совсем не хотелось. Они сидели друг напротив друга на низких пуфиках так же оставленных им во временное пользование и, глядя друг на друга, улыбались.

– Посмотри, это все теперь наше! – восхищенно восклицала Анечка полушепотом. – Наше! Смотри, как во дворце! А?

– Согласен, – отвечал Борис тоже шепотом, радуясь от того что видел, как счастлива его Анечка. – Мы о таком и не мечтали, правда?

– Правда. Я такого даже не видела нигде, только в музее.

– Ну что, столичная принцесса, теперь твоя душенька довольна? У вас с маман небось тоже такого не было?

– Что ты! Смотри, тут везде лепнина на потолках. О! Красота какая! – она смотрела на потолок, закинув голову. – А это, – Аня подскочила к окну и дотронулась до тяжелой темно-зеленой портьеры с богатым золотым узором, – посмотри!

– Нужно будет им отдать, – сказал Борис, – потом.

– Зачем? – простосердечно удивилась она. – Зачем им лишние, если у них теперь столько окон нет?

– Но это ведь не наше, пусть заберут.

– Ты что, и шкафы им понесешь? – удивлялась Аня. – Лариса Павловна сказала, что мы можем пользоваться всем, что здесь есть, разве ты не слышал?

– Ее право предложить, а наше право – отказаться, – сказал Борис. – Нам чужого не надо, сами себе заработаем. У меня теперь работа хорошая, так что… ну, иди ко мне.

Анечка задержалась окна.

– Нет, ну зачем же все отдавать, ведь им же не нужно, правда, не нужно…

– Откуда ты знаешь, что им нужно?

– Лариса Павловна…

– Мы их второй раз в жизни видим, – перебил ее Борис, – так что не знаем…

– А чего тут знать, – в свою очередь перебила его Аня, – раз предлагают, нужно пользоваться, у нас же нет ничего.

– Будет. Все будет, не сразу, но постепенно, – ему начинал надоедать этот разговор, – иди ко мне, моя дорогая, дай я тебя поцелую.

Анечка подошла:

– Но… зачем же шторы?

– Мне просто цвет не нравится, – он стал целовать ее, осторожно одной рукой расстегивая блузку, – веришь? – он посмотрел ей в глаза.

И Аня, позабыв о шторах, прошептала в ответ:

– Хорошо, я согласна.

* * *

В понедельник после переезда Борис отправился на работу в приподнятом настроении – все складывалось как нельзя лучше: квартира есть, Анечка счастлива, и предложение Игорька осталось в силе.

Помнится, где-то месяц тому назад Игорь предложил Борису выкупить половину бизнеса и сделаться равноправным компаньоном, а не наемным рабочим, каким он был теперь. Борис решил во что бы то ни стало воспользоваться данным предложением не только из соображений финансовых, но еще и потому, что его слишком угнетало положение подчиненного перед одноклассником и давним другом. Неудачная попытка занять на это денег у отца привела его в ярость. Но не потому, что он решил отказаться от своего решения выкупить предлагаемую половину, но потому что пришлось отказаться от обещания снять отдельную квартиру для них с Аней. И он не мог смириться с тем, что без какой-либо вины со своей стороны, вдруг оказался в глазах Ани подлецом и предателем, в глазах отца – беспомощным и униженным попрошайкой, а в глазах Гарика – просто идиотом. Вернее, таким в чужих глазах виделся себе он сам. Но легче от этого, понятно, не становилось.

Но теперь все сложилось отлично – появилась квартира, и он со спокойной душой мог направить все силы на то, чтобы определиться в деле и занять прочную позицию компаньона и совладельца.

Недавно налаженному и стремительно развивающемуся бизнесу постоянно нужны были новые вливания, и потому неистовое желание Бориса как можно скорее решить вопрос о вступлении в долю, были Гарику только на руку. На те деньги он взял в аренду на полгода у одного отцовского знакомого старый уазик-буханку, что позволило ему разом существенно увеличить поставки. Борису же приходилось работать за двоих, чтобы осилить увеличившийся чуть ли не вдвое приток светильников – привести их из разобранного состояния в собранное и готовое к продаже мог только он один.

И вот с утра пораньше он забрался в свой подвал на улице Рядовой, увидел горы коробок с хранящимися в них разобранными светильниками и, подумав, что этого ему и вовек не собрать, сразу принялся за дело. Трудился он рьяно, без устали свинчивая плафоны, вставляя патроны, вкручивая лампочки, навешивая висюльки и еще невесть какие бесчисленные украшения, забывая обо всем.

К обеду в подвале, а вернее, в штабе, как они называли свое теперешнее местоположение, появился Гарик. Он привез еще партию.

– Привет! Как успехи? – воскликнул он, входя.

– Да, вроде, нормально, – ответил Борис. – Работаем.

– Как думаешь, успеешь к завтрему еще десять «фонариков» собрать? На Звездную повезу, они там требуют, весь телефон мне взорвали.

– Постараюсь.

– Ладно, я пошел разгружаться, потом загружаться и поеду по магазинам, кому чего не довез. Ты все сделал, что я просил?

– Да, вон в том углу смотри, ищи, там все.

– Ты молодец, супер. Все, значит, живем, – хлопнул Гарик Бориса по плечу. – Спасибо.

– Рад стараться!

– Эх, что армия с человеком делает!

Они засмеялись.

– Ладно, я погнал, а то мне некогда. И так, боюсь, везде не успею.

– Давай помогу. По крайней мере разгрузить. Опять что ли целую машину привез?

– Да нет, деньги-то откуда? Только самое срочное.

Они вышли на улицу к машине.

– Кстати, ты знаешь, – сказал Борис, – пока тебя не было, мы с Анькой уже переехали.

– Да ладно! – восхитился Гарик. – В самом деле? Так быстро?

– А чего там, нищему собраться – только подпоясаться. Так что с зарплаты, имей в виду, приглашаю на новоселье.

– Окей! Все понял, все деньги, которые сегодня соберу – все твои.

– Ха-ха-ха, ловлю на слове!

– Идет, но в субботу жди в гости.

За разговором они и не заметили, как разгрузили машину. Затем Гарик снова ее загрузил уже готовыми люстрами и умчался по «точкам». Борис, оставшись один, вновь с головой ушел в работу.

Возвращался домой уже ближе к полуночи. Шел пешком, экономя на маршрутке. «Да и быстрее получится, чем ждать, – думал он. – Идти теперь совсем рядом, и пройтись не помешает, – подбадривал он себя, наслаждаясь ночной майской прохладой и пением соловья в больничном саду. – Эх, хорошо! – говорил он, разминая затекшие руки и ноги и освежая одуревшую от суточного сидения взаперти голову. – Жаль только, что окон там нет – не увижу, как и весна пройдет».

Анечка возвращалась с работы гораздо раньше. Она все так же работала помощником главного бухгалтера в небольшом частном предприятии, куда устроил ее Федор Константинович. Небольшое частное предприятие под громадной вывеской «Салон красоты и чистоты» занималось тем, что оказывало услуги населению по наведению в их квартирах и коттеджах той самой красоты и чистоты. А лично Аня занималась тем, что во всем помогала главному бухгалтеру – Галине Ивановне, женщине доброй, энергичной и очень умной.

Поначалу Анечка составляла предварительный баланс, суммируя приход-расход, затем просто вносила данные в компьютер, всякий раз с трудом одерживая верх над «Лексиконом», затем просто приносила накладные из салона, заваривала Галине Ивановне чай, поддерживала порядок на рабочем месте, ходила в канцелярский магазин за скрепками для степлера, и в остальное время развлекала Галину Ивановну интересной беседой, пока та в одиночку, как раньше, успешно справлялась с балансом и отчетностью.

Галина Ивановна относилась к Ане тепло и по-дружески, ничем не выражала своего личного мнения о ней, как о специалисте, но внутри себя никак не могла преодолеть странно-двойственного отношения к этой загадочной девушке.

Сама по себе эта девушка была ей бесконечно симпатична, но в том, что касалось работы, Галина готова была просто удушить ее собственными руками. И дело заключалось даже не в том, что от Ани ей было мало толку, нет, хотя и это тоже заботило ее, но гораздо в меньшей степени, чем главное: Галина не могла простить ей совершенно непростительного равнодушия к делу, которым искренне болела сама и которому всеми силами пыталась ее обучить.

Галина Ивановна, женщина неполных сорока лет, которая, закончив простые бухгалтерские курсы и сама того не подозревая, обрела себя в новой профессии, превратившись в настоящего гения бухучета, виртуозно творившего то, что было скрыто от посторонних глаз, старалась передать Ане все свои знания и опыт, чтобы и ее превратить в такого же гения, но в гораздо более короткий срок. На что у Галины были свои соображения, которые, впрочем, пока не время раскрывать.

Скажем только, что, промучившись пару месяцев и окончательно уяснив себе, что с этой девушкой ей совсем не по пути, Галина Ивановна собралась однажды с силами, и отправилась к начальству с просьбой подыскать Ане замену. Самой Ане об этом своем решении она, понятное дело, ничего не сказала по нескольким причинам: во-первых, она относилась к своей помощнице чисто по-человечески очень хорошо, во-вторых, считала ее человеком не безнадежным, просто занятым не своим делом, в-третьих, была почти на сто процентов уверена, что из фирмы ее не выгонят, а только переведут на другую должность, что, в-четвертых, поможет ей лучше проявить себя в какой-нибудь иной сфере деятельности.

А пока начальство думало, она продолжала вести себя по-обычному спокойно и доброжелательно, прививала Анечке деловую хватку и учила жизненным премудростям.

* * *

С тех пор, как великодушная Галина Ивановна избавила Аню от компьютера и тех ужасных бумажек с бесконечными циферками и буковками в столбцах, Анечка перестала так тяготиться своей работой, как в первые месяцы. Теперь в будние дни она гораздо легче переступала порог своего дома по утрам, и гораздо веселее переступала его по вечерам. Она больше не ощущала себя высосанным до последней капли крови мертвецом, и в конце дня у нее еще оставались силы на то, чтобы сделать что-нибудь по хозяйству, как, например, приготовить припозднившемуся мужу ужин. Она была бесконечно рада тому, что теперь эти полномочия всецело в ее руках, и ощущала в себе прилив кулинарно-творческих сил, чего с ней никогда в жизни не случалось.

Вернувшись домой в начале первого ночи, Борис осторожно поворачивал ключ в замке, стараясь производить как можно меньше шума. Он аккуратно приоткрыл входную дверь, так чтобы она не скрипела, и протиснулся в прихожую. Каково же было его удивление, когда он увидел, что повсюду в доме горит свет, а из кухни доносятся оживленные женские голоса.

Он снял ботинки и прошел в кухню. Там за столом он застал Аню и Лалочку.

– Добрый вечер, – поздоровался он, слегка сбитый с толку столь поздней трапезой.

– Привет, – радостно улыбнулась ему Аня.

– Здравствуй, здравствуй, – приветствовала Лалочка. – Припозднился, или тебя на цепи там держат? Где там ты работаешь, а, Боря? – она лукаво улыбнулась.

– Никто не держит, я сам себя держу, – ответил он, устало присаживаясь на стул у стола.

– Да, правда, ты чего так поздно? – спросила Аня.

– Работы – вал, хоть там ночуй.

– А мы тебе вкусное приготовили, – радостно сообщила Анечка. – Будешь?

– Да мне что угодно, я на все согласен, главное – побольше.

– Отлично, – она направилась к плите, – такого ты точно еще не пробовал.

– А что там?

– О! Ос-со-бу-ко по-милански! – произнесла она первое слово старательно по слогам. – Это меня Лариса Павловна научила.

– А что это? – насторожился Борис, опасаясь, как бы не пришлось ему есть вареных жаб или еще какие деликатесы в том же роде.

– Вообще, оссобуко по-итальянски – это мозговая кость, и готовят его из задней ноги молочного теленка, но мы, за неимением теленка приготовили, из чего было, – объяснила Лалочка, как обычно лучезарно улыбаясь, – и главное здесь все-таки соус.

– Да, там специальная пряная смесь, – торопилась рассказывать Анечка, ставя перед мужем большую тарелку с мясом и рисом, – из петрушки, чеснока и…

– Лимонной цедры, – подсказала Лариса Павловна.

– Да, и лимонной цедры, и даже название у нее специальное… это…

– Гремолата, – вновь подсказала Лалочка.

– Вот, точно, гремолата! Ну, как, вкусно?

Борис попробовал и честно признался:

– Очень! Хоть и не из мяса молодых бычков, но я бы, кажется, еще и добавки попросил. Очень вкусно, спасибо.

Анечка сияла. Наконец-то и ей удалось проявить себя умелой хозяйкой и любящей заботливой женой. Она была так рада и так благодарна судьбе за то, что она свела ее с такой прекрасной женщиной, как Лариса Павловна, которая сразу отнеслась к ней не только по-дружески, но и почти по-родственному, как никогда не относилась к ней даже свекровь, Валентина Матвеевна.