Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой - Нелли Шульман - Страница 6

Доктор Гольдберг стоял в пустынном госпитальном коридоре. Двери операционных пока были открыты. Внутри суетились медсестры, техники настраивали перемигивающуюся огоньками аппаратуру. Палаты располагались двумя этажами ниже. Эмиль поймал себя на том, что ему хочется проверить и работу лифтов.

– Словно я на войне и надо удостовериться, что все готово для партизанской акции, – он подошел к панорамному окну, – но ведь так и есть…

Университетский госпиталь недавно переехал в уродливое функциональное здание серого бетона на окраине городка.

В знакомых Гольдбергу со студенческих лет старинных краснокирпичных постройках в центре теперь размещались только учебные аудитории.

– Я здесь получал диплом, – он устроил Анне экскурсию, – и Маргарита тоже училась здесь, – доктор Кардозо приехала в Лувен третьего дня. Эмиль понимал, почему племянница хочет побыть рядом с мужем.

– Операция Джо небольшая, – вздохнул он, – но все-таки операция. Однако он здоровый человек, у него все будет в порядке, – с Лиорой дело обстояло по-другому. Девочка чувствовала себя хорошо, местные онкологи похвалили работу израильских коллег, однако ведущие врачи на последнем совещании проявили, как называл это Гольдберг, оправданный скептицизм.

– Показатели крови в норме, – заметил доктор Старзл, – но первая удачная трансплантация печени случилась всего семь лет назад, – операцию провел именно Старзл, – мы вступаем на неизведанную территорию. Педиатрическая хирургия сложнее обычной, – врачи зашумели, – поэтому в операционной будут работать две бригады. Третья пусть находится на подхвате, в случае, – он помолчал, – неблагоприятного развития ситуации…

Гольдбергу показалось, что он сидит в заброшенной шахте на партизанском совещании.

– Каждый член бригады должен точно запомнить свое место у стола и порядок действий, – добавил Старзл. В операции участвовало двадцать хирургов.

– Еще анестезиологи и медсестры, – Гольдберг рассматривал шпили и крыши Лувена, – всего сорок человек. Настоящее партизанское соединение, – впрочем, партизанские методы здесь были бесполезны. Американец Старзл и британец Калн, руководители основных хирургических бригад, настаивали на серьезной подготовке врачей. За последние дни врачи побывали на десятке совещаний. Калн провел первую трансплантацию печени в Европе.

– Тоже всего шесть лет назад, – хмыкнул Гольдберг, – а детям никто не пересаживал органы. Мы дважды пионеры. Это если все пройдет удачно и Лиора не умрет на столе, – на совещании с анестезиологами Старзл заметил:

– Судя по данным из Хадассы, девочка хорошо реагирует на наркоз. Ей сделали две трансплантации костного мозга и вырезали аппендикс, однако речь идет о длинной операции, – главы бригад осторожно говорили, что планируют провести у стола не меньше восьми часов.

– Может быть, и больше, – Эмиль даже испугался, – я ни разу не оперировал так долго, – он невольно размял руки. Гольдберг не претендовал на место в основных бригадах.

– Не в мои года, – сварливо сказал он Маргарите, – оба главных хирурга младше меня лет на пятнадцать, им и карты в руки, – доктор Кардозо открыла рот, Эмиль покачал головой.

– Ты хочешь сказать, что у меня больше опыта, но мой опыт получен в провинциальной больнице, а Старзл и Калн работают в ведущих госпиталях США и Британии. Я буду на подхвате, обеспечу красивый шов, – Эмиль чуть не добавил: «Если дело вообще дойдет до шва».

Он не собирался, как сварливо говорил Гольдберг, сеять панику. Лиора, к его облегчению, пребывала в хорошем настроении. Врачи появились в Лувене не с пустыми руками. В палате девочки поселились куклы Барби и плюшевые мишки.

– Посылки от друзей, – добродушно сказал Гольдберг, – и тебе прислали новые открытки, – Лиора показала ему маленькие альбомы.

– Это от Анны из Америки. Ее все зовут Бебичка, смешное имя, а это от Чарли и Эмили из Британии, – Лиора рассматривала фотографии замка в Банбери и панораму Сиэтла, – смотрите, как красиво, дядя Эмиль. В Мон-Сен-Мартене тоже красиво, тетя Маргарита привезла снимки, – Гольдберг погладил ее по голове.

– К Хануке ты оправишься и вы с мамой погостите у нас. Правда, у нас только мальчик, маленький Виллем, поэтому… – Лиора победно улыбнулась:

– Поэтому я стану им командовать. Дядя Эмиль, – девочка помялась, – а вы будете на операции, – Гольдберг уверил ее: «Непременно. Когда ты откроешь глаза, ты увидишь меня». Лиора помолчала:

– С вами я не боюсь. Но доктор Томас и доктор Рой тоже хорошие, – она хихикнула, – они показали мой животик в телевизоре… – Гольдберг вспомнил:

– Маргарита хочет сделать ультразвук. У нас тоже хорошая техника, но университетские акушеры опытнее. Хотя с ее ребенком все в порядке… – Лувен тонул в золотом сиянии осенних деревьев. Сзади зашуршал халат, Гольдберг оглянулся. Техники покидали операционные, красные лампочки сменились зелеными.

– Восемь утра, – Анна комкала платок, – пора отправляться в бой… – доктор Леви тихо сказала:

– Пришли анестезиологи, дядя Эмиль, но Лиора попросила меня привести вас… – он заставил себя не касаться ее руки.

– Правильно попросила, – коротко ответил Гольдберг, – пойдем, милая, все будет хорошо… – пропустив Анну вперед, он вызвал лифт.

Маргарита перелистывала страницы обтянутого лиловой замшей альбома с фотографиями. Обложку пометили переплетенной бронзовой монограммой Ателье Майер. Хана аккуратно подписала все снимки. В альбом вложили и весточку из Израиля.

– Не волнуйтесь, милые, – сообщала невестка, – ваша комната ждет вас и маленького. Приезжайте к нам с малышом, когда он окрепнет. От нас недалеко до храма Гроба Господня и других святынь. Генрих и Адель отдали нам ключи от виллы в Герцлии. Мы съездим на море, покажем вам Масаду и реку Иордан, – Маргарита перекрестилась. По телефону Хана ласково сказала:

– Я все понимаю. Перелет длинный, мало ли что может случиться, – Маргарите почудилось, что Хана запнулась, – ждем вас в следующем году, – доктор Кардозо решила, что Хана тоже ждет ребенка.

– Первую девочку она потеряла, – Маргариту не покидал непонятный страх, – как я лишилась моего Джованни…

Иногда она просыпалась в середине ночи, слыша неумолимое гудение огня. Темные глаза сына наполнялись болью, Маргарита вскидывалась с постели. Джо обнимал ее, шепча что-то нежное.

– Он меня понимает, – женщина держала руку мужа, – но даже ему я ничего не скажу о Лауре, – Маргарита не стыдилась слов, сказанных кузине.

– Можно было обойтись с ней помягче, – женщина отложила альбом, – но я вспомнила о моем бедном малыше. Мы с Ханой потеряли детей, Мария с Генрихом страдают, а Лаура не понимает, что совершает смертный грех, – Маргарита тяжело вздохнула, – то есть понимает, но ей наплевать, – кузина не поинтересовалась планами Аннет.

– Она оставила Паоло, – Маргарита поджала губы, – а потом потребовала привезти его в Брюссель, словно у нас нет других забот, – баронесса не стала спорить с Лаурой.

– У меня деловые встречи в столице, – заметила Аннет, – а Паоло покладистый малыш и любит поезда, – Маргарита предполагала, что Лаура звонила из так называемой косметической клиники.

– Где убивают невинные души, – пальцы Джо зашевелились, – а оттуда Лаура поехала в Остенде, как ни в чем не бывало. Ее платья напоминают монашеские, она не расстается с молитвенником, однако она лицемерка, каких поискать, – мужа привезли в постоперационную палату два часа назад.

– В десять утра, – Маргарита бросила взгляд на часы, – а сейчас полдень и операция Лиоры в самом разгаре, – доктор Леви ожидала новостей в в коридоре хирургического отделения. Альбом от Ханы и Аарона им привезла Анна. Передавая подарок, она смущенно пробормотала:

– Нам надо поговорить, доктор Кардозо, то есть Маргарита… – щеки женщины заполыхали румянцем. Маргарита уверенно отозвалась:

– И говорить не о чем. Оставим случившееся позади, милая. Джо будет переводить деньги для Лиоры, а что касается остального, – она взглянула на мужа, – то это ваше дело, но надо подумать о будущем девочки, – Анна кивнула:

– Я думала. Если… – она помолчала, – когда Лиора оправится, я могу все ей рассказать, но тогда выйдет, что… – Джо тихо сказал:

– Не мое дело вам советовать, доктор Леви, – он обращался к женщине церемонно, – но мне кажется, что не стоит ломать судьбу ребенка. Она вырастет, захочет выйти замуж и окажется в положении Фриды… – о незаконнорожденности Лиоры знали только они трое.

– И дядя Эмиль, но на него можно положиться, – Маргарита пожала руку мужа, – никто ничего не услышит. Джо прав, мы вводим малышку в заблуждение, но только из-за заботы о ее будущем, – Джо слабо застонал, Маргарита осторожно обняла его:

– Все хорошо, милый, – шепнула она, – твоя операция прошла отлично, а Лиора сейчас на столе. Надо молиться Господу и блаженному Виллему, они помогут девочке… – свободной рукой Маргарита перебирала четки.

– Нам повезло, что Джо подошел, как донор, – пришло ей в голову, – даже ближайшие родственники иногда не в силах помочь больному, – она подала мужу воду. Отпив немного, Джо закашлялся:

– В горле першит.. – Маргарита успокоила его:

– Это из-за наркоза, скоро все пройдет. Тебе дадут обезболивающие и антибиотики, а через несколько дней тебя выпишут, – Джо бережно коснулся ее живота: «Как маленький?». Маргарита улыбнулась:

– Все в порядке, милый. Тебе надо отдохнуть, лучше помолчи… – она прилегла рядом с мужем, – я здесь и никуда не уйду, – слушая его спокойное дыхание, Маргарита и сама задремала.

За окном палаты Лиоры виднелась бронзовая полоска заходящего солнца. Девочку привезли из операционной всего пару часов назад. Хирурги провели у стола целый день. Доктор Старзл вытер измятой медицинской шапочкой пот со лба.

– Не скрою, что мы столкнулись, – он поискал слово, – с некоторыми непредвиденными трудностями. Мы их преодолели, однако впереди постоперационный период, – он изнеможенно дышал, – может произойти отторжение пересаженной ткани. Лиора пока будет находиться в лекарственном сне, ее организм должен восстановиться…

Под больничным одеялом дочь казалась трогательно маленькой. Госпитальная рубашечка открывала худые ключицы. Постриженные в Хадассе темные волосы повязали неожиданно яркой косыночкой. Дочь напомнила Анне подружек из госпиталя Аушвица. Девочки обменивались дневничками.

– Мы писали довоенные адреса, – она сглотнула ком в горле, – нашу группу не стригли наголо, потому что не знали, что с нами делать, а те девочки были стриженые, – она все-таки расплакалась.

– Тетя Марта позвонила в Ватикан и нас отпустили, – слезы капали на скомканный платок, – а другие девочки остались в Аушвице и погибли, как погиб отец Виллем, – на госпитальной тумбочке стояла черно-белая фотография в аккуратной резной рамке. Анна помнила отца де ла Марка именно таким.

– Все девочки были немного в него влюблены, – она улыбнулась сквозь слезы, – мы шептались по ночам, потом приходила тетя Элиза и рассказывала нам старинные легенды, – сирот учили и католическим молитвам. Отец де ла Марк устраивал импровизированные экзамены.

– Меня всегда хвалили, – Анна шмыгнула носом, – в Требнице мы тоже учились катехизису и ходили на мессы, – она полистала привезенную из Иерусалима книжечку Псалмов.

– Даже если я пойду долиной смертной тени, я не убоюсь зла, – она погладила тонкие пальчики дочери, – потому что Ты со мной, – Анне не хотелось думать о прошлом.

– Но иначе не получается, – вздохнула она, – здесь после войны жила моя мать, – Анна знала, что покойная тетя Роза приезжала в Лувен.

– Мать не пустила ее на порог, – слезы текли по щекам, – она не захотела со ней разговаривать, как она не говорила со мной, когда вела меня на сборный пункт, – мать велела собрать ей вещи. Анна думала, что на вокзале их встретит отец.

– Я хотела поехать с ним в Остенде, – плечи женщины затряслись, – он катал меня на ослике и покупал мне мороженое…

Босые ноги Анны тонули в теплом белом песке, над головой девочки бился яркий бумажный змей.

– Он летит, папа, – ахала Анна, – смотри, он полетит далеко-далеко… – она вздохнула:

– И я надеялась поехать далеко, но оказалась в товарном вагоне, – она помнила и молчаливого железнодорожника, вынесшего ее ночью с запасных путей в большом чемодане. Вдалеке лаяли собаки, Анна скорчилась внутри, прижимая к себе маленький саквояж, привезенный ей из Парижа отцом.

– Я взяла куклу, – вспомнила она, – мне было одиннадцать лет, но я еще играла с куклами, – Анна подарила куклу одной из девочек в бараке.

– Ее звали Минна, она была из Варшавы, – Анна все плакала, – она учила меня польскому языку, а я ее французскому, – Минна обещала беречь игрушку.

– Но ничего не осталось и Минна тоже погибла, – Анна нашла сведения о подруге в картотеке Яд-ва-Шема.

– Все умерли, – ей стало горько, – от моей семьи никого не осталось, кроме меня. Но Господь не позволит Лиоре умереть, – отец Виллем ласково смотрел на нее, на плече священника сидел белый голубь.

– В Аушвице он тоже кормил птиц, – вспомнила Анна, – пан Вольский, дядя Авраам, принес бросовые доски и молоток и отец Виллем с мальчишками сколотил кормушку, – пан Вольский снабжал их кормовым овсом, ворованным с лагерной конюшни.

– И сейчас прилетели птицы, – она бросила взгляд за окно, – море недалеко отсюда, – белые чайки резали расплавленную бронзу заката.

– Все будет хорошо, – услышала Анна тихий голос, – ты устала и переволновалась. Поспи, – Гольдберг коснулся ее плеча, – я принес складную койку, – он ловко водрузил кровать в углу… – в свете заходящего солнца его лицо показалось Анне неожданно молодым.

– Словно в сорок пятом году, – поняла женщина, – дяде Эмилю тогда было едва за тридцать, – все девчонки отряда были втайне влюблены в Монаха.

– И я тоже, – женщина поднялась, – но потом я встретила Жака… – она неловко помяла платок.

– Вы устали, – Гольдберг присел на ее место, – вы оперировали, – он поправил очки.

– Я был на подхвате, – Эмиль не собирался говорить Анне, что Лиору два раза выводили из клинической смерти, – и накладывал швы… – не желая ее смущать, он не оборачивался.

– Но я хочу обернуться, – Гольдберг обругал себя, – о чем я думаю… – зашуршало одеяло, он все-таки посмотрел в угол. Анна свернулась в клубочек.

– Девчонкой в отряде она тоже так спала, – вспомнил Гольдберг, – пусть отдыхает, ей понадобятся все силы… – размеренно гудела дышащая за Лиору машина, он взял маленькую руку.

– Мы тебя вытянем, – пообещал Гольдберг девочке, – ты выздоровеешь, милая… – перемигивались зеленые огоньки приборов, чайки за окном тонули в сгущающихся сумерках.