Читать книгу Сага о Лунгиных - Мария Текун - Страница 5

Свой вклад в объединение семьи Валентина Матвеевна решила внести тем, что практиковала общие семейные застолья. И требовала от всех такого же серьезного отношения к нововведенной традиции, какое испытывала сама. И выражалось это в том, что к ужину, назначенному ежедневно на девять, всякий должен был прибыть, не опаздывая, а субботнее-воскресные обеды накрывались непременно за большим столом с использованием фарфорового сервиза. Нужно сказать, что в вопросах, касающихся питания, Валентина Матвеевна была весьма ответственна. Она считала, что едва ли в жизни человека может быть что-нибудь важнее вкусной и здоровой пищи, а потому готовила самозабвенно, проникнув во все тонкости этого сложного и многообразного ремесла. Кухня – ее святая святых – не терпела суеты и беспорядка, а так же вторжения непосвященных лиц. А так как посвящать в свое дело Валентина Матвеевна никого не спешила, то выходило, что Анечке туда путь был заказан.

Странным образом выходило так, что, стремясь объединить с одной стороны, разъединяли с другой. Везде и во всем Аня чувствовала себя лишней. К слову сказать, дома она тоже не привыкла принимать участия в том, что касалось быта, но там она просто ни о чем таком не задумывалась: все само откуда-то бралось и куда-то убиралось, точно так же не допуская вмешательства во внутреннюю скрытую жизнь. И, может быть, если бы в ее прошлой жизни все было бы иначе, Аня просто не обращала бы внимания на то, что здесь живет, как в гостях. Может быть как раз оттого, что она привыкла к тому со стороны собственной матери, это так сильно бросалось в глаза со стороны свекрови. Парадоксально, но факт. Она снова чувствовала себя ненужной, лишней и здесь, точно так же, как там. И это больно ранило ее и обижало, и заставляло грустить и плакать тайком. Как же так вышло, что она вновь столкнулась с тем, от чего пыталась убежать?

Итак, в выходные, собравшись за общим столом, семейство обсуждало дела прошедшей недели.

– Как на работе? – спросил Федор Константинович у Бориса. – Дело движется?

– Не то слово! – Борис был на подъеме. – Едва справляюсь! Гарик скоро фургонами возить начнет! А мне деваться некуда – хоть ночуй на работе.

– Где, кстати, ваша штаб-квартира? А то мать тебе обеды в поле носить порывается, все уши прожужжала.

– Нет, обеды – это лишнее, а насчет дислокации: мы подвал недавно сняли, за копейки. Там, правда, условия не фонтан, зато места много, и под склад хватает. На этой, на Рядовой, там где рынок раньше был, знаешь?

– Как не знать, – ответил Федор Константинович, с улыбкой наблюдая за сыном.

– Так это же от нас совсем недалеко, – обрадовалась Валентина Матвеевна.

– Мам, надеюсь, что это шутка, – Борис имел в виду идею с обедами. – А то растолстею, Анечка меня тогда любить не будет, – он подмигнул ей, – правду говорю?

– Да, – она смутилась, оттого что все внимание сразу обратилось на нее.

– Как там Игорь? – поспешил выручить Федор Константинович. – Чего не заходит? Я уж и забыл, как он выглядит. А то раньше-то бывало и дня не пройдет, чтоб он у нас не появился. А нынче – большой человек! – он усмехнулся.

– Да нет, просто дел много. Знаешь, мы тут «Газель» решили купить… – Борис слегка замялся. – И я хотел тебя попросить…

– Вы? – не понял Федор Константинович.

– Ну да. Короче, Гарик предложил мне долю выкупить, – Борис решил сразу раскрыть все карты, – чтоб мы с ним на равных были, впополаме то есть, и тогда мне будет уже не зарплата, а процент от прибыли выходить, и я как бы совладельцем буду.

– «Как бы» или «совладельцем»? – Федор Константинович любил определенность во всем.

– Совладельцем, не надо к словам придираться.

– А там есть, чем владеть?

– Отец, я конечно понимаю твой скептический настрой…

– Да нет, извини, это я так. И о чем же ты хотел попросить? Ты не договорил.

Борис, не знал, как начать.

– Короче, я уже сказал, что мы «Газель» хотим купить… и это могло бы стать моим вкладом в общее, так сказать, дело… Вот я и подумал, что, может быть, ты мог бы мне помочь, хотя бы часть, а я потом отработаю. И тебе все отдам, даже с процентами.

– Интересно, – Федор Константинович пригладил волосы, и это был недобрый знак. – А с Игорем твоим увидеться можно будет как-нибудь?

– Да, он, кстати, как раз завтра обещал прийти, если вы не против? – оживился Борис, поняв, что самое неприятное уже позади.

– Конечно, мы не против, – заверила Валентина Матвеевна. – У меня назавтра пирог будет с рыбой и ежики. Так что милости просим к обеду.

– Хорошо, вот завтра и поговорим.

За столом все притихли. Федор Константинович молча резал котлету. Так же молча котлеты резали остальные.

– А у вас, Анечка, как дела? – нарушил он вскоре молчание с таким видом, будто предыдущего разговора и не было. – Довольны работой?

– Да, спасибо.

– А вами там довольны? – будто в шутку спросил Федор Константинович.

– Не знаю, – честно ответила Анечка. – Пока не выгнали.

– Ну, зачем же так самокритично. Уверен, что вы отлично сработаетесь. Галина в этом отношении – просто клад, а вашего начальника Степана Ильича я знаю уже много лет и только с хорошей стороны. Так что волноваться вам не о чем. Тем более, вам, должно быть, это близко?

– Да, – ответила Анечка, тщательно скрывая истинное положение вещей. – Большое спасибо, я постараюсь, чтобы мной все были довольны.

На самом же деле на работе Анечка отчаянно скучала. Она не видела в бухгалтерском учете не только поэзии и тайного смысла, но даже явный смысл был скрыт он нее под густым покровом тайны. Ее совсем не вдохновляли те скрытые возможности баланса, которые увлеченно раскрывала перед ней Галина Ивановна, главный бухгалтер малого предприятия, на которое взяли Аню по протекции ее свекра в должность помощника того самого главного бухгалтера.

Галина Ивановна или просто Галина, как она попросила называть себя в рабочей обстановке, была женщиной бойкой, энергичной, веселой и жизнерадостной. В свои неполных сорок лет она, закончив обычные бухгалтерские курсы, преуспела на этом поприще до той степени, что превратилась в настоящего гения бухучета, способного творить чудеса, незаметные постороннему глазу. Она горела своей работой и вопреки расхожему мнению о бухгалтерах, как о людях скучнейших и приземленнейших, была человеком поэтически весьма одаренным. К тому же она прекрасно разбиралась в искусстве, прочла весь корпус мировой литературы и страстно интересовалась всем, что было связано, то есть в прямом смысле слова – на спицах или крючком.

Галина Ивановна скучать не любила, всегда делала несколько дел сразу, никогда ничего не забывала и всегда укладывалась раньше срока, а по той причине имела еще несколько подработок в виде надомного составления балансов неким частным предпринимателям.

Она имела сухие и правильные черты лица, длинные каштановые волосы, гладко убранные назад, и красивую фигуру, впрочем, не всегда умело подчеркнутую: она любила носить брюки и балахоны, руководствуясь тем принципом, что в первую очередь одежда должна быть удобной и не стеснять ее стремительных движений.

Итак, Галина Ивановна, или просто Галина, очень обрадовалась, впервые увидев Аню. Взглянув на нее, она посчитала, что эта милая скромная тихая девушка полна желания проникнуть в тайны ремесла, что она составит ей достойную компанию, а может быть, вскоре и достойную замену, так как Галина всерьез подумывала о том, чтобы перейти работать в компанию побольше, где и балансы будут побольше, и зарплата, что немаловажно. Подобные предложения ей поступали неоднократно, но она, как человек порядочный, не собиралась бросать предприятие, ее взрастившее, на произвол судьбы, не подготовив вместо себя человека, который бы полностью вошел в курс дела под ее чутким руководством.

Но, как вскоре выяснилось, Аня была совсем не тем человеком. Она витала в облаках, она мечтала о чем-то, зачастую забывая о том, чего от нее требовали. Она засыпала за компьютером, утомленная бесчисленными столбцами и цифрами, она маялась, она грустила. Ей никак не давались даже самые простые вещи, и она с удивлением обнаруживала, что то, что ей казалось скучным в институте, на поверку оказалось скучным вдвойне.

Галина недоумевала. Поначалу ее сбивали с толку диплом экономического факультета и личная просьба начальника, стародавнего приятеля Федора Константиновича, и потому Галина Ивановна, обнаружив полную Анину профнепригодность, долгое время не сдавалась, всеми силами пытаясь приобщить Аню к делу составления балансов и прочей отчетности.

Анечка старалась изо всех сил: никогда не спорила, со всем соглашалась, на критику реагировала спокойно, обнаруженные ошибки исправляла тщательно, в то же время случайно допуская другие, она старалась проявлять внимание и сосредоточенность, была бесконечно мила, дружелюбна, красива и… абсолютно не заинтересованна.

* * *

На следующий день, в воскресенье к обеду, как и было условлено, на пороге квартиры Лунгиных появился Карлуша. Он, как и обещал, пришел с подарками. Как истинный джентльмен дамам он преподнес цветы – Валентине Матвеевне шикарный букет красных роз, а Анечке не менее шикарный букет розочек белых. На стол – бутылку виски. И отдельно подарок для молодоженов: великолепный китайский чайный сервиз. Поскольку визит его, с одной стороны, имел неформальный характер как то – познакомиться с женой лучшего друга, и формальный с другой, а именно – решить вопросы, касающиеся их общего дела, в том смысле, чтобы оно как раз и стало общим на вполне конкретных основаниях, Игорь Карлов явился во всеоружии.

С первого же взгляда Гарик был буквально ослеплен Анечкиной красотой. Он с удивлением вглядывался в это чистое светлое лицо с тонкой белой кожей, в эти блестящие косулины глаза, в черные брови вразлет, в яркий красиво очерченный рот, и не мог поверить своим глазам. Теперь он понимал Бориса – ради такой забудешь не только Светку, вообще все на свете забудешь.

Теперь он понимал причины столь скоропалительной женитьбы: лучше, когда синица в руках, – рассуждал он, задерживая на Анечке до неприличия долгие взгляды, – а то, стоит только руки разжать, и лови потом журавля в небе. И Борьку зауважал еще сильнее.

Когда сели за стол, разговор завели самый непринужденный, и самый что ни на есть поверхностный. Каждый свое держал при себе, словно карточные игроки, которые держат при себе свои карты, и внимательно следя за реакцией соперников, не спешат вскрываться.

Федор Константинович, как игрок самый бывалый, понял, что пора вести партию, как только произошла первая смена блюд.

– Игорь, – обратился он к Гарику, – я тут крем уха слышал, что дела у вас идут как нельзя лучше?

– Да, спасибо, не жалуемся, – ответил Гарик.

– Я даже слышал, – продолжал Федор Константинович, – что вы собираетесь расширяться?

– Ну, это смотря в каком смысле, – ответил Гарик неопределенно.

– В прямом.

– Мы пока стараемся, все что зарабатываем, опять вкладывать в дело, так и расширяемся.

– И есть, что вкладывать?

– Да, прибыль хорошая выходит. Поставки увеличиваем, так что даже подумали о том, чтобы купить грузовик, потому что на легковушке…

– Я понял. Борис мне сказал, что это могло бы стать его, так сказать, вкладом в общий котел с правом войти в долю? Это так?

– Да, все верно. Я посчитал, что новая «Газель» стоит почти столько, сколько я сам вложил первоначально, так что будем работать на равных, пятьдесят на пятьдесят.

– А откуда, прости, у тебя такие деньги? Извини еще раз, что интересуюсь.

– Ничего, мне отец одолжил. Я ему обещал вернуть, как только дело наладится и будет такая возможность. Он согласился.

– Все ясно. Значит, бизнесу нужны дополнительные вливания?

– Это всегда так – чем больше вкладываешь, тем больше получаешь.

– Отлично. Но соглашение, я так понимаю, джентльменское?

Гарик понял, на что намекает Федор Константинович, и так как крыть ему было нечем, он посчитал лучшим говорить открыто:

– Джентльменское, но я потому только Бориса и позвал, что мы с ним всю жизнь знакомы, и даже больше того, так что ножи друг другу в спину втыкать, я надеюсь, не станем.

Федор Константинович оценил ответ по достоинству. Он знал Игоря и в нем почти не сомневался, просто хотел услышать, что скажет он сам. Ответ, повторим, его порадовал. С тем он предложил:

– Пойдемте, ребята, перекурим.

Мужчины поднялись из-за стола и вышли на балкон, а женщины принялись собирать посуду и накрывать к чаю. Между собой Валентина Матвеевна и Анечка не обсуждали только что услышанное. Мужские дела их заботили мало, зато нашлись поводы к их женскому разговору. Анечка пожелала приобщиться к поварскому мастерству, и как только она проявила малейшую настойчивость, Валентина Матвеевна на удивление легко сдалась, и теперь с упоением объясняла, что, как и из чего она готовит. Анечка слушала, раскрыв рот, и стремилась поскорее изготовить что-нибудь собственными руками. Так прижившаяся традиция дала свои первые плоды.

– Ну, что я вам могу сказать, – начал Федор Константинович, выпуская дым, – предложение, конечно, хорошее, и стоящее, но…

Это «но» сразу отбросило Бориса на самое дно той ямы, из которой он так усердно и так тщетно пытался выбраться. Сердце его упало.

– Да, еще раз повторяю, что предложение хорошее, и я с ним согласен, но теперь я, к сожалению, не готов вам помочь, – Федор Константинович помолчал, снова выпуская дым, – в том смысле, что у меня на данный момент просто нет таких денег.

Борис глянул на отца быстрым взглядом, но даже в том быстром взгляде он не смог не проявить обуревавших его чувств. Федор Константинович заметил это и обратился лично к Борису:

– Боря, сын, пойми меня правильно, что именно теперь я просто не готов тебе помочь. Но я обещаю, что как только такая возможность появится, я непременно…

– Я все понял, – Борис был готов со стыда сквозь землю провалиться.

Зачем было звать Гарика, чтобы при нем дать полный отлуп? Это что? Изощренные способы пытки? Выставить меня полным кретином перед другом, перед которым я и так уже ниже некуда? Что, вчера нельзя было сказать?

Буря бушевала у него в сердце. Он был готов разорвать отца на мелкие кусочки. Он был взбешен, разъярен! И стараясь не подавать виду своим чувствам и видя, что это ему не удается, злился еще больше. Он покраснел, потом побледнел, и бледнел все сильнее и сильнее, пока глаза на его безжизненном лице не превратились в черные пламенеющие угли. Он уже ничего не слышал и не желал слышать…

– Сынок, – ласково обратился к нему Федор Константинович, – прошу тебя, пойми…

Он положил руку ему на плечо. Но Борис в бешенстве стряхнул с себя эту руку:

– Да пошел ты!

Он выскочил с балкона и бросился в коридор. Он не хотел никого видеть. Он мечтал скорее вырваться отсюда, из этого дома, и побыть одному, и постараться как-нибудь справиться. Нет, такой подлости он не ожидал. И от кого? От собственного отца!

Гарик вскоре догнал его на улице. Борис шел, нервно вытягивая сигарету за сигаретой. Он ничего вокруг себя не видел. Ненависть, жуткая, черная, как космическая дыра, заливала ему глаза. И если бы теперь случайно кто-нибудь попался бы ему на пути, он вцепился бы в этого человека, и душил бы его, и схватил бы его и выбросил прочь с дороги, и пнул бы его ногой, и плюнул бы на него. Сволочь!

– Борька, брось, – говорил Гарик, едва поспевая за ним, – не надо. Да успокойся ты! Я тебя прошу. Не бери в голову. Что-нибудь придумаем. Ничего, справимся.

Он хотел взять Бориса за руку, чтобы остановить, но тот с такой силой отшвырнул его прочь, что Гарик даже испугался. Но вида не подал, постаравшись перевести в шутку:

– Не зря в армии пробыл – здоровый стал, как бык!

– Да пошел ты!

– Ладно, стой, послушай…

– Уйди, сказал, – произнес он сквозь зубы, – а не то… – и замахнулся крепко сжатым кулаком.

– Ну давай, бей! Бей! – заорал вдруг Гарик ни с того ни с сего. – Давай, дай мне в рожу, может, полегчает! А! Ну, чего стоишь?! Бей!

Борис сам отшатнулся, как от удара.

– Ты чего?

– А я тебе говорю, бей! – не унимался Гарик. – Врежь мне! Ну!

– Да пошел ты, – произнес Борис устало и отрешенно. – Отстань.

– От меня просто так не отделаешься, – сказал Гарик. – А знаешь что: чем драться, пойдем, лучше, выпьем. Я тут местечко знаю, недалеко.

Борис вернулся под утро, пьяный совершенно. Таким его еще никто и никогда не видел, даже он сам себя таким никогда не видел. Он ввалился в квартиру, сорвав вешалку в коридоре, упал, зацепившись за чьи-то ботинки, и выругавшись, потащился к себе в комнату.

* * *

Всю неделю он ходил, как в воду опущенный, и разговаривать ни с кем не собирался, даже с Анечкой, которая и помыслить себе не могла, что он может быть таким, и от того сильно переживала и даже плакала. Она не знала, что сделать, чтобы снова вернуть его в нормальное состояние, как не знала и того, что же произошло у них там с отцом.