Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 2

Восточный Трансвааль, Нижний Саби

(ныне провинция Мпумаланга, территория парка Крюгера).

14—15 августа,1886 года

Звезды в ночном небе, раскинувшемся над лагерем черно-сиреневым куполом, были такими крупными, что казались фонарями на небесных улицах, или дорожными знаками для ангелов.

За четыре года, безвыездно проведенных в Африке, Эд так и не пресытился первозданной красотой дикой природы, и все так же жадно, как в первые дни, глазел на небо, на незнакомые созвездия, так похожие на россыпи алмазов и золотых монет.

Если бы он мог своей рукой стряхнуть на землю это огромное богатство, и собрать хотя бы малую часть, то, вероятно, уже имел бы собственное поместье в Суррее, конюшню с чистокровными скаковыми лошадьми… и был счастливо женат на Мэг. Она бы родила ему сына, а потом еще и дочь… но сперва он, как и обещал перед отъездом, повез бы ее на медовый месяц в Италию. Рим, Флоренция, Неаполь, Генуя – они посетили бы все города, о каких она ему рассказывала, зашли бы во все музеи и дворцы, наполненные шедеврами живописи и скульптуры, прогулялись бы по знаменитым паркам и виллам, да он бы еще и купил одну из этих вилл. И лорд Гилфорд, напыщенный гордец, не смог бы – не посмел! – упрекнуть своего зятя, что он просто-напросто парвеню, женившийся на большом приданом…

Эд глубоко вздохнул, чтобы остудить гнев, как всегда закипавший в груди при мысли о несправедливости отца Мэг, и снова пообещал себе, что ничто и никто не собьет его на пути к цели. Он станет богатым, и не просто богатым, а баснословным богачом! Таким, как граф Монте-Кристо, или калиф из сказок «Тысячи и одной ночи». Теперь эта цель была близка как никогда, еще немного терпения, еще немного напряженного труда и неустанного контроля работ на руднике, еще немного грамотных вложений… нет, он никому не позволит себе помешать. Ни Богу, ни дьяволу, ни местным властям, ни белым, ни черным. И уж точно не Джейку, вконец потерявшему голову из-за дурацкой любовной истории, опьяневшему от свободы после долгожданного развода!..

При мысли о компаньоне Эду пришлось сделать еще несколько вдохов, и снова повторить про себя, что Джейк сам нарвался на неприятности и сам во всем виноват. Если бы не его глупое, тупое упрямство, если бы не отвратительная попытка сыграть втемную, не пришлось бы затевать эту охоту. Не пришлось бы связываться с Клэйтоном Кроу и разрабатывать сложный и опасный план. Но Джейка нужно было переубедить во что бы то ни стало, переубедить – или заставить. Заставить отказаться от вздорной и невыгодной идеи разделить бизнес, продать рудник по частям. Что ж, снявши голову – по волосам не плачут.

Эд вытащил из кармана портсигар и закурил; местные самокрутки и чудовищные табачные смеси казались ему отвратительными, настоящие привозные сигары, сигариллы и трубочный табак были в прямом смысле на вес золота… но это была одна из немногих вещей, на которые мистер Эдвард Лэндсбери, концессионер, совладелец золотого прииска «Штерн и Лэндсбери», никогда не жалел денег… А мистер Джейкоб Штерн, обычно ведущий еще более скромную и аскетичную жизнь, разделял приверженность молодого компаньона к хорошему табаку.

Эд выдохнул ароматный дым, повертел в руках золотисто-коричневую «манилу» и грустно усмехнулся. Джейк, старина Джейк, надежный товарищ, с кем за четыре с лишним года было съедено сто пудов соли, перелопачено сто тонн пустой породы, вычищено сто авгиевых конюшен… С чем они только ни сталкивались, на что только не насмотрелись, с чем только ни мирились, пока удача не улыбнулась им, подсунув золотую жилу. Четыре года они были не разлей вода, а теперь расходы на курево были единственным пунктом в делах, не вызывающим ожесточенных споров. Кто бы мог подумать, что все так закончится.

Небо над лагерем стало полностью черным, звезды вспыхнули еще ярче. Алмазный блеск тянул, манил, от него невозможно было оторваться иначе, как сильным напряжением воли. Теплый сухой ветер, пахнущий скипидаром (1), акацией, горькими травами и дымом, овеял разгоряченное лицо Эда, растрепал волосы, но облегчения не принес.

В привычную какофонию звуков ночной саванны – шорох, пощелкивание, посвистывание, уханье, треск – вдруг вплелись куда более грозные звуки: басовитое глухое рычание… должно быть, на водопой по соседству с лагерем пришла семья львов. И почти сразу же донесся визгливый лай раздраженной гиены. Обычное дело: где львы, там и гиены, где хищники, там и падальщики. В старательских поселках, если подумать, то же самое. Одни, играя в карты, ставят алмазы на кон, другие же с утра до ночи машут лопатой, а потом едят жидкий суп из маиса и обрезков свиной шкуры.

Он никогда не писал об этом Мэг. Он вообще давно ей не писал… хотя и был почему-то уверен, что она до сих пор его ждет. Она ждала целых три года, и новости в последнем отправленном ей письме были обнадеживающие… Эд даже рискнул обозначить примерный срок своего возвращения: года через два-три. Может, немного раньше. Да если бы он даже вернулся через десять лет – что это меняет, после всего, что между ними было, и если Мэг сдержит свое слово: ждать, что бы ни случилось, и быть верной их любви?.. Он-то свое слово сдержит. Вернется и, как сказочную принцессу, с ног до головы осыплет ее золотом и бриллиантами. Они устроят такую свадьбу, какую графство Суррей еще не знало…

Но чтобы это стало возможным наяву, а не в сладких мечтах, нужно набраться терпения. Средненькое состояньице, сколоченное второпях, лорда Гилфорда не впечатлит, он-то прочит свою дочь даже не в принцессы, а в королевы! И Маргарет – что скрывать – достойна такого поклонения. Эдвард считал ее самой прекрасной девушкой на свете, и годы разлуки не изменили его мнения и не остудили страсти. Вот только он считал очень глупым, почти преступным, поддаваться страсти настолько, чтобы из-за мальчишеского нетерпения, из-за горячности порушить мужскую цель. А Джейкоб Штерн собирался поступить именно так, хоть годами был старше Эда почти вдвое, имел жену, детей… и вот надо ж такому произойти, влюбился в молоденькую девчонку, обезумел, свихнулся вконец. И начал творить со своей жизнью такое, что преподобному отцу Буршье следовало бы сейчас не в лото с ним играть в хижине, а беса изгонять… читать мораль, убеждать не прелюбодействовать, тем более, что дело-то шло о его родной сестре, о Пиа! Увы, отец Буршье по многим причинам был далек от благочестия, и свои священнические обязанности исполнял из рук вон плохо.

Эдвард ощутил горечь во рту и с досадой выбросил потухшую сигару. Грудь сдавило так, словно в нее вонзились львиные когти.

«Эх, Джейк, Джейк… Мне грустно было смотреть, как рушится твоя жизнь из-за глупой девчонки, но я не вмешивался… и не вмешался бы, если бы ты, старина, не начал вдобавок вредить мне!..»

Из темноты снова донеслось рычание крупного зверя, и опять в унисон с ним прозвучал злобный хохот гиены. На всякий случай Эд прислушался: нет, звуки не приближались. Клэй знал свое дело. Мистер Кроу был не просто мутным рейнджером (2), вынырнувшим неизвестно откуда, и подвизающимся проводником и устроителем сафари для любителей поохотиться в саванне на крупную дичь… он был англичанином, бывшим офицером кавалерии, ветераном войны с зулусами, (3) и знал эти места, виды и повадки населявшего их зверья, как свои пять пальцев. Безопасность охотников в лагере была обеспечена не хуже, чем в военное время на биваке. По периметру горели костры, отпугивающие хищников, были выставлены дозорные.

Сам Клэй сидел у центрального костра, поблизости от полевой кухни, в компании своих чернокожих помощников, болтал с ними то ли на зулу, то ли на африкаанс (4) и чистил оружие. Бутылка виски помогала не заскучать.

Эд еще немного постоял возле хижины, раздумывая, вернуться ли ему обратно, в компанию Джейка и Жерома, или же присоединиться к Клэю, и, выбрав второй вариант, решительно направился к костру.

Смотреть на счастливое лицо Джейка было невмоготу… и как раз по этой причине Эду было что обсудить с Кроу.

– Ну как дела, Клэй? – спросил он, подойдя, и указал на винтовку в руках у проводника: – Все-таки решил попробовать своего малыша в настоящей работе?

Кроу усмехнулся и погладил по стволу новенький «винчестер», с широким, идеально отполированным прикладом шоколадного цвета и со стальной, а не латунной ствольной коробкой. Эта модель, всего несколько месяцев назад привезенная из Штатов, обошлась бы в целое состояние, если бы Клэй ее покупал – но он взял винтовку как приз в соревнованиях стрелков, устроенных Барни Барнато (5) в Кимберли.

– Да, пора ему заняться дичью покрупнее, чем антилопы и дорожные грабители… садись, Эд, выпей глоточек, прежде чем отправляться спать.

– Давай. – Эдвард присел на свернутый плед, скрестил ноги по-турецки и принял из рук Клэйтона железную кружку, в походных условиях заменявшую стакан для виски.

– Льда нет, извини.

– Ничего, мы не неженки. – Лэндсбери залпом выпил маслянистый скотч, не ощутив ни вкуса, ни аромата, но в груди все-таки немного потеплело, и ледяной ком, застрявший между ребрами, начал медленно таять.

– Последний лед – тот, что хранился в медицинском пузыре – извели для шишки преподобного отца.

– Шишка у него была знатная, но ему даже шла.

– Пожалуй, однако мистер Штерн этого не находил, и лед для виски был принесен в жертву христианской любви…

– Это не самая большая наша потеря… – хмыкнул Эдвард. – Эх, надо было купить озеро в Норвегии и заниматься торговлей льдом. Сколотить состояние на воде куда проще, чем на камнях… даже если это алмазы.

Клэй задержал свою кружку возле рта и бросил на Эда пристальный взгляд:

– Так что же, еще не поздно передумать. Прими предложение Джейка. Продайте чертов рудник целиком, и тогда ты свою долю можешь вложить куда пожелаешь… хоть в воду, хоть в трансатлантическую компанию по перевозкам.

Эдвард неприязненно покосился на Клэя и с трудом удержался от крайне грубого замечания, что хорошо бы мистеру Кроу знать свое место, делать свое дело и не лезть с непрошенными советами. Особенно сейчас, когда они уже выехали на охоту, а у Джейка были заказаны билеты на пароход, идущий в Европу через полтора месяца… он, видите ли, планировал успеть поздравить с днем рождения старшего сына, а Рождество провести в Париже с мадемуазель Буршье, которая к тому времени уже станет миссис Штерн. При таких раскладах передумывать было поздно. Эд вообще не относился к людям, легко меняющим решения; и он любил в себе это свое упорство – хотя Мэг и называла его самонадеянным упрямцем… Будь он другим, давным-давно послал бы Африку куда подальше, похоронил свои надежды на богатство, как девять из десяти охотников за сокровищами, и, признав поражение, тихо спивался на какой-нибудь ферме. Или пошел в миссионеры, по примеру Жерома. Или подался в проводники, как Клэй… и до конца своих дней повторял бы себе, что лорд Гилфорд оказался прав на его счет.

Неприятные мысли пришлось смыть еще одним глотком скотча, затем он сказал спокойно, но крайне сухо:

– Я не приму предложение Джейка. Эта охота – мой последний шанс…

– Переубедить, – понимающе кивнул Клэй, ибо и в самом деле знал и понимал намного больше, чем хотел показать при посторонних, даже если эти посторонние были всего лишь чернокожими егерями и носильщиками, скверно говорящими по-английски.

– Да, переубедить. Вот только переубеждать крайне трудно, когда за Джейком повсюду таскается его дружок в белом воротничке… Преподобный Жером должен сидеть себе в доброй старой Англии, в уютном Суррее, псалмы петь и на фисгармонии играть в воскресной школе, но нет – сперва его несет к черту на рога, в Африку, потом и того хлеще, в саванну… словно он собирается проповедовать Евангелие львам и носорогам. И с первого дня он только и делает, что создает проблемы. – Эд поймал себя на обвиняющей интонации, но вместо того, чтобы понизить голос, гневно уставился на Клэя и вопросил:

– Ты уже придумал, что нам с ним делать? Он не отходит от Джейка ни на шаг, ни днем, ни ночью… нам и двух слов не удается сказать наедине, без того, чтобы Жером не начал крутиться рядом.

Клэй странно усмехнулся и, допив виски, отставил кружку в сторону. В красноватых отблесках костра его загорелое лицо с тонкими и резкими чертами напоминало лик Мефистофеля или Люцифера с гравюр, что так нравились Маргарет… Эд сам не знал, почему сейчас вспомнил, как они с любимой рассматривали эти гравюры – может, из-за сюжетов, где вечно встречались и ангелы, и демоны, и разбойники, и священники.

Реплика Кроу превосходно вписалась в причудливый хор его мыслей, немного затуманенных крепким алкоголем:

– Твой напарник вроде не шибко набожен, но прихватить с собой попа – неплохая идея… Сам знаешь, какое опасное дело – охота на крупного зверя. Впрочем, если блаженный Жером тебе так уж поперек глотки, давай скормим его крокодилам.

Эдвард пропустил мрачную шутку мимо ушей и уточнил:

– Это все, что способен родить твой мозг? Больше ничего не предложишь?

Кроу пожал плечами:

– А что ты хочешь от меня услышать? Ты поставил мне задачу, я ее выполнил. Организовал эту чертову охоту для тебя и Джейкоба, выносливых наездников, опытных звероловов и отличных стрелков. И сделал все без сучка и задоринки.

– Не отрицаю.

– То-то и оно. Я совершенно не рассчитывал на третьего участника, которому не то, что ружье, даже обычный нож нельзя доверить без риска, что он лишится пальцев или случайно выколет себе глаз… Если тебе не нравится, что я нянчусь с ним всю дорогу, то какого дьявола вообще позволил ему увязаться за вами? Оставили бы его в Претории (6), пусть бы наслаждался жизнью и напитками со льдом.

– Проще мне было остановить бегущую антилопу… да и не я его приглашал, а Джейк. Они же теперь почти что родственники, – заметил Лэндсбери с ноткой цинизма. – Не думаю, что ты всерьез хочешь обсуждать причину, заставившую Жерома прицепиться к нам. Эта причина меня не интересует… но если кто и может повлиять на преподобного отца и убедить его остаться в лагере и не тащиться за нами вглубь саванны, к лежке носорога, так это ты.

Клэй хмыкнул и уставился в прогорающий костер, лицо его стало замкнутым, напряженным:

– Мне проще прострелить ему ногу, чем убеждать на словах… тут я пас.

– Простое решение – не всегда лучшее… – пробормотал Эд, с отчетливой ясностью припомнив, как впервые услышал эту фразу от Мэг, во время спора над шахматной доской, и какое у нее было окончание: «…но лучшие решения всегда просты!».

Наверное, это воспоминание стоило считать знаком: решение рядом, оно простое, но найти его он должен сам. И найдет.

Эдвард вздохнул и провел обеими руками по вспыхнувшему лицу. Он не видел Мэг четыре года, четыре бесконечных года… Не обнимал ее, не целовал. Между ними были только пылкие любовные письма, но вот уже много месяцев, как переписка прервалась, и жить остается одной надеждой. И все-таки Мэг всегда помогала ему; даже на расстоянии в тысячи миль он чувствовал ее, слышал ее голос, и в самые горькие, трудные минуты, думая о ней, он просил помощи и совета, точно у ангела-хранителя. И совет, знак всегда долетал через холодное бездушное пространство, и легко касался сознания – вот как сейчас… после этого оставалось только действовать, решительно и смело, как он привык.

****

– Какая великолепная ночь!.. Какие звезды!.. Это просто невероятно… я никогда в жизни не видел таких ярких и крупных звезд… В Англии они маленькие и тусклые, как глаза жабы, да и то их большую часть времени скрывают облака… а здесь… здесь в самом деле чувствуешь, как земля летит через небесный эфир… – Жером, наполовину высунувшись наружу из оконца хижины, дышал ночным ароматным воздухом с жадностью больного чахоткой, и бормотал с восторженной экзальтацией итальянского актера.

– Мистер Буршье, я буду вам крайне признателен, если вы перестанете увиливать и вскакивать каждый раз, как начинаете проигрывать… – с досадой проговорил Джейкоб и поставил деревянный бочонок лото на положенное ему место.

Досаду вызывали не детские уловки Жерома, не желавшего продуть пятый кон подряд, а то, что он своей живостью и быстрой речью, и легкими, немного птичьими движениями, до боли в сердце напоминал Пиа. Они с сестрой не были близнецами, но разительное сходство между ними замечали все с первой секунды. Это сходство отчасти и стало причиной скандала, что разразился пять лет назад, потряс приличное общество сразу трех графств – Большого Лондона, Суррея и Хэмпшира, и круто поменял жизнь не только Жерома и Пиа Буршье, но и Клэйтона Кроу, и… самого Джейкоба. Не случись того, что случилось в августе восемьдесят первого, возможно, он сейчас не находился бы на краю света, в африканской саванне, где-то между Преторией и бесконечными старательскими городками, не был бы совладельцем золотого рудника – и не искал бы способа как можно выгоднее и быстрее продать свою долю. И уж конечно, не строил бы планов на парижское Рождество, первое совместное Рождество с Пиа, что станет началом в череде долгих и счастливых лет. Началом новой жизни, совсем не похожей на ту, что он вел прежде, особенно в последние четыре года.

Об их с Эдом трансваальских приключениях можно было написать такой роман, что Стивенсон, Конан Дойль и Верн заплакали бы от зависти, и, как знать, может быть, когда все будет позади, и все дела решатся наилучшим образом, он сам приведет в порядок свои отрывочные дневниковые записи, напишет и издаст книгу. А Пиа будет его редактором, у нее это должно хорошо получиться. Она всегда помогала ему со статьями для лондонского еженедельника, справится и с робинзонадой…

Как чудесно будет вместе сидеть у камина, слушая шум дождя за окном – тихого северного дождя, нисколько не похожего на буйные тропические ливни – и вместе, сблизив головы и соединив руки, при мягком свете лампы разбирать тетради, изучать то, что он нацарапал, накарябал, нарисовал за время экспедиции (иногда -просто чтобы не сойти с ума в душной грязи старательской хижины). А после он сожмет ее желанное тело в тесных объятиях и уложит… прямо на ковер, застеленный шкурой капской пантеры – его собственноручно добытым охотничьим трофеем…

«Моя милая девочка, ma cherie… подожди еще совсем немного… Я почти у цели. Еще несколько месяцев, и мы с тобой будем вместе, ничто и никто не разлучит нас, я обещаю, обещаю…»

Рука Джейкоба, поддавшегося сентиментальности и унесшегося в мальчишеские мечты, дрогнула и едва не сбила фишки с игрового поля. Он обругал себя за неаккуратность, восстановил порядок и снова позвал своего непутевого партнера по игре вернуться на место:

– Отец Жером, давайте все же закончим начатое…

– А давайте, мистер Штерн, лучше последуем примеру мистера Лэндсбери и пойдем погулять перед сном! – Жером по-прежнему торчал возле окна и смотрел наружу с таким интересом, словно посередине лагеря давал представление Королевский Виктория-холл.

Джейкоб вздохнул: это была еще одна детская уловка.

– Сейчас не время для прогулки, отец Жером.

– Почему? Еще совсем не поздно…

– Зато завтра нам вставать чуть свет. И многие хищники весьма активны в это время суток. Вам ведь не хочется стать добычей льва или крокодила, или наступить в темноте на ядовитую змею?

Жером обернулся и немного картинным жестом воздел к небу изящные руки, с по-девически тонкими запястьями и пальцами:

– Боже, ты слышишь?.. Меня опять пугают и вынуждают сомневаться в Твоей неустанной заботе о своих детях, даже когда они ведут себя неразумно.

– Я не пугаю, а предупреждаю… И прошу заметить, что мистер Кроу говорит ровно то же самое. В Африке гулять по ночам опасно, а выходить за периметр лагеря – опасно вдвойне.

– Мистер Кроу – просто трус, – тихо заметил Жером, но, как всегда, сник при одном упоминании Клэйтона, отошел от окна и возвратился к столу, но было очевидно, что игра не интересует его ни в малейшей степени.

– Да уж куда ему до вашей отваги!

– Что вы хотите этим сказать? – Буршье слегка побледнел, но глаз не опустил, смотрел упрямо, без капли смирения.

– Едва ли мистер Кроу, уезжая из Англии пять лет назад, рассчитывал, что вы сумеете отыскать его следы даже в саванне. И теперь просто не успевает за вашим… миссионерским пылом, – Джейкоб не смог удержаться от сарказма, хотя подшучивать над чувствами другого человека, пусть даже эти чувства казались странными и достойными осуждения, не следовало. У церкви и общества было на сей счет свое мнение, но Штерн в своих поступках старался следовать не ему, а личному кодексу чести. И всегда помнил, что сам не без греха… но со своей неприязнью к Клэйтону Кроу он ничего не мог поделать вот уже несколько лет. Эта неприязнь и подтолкнула его отпустить шпильку бедному Жерому.

– Он мог бы, по крайней мере, не делать вид, что едва знает меня. Это просто невежливо.

– Ах, дорогой мой мистер Буршье… если вы хотите быть среди людей, всегда ведущих себя вежливо и соблюдающих этикет, вам не стоило покидать графство Суррей, – покачал головой Джейкоб. – Здесь, в Африке, действуют совсем другие законы и понятия. Они очень мало похожи на привычные вам, поверьте.

– Есть законы, которые всегда и везде одинаковы, мистер Штерн. – возразил Жером, и его лицо, с темными глазами и грустными губами, так похожее на лицо огорченной Пиа, стало еще бледнее…

– Какие же это?

– Божий… и закон сердца. Смею полагать, что вы это понимаете лучше других. А вы терпеть не можете Клэя, не хотите, чтобы он был здесь, и выносите его присутствие только из-за мистера Лэндсбери. Они-то с Кроу друзья.

– Вы наблюдательны, – усмехнулся Джейкоб, стараясь не показать, что замечание Буршье больно ранило его самолюбие. Если бы он волен был решать, то не позволил бы Клэйтону приблизиться на милю, не то что охоту организовывать; но на кандидатуре Кроу в качестве проводника настоял Эд. Тот, кто был другом, настоящим другом, а не салонным приятелем, тот, кому Джейк был обязан жизнью – не вмешайся Эд в давнюю историю с компашкой «черных старателей», она наверняка закончилась бы очень плохо, кроваво и грязно… Ну и разумеется, Джейк не мог запретить Эдварду поддерживать знакомства и приятельствовать со всеми, кого Лэндсбери считал нужным и полезным, в конце концов, теперь они были компаньонами, а не работодателем и работником, товарищами по оружию, а не членами одного и того же клуба джентльменов.

Якобы случайная встреча Эдварда с Клэйтоном Кроу в Претории, состоявшаяся три с половиной года назад, и последующее появление Клэйтона со своими людьми вблизи рудника «Штерн и Лэндсбери», в статусе «гарнизонной стражи», выглядели дурной шуткой небес… или наговором ведьмы.

В унисон размышлениям прозвучали слова Жерома:

– А вы меня согласились взять с собой на охоту, наверное, лишь затем, чтобы досадить Клэю.

– Ну что за выдумки, мистер Буршье!.. – сердито воскликнул Джейкоб и вторично едва не рассыпал фишки. – Я что – похож на школьника? К чему мне это детское сведение счетов?

Жером осторожно пожал плечами, сцепил перед грудью тонкие пальцы и снова посмотрел в сторону окна… молчание вышло красноречивым, и Штерн счел нужным если не оправдаться, то объясниться до конца с братом Пиа:

– Я выполнил вашу просьбу, потому что считаю для вас полезным увидеть без прикрас страну, где вы собираетесь задержаться на долгие годы, и… быть может, наша экспедиция поможет вам освободиться от некоторых иллюзий насчет людей. К тому же Пиа просила меня…

– Присматривать за мной? – усмехнулся Жером, и Джейкоб окончательно смешался:

– Не совсем в таких выражениях, отец Жером, я лишь хотел сказать, что…

– Да-да. Я понимаю. Никто не принимает меня всерьез, даже родная сестра, что уж говорить о таких тертых жизнью мужчинах, как вы, и мистер Лэндсбери, и мистер Кроу. Но… я об этом не беспокоюсь, ибо «я кроток и смирен сердцем». – по голосу Жерома было сложно понять, говорит ли он искренне, или иронизирует над твердолобым мужским снобизмом. – А знаете, мистер Штерн… я напросился с вами на охоту вовсе не потому, что мне доставляет удовольствие путаться под ногами, всем надоедать глупыми вопросами, падать с лошади и любоваться, как вы втроем застрелите злосчастного носорога.

– Вот как… А почему же?..

– Потому что почувствовал, что должен быть здесь… и оберегать вас.

– Оберегать меня, Жером? От чего?

– От опасностей. Вы все так много рассказываете об опасностях саванны и буша, но ведь опасное для меня – опасно и для других. Змея может ужалить любого, и лев…

– О Боже мой, преподобный отец. Вот нашли же вы причину для беспокойства! Я здесь живу давно и ко всему привык, могу ходить по бушу босиком и с закрытыми глазами. Ни мне, ни вам, никому из нас ничего не грозит, если соблюдать правила… и слушаться тех, у кого побольше опыта, даже если они нам не очень приятны.

– Да, вы правы, мистер Штерн. Знакомая и понятная опасность – она и не опасность уже, а так, что-то вроде дорожного знака. Но беда иной раз приходит откуда не ждешь, и тогда уберечь способна одна лишь милость Господня. И молитва.

Джейкоб усмехнулся и процитировал по памяти:

– …Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею; на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона. Видите, преподобный отец, я тоже иногда читаю псалмы. Так что вы можете заново доверить мне заботу о самом себе и… остаться в лагере, когда мы пойдем на носорога. Я уверен, это лучший вариант для всех нас, и мистер Лэндсбери, и мистер Кроу скажут то же самое.

– Я знаю, мистер Штерн, знаю. И все же не останусь в лагере, пойду с вами. Я чувствую, что должен быть там… Пиа не простит мне трусости.

Этот разговор все больше раздражал Джейкоба, заставлял волноваться и тревожиться о вещах, не имевших прямого отношения к охоте, а ведь охота затевалась именно для того, чтобы отвлечься, разгрузить голову, пощекотать нервы и в относительно цивилизованной форме побаловать древний инстинкт. Прощальный подарок Эда перед отбытием Джейка из Африки, и последняя попытка доказать самим себе, что они все-таки друзья, почти братья, несмотря на все деловые разногласия. Поездка так хорошо началась, им повезло и с погодой, и с маршрутом, и постоянное близкое присутствие Клэйтона Кроу оказалось не таким уж тягостным… Как ни крути, но Кроу был отличным проводником, опытным следопытом и охотником, да еще и постоянно отвлекался на отца Жерома. Эдварду же с Джейкобом ничто не мешало наслаждаться пейзажем и ровной рысью лошадей, выезженных не хуже, чем в манеже при его бывшем конном заводе в Хэмпшире.

И вот теперь Жером Буршье сидит перед ним с прозрачным взглядом сивиллы и сыпет какими-то мрачными пророчествами… намеками на нежданную беду. Между ребрами странно кольнуло, и старая рана в боку вдруг напомнила о себе тупой ноющей болью.

Джейкоб вытащил из кармана фляжку с коньяком, открыл, с удовольствием вдохнул густой запах с оттенками дуба и шоколада, налил немного в свою кружку и в кружку Жерома:

– Пора спать, мистер Буршье. Это тоже Африка, она так действует на людей… по ночам пугает, наводит кошмары, испытывает на прочность… но стоит солнцу взойти над равниной и над холмами, сделать горизонт сине-зеленым, а землю розовой, окунуться в реку, позолотить траву – и страх уходит, ты точно в первозданном раю… В потайном месте, где постоянно живет солнце.

Примечания:

1) Скипидаром пахнет дерево мопане

2) Рейнджер – бродяга, странник, а также егерь, лесник; здесь в значении «егерь».

3) Имеется в виду англо-зулусская война 1879 года.

4) Распространенные языки в ЮАР.

5) Барни Барнато -предприниматель, владелец шахт в ЮАР, сделавший состояние во время золотой и бриллиантовой лихорадки. С 1889 года – компаньон Сесила Родса, легендарного «алмазного короля».

6) Претория – столица республики Трансвааль, один из значимых административных центров Южной Африки. Основана в 1850 году.

7) Королевский Виктория-холл -так в 1880 году стал называться лондонский театр, ныне носящий имя Олд Вик.