Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой - Нелли Шульман - Страница 7

На заднем сиденье Bentley зашуршали оберточной бумагой. Запахло шоколадом.

Джон скосил глаза в чертежи на острых коленях кузины. Констанца рассматривала схему подключения реакторов будущей гражданской атомной станции:

– Папа, съешь это яйцо, – потребовал мальчишка, – оно с марципаном. Марта не любит марципан, и я тоже… – Степан, добродушно, усмехнулся:

– Зато я люблю. В Дании он вкусный. Спасибо, Николас…

Джон, мимолетно, вспомнил, как привозил ребенку Моллер сладости из Копенгагена:

– Девочку звали Магдаленой, а сын у нее Иоганн. Ровесник Питера Кроу, ему тоже прошлым Рождеством исполнилось четыре года…

Бывшая Моллер, потом Вернер, а теперь фрау Брунс спокойно проживала на хуторе, рядом с датской границей. Свернув работу в Западной Германии, британская оккупационная администрации не стала передавать данные о женщине немецким коллегам, как о них думал Джон:

– Во-первых, все быльем поросло, – заметил он Марте, – а во-вторых, в ведомстве генерала Гелена, как бы это сказать… – миссис М отрезала:

– Работают бывшие нацисты. Хорошо, что Шелленберг умер прошлым годом. Гелен не преминул бы нанять на службу соратника по Принц-Альбрехтштрассе… – М скривила губы:

– Между прочим, после освобождения из тюрьмы, Шелленберг уехал на итальянские озера, в Альпы, где и скончался… – Джон вздохнул:

– Я знаю, к чему ты клонишь. Но у нас нет ни одного рычага воздействия на банковскую систему суверенной страны. Тем более, речь идет о Швейцарии. Мы не можем послать коммандо в Цюрих и приставить пистолет к затылкам управляющих вкладами частных клиентов… – по зеленым, холодным глазам М Джон понял, что коллега первой бы прыгнула с парашютом на улицы Цюриха:

– Она заботится о Теодоре-Генрихе, – подумал Джон, – мальчик, наследник богатства фон Рабе… – словно услышав его, кузина заметила:

– У нас пятеро детей на руках. Я не оставлю Волка вдовцом, а ребятишек сиротами. Я уверена, что Макс написал завещание. Он передал средства, например, Рауффу, который, как сквозь землю провалился. Но, появись я в банке, ему, немедленно, все сообщат. В тот же день мой труп найдут где-нибудь на окраине сельской дороги. Ничего… – подытожила Марта, – я достаточно зарабатываю, чтобы обеспечить моих детей. Будущий адвокат тоже получает кое-какие деньги у Бромли, пусть и по ставке практиканта… – Марта добавила:

– Хорошо, что вы помирились… – Джон признавал, что был неправ:

– Я извинился перед Максимом, и он все понял. Я тогда еще переживал, из-за Тони… – благополучно получив степень бакалавра юриспруденции, кузен дорабатывал, как весело говорил Волк, год бесплатных обедов под крылом мистера Бромли:

– Скоро у него адвокатский экзамен, – вспомнил Джон, – он, наверняка, сразу въедет в помещения в Линкольнс-Инн. Ему осталось два года до сорока, надо делать карьеру… – не отрывая рук от руля, он откашлялся:

– Через четверть часа будем на месте, до Селлафилда всего тридцать пять миль… – лимузин шел за грузовиком с военными и остином с охранниками. В заднее стекло тоже светили фары машин сопровождения. Визит миссис Смит не афишировали. На станции ее встречал тщательно отобранный и проверенный персонал:

– Русские открывают свою станцию в следующем году… – Джон вспомнил название закрытого города, – в Обнинске… – Журавля они законсервировали, однако кое-какие сведения из Москвы все же поступали:

– Марта тоже считает, что его нельзя трогать. Не стоит рисковать, он может понадобиться для более серьезных дел. Он фаворит Берия, если судить по данным из открытых источников… – после смерти Сталина все ставили именно на Берия, как на будущего главу СССР:

– Лаврентий Павлович заигрывает с общественным мнением, – невесело сказала Марта, – он прекратил дело врачей, велел арестовать мелкую сошку, из министерства. Он хочет предстать либералом, в глазах запада, но, поверь, оказавшись на посту главы страны, он сильнее закрутит гайки, как говорят в России… – о судьбе Кепки они ничего не знали. Эйтингон, как и товарищ Яша, Серебрянский, по выражению Марты, исчез с радаров:

– Но Циону я все равно не могу выпускать из-под присмотра, – напомнил себе Джон, – впрочем, она и не рвется в Лондон. Как я и говорил, материнство ее изменило… – к нему протянулась детская ручка:

– Дядя Джон, мы с Мартой еще марципан нашли. Теперь вы съешьте… – герцог, послушно, открыл рот:

– Спасибо, Николас… – кивнул он крестнику. Лазоревыми глазами мальчик напоминал отца:

– Волосы у него более светлые, чем у маленькой Марты и вьются. Он больше похож на Степана… – крестница М, болтая ногами, в аккуратных, черных туфельках, с перепонкой, увлеченно разворачивала шоколадные яйца. На шее девочки поблескивало старинное, золотое распятие, с изумрудами. Джон со старшей Мартой летал на крещение, в деревенскую церковь, на островах:

– Чуть ли ни все местные жители пришли, даже на моторках люди приезжали. Супругов Смит там любят… – Джон, осторожно, сказал:

– Констанца, ее величество намекнула, что хотела бы видеть тебя в орденском списке, к дате коронации… – кузина не отрывалась от инженерных синек: «Что?».

– В орденском списке, – терпеливо повторил Джон, – ты леди, а теперь ее величество предлагает тебе звание Дамы Большого Креста Ордена Британской Империи… – он кивнул на поднимающиеся впереди, в свете прожекторов, величественные очертания заводов Селлафилда:

– За создание станции, за твою работу с учеными… – прибавил Джон. В последние два года Нобелевские премии по физике получили подряд трое британцев. Джон был уверен, что, стоило бы кузине только захотеть, как и она полетела бы в Стокгольм, за медалью:

– Но профессор Борн говорил, что она, наотрез, отказывается от номинаций. Все научное сообщество об этом знает… – Борн, которому все пророчили премию в ближайшее время, занимался квантовой механикой:

– Он взял Инге в аспиранты. Парню всего девятнадцать лет, а он аспирант… – Инге получил степень по физике досрочно, за два года. Он делил время между лабораторией Кавендиша, в Кембридже, и Эдинбургским университетом, где преподавал бывший беженец от нацизма, Борн.

Большие глаза цвета патоки, спокойно, взглянули на него:

– Станция еще не закончена, и как ты меня собираешься вносить в орденский список? Как миссис Смит, что ли… – она слегка повела бровью:

– Марта, насколько я помню, тоже отказалась от звания дамы… – Джон пробурчал:

– Я ей говорил, что она может воспользоваться фамилией Кроу, которой она и пользуется, в обычной жизни… – Марта только хмыкнула:

– Почести мне ни к чему, я выполняю свою работу… – Констанца сплела тонкие пальцы, на синьках:

– Я и моя семья никуда не двигаемся без вооруженного конвоя… – она указала на военный грузовик, – а теперь ты мне предлагаешь прийти на торжественную церемонию в Букингемский дворец… – Джон заметил:

– Охраны там будет достаточно. Мы, в конце концов, обеспечиваем безопасность коронации. И не надо никуда ходить, орден тебе бы привезли на дом. Но не хочешь, как хочешь… – ему в рот сунули еще одно яйцо. Маленькая Марта склонила голову:

– Папа обещал подарить нам кроликов, на Пасху. Корсар их не тронет, он у нас добрый. Дядя Джон, а у Полины, в Банбери, есть кролики… – Джон, невольно, улыбнулся:

– Кота у нас забрали, так что у нее остались спаниели и белый пони. Но кролики, это хорошая мысль, Марта… – в зеркало он увидел, что Степан обнимает наевшихся шоколада, прикорнувших детей:

– Пусть поспят, – рассеянно сказала Констанца, вернувшись к чертежам, – я хочу, чтобы они пошли со мной на станцию. И ты тоже, милый… – ласково добавила она, обернувшись к мужу. Степан коснулся ее руки:

– Малышам понравится, они всю дорогу сюда только и говорили, о реакторах… – Джон повернул рычажок радио, на приборной доске, орехового дерева:

– Час классической музыки… – мягко сказал диктор, – Вилла-Лобос, Бразильская Бахиана Номер Пять. Поет молодая солистка Королевской Оперы, мисс Адель Майер… – Джон приглушил звук, но голос Адели все равно был сильным, страстным:

– Хватит, – решил герцог, – вернусь в Лондон за мальчиком, и все ей скажу. Я, действительно, не живу с Ционой, не надо мне еще осложнений. То есть пока живу… – он скрыл вздох:

– Ладно, об этом Адели знать не обязательно. Посмотрим, как все сложится, в будущем…

Перед конвоем распахнулись высокие, бронированные ворота главного въезда в оборонный комплекс Селлафилд.

Восьмиметровые башни реакторов поднимались в усеянное крупными звездами небо. Сильный, соленый ветер, гнал с ближнего, Ирландского моря, обрывки туч. Наверху мигали красные огоньки сигнальных лампочек:

– Это больше для порядка… – Констанца наклонилась к детям, – самолеты так низко не летают. Но, когда-нибудь, реакторы достигнут стометровой высоты… – в инженерных расчетах она, по привычке, пользовалась метрической системой:

– Но в деревенской лавке миссис Смит переходит на фунты и унции… – Констанца, мимолетно, улыбнулась, – вернее, лавку чаще навещает мистер Смит… – Степан готовил, убирал коттедж, вместе с детьми ухаживал за грядками с овощами и курятником. У них появилась своя птица:

– Яйца, источник белка, – подумала Констанца, – для правильного развития детей важна сбалансированная диета. Хотя немного шоколада тоже не помешает… – шоколад продавали только на материке. Степан всегда привозил из Инвернесса сладости, для малышей. Констанце полагались хорошие блокноты и карандаши.

Даже когда двойняшки были совсем маленькими, она не оставила работы по ночам:

– Марта и Николас тоже оказались полуночниками, как я… – Констанца помнила спокойное дыхание ребятишек. До года сестра и брат спали в одной кроватке, трогательно обнимая друг друга. Даже сейчас, заходя с утра в детскую, Степан обнаруживал сына и дочь дремлющими под одним одеялом.

Констанца работала в гостиной, поставив колыбель подле стола. Корсар устраивался рядом, уткнув нос в лапы, деликатно стараясь дышать, как можно тише. Ньюфаундленд, казалось, чувствовал, что дети собираются заплакать. Чуть слышно ворча, он тянул Констанцу зубами за подол юбки:

– Он сразу принял малышей. Они за ним ползали, потом ковыляли, потом пошли. Они катаются на Корсаре, купаются, все вместе… – Степан запрягал пса в тележку для велосипеда, привезенную с материка. Внутрь, с Мартой и Николасом, набивались деревенские дети. Ньюфаундленд важно вышагивал вдоль тротуара их единственной улицы:

– Теперь у нас еще и кролики появятся… – дочка и сын ждали визита в зоомагазин, в Инвернессе, – для детей полезно ухаживать за животными… – Констанца и сама ждала возвращения в Шотландию. По ее расчетам, после Пасхи, она должна была получить ответ на свое письмо. По ее просьбе, муж отвез в Инвернесс запечатанный пакет:

– Я дала им школьный адрес, – подумала доктор Кроу, – мисс Маккензи обещала обо всем позаботиться. То есть теперь она миссис Холидей… – учительница в деревенской школе, после Рождества обвенчавшись в Инвернессе, летом переезжала на материк. Констанца пока не посвящала ни мужа, ни кузена в свои планы:

– Может быть, мне еще откажут, – озабоченно подумала она, – у меня нет диплома педагога. Я преподавала Инге, но частным образом… – она не хотела брать ученика в аспирантуру. В его последний визит на острова, Констанца, весело, сказала:

– Милый мой, я не занимаю университетского поста. Мы продолжим приватные консультации, а ты иди к профессору Борну. Квантовая механика, интересная область, где твои математические склонности получат должное развитие… – одновременно с подготовкой магистерской диссертации по физике, Инге получал такую же степень, по математике:

– Совсем, как я, – поняла Констанца, – только я осталась в лаборатории Крокодила, а Инге намеревается податься в сельские учителя… – Борн был против плана юноши. Слетав в Эдинбург, Констанца, примирительно сказала:

– Два года покоя и тишины еще никому не помешали, профессор. Я навещала родные края Инге, там подходящая обстановка для работы. Он теоретик, ему не нужна экспериментальная база. Пусть преподает детям, как он хочет, и пишет докторат. Или доктораты, – добавила Констанца. Борн вздохнул:

– Он еще совсем юноша, он может поддаться природным инстинктам, доктор Кроу… – Констанца усмехнулась:

– Значит, он привезет себе жену с родины, вот и все… – научный руководитель Инге, недовольно, ответил:

– Мало ли, какая там попадется жена, доктор Кроу. Не всем удается найти такого супруга, как у вас… – Констанца бросила взгляд на мужа. Степан подмигнул ей:

– Пока мама занимается последними приготовлениями, идите на руки… – он присел, – я вас подниму высоко-высоко. Не так высоко, как эти башни, конечно… – реакторы охлаждал воздух, в них загрузили две тысячи тонн графита:

– Диаметр основания пятнадцать метров… – Джон, предупредительно, распахнул перед ней дверь, – в каждом реакторе находятся урановые стержни, в алюминиевой оболочке… – в прошлом году военные возвели завод, по отделению урана и плутония, от отработанного топлива. Констанца оглядела будущий, главный зал станции:

– Надо продумать систему очистки топлива, позаботиться о механизмах эвакуации, в случае неполадок в системе. Надо поставить сюда машинные вычислители… – пока ее ждало всего несколько инженеров и техников. Бетонные своды уходили вверх, в огромной комнате было полутемно. Реакторы работали вторую неделю, но схема подачи электроэнергии замыкалась только сегодня:

– Пробный запуск… – Констанца сглотнула, – всего на несколько минут… – на пульте чернела одинокая, электрическая лампочка. Пока питание стройки обеспечивалось генератором, подключенным к общей сети заводов Селлафилда:

– Берите халаты, – услышала она ласковый голос мужа, – здесь, как в больнице, положено надевать белое… – Констанца пробежалась пальцами по пуговицам потрепанного пальто, старого драпа. Главный инженер подал ей белый, накрахмаленный халат. Джон подхватил ее одежду:

– Пора, – кивнула Констанца, – звоните энергетикам, на центральный пульт управления… – в ее руках оказались теплые ладошки дочери и сына. Марта засопела:

– Будет темно, мама… – Констанца вспомнила далекий голос, неизвестной женщины:

– Я так и не знаю, кто она была такая. Но я всегда останусь ей благодарна… – последний раз она слышала голос три года назад, придя в себя после операции, в закрытой, охраняемой палате госпиталя в Инвернессе:

Не открывая глаз, Констанца, слабо, спросила:

– Кто… Кто родился, милый… – непривычно, уютно, запахло чем-то сладким, она услышала шуршание. Степан присел на кровать:

– Не бойся, любовь моя, посмотри на них. У нас Марта и Николас. Спасибо тебе… – он осторожно, вложил свертки в руки Констанцы, – спасибо…

Констанца вспомнила:

– Она обещала, что с ребенком все будет хорошо. Но ведь родилась двойня… – малыши отличались отменным здоровьем, рано пошли и заговорили. Марта и Николас научились читать перед этим Рождеством. Констанца стала заниматься с ними арифметикой. Сын, бойко, встрял:

– Не бойся! Мама сделает так, что будет светло… – Марта выпятила губу:

– Вовсе я не боюсь. Мама, – девочка потянула Констанцу за ладонь, – можно нажать на кнопку… – под лампочкой поместили красный рубильник. Главный инженер положил трубку внутреннего телефона:

– Нас выключают из системы, миссис Смит… – Констанцу и здесь не называли по имени. Прожекторы, наверху, мигнув, потухли:

– Мама, надо запустить реактор… – в один голос сказали Марта с Николасом. При свете фонарика Степан увидел, как блестят глаза жены:

– Пусть, – тихо сказала Констанца, – пусть, милый. Это все ради них. Им жить в новом мире, с новой энергией… – на ее хрупком пальце мерцало кольцо, серого металла. Степан, незаметно, положил руку на свой медальон, под воротником рыбацкого свитера:

– В новом мире. Она права, это все ради детей… – забрав у Джона фонарик, он осветил сыну и дочке путь:

– Теперь дело за вами… – смешливо сказал Степан, – мама построила реакторы, а вы дайте нам свет… – дети, пыхтя, вскарабкались на кресло. Маленькая ручка Марты протянулась к рубильнику:

– Она всегда первая… – Констанца смотрела на бронзовые волосы дочери, – она и родилась первой, на четверть часа раньше Николаса… – сын положил ладонь поверх пальцев сестры:

– Будет свет, – уверенно, заявил мальчик, – да, мама… – Констанца кивнула:

– Будет, милые. Нажимайте кнопку… – рубильник щелкнул, лампочка налилась теплым, желтым сиянием:

– Свет, – ахнула Марта, – все работает, мама! Реактор работает… – шагнув к креслу, Констанца обняла детей:

– Иначе и быть не могло. Но мы не остановимся на этом, мы пойдем дальше… – она постояла, прижимая к себе малышей, глядя на спокойный, яркий свет лампы.

Гитары в отведенном им коттедже, рядом со строительной площадкой будущей станции, не было, однако дети, все равно, попросили Джона спеть. Николас широко зевнул:

– Папа нам всегда поет вечером, по-английски, или по-русски… – устроившись на кровати, он держал сестру за руку. Марта подняла бронзовую, растрепанную голову:

– По-русски мы говорим, но только дома. Дядя Джон, а Полина знает русский? Маленький Джон знает… – сын подхватил язык от детей Марты:

– Они тоже дома по-русски говорят, – подумал герцог, – Максим не позволит сыну забыть язык. Он мальчика водит в церковь, соблюдает посты, Марта для всех варит щи… – герцог улыбнулся:

– Надо спросить у них, насчет учителя языка, для мальчика. Нам преподавал мистер Энтони, белоэмигрант, но и сейчас в Лондоне хватает эмигрантов… – старшие дети ходили в школу Вестминстер. Юный Ворон и Питер Кроу посещали детскую группу, при церкви:

– Густи собирается в Кембридж, учить языки, – вспомнил Джон, – совсем большая девочка, двенадцать лет. Давно ли я ездил за пенициллином, для нее? Тогда, в бомбежке, погибла ее мать, тетя Юджиния, мистер Майер… – он решил, что, кроме русского, сыну будет полезно выучить арабский:

– Китайцы на стороне СССР, а вот арабскую карту дядюшка Джо разыграть не успел. С еврейской у него ничего не вышло, слава Богу. Однако русские не преминут влезть в драку за нефть, они попытаются склонить арабов на свою сторону. Значит, мы должны противопоставить им свое влияние, в том регионе… – он покачал головой:

– Нет, не знает. Она скоро вас навестит, и вы у нее все сами спросите… – детей отправляли на острова после коронации:

– Не только детей, Инге и Сабина тоже с ними едут. У Адели премьера осенью, она остается в Лондоне, репетировать… – Сабина ждала письма из Парижа, от Мишеля. Барон де Лу организовывал для девушки стажировку в Лувре:

– Она год проведет в Сорбонне, собирается специализироваться на импрессионистах. Хотя коллекций Мишеля и Теодора теперь не найти, все бессмысленно… – в календаре Джон обвел красной ручкой дату, на следующей неделе. Адель пела в «Глориане» Бриттена, в Ковент-Гарден. Официальную премьеру оперы, написанной по случаю коронации, назначили в начале июня:

– На гала-представление дядя Джованни возьмет ложу, а сейчас никого из родни не ожидается. Сяду в партере, потом пройду за кулисы. Меня пропустят, я семья. Надо заказать столик, в хорошем ресторане, с танцами… – он поймал себя на том, что думает о больших, карих глазах Адели:

– Объясню, что Циона страдает нервной болезнью. После рождения Полины, ее депрессия усилилась. Семья не ездит в Банбери, правды им знать неоткуда. Пообещаю, что разведусь с Ционой. Я, действительно, хочу развестись, я устал… – он знал, чего ищет:

– Любви, – понял Джон, – такой, какой меня любила Эмма. Дети, это другое. Я хочу, чтобы дома мне были рады, чтобы меня встречали с улыбкой. Я, в конце концов, хочу доверять женщине, с которой делю постель… – два года назад, после исчезновения дипломатов Маклэйна и Берджеса, Джон сказал Марте:

– Насчет них ты была права. Слава Богу, прокол не наш, а министерства иностранных дел. Они наняли на службу людей с левыми симпатиями, продавшихся коммунистам… – зеленые глаза смерили его долгим взглядом. Марта отчеканила:

– Проверяло их вовсе не министерство, а мы. То есть мы с тобой тогда еще здесь не сидели, – она обвела рукой кабинет, – но это и наш прокол тоже… – она постучала линейкой по столу:

– Филби знаком с ними по Кембриджу… – Джон фыркнул:

– Я тоже учился в Кембридже. Кстати, вместе с Наримуне. Моя сестра была замужем за чекистом, я женат на разоблаченном агенте русских. Ты сейчас на меня наденешь наручники, или разрешишь мне звонок домой, перед арестом… – М поджала и без того тонкие губы:

– Речь не об этом. Не давай Филби доступа к материалам, за которыми гоняются русские. Ты понимаешь, о чем я говорю. Маклэйн и Берджесс дипломаты, им не показывали нашей закулисной кухни… – Джон, коротко, отозвался:

– О тебе Филби не знает и не узнает, но я не хочу оскорблять джентльмена беспочвенными подозрениями… – герцог не успел отступить. Перегнувшись через стол, Марта, ловко, подцепила линейкой его итонский галстук:

– Не веришь, что человек твоего круга может стать шпионом русских? Или пример Паука тебя ничему не научил… – герцог поправил бриллиантовую булавку:

– Филби учился в школе Вестминстер.

– Один хрен, – сочно, по-русски, отозвалась кузина:

– Только она сказала не о хрене, – усмехнулся Джон, – впрочем, при детях она не матерится. Но Циона вела себя тихо, после побега Берджеса и Маклэйна. Она к этому отношения не имела. Но русские говорят, что в тихом омуте черти водятся… – Циона ухаживала за дочерью, играла на фортепьяно и разводила розы. Джон с мальчиком приезжал в Банбери почти каждые выходные:

– Малыш любит сестру, – ласково подумал он, – всегда с ней возится. На Пасху прокачу детей на барже, в наших краях тепло. И надо зайти в зоомагазин, насчет кролика, для Полины… – дети спали, не разняв рук. Он вспомнил теплые ладошки дочери, быстрый шепот:

– Папочка, приезжай скоро! Я скучаю, так скучаю… – Джон всегда купал и укладывал детей сам:

– Я тоже им песни пою, только с гитарой… – он перекрестил малышей:

– Спите спокойно, мои хорошие. Летом вы познакомитесь с Полиной… – Марта с Кларой везли в Инвернесс, как они говорили, целый самолет:

– Инге и Сабина взрослые, но там Пауль и еще девять человек. Младшие Клары, моих двое и пятеро Марты. Дети пробудут в Шотландии два месяца, загорят, накупаются… – в августе Марта с Волком собирались на континент. Джон тоже вез малышей в Париж:

– Циона пусть сидит в Банбери… – он тихо вышел из спальни, – если с Аделью все сложится, мы с ней встретимся во Франции. Оставлю детей Мишелю с Лаурой, возьму напрокат машину и повожу Адель по стране. Она была только в столице. Поселимся в хороших отелях, навестим Лион, Лазурный берег…

На крыльце коттеджа вспыхивали огоньки папирос. Приоткрыв дверь, Джон, сварливо сказал:

– Они угомонились, спят. Смотрите, не простудитесь… – мистер Смит рассмеялся:

– Мы северяне, не забывай… – Констанца и Степан накрылись одним пледом. Джон заметил на ступенях трофейную флягу и термос. В небе сверкали звезды, на краях реакторов перемигивались алые огоньки лампочек. Степан поболтал флягой:

– Отмечаем пробный пуск. Не желаешь, на посошок, перед сном… – он перешел на русский язык. Джон вздохнул:

– Мне завтра рано вставать. Лимузин, вместе со мной, возвращается в Лондон. Вам пригонят виллис. Охранники остаются здесь, карта у тебя есть, и я все объяснил. До озера отсюда миль пятьдесят, на юг. Завтра к обеду окажетесь на месте… – Констанца и Степан проводили Пасху в охотничьем доме Экзетеров, в Озерном Краю:

– Церковь в деревне, в десяти милях от поместья, – добавил Джон, – а если что-то срочное, то у вас рядом охранники, с рацией… – мистер Смит кивнул:

– Ждите в Лондоне посылок, я вам рыбы закопчу… – кузина с мужем тоже держались за руки. Констанца улыбалась, затягиваясь папиросой:

– На официальное открытие пусть приезжает ее величество, – весело сказала доктор Кроу, – перерезать ленточку. Я свое дело сделала, теперь надо идти дальше… – Джон, невольно, поинтересовался: «Куда?». Хрупкий палец указал на яркий, блистающий Млечный Путь.

Констанца вскинула голову: «Туда, к звездам».