Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 3

Англия, графство Суррей, поместье Гилфорд-парк.

начало августа 1886 года.

– Куда это вы собрались, юная мисс? – с притворной суровостью спросил лорд Чарльз, отложил в сторону газету и жестом задержал дочь. Маргарет, одетая в костюм для верховой езды, как раз собиралась по-тихому пересечь гостиную, но обмануть отцовскую бдительность ей не удалось.

– О, папа… почему ты не пошел отдыхать? – Мэг приблизилась к вольтеровскому креслу, где отец восседал, точно на троне, и, обвив рукой шею лорда Чарльза, поцеловала в щеку:

– Доктор велел тебе обязательно отдыхать днем, он будет недоволен, узнав, что ты нарушаешь его предписания.

– Он ничего не узнает, если ты меня не выдашь, – усмехнулся Гилфорд и слегка пожал руку дочери, обтянутую красной перчаткой из мягкой замши. – А ты так и не сказала, куда собираешься и с кем.

– Поеду на прогулку. Юпитер скучает, хочу как следует погонять его в полях.

– Питерс будет тебя сопровождать? – лорд Чарльз прекрасно знал, что Мэг всегда старается улизнуть на прогулку без грума (1), и не упустил возможности ненавязчиво напомнить ей о правилах поведения.

– Конечно, – Маргарет покладисто кивнула, так что длинные светлые локоны закачались вдоль щек неяркого, но теплого розового оттенка, и сейчас же добавила:

– Мы поедем кататься с Пиа.

– Ах вот как… – лорд Чарльз чуть заметно нахмурился. Он не слишком любил Пиа Буршье и считал, что Мэг чересчур много времени проводит со своей подругой детства, в ущерб всем прочим отношениям и обязанностям. В светском обществе Суррея на эту дружбу тоже смотрели косо, поскольку тень скандала, павшая на семейство Буршье пять лет назад, так и не рассеялась, наоборот, стала темнее и гуще… Их почти нигде не принимали, вынужденно приглашали лишь на общие гилфордские праздники, под патронатом самого лорда. Несмотря на эту привилегию, мисс Пиа была на положении «замарашки», ее шансы сделать хорошую партию не сильно отличались от нуля.

Наконец, вдобавок ко всем своим недостаткам – бедности, нахальству, половине французской крови – Буршье были еще и католиками. По мнению лорда Чарльза, тесная близость с девушкой такого сомнительного происхождения (и небезупречного поведения) сужала и для Мэг круг кандидатов в женихи. А с темой замужества дочери и так все было очень непросто, с тех самых пор, как Эдвард Лэндсбери, сорвиголова с дерзким взглядом, непомерным самомнением и пустыми карманами, покинул Англию и сгинул в безвестности.

Гилфорд потер гладко выбритый подбородок. Ровная и волевая линия этого подбородка была точно такой же, как у Маргарет, и упрямством отец и дочь не уступали друг другу; однако лорд Чарльз знал по опыту, что спорить с Мэг насчет ее дружеской привязанности, как, впрочем и по большинству других вопросов – бессмысленная трата времени.

– Надеюсь, ты не забыла, что мы ждем гостей сегодня к вечеру? Лорд Бассингтон, леди Кавендиш, мистер Эддингтон…

– Я ничего не забыла, папа, и образцово выполню обязанности хозяйки, – улыбнулась Маргарет, и локоны снова заплясали вдоль ее щек. – Мы с Пиа вернемся к чаю…

– Вы будете вместе пить чай?

– Да, я уже распорядилась, Харрис скажет кухарке. На ужин Пиа не останется, у нее сегодня занятия в женском кружке.

– О, конечно… это важная причина, – лорд Чарльз не скрывал иронии, но Маргарет предпочла ее не заметить: легкие пикировки с отцом насчет Пиа и своего пристрастия к верховым прогулкам в любое время дня и в любую погоду, она воспринимала как своего рода душевную гимнастику:

– Я не задержусь. А ты все-таки сделай как велит доктор: прими лекарство… – Мэг строго повела взглядом в сторону круглого деревянного столика, где на подносе стояла склянка с микстурой и мерный стаканчик. -… И ложись отдыхать до чая.

****

Юпитера давно оседлали, и, в ожидании выхода Маргарет, грум водил его на поводке взад и вперед по подъездной аллее. Гнедой тонконогий красавец, с белым лбом и щегольскими черными «чулками», каждой черточкой своего облика горделиво заявлявший о принадлежности к семейству чистокровных английских скаковых, первым почуял хозяйку. Повернув голову на длинной нервной шее, он задвигал ноздрями и приветствовал Мэг на свой манер, смесью храпа и ликующего визга:

– Ииииииии!

– Иду, иду, мальчик, прости… сейчас поедем гулять. – Маргарет приняла поводья из рук Питерса, но, прежде чем сесть в седло – она делала это без посторонней помощи и в седле сидела по-мужски – погладила жеребца по шее, угостила кусочком сахара и украдкой чмокнула в теплую бархатную переносицу, пахнущую овсом. А выполняя приветственный ритуал, как всегда, вспомнила Эдварда… ведь это он объезжал для нее Юпитера, и давал ей первые уроки верховой езды – настоящей, а не дамской, когда приходится сидеть боком и думать лишь о том, достаточно ли прямой выглядит спина, и правильно ли лежит юбка.

«Эдвард…» – Мэг поставила ногу в стремя, не дожидаясь, пока грум его придержит, легко взлетела на спину коня, подобрала поводья и, прежде чем тронуться с места, подставила лицо нежарким лучам августовского солнца, глубоко вдохнула ветер, пахнущий розами, дубовой корой и речной осокой… это немного остудило щеки, но не сердце. Сердце билось стремительно и сладко, и, боже, как ей хотелось верить, как хотелось убедить себя, что вот сейчас она поднимет Юпитера в галоп, стрелой пронесется через парк, выедет в поля, доедет до знакомой рощи, где смешались дубы, каштаны и буки, и там, у старого дуба, молнией расщепленного почти напополам, увидит Эдварда, ждущего ее… Он рванется к ней, едва увидев, она соскользнет в его объятия, и не успеет опомниться, как жадные губы прижмутся к ее губам, а горячие сильные руки стиснут спину, и…

«Аааах… все…»

– Ну, Юпитер, вперед! – она сжала бока коня, и тот, привычный к этому сигналу, сразу же пошел рысью – и в середине аллеи поднялся в галоп.

Эдвард, Эд. Любовь всей ее жизни, как бы ни сентиментально это звучало. Упрямый, гордый мальчишка. Мечтатель, искатель приключений, проникнутый духом романов Стивенсона, Верна и Дюма – они читали эти книги вместе, вместе строили планы, как изменят свою жизнь, как сбегут от обыденной скуки, уедут на край земли… и в конце концов Эд уехал искать сокровища. Уехал один, далеко-далеко, а она обещала ждать. И ждет уже четыре года, несмотря на горечь, бессонную маету будней, соблазны праздников, ухаживания других мужчин, скрытое недовольство отца. Все это можно было перенести, если бы не отсутствие вестей, долгое, слишком долгое, даже для черепашьей скорости южноафриканской почты.

Мэг сломала голову, гадая, почему Эд, после трех лет бурной и страстной переписки, настолько частой, насколько это вообще было возможно для людей в разных концах света, сперва стал писать мало, редко и сухо, и наконец полностью замолчал…

Что могло случиться? Что изменилось между ними?.. Может, она в чем-то ошиблась, или, сама того не заметив, сумела серьезно обидеть Эда, и растравить старую рану, связанную с ее отказом от побега в последний момент?

В глубине души Маргарет предполагала, что могло пойти не так, но думать об этом было так же неприятно, как спускаться без фонаря в темный сырой подвал. Она гнала горькие мысли, находясь рядом с отцом или в окружении друзей, занимаясь привычными домашними делами или танцуя на празднике… зато на верховой прогулке, где никто за ней не приглядывал, и можно было самой не следить за выражением лица, не держать фасон, печали слетались со всех сторон, как голодные вороны, начинали кружить над головой, садиться на плечи и терзать сомнениями и вопросами без ответа.

Последнее письмо Мэг получила прошлой осенью, из рук компаньона Эдварда, Джейкоба Штерна, приехавшего в Англию с ежегодным визитом, приуроченным к важному семейному празднику.

Внутри толстого конверта оказалось несколько карандашных рисунков, сделанных с натуры – дикий пейзаж с холмами и рекой, семейство львов на водопое, диковинные цветы, растущие на вершине водопада, и картинка, изображающая объятия любовников на лесной поляне…

Мэг без труда узнала и поляну, и любовников, и этот намек на их совместное прошлое погрузил ее душу в рай, и обжег тело знакомым влажным жаром. Она жадно развернула само письмо – всего один листок – отчаянно надеясь, что Эдвард сообщает о завершении очередной алмазной экспедиции и скором возвращении, но увы…

Послание начиналось словами: «Моя любимая!», и от них тоже веяло африканским жаром, однако дальше Эд в очень сдержанных выражениях сообщал, что дела идут «неплохо», у них с напарником появилась «обоснованная надежда», и, если она оправдается, а расчеты подтвердятся, то через год, максимум через два он наконец-то вернется, и не с пустыми руками – «но пока еще рано делать выводы».

Дальше следовала просьба «хорошенько помолиться за успех нашего начинания», и вместо пылких любовных слов, какими Эд обычно завершал каждое письмо, стояла подпись: «Эдвард Лэндсбери, эсквайр».

Это дурацкое «эсквайр» стало последней каплей в чаше терпения Маргарет. Она не спала всю ночь, и наконец позволила себе выплакать все слезы, накопившиеся за долгие месяцы ожидания, снова и снова перечитывала письмо, пыталась представить, как Эд писал его в африканской хижине, при свете коптящей масляной лампы, или на краю заляпанного деревянного стола в какой-нибудь сомнительной харчевне для старателей, а порой видела любимого как наяву – худого, загорелого до черноты, в залатанной рубахе, потертых штанах из парусины, с отросшими волосами, выгоревшими под беспощадным солнцем, с отпущенными усами и бородой, что делали его на несколько лет старше…

Этот образ мучил ее, вызывал томительное желание, и вместе с тем – страх, и острый протест из-за того, что они так далеко друг от друга, что Эд постоянно рискует собой из-за призрачной надежды, бездумно тратит время их общей молодости ради иллюзии богатства… и дольше безропотно выносить разлуку сделалось попросту невозможно. Следовало что-то предпринять.

Наутро Маргарет поехала в Гилфорд (3), в гости к Пиа, и, разумеется, застала у нее мистера Штерна. Она не стала играть в ритуальные игры – «ах, какая удача, что я вас встретила здесь!» – по отношению к Джейкобу и Пиа это было бы просто глупым ханжеством, отбросила условности и сразу перешла к делу. А дело заключалось в том, чтобы уговорить, попросту заставить щепетильного и неуступчивого Штерна принять от нее довольно крупную сумму денег… и передать их Эдварду от своего имени, с какой-нибудь благовидной легендой насчет происхождения этой небесной манны.

Мэг знала совершенно точно, что Эд никогда не примет от нее ни шиллинга, ни пенса, не примет, даже если будет умирать от голода или лихорадки. Джейкоб, надежный напарник и верный друг, «старина Джейк», как Эд называл его в письмах, был единственным шансом обеспечить гордеца Лэндсбери средствами для возвращения домой. Приданое, брачный контракт, непримиримое предубеждение лорда Гилфорда против кандидатуры жениха, двойное чувство вины – перед отцом за свое любовное упрямство, перед Эдом за чрезмерную привязанность к отцу и отказ от совместного побега – все, что выглядело таким сложным, пугающим, непреодолимым четыре года назад, сейчас словно потеряло в весе. Перестало казаться хоть сколько-нибудь важным, по сравнению с тем, что Эдвард так долго оставался на краю света. Только бы он вернулся, только бы они снова оказались рядом, телесно, во плоти, а не в одних мечтах, на зыбкой и туманной территории писем… и все решится, все утрясется, все образуется.

Мэг была в этом совершенно уверена. И на сей раз ее уверенность, подсказавшая и нужный тон, и нужные слова, сумела преодолеть возражения Джейкоба, проломить стену его сводящей с ума деликатности, а точнее – нежелания лгать другу и хоть как-то вмешиваться в чужие интимные тайны. Он почти согласился, но находил все новые и новые препятствия для тактического исполнения замысла.

Пиа не участвовала в том горячем споре. Она тихо сидела в уголке, покусывала карандаш, что-то записывала в потрепанном блокноте, и лишь когда Маргарет и Штерн немного выдохнули, и сделали паузу, чтобы глотнуть чаю, подала голос:

– Джейк, я прошу тебя… я очень прошу тебя: возьми эти несчастные деньги, отдай их Эду, пусть возвращается домой. Он очень нужен Мэг… так же, как и ты нужен мне, Джейк. А я не могу без тебя жить. Пожалуйста, Джейк, пусть Эд вернется, и ты тоже. Вам обоим пора вернуться домой…

У Джейкоба задрожали ресницы, он схватил руку Пиа и прижался к ней щекой… Мэг сделала вид, что смотрит в окно, и ощутила в сердце торжество победы.

Все-таки Пиа была ее единственной настоящей подругой. Почти сестрой.

Дойдя до этого места в своих воспоминаниях, Маргарет невольно вздрогнула, словно от холодного ветра, и Юпитер, ощутив ее настроение, перешел с крупной рыси на шаг.

Она чуть натянула поводья, крепче сжала теплые бока, и снова пустила коня рысью.

Джейкоб взял деньги, и не было никаких сомнений – ни малейших – что он передал их адресату, под самым что ни на есть здравым и благопристойным предлогом. Мэг подсчитала, что это случилось не позднее середины февраля, значит, радостные вести о возвращении – должны были прилететь в апреле, а примерно в июне или в июле корабль с Эдвардом и Джейком на борту уже мог войти в порт… но эфир молчал. Ни писем, ни телеграмм, ни устных известий, ничего, кроме слухов, повсеместно распространившихся в начале лета, и попавших в газеты, что в Трансваале, в горах Витватерсранда, найдено богатое золотое месторождение. Но ведь Эд с Джейком искали вовсе не золото, а алмазы, и карта их маршрута -Эдвард в своих письмах несколько раз рисовал ее – была совсем другой…

Пиа тоже приходили от Джейкоба только короткие открытки, вместо обычных посланий толщиной в целую тетрадь, и содержание их не отличалось разнообразием:

«Здоров, много работаю, люблю тебя, моя девочка… “ – и ни слова ни о планируемом возвращении, ни об Эдварде, кроме дежурного, в постскриптуме:

«Лэндсбери шлет свою любовь мисс Гилфорд».

Это безликое «шлет свою любовь» сперва сводило Мэг с ума, потом порядком злило и, наконец, стало тревожить, тревожить до бессонницы, до тянущих болей под ложечкой. А вдруг с Эдом что-то случилось?.. Что-то, настолько опасное и серьезное, или непоправимое, что Джейкоб просто-напросто боится об этом сообщить, не может подобрать слова, или малодушно ждет, пока сведения дойдут по другим источникам. Но так мог бы вести себя безответственный трус, а не мистер Штерн, ведь его вторым и третьим именем были Ответственность и Надежность.

****

Выехав за пределы поместья, Мэг пересекла горбатый каменный мостик, перекинутый через ручей, по узкой тропке преодолела большое пшеничное поле, все в золоте налившихся колосьев, и оказалась на проселочной дороге, ведущей к ближайшей деревне – несколько рядов чистеньких домиков с нарядными крышами и колоколенка местной церкви жались к невысоким холмам с левой стороны, а справа тянулся лес, охотничьи угодья Гилфордов…

Маргарет спешилась, подъехавший грум последовал ее примеру и, отпустив свою серую в яблоках кобылку пастись на опушке, молча взял Юпитера под уздцы и отвел в сторону. Питерсу была хорошо известна привычка мисс Гилфорд останавливаться здесь, его же роль заключалась в том, чтобы присматривать за лошадьми и быть как можно более незаметным, пока госпожа гуляет в одиночестве или с тем, кому назначила встречу. Встреча обычно продолжалась полчаса или час, редко больше, но верный слуга готов был безропотно ждать хоть целые сутки… и оставаться слепым и глухим. Не то чтобы Маргарет скрывала какие-то страшные тайны, после отъезда Эдварда жизнь ее текла на удивление ровно и предсказуемо, репутации ничто не угрожало – хотя некоторые светские приятельницы считали Мэг «чудачкой», очень уж много мнящей о себе… Так или иначе, неизменное присутствие Питерса в нескольких шагах, на правах молчаливой тени, готовой при необходимости заговорить и засвидетельствовать все что угодно, хоть перед самим лордом Гилфордом, отнюдь не вредило и не раздражало Мэг.

Со стороны деревни по дороге неслась двуколка-тильбюри, запряженная рыжей лошадью, поднимая такие клубы пыли, что рассмотреть сидящего в ней человека было довольно сложно. Именно поэтому у Маргарет не возникло и тени сомнения, что в двуколке сидит и собственноручно правит ею никто иная, как Пиа Буршье. Она вышла на самый край опушки, чтобы подруга тоже сразу увидела и распознала ее, и, прикрыв рукою глаза от солнечных лучей, ждала, пока Пиа подъедет.

За этим дело не стало: и минуты не прошло, как повозка подкатила совсем близко, и кроме лошади и пыли стал различим силуэт темноволосой девушки в голубом дорожном платье и черной шляпе.

– Хэй, Мэг! – крикнула Пиа, приветственно вскинула вверх левую руку, обтянутую не женской замшевой перчаткой, а мужской крагой для верховой езды, а правой натянула поводья, вынуждая своего рыжего мерина остановиться:

– Прости, подружка, я опоздала… но у меня есть оправдание!

– У тебя всегда есть оправдание! – со смехом ответила Маргарет, морща нос от пыли, и процитировала по памяти одну из любимых пьес:

– «По ночам она

На шестерне пылинок цугом ездит

Вдоль по носам у нас, пока мы спим.

В колесах – спицы из паучьих лапок,

Каретный верх – из крыльев саранчи,

Ремни гужей – из ниток паутины,

И хомуты – из капелек росы.

На кость сверчка накручен хлыст из пены,

Комар на козлах – ростом с червячка…»

– Да уж куда мне до царицы фей, с моей-то неловкостью и нерасторопностью! – засмеялась Пиа и, едва ноги мерина и колеса тильбюри замерли в неподвижности, выскочила на дорогу.

Подруги обнялись и расцеловались, и Мэг, сразу заметив и легко расшифровав радостный блеск в глазах Пиа, нетерпеливо спросила:

– Что? Ты наконец-то получила письмо от Джейка?..

– Да! И не только от него…

– Второе письмо!.. От кого же – от твоего брата… или от Эдварда? – Маргарет, охваченная бурей противоречивых чувств, с трудом сохранила внешнее спокойствие, произнося любимое имя, а про себя отчаянно взмолилась:

«Боже, пусть от Эда!.. Пожалуйста!»

Ни Бог, ни Пиа ее не разочаровали:

– От Эдварда!..

– Так где же оно?

– Сейчас достану, подожди… Охх, Мэг… Джейкоб такое пишет… Я гнала как сумасшедшая, чтобы поскорее тебе рассказать новости… они просто невероятные! Чуть не перевернулась на косогоре, пришлось немного сбавить, иначе я бы не доехала живая…

Мэг смогла выразить сочувствие лишь кивком – горло внезапно пересохло… Она схватила подругу за тонкое предплечье, впилась в нее взглядом и тихо, требовательно спросила:

– Какие новости? Что написал тебе Джейкоб?

– Он утверждает, что они нашли золото!.. Где-то в горах… очень далеко от того места, где искали алмазы…

– Не может быть!

– Это правда. Если Джейк говорит, что нашли – так оно и есть…

«Вот оно что!.. Неужели слухи о месторождении в Трансваале касаются Эда?.. Но как же их с Джейком занесло в те места?.. Если только он не решился организовать экспедицию как раз на те деньги, что я отправила ему через посредничество Джейка…»

Сердце Маргарет, минутой ранее счастливо затрепетавшее, застыло от тягостного предчувствия.

– Так значит… они возвращаются?..

– Пока нет… то есть, Джейк – да, скоро… а Эд…

– Ну?.. – Мэг видела, что Пиа с трудом переводит дыхание, но едва справлялась с желанием встряхнуть ее и вынудить говорить яснее – и быстрее… Мисс Буршье прекрасно это понимала и, сделав успокаивающий жест, наконец-то вытащила конверт, тщательно спрятанный на груди. Он был надписан четким и крупным почерком мистера Штерна.

– Пиа! А где же мое письмо?

Щеки Пиа из персиковых сделались малиновыми, лицо стало виноватым:

– Тут тебе не письмо, а открытка… она не пришла отдельно, а была вложена в письмо Джейка… вот она, смотри!.. то есть, читай…

То, что Эдвард писал на адрес Буршье, было совсем неудивительно: этот способ связи они установили сразу же, он по многим причинам оказался куда удобней и безопасней, чем письма до востребования. Но никогда прежде он не посылал известий таким странным способом – открытка, вложенная в чужое письмо…

Скрывая разочарование, Маргарет молча приняла из рук Пиа карточку с изображением горы, перевернула ее и пробежала глазами несколько строк:

«Моя любимая, я как никогда близок к удаче… верь в меня и подожди еще немного. И что бы ни случилось со мной дальше, знай: ничто и никогда не изменит моих чувств к тебе. Все, что я ищу здесь, и все, что делаю – только ради тебя. Твой Эд. PS – не верь слухам, не слушай Джейка, он чересчур торопится, жди вестей от меня. PPS – прости за краткость, я постоянно занят на руднике. Люблю. Люблю!»

Мэг бессознательно прижала открытку к губам, прикрыла глаза… и, что с ней происходило крайне редко, почувствовала себя беспомощной, сбитой с толку. Долгожданные известия были очень важными, но сведения такими скудными и противоречивыми, что вместо радости наполняли душу горькой тревогой. Найденное в горах золото – если оно и в самом деле найдено – с учетом всех сопутствующих обстоятельств могло стать не благословением, а проклятием… одно то, что Эдвард променял возможность легко и быстро вернуться домой, вернуться к ней, чтобы быть вместе, несмотря ни на что, на новый фанатический поиск, и предпочел запереться на руднике, ранило Маргарет больнее, чем все четыре года разлуки. И еще больнее становилось от вскользь брошенного подругой «Джейк скоро возвращается».

Получалось, что для Джейкоба Штерна всего важнее и желаннее была Пиа Буршье, ради нее он готов был оставить все, а Эдвард Лэндсбери, хоть и утверждал, что думает об одной Маргарет, что живет ею и для нее, самым важным считал найденное золото.

Мэг не хотела верить в это… но не могла слепо игнорировать факты. Обманывать саму себя ради ложного ощущения счастья было не в ее характере.

Примечания:

1.Грум – особый слуга, нередко юноша или мальчик, в чьи обязанности входило верхом сопровождать всадника или экипаж. Иногда грумы ездили и на запятках кареты, но чаще все же верхом. Грум также присматривал за хозяйской лошадью, мог контролировать работу конюха или выполнять обязанности берейтора.

2. Фасон амазонки с особым кроем юбки и важная деталь в виде нижних брюк со штрипками это позволял; такие модели в 80-х годах 19 века были очень популярны, и предшествовали женским галифе. Распространение они получили именно потому, что все больше и больше женщин предпочитали мужской стиль езды и отказывались от дамского седла.

3. Город Гилфорд, административный центр графства Суррей.