Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 5
ЧАСТЬ 2. АЛМАЗНЫЙ БЛЕСК
1881—82 годы, Англия
ГЛАВА 2. Обед у мистера Штерна
ОглавлениеВсадница в малиновой амазонке кружила по манежу верхом на гнедом тонконогом жеребце. На высокой шляпке не было вуалетки или перьев, но переливалась сиянием драгоценная пряжка, напоминавшая фантастический цветок. Длинные золотистые локоны бились на ветру.
Берейтор, в длинном кожаном жилете, надетом поверх белой рубашке, и парусиновых штанах, на американский манер заправленных в сапоги, держал наготове шамберьер (1) и неотрывно следил за всадницей, но не стремился сам направлять ее или командами сдерживать горячего скакуна. Девушка и конь без сомнения нашли общий язык, работали грациозно и слаженно, любое стороннее вмешательство лишь навредило бы.
Ясная погода и потоки весеннего света, льющиеся с небес, добавляли красок этой живописной картине. Но свет, вероятно, был слишком ярким для глаз Джейкоба Штерна, поскольку он видел в манеже блондинку, а Клэйтон Кроу собирался жениться на брюнетке. Эту деталь Штерн запомнил совершенно точно, поскольку она играла важную роль в недавней сделке. Именно для невесты – то есть для брюнетки по имени Пиа Буршье – и предназначался великолепный подарок в виде чистокровного скакуна, и если не она сидела сейчас на спине Юпитера, то кто же? И куда мистер Кроу подевал свою нареченную?..
Джейкоб задавал себе эти щекотливые вопросы, пока шел по широкой тропинке, ведущей к манежу от здания конюшни, и пытался заранее определить линию поведения, если окажется, что Клэйтон, точно в кадрили, поменял даму, или мисс Буршье по какой-то причине отвергла жениха… но помолвка была в силе. Штерн убедился в этом, как только обогнул леваду и увидел Кроу, стоящего у заграждения под руку с темноволосой девушкой в голубой амазонке и серой шляпке с вуалью. Такой наряд шел ей изумительно, хоть и казался скромным на фоне малинового великолепия…
Джейкоба отчего-то охватило смущение, ему захотелось замедлить шаг, постоять в отдалении от молодой пары и тихо полюбоваться на юные счастливые лица, на горделивую улыбку Клэйтона, всем довольного и уверенного в себе, и на нежный румянец, мягкие очертания лица и гибкую белоснежную шею мисс Пиа.
Увы, тренированный слух охотника обмануть было сложно, Кроу обернулся и первым окликнул Штерна:
– Приветствую вас, любезный хозяин! Какая приятная неожиданность! Ваш слуга, передавая мне позавчера вашу записку, подтвердил, что вы собираетесь в Портсмут на целую неделю…
– Добрый день, мистер Кроу. Верно, собирался, однако вчера у нас… гмммм… у Яхонтовой стрекозы случилось прибавление семейства, и это вынудило меня поменять планы и задержаться.
Клэйтон понимающе покачал головой и хотел уже поинтересоваться, кто же появился на свет – кобылка или жеребчик, однако спохватился, что нарушает приличия, и поспешил исправить дело:
– Разрешите представить вас моей невесте… Мистер Джейкоб Штерн, полновластный владелец здешних угодий – мисс Пиа Буршье, полновластная владычица моего сердца…
При этом представлении, скорее шутовском, чем галантном – по крайней мере, так показалось Штерн – девушка слегка покраснела и скромно опустила глаза.
– Я очень рад чести нашего знакомства, – от сердца проговорил Джейкоб, и неожиданно для самого себя добавил: – Позвольте поцеловать вашу руку, мисс Буршье.
Она протянула ему руку, под аккомпанемент вежливой фразы, что тоже весьма рада, и все прочее, положенное по этикету, но слова были совсем не важны, ему было достаточно движения губ и улыбки, осветившей милое лицо девушки.
«Старый дурак! Она по возрасту годится тебе в дочери!» – резко одернул его кто-то внутри, и Джейкоб, согласившись с этим критиком, смутился и отругал самого себя за сентиментальность и слишком уж чувственное прикосновение губами к тонким пальцам Пиа.
Кроу, к счастью, не заметил или не пожелал заметить волнения Штерна, ему гораздо интереснее было поделиться впечатлениями от испытания Юпитера. Джейкоб с улыбкой слушал его вдохновенный рассказ, испытывая законную гордость заводчика за похвалы жеребцу из своей конюшни, а когда Клэйтон сделал паузу, чтобы перевести дыхание, заметил:
– Осторожнее, мистер Кроу… Вы так превозносите Юпитера, что мне уже хочется кусать локти из-за того, что я уступил в цене!.. – но мысль о том, что верхом на этом прекрасном коне будет ездить прекрасная молодая дама… (он церемонно поклонился в сторону Пиа) примиряет меня с потерей.
– Да, мистер Штерн, это и в самом деле будет прекрасная молодая дама! – засмеялась Пиа. – Вот только это буду не я, а моя милая подруга, мисс Маргарет Гилфорд… посмотрите, вы только посмотрите, как чудесно она держится в седле!.. Это же настоящая богиня Диана… хотя нет, Маргарет не слишком любит охоту, она замечательная наездница, но никогда не участвует в гоне… (2)
– Ах, вот оно что! А я как раз гадал, кто же эта отважная белокурая амазонка… Стало быть, мне оказана двойная честь!
– Что ты хочешь сказать, Пиа? – в беспечном щебете избранницы Клэйтон уловил нечто, что ему не понравилось, и он решил сразу же прояснить ситуацию. – Ты… отказываешься ездить на Юпитере?
Вопреки ожиданиям, Пиа нисколько не стушевалась, а смело взглянула ему в глаза и подтвердила:
– Да, я хочу, чтобы ты подарил его не мне, а Маргарет… ты ведь говорил, что он мой, полностью мой?
– Конечно, я так говорил, дорогая, но…
– Значит, ты не нарушишь своего слова, Клэй, и позволишь мне сделать, как я хочу! Ты же видишь, как Юпитер носит Маргарет, они созданы друг для друга, посмотри, мистер Лэндсбери даже не вмешивается!.. А я… я буду смотреться на таком коне как огородное чучело, с растопыренными руками и вытаращенными от страха глазами.
– Мистер Лэндсбери мог бы давать тебе уроки.
– Да, и ему придется учить меня целый год, чтобы я хотя бы перестала зажмуривать глаза!.. Нет, Клэй. Нет-нет-нет. Вот Маргарет и учить не надо, она сама, пожалуй, могла бы уроки давать… С меня вполне хватит и Артишока, надеюсь, они подружатся с Юпитером, и мы все вместе сможем ездить на прогулки.
Лицо Кроу сделалось таким несчастным, что Штерну стало его жалко, однако и Пиа была прекрасна в дружеском порыве – ей и в голову не приходило усмотреть в своем решении хоть что-то огорчительное для жениха. Само собой, юная девица не могла знать суммы, заплаченной Клэйтоном за Юпитера, и тем более не понимала, что подобные подарки от жениха невесте – не каприз, а в своем роде инвестиция в будущую семью, начало домашнего капитала. Это соображение отрезвило Джейкоба, и он решил придти на помощь Кроу:
– Дорогая моя мисс Буршье, полагаю, столь серьезный шаг требует обдумывания… И, может быть, мы сперва узнаем мнение мисс Гилфорд? – интуиция подсказывала ему, что дочь лорда Чарльза намного лучше разбирается в нюансах деловых отношений, и проявит меньше восторженности и больше здравомыслия.
****
Мистер Штерн любил «сельские обеды» – такой обед организовывался для него каждый раз, как он приезжал в конюшни с раннего утра и оставался до позднего вечера. Зимой и в дождливую погоду трапезу подавали в просторной столовой жилого флигеля; в теплое время года и в ясные дни большой стол накрывался в саду под деревьями.
С тех пор, как Эдвард Лэндсбери решил, что содержать себя с помощью работы не зазорно для отпрыска благородного семейства (куда хуже вечно сидеть без гроша в ожидании тех крох, что семья могла выделить младшему сыну в качестве месячного содержания), и нанялся к Штерну берейтором, он не пропустил ни одного обеда с патроном. Джейкоб постоянно приглашал его, по всем правилам, как джентльмен – джентльмена, и ни разу не дал Эдварду ни малейшего повода ощутить себя привилегированным слугой. Они общались на равных, несмотря на несколько ложное положение молодого эсквайра и солидную разницу в возрасте: Лэндсбери было всего двадцать два года, Штерну уже стукнуло сорок. С каждым разом их беседы становились все более дружескими и доверительными.
Джейкоб не скрывал, что, несмотря на повсеместную славу его скакунов и регулярные их выигрыши на состязаниях, дела у конезавода идут не так чтобы блестяще… да и все прочие дела, включая семейные, изрядно расстроены. Много сил и средств поглощала земельная тяжба с соседом, и Штерн опасался, что если проиграет очередной суд (а это было более чем вероятно), на его имущество наложат арест, ибо от активов остались одни ошметки… а значит, придется продавать лошадей и, что называется, закрывать лавочку.
– Что же вы будете делать, если это произойдет, мистер Штерн? – прямо спросил Эд, когда впервые услышал о денежных затруднениях патрона: эта весть была дурной и неожиданной, ибо хозяйство выглядело процветающим, а жалованье всем, кто работал на Джейкоба, выплачивалось сполна и без задержек. – У вас есть план… на случай шторма?
– Есть, – Джейкоб улыбнулся с неожиданным озорством. – Если худшее случится, значит, бояться больше нечего… и обязательства перед семьей не оставят мне иного выбора, кроме как отправиться на охоту за сокровищами.
– За настоящими сокровищами?
– За всамделишными.
– Куда же вы хотите отправиться? В Индию, искать клады древних махараджей, в развалинах городов, затерянных в джунглях?
– Нет… в Африку, а если быть точным – в Капскую колонию, в долину реки Вааль. Я мечтаю об алмазах, мистер Лэндсбери. С тех самых пор, как на Парижской выставке – тому уже почти четырнадцать лет – впервые увидел прекраснейший камень, сверкающий, как целая сотня звезд, найденный на берегу Оранжевой реки, меня не покидает мысль самому поехать туда и заняться алмазным промыслом.
Услышать такие речи из уст мистера Штерна, почтенного отца семейства и трезвомыслящего прагматика, было столь же удивительно, как любовный сонет – из уст пастора на воскресной проповеди. Эд, конечно, знал об алмазной лихорадке, что десять лет подряд сотрясала умы, он вырос под аккомпанемент сенсационных сообщений о грандиозных находках в Капской колонии и в Натале, о целых россыпях сверкающих камней, и о знаменитом грушевидном бриллианте «Звезда Южной Африки», весом почти в пятьдесят карат, за баснословную сумму приобретенном графиней Дадли… его по-мальчишески пылкое воображение волновали эти истории, но до недавнего времени он никогда не думал о себе как об искателе сокровищ, и тем более – алмазном старателе. Но слова Джейкоба пали на благодатную почву, и мало-помалу Эдвард вовлекся в мечты о путешествии на край земли, о приключениях и опасностях, что непременно придется пережить, и о награде, что увенчает все усилия, в виде заслуженного и баснословного богатства.
Само собой, ни он, ни тем более мистер Штерн, с утра до вечера погруженный в заботы, не собирались все бросать и срываться с места ради погони за химерой алмазного блеска… мечты пока что оставались мечтами. И все же эта мечта сперва стала общей для Джейкоба и Эдварда, стала предметом долгих разговоров – и незаметно сблизила, положив начало дружбе.
Совместные обеды после работы с лошадьми были как раз тем временем, когда они могли без помех и лишних свидетелей поговорить о чем угодно, и даже поделиться секретами.
Визиты гостей на конезавод вносили коррективы в меню и темы застольных бесед, но больше ни на что не влияли – Эд все равно получал приглашение, и уже несколько раз случалось так, что его принимали за старшего сына мистера Штерна…
Для Джейкоба это было скорее огорчительно, чем забавно, ибо заставляло вспомнить о возрасте и о том, что надежды, возлагаемые на кровных наследников, могут и не оправдаться; а Эдвард нелояльно думал, что, будь он в самом деле сыном Штерна – единственным сыном, а не четвертым младшим отпрыском в роду Лэндсбери – его исходные возможности были бы куда шире, хотя бы в части получения достойного образования. Да и во всем прочем, что составляет удачу молодого джентльмена, тоже…
Работать с лошадьми ему нравилось, но провести всю жизнь в берейторах не входило в планы. Поначалу он думал просто скопить денег и податься в Новый Свет, купить там небольшое ранчо, и по примеру Штерна заняться разведением породистых скакунов, но только все делать по своему усмотрению.
Увы, копить деньги оказалось чертовски скучно, и не составляло труда подсчитать, что при нынешнем жалованье, даже с учетом премиальных и прочих доходов, потребуется лет десять, чтобы обзавестись стартовым капиталом. Время от времени Эд рисковал, садился играть в карты по-крупному, ставил на скачках – в приличном обществе, хоть и смотрели косо на подобные развлечения, все же признавали за джентльменом право поддаваться демону азарта. Пресловутая честь нисколько не страдала, при условии соблюдения негласных правил приличия за игрой и своевременной отдачи долгов; но Эдварду то везло, то не везло, а неумение планировать расходы нередко оставляло его на мели в самый неподходящий момент.
Примерно полгода назад Клэйтон Кроу ввел его в один из лондонских клубов, на правах «половинного членства», это позволяло Лэндсбери, играя в паре с Кроу, время от времени принимать участие в играх с большими ставками. Однажды они одержали сокрушительную победу, сорвав банк в десять тысяч фунтов, но согласились на матч-реванш, и потеряли почти все… Отыграться они так и не сумели, а Клэй еще и затеял ссору с одним из игроков, в лицо обвинив его в жульничестве. Драки удалось избежать, но вспышка темперамента обошлась Клэйтону весьма дорого – его исключили из клуба, да и доступ в другие приличные заведения оказался затруднен.
После этого случая Клэйтон получил чудовищный нагоняй от отца, вместе с угрозами лишить наследства и требованием «немедленно жениться на приличной девушке, либо проваливать обратно в Африку!» – и офицер, недавно вышедший в отставку, за время зулусской войны досыта наевшийся крови и боли, почел за лучшее проявить послушание…
Эда никто не бранил – его родители пребывали в благостном неведении – но он на некоторое время остыл к картам и стал искать другие способы схватить удачу за хвост. Он даже подумывал попросить Клэя о протекции, чтобы экстерном сдать экзамен на младший офицерский чин и вступить в колониальные войска, это дало бы и перемены, и приключения, и новые возможности… однако Кроу резко отсоветовал ему идти в армию, а за бутылкой виски признался, что поступление в военную академию было самой ужасной ошибкой в его жизни, не говоря уж о том, что пришлось пережить в Африке.
– Если хочешь непременно умереть молодым, то, по крайней мере, проведи оставшиеся годы как можно веселей и приятнее, по своему вкусу, насладись всем, чем можно, и постарайся устроить себе пышные похороны! И пусть обстоятельства твоего последнего часа зависят от тебя, а не от тупого армейского командира или толпы дикарей! – таким было напутствие Клэйтона.
Эдвард в глубине души считал мнение старшего приятеля об армии несколько предвзятым, и знал, что разочарование Кроу в британских общественных идеалах связано с некоторыми его наклонностями, весьма осложняющими жизнь со времен отрочества, когда он был отчислен из Итона… и доучивался в школе попроще, где они и подружились, несмотря на трехлетнюю разницу в возрасте (что для школяров сравнимо с глубокой пропастью). Так что мысли о военной карьере бродили в голове Лэндсбери до тех пор, пока мистер Штерн не заронил в нее мечту об алмазах и о жизни среди дикой природы, в Капской колонии.
«Что ж, если Клэй женится и посвятит себя супруге и производству здорового потомства, а патрон объявит о банкротстве и распродаст лошадей, может, оно и к лучшему? Отсутствие выбора означает всего лишь, что этот выбор уже сделала судьба… Джейкоб наверняка соберет все оставшиеся деньги, чтобы худо-бедно обеспечить семью, и отправится за море, добывать себе новое состояние. Так почему бы мне не сделать то же самое, у меня причин оставаться в Англии еще меньше, чем у Джейкоба или Клэя!» – рассуждая так, Эдвард приходил ко все большему согласию с самим собой, и порою фантазия об Африке становилась такой явственной, осязаемой, что за рядами дубов, буков и тисов ему мерещились пальмы, в ночной тиши слышалось басовитое рыканье пантер… а во сне он видел себя стоящим на берегу реки, рядом с целой грудой алмазов, лежащих в синеватой глине, и сияющих, как тысяча солнц. Эти сны волновали его сильней, чем любовная лихорадка… до сегодняшнего дня, когда он впервые встретился взглядом с голубыми глазами Маргарет Гилфорд – и сердце его упало в кипящее пламя.
Алмазный блеск потускнел в сиянии золотых волос. А отвага и грация юной дамы, оказавшейся превосходной наездницей, окончательно покорили Эда. Он по уши влюбился за считанные минуты, и не мог убедить себя в обратном, даже если бы захотел.
Маргарет явно не нуждалась в опеке, но почему-то приняла помощь Эдварда: садясь в седло, позволила поддержать стремя, а спускаясь потом на землю – оперлась на предложенную руку… Устоять перед искушением было невозможно, он чуть-чуть сжал пальцы, и ему показалось – быть может, лишь показалось… – что уловил легчайшее ответное пожатие.
О, это была настоящая ловушка страсти! – и все мысли Эда обратились к поискам повода не расставаться сразу же после «урока», побыть рядом с Маргарет еще хоть полчаса. Для начала, поскольку в глубине души он уже знал, что пойдет на штурм крепости, и не отступит ни за что.
Мистер Штерн, нежданно появившийся возле манежа, как бог из машины, именно богом себя и проявил: всех пригласил на обед – и Клэйтона с мисс Буршье, и мисс Гилфорд, и его, Эдварда Лэндсбери. По непонятной причине патрон выглядел очень радостным и воодушевленным, и был так гостеприимен, что, найдись способ посадить за стол Юпитера, пригласил бы и его…
****
– Боже мой, как все вкусно пахнет и аппетитно выглядит! На свежем воздухе я страшно проголодалась! – простодушно заметила Пиа, едва они заняли места за большим деревянным столом, что стоял в тени раскидистых каштанов и старых лип, на широкой площадке, вымощенной каменными плитами, и при этом был застелен белоснежной крахмальной скатертью и накрыт с необыкновенным изяществом.
– Надеюсь, что наша простецкая деревенская еда вас не разочарует, мисс Буршье… – ответил Штерн и сам с непритворным беспокойством оглядел стол – всего ли вдоволь, все ли подано, как полагается?.. Йоркширский пудинг и пастуший пирог, предназначенные на закуску, и впрямь смотрелись аппетитно, так и просились в рот, суп из бычьих хвостов, налитый в красивую супницу, густым запахом дразнил обоняние. Паштет, только что взбитое масло и свежеиспеченный пшеничный хлеб дополняли сельский натюрморт.
– О, не тревожьтесь об этом, мистер Штерн… – промолвил Клэй саркастически. – Если кого-то сегодня и постигло жестокое разочарование, то вовсе не мою дорогую Пиа.
Пиа уловила иронию, но ничего не сказала, покраснела и опустила глаза, а Джейкоб с упреком посмотрел на Клэйтона, давая понять, что джентльмену не стоит открыто выражать свое недовольство поступками дамы.
Маргарет в удивлении пронаблюдала эту пантомиму, понимая, что между ее подругой и женихом что-то произошло, пока она ездила верхом – но Пиа, пока они шли от манежа к жилому флигелю, ничего ей не сказала, да и Мэг не припоминала, чтобы видела или слышала ссору. И все же в воздухе повисло ощутимое напряжение… настолько ощутимое, что она сочла возможным осведомиться:
– Что случилось, друзья мои?
Сидящие рядом с ней джентльмены – Лэндсбери и Штерн – обменялись вопросительными взглядами. Обращение «друзья мои» к едва знакомым мужчинам прозвучало из уст прекрасной благовоспитанной леди весьма… фривольно. Но Эдвард поймал себя на том, что был бы рад принять его на свой счет…
Клэйтон натянуто улыбнулся и хотел было исправить свой промах подходящей к случаю шуткой, но Пиа опередила его:
– Ты великолепно смотрелась верхом на Юпитере, Мэгги… как царица амазонок!
– Спасибо, моя дорогая, но право, ты меня перехваливаешь.
– Вот и не перехваливаю! От тебя глаз было не оторвать, особенно на галопе! Все джентльмены это подтвердят. Не правда ли, господа? – она обвела маленькую мужскую компанию суровым – едва ли не свирепым – взглядом карих глаз, и джентльмены послушно закивали.
– И вы согласны, все согласны, что Юпитер – сказочный конь?..
Последовали новые кивки мужских голов.
– Вот! А я на него побоялась даже сесть… и вряд ли сяду, пусть меня хоть сам герцог Йоркский уговаривает…. не сяду ни за что! В таком случае, господа, разве несправедливо мое желание дать сказочному коню достойную его наездницу, вместо трусливой неумехи?..
Джентльмены переглянулись… и снова закивали.
«Как дрессированные пони…» – подумала Мэг и прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку… но Эдвард, что все время смотрел на нее, особенно не таясь, наверняка понял, что ей смешно – потому что вдруг сам открыто улыбнулся.
Это становилось совсем уж неприлично, как будто они флиртуют друг с другом, однако Маргарет не чувствовала ни малейшего раскаяния. Она уважала правила как некий общий принцип мироустройства, и в то же время любила их нарушать, если они шли вразрез со здравым смыслом, духом времени или с ее личными представлениями о должном и недолжном, допустимом и недопустимом.
По-настоящему неловко Мэг сделалось, когда до нее дошел смысл заявления Пиа, и сейчас же стало понятно, почему мистер Кроу дуется, а в воздухе пахнет грозой.
– Сорока, что ты придумываешь?.. – шепнула она одними губами, почти на условном языке жестов, разработанных подругами еще в школе, чтобы болтать на уроках без риска получить взыскание. А вслух постаралась мягко урезонить мисс Буршье:
– Пиа, ты слишком любишь гиперболы и превосходные степени, а я предпочитаю баланс… Я не такая уж хорошая наездница, а ты – не настолько плохая. Юпитер очень славный и послушный, прекрасно обученный: сразу сбавил темп, когда я на галопе упустила стремя… Мистер Лэндсбери даст тебе несколько уроков, и через месяц-другой ты будешь смеяться над своими страхами!
Кроу снова кивал на каждом ее слове, и каждая черта его подвижного лица с острыми тонкими чертами выражала полное согласие… сейчас он верил в способность мисс Гилфорд убеждать больше, чем мусульманин в закон пророка Мухаммеда.
– А я думаю, что мистер Лэндсбери должен дать тебе несколько уроков, и тогда осенью ты выиграешь все дамские пари на лисьей охоте!.. Вас с Юпитером никто не обойдет, ни леди Грейсток, ни мисс Мэри Кортни.
– От кого я это слышу? – засмеялась Маргарет. – Пиа, ты меня поражаешь! Ты все равно не поедешь на лисью охоту, ты же ее ненавидишь, значит, и ни в каких дамских пари участвовать не будешь…
– Нууу… к моменту охоты я ведь уже выйду замуж, а Клэйтон ее ни за что не пропустит, правда же, Клэй?..
– Правда…
– Ну вот, значит, и мне придется поехать! И мне ужасно хочется увидеть, как ты верхом на Юпитере утрешь всем нос.
Лицо Кроу снова стало несчастным. Разговор прервался на то время, что слуга разливал по тарелкам суп, и пока Маргарет, переглядываясь с Эдвардом, обдумывала дальнейшую стратегию – чувствуя, что они с молодым человеком точно заговор составляют, хотя он не проронил ни слова – вмешался Джейкоб:
– Мисс Буршье, раз в запасе еще есть несколько месяцев, почему бы вам вдвоем с мисс Гилфорд не брать уроки у мистера Лэндсбери?.. Полагаю, это компромиссное решение помогло бы сгладить все возникшие противоречия, а для меня… – он покраснел, как мальчишка, запнулся, но быстро овладел собой и закончил твердым голосом:
– Для меня будет большим счастьем видеть вас… и мисс Гилфорд… у себя в гостях хотя бы раз в две недели.
Клэйтон с неприятным удивлением воззрился теперь уже на мистера Штерна, в чьих словах ему послышалось некое желание, не совсем приличествующее почтенному отцу семейства – и хотел было пресечь эту попытку ухаживания с помощью любезной колкости… но неожиданно к Джейкобу присоединился Эд, и щедро плеснул масла в огонь:
– Я полностью согласен с вами, мистер Штерн… видеть мисс Гилфорд и… мисс Буршье – несомненное счастье, великое счастье, сравнимое разве с возможностью давать прекрасным дамам уроки выездки.
Примечания:
1.Шамберьер – длинный и гибкий бич, основное «оружие» дрессировщика. Используется для туширования (направления, побуждения лошади выполнить действие), кроме того, шамберьер в руках дрессировщика в различных положениях, как и передвижение самого дрессировщика на манеже, служат также регулированию и направлению движения лошадей и выполнению ими трюковой работы.
2. Гон зверя действительно считался не дамским занятием именно по причине его жестокости. Женщины обычно сопровождали охотников до момента начала травли, и пока мужчины преследовали дичь, оставались на привале в ожидании трофеев. Но к середине 19 века, в том числе и с развитием идей эмансипации и феминизма, отважные или малочувствительные дамы стали участвовать в гоне наравне с мужчинами.
3. Имеется ввиду Парижская выставка 1867 года, куда губернатор Капской колонии сэр Филипп Вудхауз отправил первый алмаз, найденный на берегу реки Оранжевой.