Читать книгу Серебряные горны - Надежда Сайгина - Страница 3
Часть 1
Глава 1
ОглавлениеМай 1988 год.
– Да что ж он так долго? – вслух спросила раздражённая Людмила Решетникова, рисуя пальцем на давно не мытом окне замысловатые узоры.
Людмила была очень красива: лицо обрамлено золотисто-каштановыми прядями волос, которые спускались легкими волнами на плечи и спину. На лице выделялись миндалевидные янтарно-карие глаза с длинными пушистыми ресницами. Когда девушка смеялась, её глаза словно искрились, а во время грусти взгляд становился томным и более глубоким. Темные, изящно изогнутые брови и слегка вздернутый нос придавали лицу Людмилы игривое выражение. За полными губами нежно-розового цвета прятались ровные белые зубы. Фигурка у нее была точёной: пышный бюст, крутые бедра, стройные ноги. Можно сказать, что она была совершенна…
Людочка абсолютно не вписывалась в интерьер, в котором сейчас находилась. Стены кабинета председателя профсоюзного комитета завода, были выложены сто лет тому назад полированными деревянными панелями. К массивному письменному столу придвинуты два тяжелых дубовых стула с лоснящимися от времени кожаными сиденьями для посетителей. На столе восседал перекидной календарь на малахитовой подставке. В углу стоял книжный шкаф, битком набитый книгами. Его стеклянные дверцы были затянуты изнутри выгоревшей от солнца материей. В другом углу громоздился огромный сейф. На противоположной стороне стоял небольшой, более современный письменный столик, а над ним висел портрет Генерального секретаря Центрального комитета Коммунистической Партии Советского Союза Михаила Горбачева. Рядом выделялось огромное темное пятно, наводившее на мысль, что там некогда висело высокохудожественное изображение отца народов. У дверей на круглой деревянной вешалке, висела мужская куртка и женское элегантное бежевое пальто.
Наконец вошел хозяин кабинета – Николай Павлович Сухов, интересный мужчина сорока пяти лет, тщательно следящий за своим внешним видом, амбициозный, хитрый, изворотливый. Он тут же с порога виноватым голосом стал оправдываться:
– Ну не могу я тебя поставить, Люда! Ну как ты не понимаешь?
Людмила резко повернулась к нему, черты её лица исказились, и уже никто не смог бы назвать её красавицей.
– Нет, не понимаю. Ну почему нельзя меня поставить на должность директора? Ты же обещал мне! Чем я хуже этой Маринки?
Мужчина подошел вплотную к красавице, положил ей руки на плечи и, глядя ей в глаза, медленно растягивая слова, произнёс:
– Да потому, что она работу знает, как никто. Столько лет отработала начальником лагеря…
– А я? А я старшей вожатой сколько лет отработала? А, Сухов? Все лучшие годы этому поганому лагерю отдала… И между прочим, я всю работу начальника лагеря знаю. Или ты боишься, что твоя тёща узнает про наши отношения? Так убери её из лагеря! – всё сильнее закипала любовница.
– Люсенька, успокойся! Ну что ты ещё Еву Петровну сюда приплела. Ей Богу! Старая женщина… Куда ж её убрать?! Она мне дома-то поперёк горла стоит. Хоть летом от неё отдыхаю, – попытался загладить скандал Николай Павлович.
Он усадил Людмилу в продавленное кресло, присел перед ней на колени и ласково, виновато заглядывая ей в глазки, стал оглаживать её прелестные покатые плечи. Она оттолкнула его руки и отчаянно выпалила:
– Так, Сухов! Еще раз тебе говорю: или ставишь меня начальником лагеря, или я ищу себе новую работу!
– Ну как ты не понимаешь, Люда, – пытался достучаться до неё Сухов, – тут у меня есть свой интерес! Мне надо на эту должность посадить своего зама – Орлова.
– На какую должность? Начальника лагеря? Да с какого это переполоху? Этого валенка – директором?
– Людочка, милая моя, ну ты, наверное, слышала: приходит скоро новый директор завода…. А Орлова рабочие, между прочим, любят… И мне совсем не надо, чтобы меня кто-нибудь подсидел. Поняла, моя лапушка?
– Да он же в работе лагеря ничего не понимает! Какой из него к чертям собачьим директор?
– Поэтому я и хочу, чтобы он в первую смену присмотрелся, как в лагере работа налажена. Принюхался ко всем делам. То, сё! Поднабрался опыта у Марины Степановны.
– А сам-то Костя согласен?
– Да в том то и дело, что он об этом ничего не знает! Ну ты понимаешь, что этот разговор сугубо между нами? Баню он там для детей строит. А я ему говорю: мужиков, Костя, в лагере нет! А вдруг что случится? А у нас там детей полно! Ну он и размяк… Ах-ха-ха! Дети для него – святое!
– И что? Из-за этого ты меня места начальника лишаешь? – вновь перешла на крик Людмила.
– Люда, тише! Да успокойся ты! Там в коридоре всё слышно, – пытался увещевать подругу Сухов, – ты же знаешь, какая сплетница наша главбух!
И действительно… За дверью, прислонившись к косяку, ехидно улыбаясь, стояла бухгалтер профкома.
Но Людмиле было всё равно. Раскрасневшись, девушка встала с кресла, и, поставив руки в боки, грудью пошла на Сухова.
– Мне Владика растить надо! Я ему джинсы купить обещала! Гад ты! Сволочуга! Давно пора мне другого мужика найти! От тебя пользы, как от козла – молока!
– Да тебе не я был нужен! Только денежки мои! А сыночку своему не джинсы бы покупала, а воспитывала бы да смотрела за ним в оба! Вон, недавно, у ларьков на вокзале крутился с пацанами. Неприятные такие личности… Что он там так далеко от дома делал?
– Вообще-то ему скоро шестнадцать! Не маленький!
– Да! Не маленький! И в лагере ему делать уже нечего! Там дети – только до четырнадцати!
– Что-о-о? Ты меня Владиком шантажируешь? Только попробуй не возьми его в лагерь! И я всем глаза на тебя раскрою!
– Люся, ну чего завелась? Да успокойся ты! Старшей вожатой работать тоже хорошо! И свой навар ты с этого всегда имеешь….
– Хорошо?! Да ты хоть знаешь, что это за должность? С утра до вечера как белка в колесе! Встаёшь раньше всех, ложишься последняя! Пожрать не успеваешь! Навар… Масла-то Домна килограмм за смену даст… Или конфет… Так! Милый мой! Или я директор, или я ухожу! И ищу себе нового любовника. И посмотрим, где ты себе старшую вожатую найдешь! Всё! Твое слово!
– Хорошо, Люда! Договорились. Достала ты меня. Владика твоего я в лагерь возьму, а ты ищи себе другую работу и… другого любовника!
– Ах, так! Да плевать я на тебя хотела! – плюнула она на пол и добавила. – С высокой колокольни!
Девушка быстрым шагом направилась к выходу, сорвала с вешалки своё пальто и резко открыла дверь. От неожиданности стоявшая по ту сторону главбух отлетела к противоположной стене. Одеваясь на ходу, Людмила Решетникова быстро побежала по коридору, размахивая стильной сумочкой.
– Ой, Милочка Витальевна! А что случилось? – закричала ей вдогонку любопытная бухгалтер. Ответа не последовало, но зато из кабинета прозвучал строгий голос Сухова.
– Ольга Петровна! Зайдите!
– Что случилось, Николай Павлович? Людмила Витальевна вышла такая расстроенная, – залебезила женщина, заходя в кабинет и прикрывая за собой дверь.
– Так! Назначайте совещание по лагерю на послезавтра, на десять! Приглашайте Костю и Чегодаеву! И пусть Марина Степановна найдет эту девчонку. Ну… про которую мы говорили. На должность старшей вожатой.
***
В младшей группе детского сада тихий час. Руководитель изостудии Надежда Соколова, тридцатилетняя, миловидная, худенькая, похожая на подростка девушка, поправила одеяла у спящих ребятишек и оглядела спальню. В дверь заглянула молодая воспитательница Светлана и, махнув рукой, шепотом пригласила сменщицу обедать.
Девушки уселись за стол и молча стали есть почти остывший суп. По радио передавали новости. Голос диктора бодро вещал на всю страну: «1988 год стал переломным в истории „перестройки“. Михаил Сергеевич Горбачев в своей речи сказал, что „мы пришли к пониманию того, что надо не улучшать, а реформировать систему“. Казалось бы, предприятиям было предоставлено больше экономической самостоятельности, разрешена кооперативная и индивидуальная деятельность, реорганизован управленческий аппарат, введены договорные цены. Но ожидаемого результата не последовало. Почему?»
– Почему, почему? Да потому! Я убавлю звук? – Спросила Светлана и, не дожидаясь ответа, увернула громкость.
Надежда кивнула головой:
– Светик, не знаешь, когда Вера Ивановна выйдет?
Воспитатель пожала плечами и продолжила трапезу.
– Я уже так устала работать в две смены! И на группе, и на изостудии. И муж уже бесится…. Да и дети… совсем меня не видят. Забыла сказать, что Машу Ходунову завтра к зубному поведут, к обеду вернётся!
По радио зазвучал гимн Советского Союза. Надежда отложила ложку, встала, одернула платье и приняла позу «смирно». Светлана недоумённо посмотрела на Надежду, но тоже встала. Когда гимн закончился, девушки сели и взялись за ложки. Суп стал совсем холодным.
В группу вошла методист с зажатой под мышкой коробкой и закричала:
– Надежда Геннадьевна! Вчера распределяли талоны на обувь.
– Ч-ч-ч-ч-ч-чи! Людмила Михайловна, дети спят! – зашипела Надежда, показывая рукой на дверь спальни. Методист снизила голос до шепота и продолжала:
– Я за тебя тащила жребий. Вот, держи! Осенние, красивые… С тебя двадцать семь рублей.
Надежда с восторгом раскрыла заветную коробку, но тут же её улыбка угасла. В коробке лежали чёрные лакированные осенние туфли тридцать девятого размера.
– Людмила Михайловна, зачем мне туфли тридцать девятого размера? У меня же тридцать пятый!
– Да? А я не знала. Давай, тогда я себе возьму! У меня как раз тридцать девятый, – обрадовалась женщина.
– Ну, берите! У меня все равно денег нет.
– Ну, спасибо, Наденька! И еще! Личная просьба. Ты не свяжешь моей свекрови шаль? Ну, такую узорчатую, с розочками, как ты Нинке с прачечной связала? У свекрухи юбилей, а что дарить – ума не приложу! Да и берешь ты по-божески… Представляете, девчонки, её вчера в магазине в очереди чуть не задавили. За свининой стояла. Увезли на скорой с сердечным приступом.
– Да, что вы! Ну хоть всё в порядке?
– Да ничего, обошлось. Так что с шалькой-то? – не унималась методист.
– Ладно, свяжу, – согласилась Надя, – пряжу только сами купите, а то, когда я с работы выхожу, уже все магазины закрыты.
– Да, чуть не забыла, Наденька, завтра к десяти часам тебя в профком завода вызывают. Отпросись у заведующей.
– А вы не знаете, зачем? – удивилась девушка.
– Ну, тебе видней, – уже в дверях загадочно пропела Людмила Михайловна.
– Правда, зачем? Странно все это…
***
В кабинете профкома машиностроительного завода заседали: председатель комитета Николай Павлович Сухов, его заместитель Константин Алексеевич Орлов, приятный на внешность мужчина лет пятидесяти, бухгалтер профкома Ольга Петровна и начальник пионерского лагеря «Дружба», принадлежащего этому заводу, Марина Степановна Чегодаева. Марине Степановне вчера исполнилось тридцать пять, и ей очень хотелось поскорее вернуться домой. Она обещала сыновьям и мужу вместе пойти в кино. Но начальство расходиться не собиралось.
– Так что, Марина, ты считаешь, что эту девицу можно взять? – в который раз с сомнением в голосе спрашивал председатель профкома.
– Николай Павлович! – отвечала ему начальник лагеря. – Я уверяю вас, что это то, что нам надо. Три года назад я училась с ней на курсах старших вожатых. Лучше неё нет никого! И не каждый может свой лагерь, простите, из грязи до первого места по области поднять и это при директоре-то пьянице. И к тому же, если бы она согласилась занять должность директора, то лагерь «Гагаринец», возможно, и сохранили бы.
– А чего ж она не согласилась?
– Ну, точно не знаю, но там что-то с мужем…
Ольга Петровна заёрзала на стуле и, вытянув шею, заискивающе пропела в глаза председателю:
– Николай Павлович! А может Людмила-то Витальевна-а-а передумает, вернется? А то возьмем кого ни попадя-я-я.
– Да я вам отвечаю, что эта Соколова ста ваших Людмил стоит! – не удержалась Марина Степановна.
Раздался стук в дверь, и в кабинет просунулась светловолосая голова Надежды Соколовой.
– Ой, извините! Здравствуйте! Мне подождать?
– Нет, нет! Заходите! Мы как раз вас ждём! О-о-о! Да это вы? – обрадовался Сухов, увидев знакомое лицо. – Это же вы в этом году ёлку у нас в Доме культуры проводили?
– Да-а! – робко произнесла Надя.
– Молодцы! Нет, ну вы подумайте, всего три человека, а такой праздник детям устроили! А ведь мы вас искали, грамоту вручить хотели. Не знал, что в нашем детском саду такие артистки работают. Ну что, Снегурочка! Хотим предложить вам поработать старшей вожатой в нашем лагере «Дружба». Авось не растаете… «Гагаринец» -то ваш закрыли. Да-а-а, дела-а, – вздохнул Николай Павлович, – а чего такие таланты в землю зарывать? Вот в последнюю неделю мая отправитесь с Мариной Степановной и Константином Алексеевичем на расконсервацию лагеря.
– Спасибо, Николай Павлович! – смутилась девушка. – Но у меня двое детей и муж… инвалид второй группы.
– Он ведь в вашем лагере музработником был? – опережая вопросы руководства, спросила Марина Степановна.
– Да! Он играет почти на всех музыкальных инструментах. Он правда… очень талантливый! – подтвердила Надежда.
– Ну, вот и порешили. Я его в деле тоже видел! Считаю, что и вожатую нашли, и музработника! – подвел итог совещанию Николай Павлович.
– А подумать можно? До завтра? С мужем посоветоваться, – спросила Надя.
– Можно! До завтра, до десяти утра! – строго сказал Надежде Сухов, и девушка, попрощавшись, ушла.
– Вы тоже, Марина Степановна, свободны. Если Соколова завтра откажется, будем думать дальше. А ты, Константин, останься.
Николай Павлович, не зная, как начать разговор, немного нервничал. Но Константин Алексеевич спросил сам:
– Николай, а я всё-таки не понимаю своей роли в лагере. Кто я там? Плотник? Так мне осталось совсем немного: баню доделать… А потом-то что?
– Да, Костя! Потом ты там останешься. Я хочу, чтобы ты ко всему присматривался, принюхивался, приглядывался.
– И за кем мне приглядывать? – недоуменно пожав плечами, посмотрел на товарища Константин.
– За всем, Костя! За всем, что в лагере происходит. Да и без мужика с руками, с головой в лагере нельзя! Сам видишь, одни бабы.
Ольга Петровна поёрзала на стуле и решила, что пора и ей слово вставить:
– Константин Алексеевич, не кипятитесь. Николай Павлович дело говорит. Новый директор на завод приходит. Не сегодня, так завтра грядёт сокращение. И куда мы вас денем? А так – директор лагеря! А может всё еще и обойдётся. Самое главное, чтобы лагерь-то не закрыли… А то продадут с молотка, как «Гагаринец».
– Ну ладно, Костя, – с раздражением промолвил Сухов, – поезжай плотником, доделывай свою баню. Но… присматривайся….
– Не нравится мне всё это, Николай, не нравится!
***
Вечером, отработав две смены в детском саду, уставшая Надежда с трудом переступила порог квартиры. За ней плелась её шестилетняя толстощекая, кудрявая дочурка Шурочка. Надя по инерции расстегнула дочке пальто и стала раздеваться сама. Шурочка канючила и дергала мать за руку:
– Мам, ну мам! Можно погулять?
– Ну чего ты, в садике не нагулялась? Антон, ты где? – крикнула мать.
В прихожую, припрыгивая на одной ножке, влетел девятилетний сын Надежды, светловолосый, кудрявый, кареглазый, шустрый пацаненок.
– Сына, уроки сделал? – строго спросила мать.
– Мама, какие уроки? Я страдаю!
– Чего это? – сощурив глаза, с подозрением спросила сестренка.
– Спина болит…
– И что со спиной? Простудил, наверно? – отреагировала мать на очередную уловку сына.
– Нет, я так физкультурой сегодня занимался, что у меня все кости перемешались…
– Ну все ясно, опять мама с тобой до ночи уроки делать будет! – разозлилась на брата Шурочка и запустила в него сапожком.
– Папа не приходил? – спросила Надежда сына.
– Не-а!
Надежда прошла на кухню и загремела кастрюльками, доставая их из небольшого холодильника.
– Мама, что у нас сегодня на еду? – решила прояснить Шурочка.
– Макароны или суп с макаронами. На выбор! Спасибо Антону, что вчера такую огромную очередь выстоял. Руки вымыли?
Шурочка сползла со стула и побежала к раковине. Антон потер ладошки о рубашку и по-хозяйски, взяв деревянную дощечку, стал резать хлеб.
– Мне макароны с песочком… – заказала себе ужин Шура.
– А мне с солёным огурчиком. Мам, я сегодня талоны на мыло отоварил! И очередь занял на тетю Паню, тетю Свету со второго этажа и Киркину маму.
– Молодец! Сынок, а тебе спокойно продукты дают, не говорят, что ты маленький?
– Да ты что, мам! Там все продавщицы – мои подруги! Вчера мне даже без денег макароны дали. Ну я сегодня им отнес… из тех, что ты оставила.
– Мама, а Нинка, которая на кассе сидит, она на нем жениться собирается! И называет его «моя лапушка»! Ха-ха-ха! – поделилась новостью Шурочка.
– Да ты что?!
– А что? Вот женюсь, и в очереди стоять не надо! Кстати, сегодня и завтра в нашем магазе будут водку давать! Нам надо?
– Надо! Нам все надо! – громко заявила сестра.
– Да этой водкой у нас уже полкладовки заставлено! Вот мяса бы, сыру… гречки, – размечталась Надежда.
– Не, гречка только для диаэтиков!
Надежда подошла к сыну и погладила его по голове.
– Да ты мой добытчик! У тебя на затылке вечно стоят вихры! И эти две макушки… Так и хочется поцеловать! Ешь, давай, – чмокнула сына в макушку Надежда.
Антон откусил кусок хлеба и закашлялся. Надежда постучала ему по спине, но сын знаками показал, что стучать не надо.
– У меня, когда в горле завянет, я сразу кашляю.
***
Большая семья Марины Степановны Чегодаевой после обильного праздничного ужина, приготовленного бабушкой, и похода в кино сидела за круглым столом и играла в лото. Да, действительно, большая семья, если учесть, что жили они в двухкомнатной «хрущевке» вшестером. Марина, ее муж Николай, пятнадцатилетний сын Илья, трехлетний Данечка и родители Марины – шестидесятилетние Степан Иванович и Клавдия Петровна. С кухни доносился аромат свежевыпеченного пирога с яблоками. Николай вынул очередную бочку из мешочка и спросил:
– 36! Есть у кого 36?
– А я ему сдуру и ляпнула: да она ста ваших Людок стоит! – продолжала начатый разговор Марина Степановна. – Ну правда извинилась сразу!
– Ма-ри-на! – удивилась мать. – Да разве ж можно такое?!
– Что, так и сказала? А он? – спросил муж и закричал. – 80!
– Илья, посмотри у Дани – 80! – переживал за внука Степан Иванович.
Светловолосый, с большими голубыми глазами Илья ласково посмотрел на младшего братика, закрыл пустой квадратик пуговицей и миролюбиво сказал:
– Да смотрю я, дед, смотрю! Играю и за себя и за него! Мам, а что, теперь старперша не будет в лагере работать?
– Людмила Витальевна, Илья, этим летом у нас работать не будет! – учительским тоном поправила сына Марина.
– Ура-а-а-а-а! – закричал Илья
– У-я-я-я-я-я! – вслед за братом закричал Данечка.
– Да-а, интересно девки пляшут! 55 и 46 сразу!
– Чего-то мне всё не везёт! – сокрушалась бабушка. – У вас уже почти все заполнено, а у меня пустота.
– Так тебе в любви повезет, – обнадёжил бабушку Илья и спросил у матери, – мам, кстати, а ты не в курсе, Наташке Михеевой взяли путевку?
– 78! – доставая очередной бочонок, выкрикнул отец.
– Да взяли, взяли твоей Наташке путевку. Ты вроде говорил, что она с каким-то взрослым богатым парнем встречается?
– Пап, какой ты номер назвал? – засмущался Илья и стал внимательно рассматривать свои карточки.
– Слюшять нада! Я из-за тебя плоиглываю.
– 12! Все слышали? – Спросил Николай.
– Ну-у, не то, что он сам богатый, предки у него какие-то шишки.
***
Надежда сделала с сыном уроки, уложила детей спать, домыла посуду и погладила белье. Наконец она услышала, как открылась входная дверь. На кухню вошёл её муж. Хмуро посмотрел на жену, с грохотом пододвинул к себе табурет и молча сел за стол.
– Тише, дети спят! – шепотом закричала Надя и взглянула на ручные часики. – Жень, ты где был? Где ты ходишь, время одиннадцатый час!
Девушка подогрела жареную картошку на сковороде и поставила тарелку перед мужем.
– Ешь!
– Не хочется что-то! – Евгений поковырял еду вилкой и отодвинул тарелку.
– Может, огурца еще порезать? – уже спокойно спросила Надя.
– Не надо!
– Женя, не знаю, как и сказать! Сегодня мне предложили должность старшей вожатой в пионерлагере «Дружба». И тебя берут! Музруком! И дети с нами!
– В лагерь… Ага! Вот, где сидит твой лагерь! – резко сказал Евгений и провел ребром ладони по шее. – В печенках сидят твои пионерские песни, строи, маршировки, еще только руки назад – и… настоящий лагерь!
– И неправда! Зачем ты так говоришь? Сколько новых современных песен мы разучили. И дети тебя все любили. А что нам дома делать? За макаронами по несколько часов в очереди стоять? И ведь в очередях-то не ты, а сын наш стоит… А так мы на продуктах сэкономим. Ты до сих пор себе работу не нашёл… Да и свадьбы мне проводить не надо будет!
– А как же ты у нас без свадеб-то будешь? Без юбилеев? Хвостом-то перед кем крутить будешь?
– Ну хватит уже! Одна и та же песня. Я что, от хорошей жизни за всё хватаюсь? Я с семи до семи, в две смены в саду работаю – перед кем там хвостом кручу? Или ты считаешь, что без подработки на твою пенсию и мои восемьдесят пять рублей прожить можно? Женя, я вешу сорок семь килограммов. Я похожа не на женщину – на подростка. Я устала. Я смертельно устала… У меня болит всё, каждая косточка! Я всё время хочу спать! Я детей своих в упор не вижу…
Надежда отвернулась к окну и смахнула накатившиеся слезы со щёк.
– Ну ладно! Хватит тебе! – Евгений недовольно постучал вилкой по тарелке. – В лагерь, так в лагерь…
***
Пионерский лагерь «Дружба» раскинулся в огромном лесном массиве. Это было очень красивое зрелище: утопающие в зелени небольшие деревянные домики, ухоженные клумбы с цветами, серебрящийся квадратик бассейна. А внизу, растворяясь у горизонта в дымке, вилась лента асфальтированной дороги, ведущей к ближайшим деревням Бузово и Опятки. Позади деревень находились сырые торфяные болота. А в двух километрах от лагеря – чудесное, чистое озеро.
Марина Степановна устроила своей новой работнице экскурсию по лагерю. Он был намного богаче закрывшегося «Гагаринца» и занимал огромную площадь. Шесть спальных добротных деревянных корпусов для детей были покрашены в разные цвета. В домиках находились четыре спальни, две вожатские комнаты, веранда и чемоданная комната. Лагерь «Дружба» всегда славился своей обширной современной библиотекой. Марина Степановна вложила в неё немало сил: правдами и неправдами она доставала классику, книги по школьной программе, детские приключенческие издания, журналы. В библиотеке был даже небольшой читальный зал.
Клуб для просмотра кинофильмов, проведения дискотек и концертов был построен лет пятнадцать назад и с тех пор порядком обветшал. Краска облупилась, крыша прохудилась. Конечно, он требовал ремонта, но в первую очередь нужно было достроить баню. Чистота и гигиена прежде всего!
Лет семь назад из белоснежного кирпича была возведена просторная столовая. Над входом был вывешен транспарант «Добро пожаловать!». За столовой находился хоздвор и гараж для единственной машины – старенького грузовичка, закрепленного за лагерем.
По тропинке мимо изолятора можно было пройти к бассейну. Его построили недавно, и он был предметом гордости профсоюзного комитета завода. Песчаный пляж превзошел все ожидания Надежды. Мелкий, желтоватого цвета песочек был привозным. Рядом кабинки для переодевания и даже несколько деревянных лежаков. Если идти в другую сторону, то через сосновый лес можно было спуститься к прекрасному тихому озеру. Но купался там только первый отряд. Вдали от детских корпусов обосновались два барака для жизни технического и педагогического персонала.
На территории пионерского лагеря «Дружба» вовсю кипела работа. Сотрудники занимались подготовкой лагеря к открытию. Носили в корпуса мебель, красили, производили мелкий ремонт. Из жилых деревянных корпусов доносились звуки пилы и коловорота, стук молотка и молодые веселые голоса. Майский погожий денек поднимал настроение работникам. А розоватые ветки сирени источали чудесный медовый аромат, разливающийся по всей территории лагеря.
В спальнях жилых корпусов девушки, студентки педагогического училища, направленные в лагерь на производственную практику, заправляли детские кровати постельным бельем.
Марина Степановна похвалила девушек, выглянула в окно и помахаларукой вожатым Петру и Степашке:
– Ребята, несите в четвертый корпус, здесь кроватей уже перебор.
– Там тоже уже полна коробочка!
– Тогда несите на склад! А потом ремонтировать скамейки. Да, да, да! И красить тоже!
– А перекур?
– А вот потом перекур!
– Девочки, вот все хорошо, но… чего-то не хватает, – оглядев спальню, сказала Надежда, – неуютно как-то!
– Может, цветы в молочные бутылки поставим на столы? Или салфетки вырежем? – робко предложила одна из девушек.
– Девочки, а рисовать кто-нибудь из вас умеет? – спросила Надя.
– Я могу! – ответила Ирина, спокойная, застенчивая девушка.
– Тогда Ирина идет со мной, а вы, девочки, застилайте постели.
***
Надежда рисовала на стенах палаты сказочные цветы, когда вошла Марина Степановна и, всплеснув руками, стала нахваливать перепачканных краской художниц:
– Да что за красота-то такая? Геновна! Талантище! Ну молодцы, так молодцы! Девочки, обед! Быстро к столу, а то мужички все схомячат!
***
Рядом с громадной столовой была оборудована временная летняя кухня. К столбу кто-то хозяйской рукой крепко привязал проволокой умывальник. Костёр со знанием дела был обложен кирпичом. На треноге висел здоровый котелок, внутри него что-то аппетитно булькало, издавая умопомрачительные запахи. За столами, поставленными в ряд, сидели вожатые. Технический персонал предпочитал трапезничать отдельно. Время от времени Марина Степановна помешивала еду в котелке. Разрумянилась, очки запотели. Она сняла их, протёрла и, как заправская повариха, закричала:
– А ну, подставляйте-ка тарелки, братцы-кролики! Работнички вы мои дорогие!
Народ весело расхватал тарелки, и директор от души плюхнула каждому наваристой гречки с тушенкой. Бренчание ложек, причмокивания и прихлебывания перемежались со звуками «М-ммммм», «Ух ты!!», «Ой, а где хлеб?», «Как вкусно… Вот хлеб! Кому хлеба?».
Для себя и Надежды Марина вытащила из клуба два стула, обитых дерматином, и поставила их поближе к костру так, чтобы хорошо было видно сидящих за столом. Начальница протянула Наде тарелку с едой и села рядом:
– Ну вот, теперь можно и поговорить. С вожатыми ты немного познакомилась, ну и я коротко тебе о них расскажу. Сначала о тех, кто работает здесь давно. Как тебе Сергей Степанов? Рыжий Степашка?
Надежда оглядела парня. Хорош! Высокий, плечистый, с крепкими мужскими руками.
– Чудесный парень, – сделала вывод Надя, – море обаяния и веселый нрав. Хорошее чувство юмора и острый язык!
– Да! Работает всегда на первом отряде, с ребятами справляется. На него невозможно сердиться, даже когда он ведет себя совершенно непозволительно. Много лет влюблен в свою напарницу Олесю. Её мать библиотекарем у нас в лагере работает, не даёт им встречаться, считает Сережку недостойным её дочери.
Надежда с интересом поглядела на двадцатишестилетнюю Олесю. Высокая, крупная, круглолицая, светлые волосы подстрижены под каре. Настоящая русская красавица.
– Надь, а вот ещё один красавчик – Петр, про него что скажешь?
– Красивый, но мужества в нём не хватает. Вялый какой-то!
– Ему двадцать четыре. Работает хореографом во Дворце культуры при заводе. Его бабушка, Ева Петровна, много лет работает в нашем лагере старшим воспитателем. Она властная и нетерпимая к чужому мнению, если оно, конечно, не совпадает с её собственным. Всё за всех решает, всегда знает, кому как поступать. Везде сует свой нос!
– Даааа, не любите вы её. А чего же не расстанетесь с ней?
– Ты что? Расстанетесь!? Ее зять – Сухов Николай Павлович! А Петя – его сынок!
– Даааа, весело тут…
– А это чья тарелка? Лишняя? – закричал мужской голос.
– Нет, совсем даже не лишняя, это тарелка для одного очень хорошего человека, Вася! – громко ответила Марина Степановна.
Вася. Двадцатишестилетний Василий был близорук, в допотопных очках, губы полные, долговязый, сутулый, словом, не красавец. Редкие волосы рано начали лысеть. Да и одевался он как-то по старинке, не модно и несовременно.
– Вася в лагере давно, лет восемь, боюсь соврать. Закончил педучилище. Всегда работает на втором отряде, с Раисой. Парочка ещё та!
В этот момент Рая громко засмеялась, стараясь привлечь внимание не то Пети, не то Сергея. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет, но из-за тонны косметики на её лице ей можно было дать все тридцать, а то и сорок лет. Брови слишком сильно подкрашены чёрным карандашом, ресницы топорщились словно пики, веки украшали длинные, жирные стрелки. Портрет завершали прямые плечи, мощный торс и полное отсутствие талии.
– Без краски она была бы намного лучше! – шёпотом сказала Надя Марине.
– Неее, в первом корпусе точно стена гнилая, – отставив пустую тарелку и вытирая салфеткой губы, громко сказал Василий, – я только карниз повесил, до двери дошел – а он упал! И так три раза. Дурацкая стена!
– Руки у тебя, Васька, дурацкие! – захохотала Раиса. – Ни фига делать не умеешь!
Молодёжь рассмеялась.
– Чего это не умею… – смутился Василий и бросил взгляд на девушек, скромно сидящих по другую сторону стола.
– А как тебе новенькие? – тихо спросила Марина. Она приняла их на работу по договору с педагогическим училищем. – Лена, Ирина и Алла.
– Хорошие девчонки. Но меня пугает только одно: почему они все такие здоровенные? Руки, ноги!
– Да уж, ты рядом с этими акселератками – воробушек.
– Даааа, – засмеялась Надежда, – муж меня так и называет.
К столу подошли новые едоки: сторож лагеря Еремеич, мужик лет семидесяти, с огромным мясистым носом фиолетового цвета, намекающего на то, что его хозяин любит выпить. Молодой, высокого роста, крепко сложенный парень-богатырь. И Константин Алексеевич Орлов. Он сразу подошел к рукомойнику, вымыл руки и вытер их полотенцем. Достал из чемоданчика с инструментами увесистый свёрток и протянул его Марине Степановне со словами:
– Марина, вот, возьми-ка сало, деревенское, и там в пакете еще огурцы соленые, хрустящие!
– Какие люди! И без охраны! – радостно закричал Степашка, отодвинув Василия. – Ген, давай сюда!
– Константин Алексеевич, суп почти остыл! Садитесь уже. Устали? – ласково приговаривала Марина Степановна, усаживая опоздавших за стол.
– Я обожаю, Константин Алексеевич, гостинцы вашей мамы, – сказала Олеся, наблюдая, как Марина Степановна выкладывала на тарелку розовое в прожилках сало и соленые, пахнущие чесноком огурчики.
Константин Алексеевич сел на скамью напротив Надежды.
– Знакомьтесь, Надежда Геннадьевна, – обвела рукой вновь прибывшую троицу Марина, – этот здоровяк – сын Константина Алексеевича, Геннадий! На нашем заводе водителем работает, а летом его к нам в лагерь шоферить отправляют. Ну а Еремеича, нашего мастодонта, ты уже видела. И с Константином Алексеевичем ты встречалась в профкоме завода.
Генка, отнюдь не стесняясь, подал одну руку Надежде для знакомства, а вторую, с тарелкой, протянул Марине Степановне:
– Марина Степановна, мне побольше! Жрать хочу, как сто китайцев!
– Ешь, ешь, мой маленький мальчик! Заработал, – захлопотала Марина Степановна.
Константин Алексеевич начал не спеша есть духмяную гречку и, обращаясь к сторожу, сказал:
– Еремеич! После обеда мне еще на бане помочь надо. Подержишь кое-что.
– Константин Алексеевич баню в лагере строит. Чуть-чуть осталось, – пояснила директор лагеря Надежде, – и пойдем на прочность проверять… Руки у него золотые! И ведь работает-то за бесплатно!
– Почему бесплатно? – возмутился Орлов. – Я в профкоме свою зарплату получаю.
– А что, по сто грамм-то нам здеся нальют? – весело спросил у начальницы Еремеич, потирая руки. – А то сало пропадёть…. Славно поработали-то, Ляксееич, эх и славно, и-и-их едришки-раскадришки!
– Вечером, Еремеич! – осадил сторожа Орлов. – В ужин по граммульке и нальем! Вечером же можно, Марина Степановна?
– Так, у нас в лагере сухой закон! – шлепнув полотенцем по столу, закрыла тему Марина Степановна.
– Так сухой закон отменили! Не оправдал он себя! – заржал Генка. Но Марина Степановна тут же парировала:
– Как говорят саратовские рабочие: «Трезвость – норма жизни!» А вот добавки – пожалуйста, – железным голосом отчеканила начальник лагеря и стала накладывать кашу в протянутые тарелки.
– А вы видели недавно по телеку жену Горбачева? Красивая, говорит складно… Кстати, понимает, о чём говорит, – сменила тему Олеся.
– Ага! Понимает она! Не, я понимаю – космонавт Савицкая! Умница умнейшая! А эта… деревня… – влезла Раиса.
– А вот и неправда, Рая. Зря ты так говоришь! Ты посмотри, с каким шиком она одевается… – перебила её новенькая вожатая Аллочка.
– Не, меня раздражает, что она все время нас поучает. Как семью вести, как детей воспитывать. Говорят, она и Мишей своим руководит! – не успокаивалась Рая.
– А вот это точно! Какого, простите, фига он её везде за собой таскает? – поддержал Раю Геннадий.
– Ну она же первая леди! – ответила Ирина.
– Ага! Леди на велосипеде! Денег-то казённых не жалко!
– Ребята, дайте спокойно поесть! – осадил молодежь Константин Алексеевич.
– Так! На ужин у нас сегодня… макароны с сыыыром, – раскрыла секрет Марина Степановна.
– Ура! Люблю с сыром! – закричал Степашка.
– И готовить их будет… Сергей Степанов! – огорошила его начальник лагеря.
– А чего сразу я-то? Чуть что, сразу Степашка!
– Ну, у тебя же руки не дурацкие, как у некоторых… – заржал Вася.
– А Василий утром чайник вскипятит и бутербродов наделает! А к обеду уже повара приедут и уборщицы. Весело будет, – подвела итог беседы Марина Степановна
– Слушаюсь, товарищ начальник! – отрапортовал Вася и скосил глаза на Раечку.
Молодежь весело переговаривалась, рядом потрескивал угольками костер, и было так по-домашнему уютно, добро и тепло, что Надежда не выдержала и сказала:
– Как замечательно сидеть у костра. Завтра обязательно сделаем красивые отрядные костровые места.
– О, не, не, не, Геновна! – всполошилась Марина. – Мне пожары и ожоги в лагере не нужны!
– А Константин Алексеевич с ребятами сделает все безопасно, – уверенно посмотрела на Орлова Надя, ища поддержки, – а мы с девочками украсим! Поможете, Константин Алексеевич?
– Ну как тут быть?! Конечно, помогу! Да-а-а, Марина Степановна, что ещё будет…
Степашка весело подмигнул Надежде, взял гитару и дурашливо запел на мотив песни «Ты знаешь, всё еще будет…» лагерную песенку:
«Если я начальником стану,
То вагон стаканов достану.
И тарелок тележку в придачу,
Пусть таскают в палаты, не жалко!
Ночью всем разрешу болтаться,
Взад, вперед, по кустам таскаться.
Казино для вожатых открою
с горячительною водою!
Я кормить пионеров не буду,
Для чего загрязнять посуду.
Пусть подножным питаются кормом.
И хлопот, и расходов меньше!
Я засею линейку горохом,
Пусть желудки покроются мохом.
И довольными будут ребята,
И врачам найдется работа…
Распущу я, пожалуй, обслугу
И ругаться с завхозом не буду.
Бабу Домну возьму диск-жокеем —
И дискотека станет крутою!
На дорожках вскопаю я грядки,
И на них прорастут маслятки.
Пусть старшая возьмет лукошко
И грибов соберет немножко.
Вечерком мне она их пожарит
И лучком непременно заправит…
Степашка вновь подмигнул Надежде и тут же повернулся к Олесе, грозящей ему кулаком. Вожатые засмеялись.
– А ты знаешь, что ещё будет… – тихо и многообещающе закончил песню Степан.
– Ну ладно, ребята. С вами сидеть хорошо, но дела ждут! Марина, ребята пусть гравий на дорожки в тачках возят. Ну, а девочек ты и сама знаешь, чем занять.
Орлов пристально посмотрел на Надежду и сказал:
– А я видел… Видел ваше художество!
– И?
– Хорошие рисунки!
Марина Степановна посмотрела на них и хитренько заулыбалась.
– А что это вы, Марина Степановна, как-то хитро на меня поглядываете? Что-то не так? – Спросил Орлов.
– «Я с утра до вечера не хитра, доверчива. А с вечера до утра не доверчива, хитра!» – загадочно пропела Марина Степановна.
– Марина Степановна, это ж Губерман! – радостно воскликнула Надежда. – Здорово! Я тоже люблю его гарики. И вообще, очень люблю читать. За книги маму продам. А фантастику вы любите?
– Да так как-то, – пожала плечами Марина.
– А я обожаю! Я на подписку такие очереди выстаиваю…
– А кого из фантастов вы любите? – поинтересовался Орлов.
– Стругацких! Братьев Стругацких! Ну, еще Ефремова, Шалимова, Уэльса, Брэдбери…
– А я ведь тоже, девчонки, люблю фантастику. Спасибо за обед, Марина Степановна. Я жду тебя, Еремеич! Ген, идём!
Константин Алексеевич поднялся со скамейки, подхватил свой чемоданчик с инструментами и, не дожидаясь сына, зашагал в сторону бани.
– Бегу, бегу! Щас, только чайку глотну, едришки-раскадришки! – закричал ему вслед Еремеич и с достоинством, явно не торопясь, протянул Марине Степановне тарелку для добавки. – Надоть мне, Марианна, совсем немного впрок наисся!
***
Марина Степановна с утра пораньше уже обходила территорию лагеря, который за эти четыре дня становился все краше и краше, и не переставала любоваться и удивляться. Скамейки покрашены с выдумкой. Крупные камни расписаны изображениями животных, насекомых. На кусты наброшена паутина из макраме, а в центре, как и полагается, сидит страшный паук. Всё увиденное Марине понравилось.
– Эй, Алексашка! – закричала она радисту лагеря, молодому эксцентричному человеку с обритой головой и жиденькой болтающейся сзади косичкой. – Ты чего это вчера ни обедать, ни ужинать не приходил?
Александр стоял на деревянной лестнице и, насвистывая, приколачивал над входом в клуб надпись «Милости просим!». Он тоже давно работал в лагере, и Марина ценила его за золотые руки. Сашок мог бесконечно чинить старую, выходящую из строя музыкальную аппаратуру, а точнее – рухлядь, и у него это хорошо получалось.
– А мне, Марин Степанна, мать столько еды надавала, что за неделю не съесть!
– А-а-а! Вот оно что!!! У нас мальчиш-плохиш появился… Значит, ты, Санек, под подушкой мамкины вкусняшки хрумкаешь? Или ты правила наши не знаешь, что все продукты в общий котёл?
– Не подумал, Марин Степанна, работы было много в радиорубке, увлёкся! А еды мне не жалко, я всё принесу!
– Ладно, Санёк, обедать в столовую приходи, повара приехали! – побежала Марина дальше, но вдруг её будто кольнуло, и она остановилась:
– Саша, а почему ты написал «Милости просим»? Как-то по старинке, по церковному как-то?
– Так «Добро пожаловать» уже над столовой висит! Это же вежливая форма приглашения в гости…
– Дааа? Ну надо подумать… Надо подумать…
Марина добежала до хозяйственной зоны и обомлела: новая старшая вожатая выводила краской на щите, приколоченном к забору, надпись: «Забор гласности».
Директор молча постояла и покачала головой:
– Геновна! Ну и выдумщица ты. Да они тебе столько матюгов напишут, замучаешься потом оттирать!
– Ничего, отмоем! Но, может, что и дельное напишут. Для мела нужно что-нибудь придумать.
Девушки обернулись на шум и увидели, как Вася и Петр, приплясывая с тумбочками на голове, двигались к шестому корпусу, где проживали самые маленькие ребятишки.
– Эй, козлятушки-ребятушки, эти тумбочки только чернобыльцам! Поворачивай, поворачивай! И кровати новые туда же! – эакричала директор лагеря. – И собирайтесь уже! После обеда в город едем, заезд завтра!
