Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 7

Графство Суррей, Гилфорд

10 мая 1881 года

Эдвард явно поскромничал, назвав огромное нормандское аббатство, серой зубчатой скалой вздымавшееся над центральной площадью, просто церковью. Маргарет обращала на него внимание всякий раз, как ей случалось бывать в Ромзи проездом, с отцом или компанией друзей, и всякий раз жалела, что не может задержаться и уделить этому величественному памятнику Средневековья столько времени, сколько оно заслуживает по справедливости. На сей раз она вроде бы никуда не спешила, но мысли о подробной длительной экскурсии, со скрупулезным разглядыванием витражей, розеток и барельефов, и о подъеме на колокольню, даже не посетили ее голову…

Исторические события из прошлого графства Хэмпшир, коими Мэг столь живо интересовалась, поблекли, утратили смысл, значение имела лишь кружевная вязь личной истории…

Не имея возможности сразу покинуть своих друзей -это было бы и неразумно, и неприлично – Мэг бросала жадные взгляды в сторону большого сада, окружавшего аббатство, где была назначена романтическая встреча с неким шевалье. Сердце выстукивало: «Эд, Эд…» – в унисон со звуками волынок и барабанов, играющих танец Морриса, (1) весенний ветер овевал пылающие щеки, и от волнения девушке чудилось, что она слышит ритм другого сердца, ждущего ее, зовущего: «Мэг, Мэг…»

Веселая, по-карнавальному разнаряженная толпа, ручьями текущая с окрестных улиц к аббатству, и от края до края запрудившая площадь, вызывала не любопытство, а досаду, как лишнее препятствие.

Посмотреть, однако, было на что. Деревянные столбы, связанные толстым канатом, украшенные сверху огромным венком из цветов и свежей зелени, перевитые лентами, стояли посреди площади и убедительно играли роль волшебного древа. Это был центр праздника, начало начал, именно к нему, на звуки музыки и громкого смеха, радостно стремились дети, парни и девушки, и почтенные пожилые люди, ненадолго сами преобразившиеся в мальчишек и девчонок, заранее готовые к любым проказам: танцам до упаду, стрельбе из лука на приз, состязаниям по скоростному взбиванию масла, бегу с яйцом на ложке и участию в ловле грязного поросенка. (2)

Неподалеку от Майского дерева спешно возводили и украшали яркими тканями помост для коронации Майской королевы. Здесь же стояла импровизированная урна для голосования за кандидаток, и высокие кресла для Милорда и Миледи – пары, которую тоже предстояло выбрать из числа горожан, чтобы они руководили праздником до самого вечера, когда начнется общий бал и фейерверк…

По углам площади раскинулись полотняные шатры с лотками, где можно было купить разнообразные подарки, от шелковых лент до деревянных лошадок, и какие угодно угощения: мясные и фруктовые пироги, пудинг, пирожные, клубнику и взбитые сливки.

Пиа, никогда не жаловавшаяся на аппетит и не склонная разыгрывать фею, питающуюся каплями росы, сейчас же заявила, что хочет попробовать все, а заодно купить лент и кружев, и потащила Клэя в сторону ярмарки… само собой, тот и не думал сопротивляться.

– Мэг, ты с нами?.. – как бы между делом бросила Пиа и взглядом дала подруге понять, что вовсе не ждет положительного ответа. – Нет?.. Хочешь посмотреть на танцы? Или на мохнатых лошадок?..

– Да, пожалуй, я немного погуляю тут одна… я вовсе не голодна, но вы идите, идите!.. По времени давно уже ланч. Я… присоединюсь к вам позже. – Маргарет улыбнулась, счастливая, что наконец-то будет предоставлена самой себе, но Пиа неожиданно помрачнела и забеспокоилась:

– Ах, как бы нам совсем не потеряться в такой толпе!.. Что я скажу твоему отцу, если ты исчезнешь?..

– Скажешь, что меня украли эльфы, – пошутила Мэг. – В Майский день и не такое случается, так что отец поверит… но я непременно вернусь до полуночи, так ему и передай!..

Пиа и Клэйтон, оба в красках представившие объяснение такого рода с лордом Гилфордом, переглянулись с таким ужасом, что это по-настоящему насмешило Маргарет:

– Эй, да что такое с вашими лицами?.. Будто вы привидение увидали! Не тревожьтесь, никто меня не украдет. Я сейчас же куплю букетик примулы и привяжу к поясу. (3)

– Привяжи, моя дорогая подруга, сделай милость! – горячо поддержала Пиа. – Мне так будет намного спокойнее!.. И… пообещай, пожалуйста, что ты в самом деле не сбежишь… с каким-нибудь королем эльфов, или друидом… по крайней мере, сегодня! Иначе я буду безутешна!..

– Обещаю, обещаю. – Мэг бросила взгляд на башенные часы, где стрелки почти подобрались к полуденной отметке, и, склонившись к самому уху Пиа, умоляюще прошептала:

– Иди же, иди! Съешь всю клубнику и пирожки, скупи все ленты… и отвлеки Клэя, и всех прочих наших знакомых, если они вдруг встретятся!.. А мне пора бежать!

Мистер Кроу, деликатно не встревавший в оживленное перешептывание подруг, был занят тем, что охранял границы, и не позволял любопытствующим зевакам ни толкать их, ни подходить слишком близко. Но толпа все прибывала, желая посмотреть на выборы королевы, и стоять втроем посреди пестрого гомонящего водоворота становилось все сложнее.

И Клэйтон воспользовался своим правом джентльмена, ответственного за сохранность обеих леди, чтобы решительным и непререкаемым тоном утвердить общий план действий:

– Мисс Гилфорд, с вашего позволения, я увожу мисс Буршье за покупками… а после мы отправимся поджидать вас в «Дом Принца Джона», где оставили лошадей. И будьте уверены, не тронемся с места, пока вы не появитесь… и примулу с зелеными ветками тоже станем держать наготове!

****

Пробираясь к церковному саду, Мэг несколько раз столкнулась с Зелеными Джеками, с ног до головы закутанными в листву, и в самом деле весьма похожими на ожившие деревья. Двое из них были еще и на ходулях, что смотрелось и вовсе жутковато.

У самой калитки, врезанной в наружную решетку, ей преградил путь очередной Джек, на сей раз в компании «цветочков» – детей в остроконечных шапочках, напоминающих колокольчики; все они пели, приплясывали, и протягивали Мэг большую деревянную плошку, куда надлежало бросать монетки – пожертвования для вечернего представления…

У нее был при себе кошелек с пенсами и шиллингами, но отцеплять его от шатлена (4) в толпе оказалось неловко и неудобно. Мэг замешкалась, пытаясь на ходу решить неожиданную проблему, и вдруг детишки порскнули в разные стороны, как вспугнутые белки, Зеленый Джек поспешно заковылял вслед за ними, а Маргарет над самым ухом услышала тихий и мягкий голос:

– Это я… дай мне руку, я выведу тебя из толпы.

Узнав Эда прежде чем обернулась, Мэг едва сумела кивнуть, и сейчас же ощутила сильную руку на своей талии. О, какое счастье, что Майский день на время стирал границы и отменял большую часть строгих правил приличия, и в карнавальных безумствах ненадолго становились возможными и допустимыми вольности в обращении, немыслимые в обычные дни.

Эдвард почти нес Маргарет, надежно удерживая и крепко прижимая к себе, а она не чувствовала земли под ногами, и тело как будто растворялось в исходившем от Эда жарком тепле. Странная, колдовская смесь томительного желания, нежности и глубочайшего сладкого покоя проникла в кровь, она пьянила и утешала, и заставляла думать о неведомом прежде счастье.

– Куда мы идем? – прошептала она, но не как испуганная школьница, а как путешественница у входа в лабиринт, желающая заранее узнать об опасностях сложного маршрута.

– Недалеко… -заговорщически ответил он, чуть наклонился, и сияющие взгляды встретились чуть раньше, чем губы столкнулись в первом поцелуе – быстром, коротком, точно взмах крыльев бабочки.

Обменявшись этим паролем, Эдвард и Мэг без слов подтвердили взаимную приверженность и готовность к любовному приключению, на пару секунд прижались щекой к щеке… и крепко, не таясь, взялись за руки. Теперь они оба были готовы дойти хоть до края земли, хоть до страны Фата Морганы или гряды Полых холмов, при условии, что ничто и никто не разлучит их больше. И все же Маргарет, в обычное время не так уж часто вспоминавшая о Боге, исполнявшая религиозные предписания аккуратно, но без особой вовлеченности -слишком свободолюбивым и скептичным был ее ум – на сей раз горячо взмолилась высшим силам о сохранении тайны… до поры до времени.

Едва начавшиеся отношения с Эдвардом Лэндсбери могли завести ее куда дальше, чем тенистая аллея наглухо заросшего весеннего сада, и, пожалуй, она была готова – сердце открылось навстречу любви и властно предъявляло свои права; однако Мэг меньше всего желала попасться на глаза хоть кому-то из нешапочных знакомых, вхожих в Гилфорд-парк. Она была уверена, что доброжелатели при первой же возможности понесутся к отцу, и с умильными улыбками начнут осведомляться: а с кем это успела обручиться юная леди?.. И скоро ли ожидается оглашение, когда свадьба?.. – и что после этого скажет отец, оказавшись с ней наедине, какой допрос учинит – лучше не представлять.

Мысли Маргарет метались, как вспугнутые птицы. Все происходило слишком быстро, как бы само собой, и она была ошеломлена, сбита с толку… Жар в груди, и стремительное биение сердца, и сладкая тянущая боль внизу живота, и трепет от каждого касания Эдварда, толкали на безрассудства – но соседствовали с девчоночьим стыдом, желанием объяснения, разговора… что непременно завершится предложением руки и сердца, если намерения Эда честны! – а разве может быть иначе? Тут бы ей и осадить себя, своевременно вспомнить и Клариссу Гарлоу, и Лидию Беннет, и с настойчивой строгостью Джульетты дать понять дерзкому поклоннику, что «брак честен, и ложе нескверно». Да, поступить именно так было бы своевременно, благоразумно.. и до крайности нелепо!

Ох уж эти свадьбы… Пышное белое платье, длинная вуаль, венок из померанцевых цветов – наряд невесты, освященный самой королевой Викторией! Раннее летнее утро, пение колоколов, церковь, залитая потоками света, украшенная цветами, и невеста, похожая на сказочную принцессу, под руку с гордым отцом идущая к алтарю, где ждет влюбленный жених… это ли не любимая девическая греза? Разве не о таком мечтает Пиа, при каждой встрече изводя Мэг бесконечными разговорами об «особенном дне», о предстоящей свадьбе с Клэем?..

«Но Пиа и Клэй три месяца как помолвлены. А мы с Эдом виделись три раза в жизни… И я жду от него предложения!.. И готова его принять! Безумие… какое-то безумие…»

Пожатье руки, поцелуй – и вот, пожалуйста, впереди замаячил брачный союз, «пока смерть не разлучит нас». Но разве так должно происходить? Разве они с Эдом достаточно узнали друг друга, чтобы принимать столь важные решения, и, к слову, что это вообще означает для мужчины и женщины, существ, скроенных настолько по-разному – узнать друг друга?.. Часами разговаривать на отвлеченные темы, обсуждать прочитанные книги, играть в шахматы и лото, танцевать вальс, ездить на прогулки… или… самое важное, это совсем другое, связанное с душевным жаром и сердечным трепетом, бессонницей и непрестанными мыслями о том, кто стал вдруг дорогим и близким, ничего особенного не сделав… и сумел пробудить не только душу, но и тело. Пиа утверждала, что так оно и есть… что она и понятия не имела, каково это – целоваться, пока Клэй не поцеловал ее по-настоящему, лаская языком, и что грудь окажется такой чувствительной под мужской ладонью, и что на теле есть другие тайные места, дарящие такое удовольствие, что от страстного жара темнеет в глазах.

– Маргарет… я люблю тебя! – шепот Эдварда в один миг прервал цепочку смятенных и в высшей степени прагматичных дум благовоспитанной девушки… Руки возлюбленного обхватили Мэг, замкнули в теплое нерасторжимое кольцо, с силой прижали к широкой груди – и последний бастион благоразумия позорно пал.

Она едва сознавала, где они, то ли в садовой беседке, то ли в каком-то гроте, среди вьющихся роз и дикого винограда, голова кружилась от запаха майских цветов и свежей листвы, прогретой солнцем, а губы сами собой открывались навстречу губам Эда.

– Я тебя люблю, моя дорогая… люблю с первой встречи, с первой минуты! – шептал он, целуя ее снова и снова, с возрастающей страстью, и обнимал все крепче… Мэг, полностью потерявшись в своих чувствах, сама прижималась к нему, и отвечала на каждый поцелуй (оказалось, что это совсем не сложно, и воистину слаще мускатного вина, Пиа не лгала…) – но не могла произнести ни слова, не могла сказать ответное «люблю», хотя невыразимое счастье от признаний Эда заполнило душу до краев.

Не выпуская из объятий драгоценную добычу, Эдвард вслепую шагнул вглубь беседки, опустился на скамью… и усадил Мэг к себе на колени. Так они могли беспрепятственно обнимать и целовать друг друга, но у девушки оставался выбор – смотреть ему в глаза или прятать пылающее лицо у него на груди.

– Маргарет?..

– Да?..

– Ты так и не сказала мне… не ответила…

– Что, Эд?..

Борясь с нарастающим желанием более откровенных ласк, Эдвард все же решился задать возлюбленной прямой вопрос:

– Ты любишь меня… любишь настолько, чтобы стать моей женой, даже… даже если все будет против нас?..

Мэг едва не задохнулась от сердцебиения – уклониться от столь же прямого ответа было невозможно, да она и не хотела, но совладать с бурей чувств было не так-то просто. Тело разнежилось в пламенных и смелых объятиях, не похожих ни на отеческие, ни на братские, ни даже на те, что изредка случались с прежними поклонниками, на балу во время вальса, или украдкой между танцами, где-нибудь на веранде… дорожное платье-амазонка, такое привычное, удобное, стало невыносимо душным, полотно сорочки, скользя по груди, причиняло боль – и унять эту боль непостижимым образом получалось только у ласкающих ладоней Эда.

Мэг едва могла поверить, что позволяет ему так много, не останавливает, не отталкивает… наоборот, она сама – и всей собой – стремилась к избраннику своего сердца, и с каждой секундой все сильнее впадала в соблазн, желала все большего, а пугающий жар внизу живота и между бедрами внезапно обрел центр, средоточие волнения и сладкой муки.

О, теперь она понимала, прекрасно понимала, о каких плотских искушениях говорилось в Библии и в нравоучительных книгах, от чего так рьяно ограждали девичью добродетель строгие наставники пансиона, и как это возможно для приличной благовоспитанной девицы – пасть, сдаться на милость победителя… Так вот почему Кларисса Гарлоу мучилась от желания поддаться преследованиям Ловеласа, а Лидия Беннет, выходит, была не такой уж недалекой глупышкой, а женщиной, поддавшейся безумной страсти! Да и сама «безумная страсть» вдруг перестала быть книжной абстракцией, набором изящных рифм из сонета Шекспира или поэмы Китса, обрела плоть и кровь, соткалась в четкий образ широкоплечего и светлоглазого молодого человека, с густой шевелюрой, упрямым выражением лица и дерзким ртом, с невероятно сильными и нежными руками… и если страсть имеет имя, то теперь Маргарет его узнала: Эдвард Лэндсбери.

– Да, Эд… – глядя ему прямо в глаза, прошептала она, и чуть сильнее сжала руки на его плечах. – Я люблю тебя.

От долгожданных слов он снова вспыхнул, и вовлек Мэг в новый поцелуй, глубокий, жадный, способный окончательно свести с ума, одна его ладонь уверенно легла на грудь девушки, а другая скользнула ниже, к талии, потом – по бедру, нащупала край юбки и… проникла под него, впечаталась в полоску обнаженной кожи между чулком и оборкой панталон. Это было уже слишком, недопустимо, просто недопустимо, Мэг хотела воспротивиться наглому вторжению, громко возмутиться, но рот был занят поцелуем, что все длился и длился, а руки – о Боже! – руки сами собой расстегивали Эду рубашку, потому что щегольская куртка из мягкой замши уже была расстегнута…

У Эдварда вырвался глухой стон, похожий на стон боли, он одновременно испугал и еще больше взволновал Мэг, она вздрогнула… их губы разъединились, но они продолжали смотреть друг другу в глаза, и едва могли перевести дыхание.

– Ты будешь моей женой, Мэгги?.. – настойчиво повторил Эдвард и снова стиснул талию своей прекрасной дамы, чтобы не дать ей шанса ускользнуть. – Ответь мне… я должен знать это сейчас!

– О… Эд… а ты… ты уверен, что будешь мне хорошим мужем? – спросила она, и это был вполне серьезный и честный вопрос, без тени кокетства или лукавства. – Подумай… ты собрался прожить со мной всю жизнь, но ведь ты меня почти не знаешь, а я не знаю тебя!

– Нет, я знаю! – горячо возразил Эд. – Мы встретились лишь недавно, это правда, но… я чувствую, что знаю тебя… всегда знал… едва я тебя увидел, то сразу понял: это ты, моя, моя единственная на всю жизнь…

Любовные речи звучали в ушах Мэг чудесной музыкой, пьянили как бальзам, искушали склониться к Эду на грудь, закрыть глаза и слушать, и слушать… но разум еще не окончательно сдался, и Маргарет напрягла всю свою волю, чтобы не начать снова целоваться, и продолжить разговор:

– Мы… мы, наверное, сошли с ума… Эд, я… верю тебе, и мои чувства… они сильны… но милый мой, давай не будем так спешить!.. Нам нужно время, чтобы привыкнуть… чтобы понять, как мы с тобою сможем…

Глаза Эда потемнели, по губам скользнула горькая усмешка, и Мэг поняла – по собственному смущению, по безотчетной боли – что омрачило его чело, и поспешно добавила:

– Нет, нет, дело совсем не в том, что мой отец – лорд Гилфорд!.. И я еще девочкой объявила отцу, что выйду замуж только по любви. Но Эдвард, послушай… пойми меня… я хочу узнать тебя лучше, и чтобы ты узнал меня лучше, прежде… прежде чем мы с тобой войдем в церковь.

«О… если он меня любит, как говорит, то согласится подождать!..» – на секунду сердце Мэг сжалось от страха, но Эдвард улыбнулся, и в душе сразу потеплело:

– Ах, Мэгги… вот что… ты хочешь, чтобы мы были помолвлены. Побыли женихом и невестой… что ж, я с этим согласен.

– Да вы хитрец, мистер Лэндсбери! – Маргарет не смогла сдержать нервного смешка, фыркнула, и, перехватив новый настороженный взгляд своего недоверчивого рыцаря, пояснила: – Теперь я в растерянности, потому что не знаю, кто из нас в конце концов сделал брачное предложение!..

Эд поднял брови, уголки губ слегка дрогнули:

– Какая разница, если мы оба согласны? – рассудительному тону и деланной жениховской серьезности противоречил взгляд, полный лукавства и мальчишеской пылкости… Мэг сочла, что манера Эда держаться – одновременно почтительная и независимая, почти вызывающая – добавляет ему шарма.

Да, Пиа была права, сравнивая его с героем Майн Рида… Он не защищался глупым чванством, как многие небогатые дворяне, не строил из себя переодетого принца, но был полон природного достоинства, того самого, что не дается ни за какие деньги, если не течет в крови. Он искренне и бесстрашно открывал свое сердце, погружался в страсть с головой, но было ясно, что стреножить его, опутать тенетами строгих правил и условностей не проще, чем норовистого жеребца – или молодого льва. И все-таки перед ней он являл покорность… потому что сам этого желал: покориться ей.

Кажется, именно так и должно все происходить по канонам куртуазной любви, между рыцарем и прекрасной дамой. Мэг покраснела от столь нескромных мыслей, и покраснела еще сильнее, когда Эдвард, точно легко прочитав их, склонил голову и принялся осыпать ее руки жаркими поцелуями… он целовал сперва ладони и каждый палец в отдельности, потом – тонкие предплечья, он слушал дыхание Мэг, ловил губами биение сердца, пока, наконец, она не прекратила думать и не упала снова ему в объятия.

Шнуровка платья ослабла, а корсет, к счастью, не был затянут туго, так что обморок из-за нехватки воздуха Маргарет не грозил… но она едва не лишилась чувств, когда Эдвард почти уложил ее на себя и притиснул вплотную. Впервые в жизни она была настолько близка с мужчиной физически, и впервые в жизни ощутила низом живота прикосновение того, что больше всего отличает мужчину от женщины.

Эта особая часть естества, скрытая под парусиновыми штанами, была твердой и… казалась настолько большой, что Маргарет и представить не могла – как же подобное в ней поместится?.. Возможно ли вообще им соединиться настолько полно и… оооо, она вдруг испытала острейшее желание узнать это, испытать прямо сейчас! – и ее тело отозвалось в сокровенной глубине, отозвалось уже знакомым влажным и сладким жаром, и ноющей болью…

«Боже мой, Боже мой, но мы же в саду, почти на людях, чуть ли не в церкви… аххх, Эд, Эд, что ты натворил, что со мной происходит?..»

– Эд! – отчаянно зашептала она, одной рукой упираясь ему в плечо, а другой – обнимая за шею. – Эд… не надо… мы должны… должны остановиться, мы… не здесь!..

Эдвард умом понимал, что Маргарет совершенно права, то, что они творили, ежесекундно рискуя быть застигнутыми, было чистым безумием, и могло обернуться грандиозным скандалом… любимая молила его о пощаде, и он знал, что должен остановиться, обязан остановиться, но теплый запах Мэг, травяная мягкость светлых волос, скользивших по его лицу кончиками длинных прядей, податливая гибкость, прерывистое дыхание, опалявшее губы, сводили с ума… и тело отчаянно протестовало, в жажде продолжения – и немедленного обладания. Потребовалось предельное напряжение воли, чтобы обуздать алчную страсть, и дать передышку Маргарет – и самому себе.

– Да… да, моя любимая… – пробормотал он и уткнулся лицом в шею нареченной невесты. – Конечно, я сделаю, как ты хочешь… но скажи, где и когда мы встретимся? Я должен знать! – одна мысль, что время и пространство, и какие-то посторонние люди, смогут разделить их надолго, вызвала в душе Эда гнев и еще более яростный протест, чем необходимость прервать любовные ласки в самой сладкой их части.

Мэг прижала ладонь ко лбу, в тщетной попытке обрести хладнокровное благоразумие – но это было решительно невозможно, пока Эдвард оставался так близко и смотрел на нее пылающим взором; она смогла только пообещать:

– Скоро… мы увидимся скоро… я завтра же напишу тебе. Пиа будет нашим почтальоном, ты ведь сможешь приезжать в Гилфорд за письмами?..

– Да. Но куда же мне отправлять ответ?

– Просто отдавай письма Пиа, в конверте без адреса…

– Хорошо, – вздохнул Эдвард; кровь немного успокоилась, но он все равно медлил выпустить Маргарет из объятий, ему казалось, что свидание не продлилось и пяти минут. – Так и сделаем, раз ты полностью доверяешь мисс Буршье.

– Доверяю, и хочу, чтобы и ты ей доверял!

– А ты будешь доверять Клэйтону? Он тоже согласен побыть нашим Меркурием…

– Пожалуй. Признаюсь, я считала мистера Кроу несколько легкомысленным… но, кажется, он не болтлив.

– Да, он настоящий друг! – подтвердил Эд и шепнул на ухо девушке: – Но ведь нам пока еще рано расставаться, Мэгги?.. Мы ведь можем вместе пойти на танцы… или просто погулять?

– Конечно, Эд… ведь сегодня Майский день…

****

– Как долго их нет!.. – встревоженно прошептала Пиа и, отвлекшись от Клэйтона и от клубники со сливками (в нарушение всех приличий, они ели ее вдвоем из одной чашки, да еще и целовались украдкой), огляделась по сторонам.

Вокруг шатра, давшего им приют на время импровизированного ланча, продолжал шуметь праздник: то проходили волынщики с барабанщиками, то флейтисты со скрипачами, яростно игравшие жигу, то проносилась фарандола, составленная из парней и девушек в одинаковых костюмах, то пробегала очередная стайка «цветочков» в сопровождении Зеленого Джека. Проходили и праздные зеваки, и влюбленные парочки, но ни Маргарет, ни Эдварда нигде не было видно.

– Куда же они подевались?.. Ах, какое безрассудство! Это совсем не похоже на Мэг!

Клэйтон усмехнулся, думая, что долгое отсутствие мистера Лэндсбери и мисс Гилфорд означает хорошие новости для его друга… и, сам того не желая, пропустил в сознание мысль, что на месте Мэг тоже не спешил бы покинуть Эда. Он сейчас же сурово одернул сам себя, старательно припомнил обещание, данное отцу после возвращения из Африки, и принялся успокаивать Пиа:

– Волноваться не о чем. И пары часов не прошло, как мы с ними расстались, это совсем недолго… для леди и джентльмена, что по-настоящему интересуются друг другом… Tu me comprends, ma fille?

Он коснулся Пиа бедром и слегка подтолкнул ее, намекая на те особенные отношения, что успели сложиться между ними, и заставил невесту покраснеть:

– Oui… Да, конечно, Клэй, ты прав… но вдруг с Мэг что-нибудь случилось?.. Вдруг они с Эдом попали в неприятность?..

– Да что может случиться на деревенском празднике, какая еще неприятность, кроме глупого розыгрыша?.. Поросенок, что ли, с ног собьет, или ушлые детишки выклянчат всю мелочь? Это не бог весть какая потеря…

– Ну Клэйтон… ты же понимаешь, что я совсем о другом!.. Церковный сад – не очень-то надежное место, посмотри, у решетки постоянно толпится народ… И здесь еще полным-полным знакомых, вот, принесла же нелегкая, дома им не сидится, мы сами едва увернулись от миссис Шрусбери, этой старой сплетницы…

– Нашла чего бояться… злые языки любят поболтать, это верно, их хлебом не корми – только дай посудачить, попортить чужую кровь и репутацию! Но если не трусить и не давать им спуску, то они быстро замолкают и захлебываются своим ядом! А слишком длинные – можно и подрезать… – окончание фразы прозвучало настолько гневно и зло, что Пиа вздрогнула, испугавшись, что вызвала недовольство Клэйтона, и он поспешил смягчить свой тон:

– N’aie pas peur, mon minou, je te sauverai de tout danger… et on peut compter sur mon ami Ed. (Не бойся, моя кошечка, я спасу тебя от любой опасности… и на моего друга Эда можно положиться).

Клэй взял руку Пиа, поднес ее к губам, а девушка, с обожанием глядя на него, нежно прошептала:

– C’est bien que toi et Edward soyez amis depuis l’ecole! Quand nous nous marierons tous, Meg et moi n’aurons pas a nous separer! (Как хорошо, что вы с Эдвардом друзья еще со школы! Когда мы все поженимся, нам с Мэг не придется разлучаться!)

При этом наивном замечании Кроу снова не сдержал усмешки:

– Quand nous nous marierons tous… oui, ce serait bien! Quel lys pur tu es, ma chere, je suis heureux que ton c? ur m’appartienne… (Когда мы все поженимся… да, это было бы неплохо! Какая же ты чистая лилия, моя дорогая, я счастлив, что твое сердце принадлежит мне!)

– Pour toujours, Clayton! – пылко воскликнула Пиа, и сама сжала руку жениха в ответном порыве.

– Хочешь, уйдем с площади, вернемся в гостиницу… и подождем там, в тишине и покое? – предложил он, тем более, что сам был не прочь оказаться с очаровательной девушкой наедине или хотя бы в относительном уединении. Здесь же, в гуще Майского дня, в центре событий, они были как на ладони.

– Да… да, давай пойдем туда, – согласилась Пиа и встала с легкого деревянного стульчика. – Мне так будет намного спокойнее… главное, что Мэг знает, где нас искать, мы об этом условились!

Клэй тоже поднялся и полез в карман за мелочью, чтобы расплатиться за клубнику и лимонад. Неожиданно кто-то резко толкнул его под локоть, и если бы не молниеносная отточенная реакция военного, пригоршня серебра рассыпалась бы по всему столу…

– Эй, мистер, полегче! – миролюбиво, но все же с оттенком недовольства, проговорил Клэйтон, обращаясь к неловкому невеже – скромно одетому молодому человеку с темными волосами и очень бледным лицом, что так неудачно пытался протиснуться мимо.

– Прошу прощения… – застенчиво ответил тот, поудобнее перехватывая висевший на плече дорожный мешок, представлявший собой холщовый шотландский подсумок… и вдруг случилось нечто весьма неожиданное.

Пиа издала пронзительный ведьминский визг и, оттолкнув Клэя, бросилась на шею к невеже:

– Jerome! Mon Dieu, Jerome! Mon frere! Quelle surprise, comment es-tu arrive ici? Pourquoi ne m’a-t-il pas prevenu?.. (Жером! Боже мой, Жером! Братец! Какой сюрприз, как ты здесь очутился? Почему не предупредил меня?..)

– Pia, sourette! – Жером в свою очередь обнял девушку, прижал к сердцу и расцеловал в обе щеки. – Прости, я до последнего момента не знал, что меня отпускают… Дал телеграмму, когда выезжал из Лондона, но она запоздала. Я узнал от тетушки, что ты в Ромзи с мистером Кроу…

Он бросил быстрый взгляд на красивого молодого мужчину с военной выправкой, что стоял рядом и с молчаливым удивлением взирал на происходящее, а, встретившись с Жеромом глазами, заметно покраснел.

– Ох, вот же я глупая курица!.. Я же вас не представила! – со смехом воскликнула Пиа, и обернулась к жениху:

– Клэйтон, это Жером, мой брат… Жером, это мистер Клэйтон Кроу, мой жених… и помни, что я до сих пор зла на тебя, потому что ты не приехал на обручение!..

– Я уже просил за это прощения, и прошу снова, но я никак не мог выбраться, все из-за этого визита кардинала… – вздохнул Жером и сердечно пожал протянутую ему руку Клэйтона:

– Рад познакомиться, мистер Кроу, я давно ждал нашей встречи… и каждый день молюсь Господу, чтобы он послал вам с моей сестрой все счастье, возможное на земле для нас, грешных смертных…

– Мгм… – промычал Клэй, толком не зная, что ответить на столь пафосное приветствие – самое странное, что Жером, похоже, говорил вполне искренне. В его мягком голосе и открытой улыбке не было ни тени фальши, ни капли приторной пасторской благожелательности, прикрывающей твердолобое ханжество – сочетание, особенно бесившее Кроу в священнослужителях. А Жером, к счастью, не походил на попа даже внешне. Клэйтон скорее принял бы его за студента Оксфорда или представителя богемы, художника, приехавшего в Хэмпшир на акварели, в поисках вдохновения.

Сходство молодого человека с сестрой было поразительным – глаза, брови, форма носа, очертания лба и подбородка… и даже губы выглядели одинаково свежими и… до неприличия манящими…

Клэйтону пришлось снова одернуть себя, более того – выбранить, жестко, не выбирая выражений; он поспешно высвободил руку из пальцев Жерома – теплых, невероятно теплых, как белый речной песок, согретый июльским солнцем… – и неловко ответил:

– Я тоже очень рад, отец… отец Буршье.

– О, ну что вы, – Жером смешливо сморщил нос и стал еще больше похожим на Пиа… и вместе с тем на самого себя. – Не награждайте меня не заслуженным пока званием… я совсем недавно сдал все положенные экзамены, мне еще предстоит новициат, а до моего рукоположения по меньшей мере полгода.

– Д-да… я не очень-то разбираюсь во всех этих тонкостях… мистер Буршье, – пробормотал Клэй и стал разглядывать носки своих кавалерийских сапог.

– Ах, сколько церемоний! – Пиа с деланным жеманством закатила глаза и сделала не менее жеманный книксен. – Мистер Кроу… мистер Буршье… мои дорогие, вы же будущая родня! Неужели я так и буду терпеть этих «мистеров», до самой свадьбы?..

– Ну и что же ты предлагаешь, сестричка? После того, как мы с мистером Кроу представились как английские джентльмены, сделать как французы – четырежды поцеловаться и перейти на «ты»?

– Почему бы и нет? Так гораздо удобнее!

Жером снова посмотрел на Клэйтона и осведомился:

– Вы ведь не возражаете, мистер Кроу? Пиа права – мы и в самом деле с вами почти что свояки…

Кроу, проклиная французскую развязность обоих Буршье и свою впечатлительность относительно некоторых эстетических деталей (бабье качество, совершенно недопустимое для нормального, здорового мужчины, получившего правильное воспитание, прошедшего армейскую выучку!), снова покраснел и, запинаясь на каждом слове, как мальчишка, не выучивший урок, промямлил:

– Я… не возражаю, но почему бы нам… почему бы нам для начала не уйти с площади? Мы с Пиа как раз собирались вернуться в гостиницу и посидеть в пабе, так что… что вы на это скажете, мистер… месье Жером? – наконец, нашел он приемлемую форму обращения к молодому человеку, с первого взгляда очаровавшему его так, как не удавалось ни одной женщине… даже Пиа, хотя Пиа, безусловно, отличалась от других барышень, как луна от солнца.

– Замечательная идея, и… кажется, я опять должен извиняться, что сбил вас с толку своим театральным появлением, и нарушил планы! Но знаете, Клэй, я услышал голос моей сестры, и пошел на него, как крыса на дудочку…

– Вот спасибо тебе за сравнение, Джерри!.. – Пиа надула губы в притворной обиде, Жером улыбнулся и сейчас же исправил свой промах:

– Хорошо, хорошо… как рыбка кои – на звук колокольчика, ведь у тебя голос, как серебряный колокольчик…

– Или как Иерихонская труба, – захихикала девушка, слегка подтолкнула брата и схватила его под руку. – Ну пойдем уже, пойдем!.. Пойдем пить эль и есть пудинг… может быть, Маргарет с Эдом успели вернуться и давно ждут нас!

Глядя, как охотно Жером подчиняется сестре, заранее готовый разделить все ее идеи, Клэйтон впервые понял, почему Пиа так обижалась и огорчалась из-за отсутствия брата на помолвке… Эти двое в самом деле были родными душами, нежившими и ласкавшими друг друга с детской невинностью, наверняка они с детства привыкли делиться не только игрушками и пудингом, но и тайнами, и мечтами…

У Клэя никогда не было таких доверительных отношений ни с обоими старшими братьями, ни с младшей сестрой. Он привык быть сам по себе – и сам за себя – быть может, потому, что в семье считался едва ли не парией, и жизнь его во многих отношениях была постоянной войной. И сейчас, невольно попав в волны непоказной любви, плескавшиеся между Жеромом и Пиа, почти ощущая на губах ее медово-сливочный вкус, Клэйтон испытал укол ревнивой зависти… и хуже всего мучило душу непонимание, кому же из двоих он больше завидует, и кто из двоих ему больше желанен.

Примечания:

1.Танец Моррис (или танец с мечами) первоначально исполнялся только мужчинами и представлял собой некое действо, посвященное празднованию Майского дня. Историки полагают, что танец имеет языческие корни и возник на основе древних ритуалов. Исполняется под музыкальное сопровождение волынок и барабанов. Многие англичане до сих пор верят, что танец Моррис приносит удачу как зрителям, так и исполнителям.

Источник: https://muz-teoretik.ru/anglijskaya-narodnaya-muzyka/

2.Реальные развлечения в Майский день в маленьких английских городках.

3. Жители Британии не забывали обезопасить свои дома, поэтому издавна посыпали пороги и подоконники своего жилища лепестками примулы и зелеными ветками, чтобы феи не проникли в дом, пока люди празднуют May Day.

4. На May Day многие мужчины наряжаются в Jack-in-the-Green, т.е. человека-дерево со свежей зеленой листвой.

5. Особый пояс с цепочками и зажимами, в викторианские времена заменявший дамскую сумочку.

6. Фата Моргана – страна фей, Полые холмы – согласно английскому фольклору, место обитания фэйри -«маленького народца».

7. Кларисса Гарлоу, Лидия Беннет – героини романов Ричардсона и Джейн Остин, обе пострадали от коварных соблазнителей.

8. «Классический» наряд невесты, состоящий из белого платья и венка с фатой, введен в европейскую свадебную моду именно королевой Викторией