Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 8

Графство Суррей, поместье Гилфорд-парк

10—12 мая 1881 года

– Доброе утро, папочка! – сияющая Маргарет впорхнула в столовую. Яркое майское солнце играло в ее волосах, еще не уложенных в строгую прическу, но подхваченных сзади тонкой сеткой, и превращало пряди цвета бледного золота в струящееся золотое пламя. Легкие рукава и длинные полы матинэ из тончайшего голубого батиста, обшитого валансьенским кружевом, подобно крыльям стрекозы, трепетали от каждого движения девушки.

Лорд Чарльз, сидевший за столом в ожидании, пока лакей положит ему на тарелку французский омлет с зеленью и артишоками, величаво кивнул:

– Доброе утро, мисс. Обращаю ваше внимание, что вы опоздали к столу более чем на пять минут… поэтому я приступил к завтраку без вас.

– Прости, папочка, мне с утра принесли приглашение, я должна была сразу же дать ответ, поэтому задержалась, – не моргнув глазом сообщила Мэг, тем более, что говорила почти что правду – она с самого рассвета, едва проснувшись, занималась тем, что писала длинное письмо. Письмо предназначалось Эдварду. И приглашение, требовавшее немедленного ответа с передачей посланнику (каковым был личный слуга Клэйтона Кроу), ей тоже принесли далеко не случайно… но Маргарет резонно полагала, что лорду Чарльзу совсем не обязательно знать подобные нюансы. Леди Амелия без конца заводила с ней нудные и неприятные разговоры о том, как важно беречь здоровье – беречь смолоду, а уж в зрелом возрасте и подавно – намекая на традиционную зимнюю поездку Гилфордов и Кавендишей в Ниццу и Канны. В этом году Мэг по многим причинам не хотелось ни в Ниццу, ни в Канны, но кое в чем она была согласна с «дуэньей», как про себя называла Кавендиш, и на свой манер старалась беречь покой и нервы лорда Чарльза.

Она своим излюбленным кошачьим маневром подобралась сбоку к отцу, делающему вид, что полностью поглощен намазыванием мармелада на гренок, поцеловала его в щеку – и осталась очень довольна, когда легкая морщинка на лбу лорда Чарльза разгладилась, а на губах появилась улыбка:

– Ну хорошо, хорошо, подлиза… Прошу тебя, займи свое место, пока омлет еще не окончательно остыл.

Мэг покладисто кивнула, села напротив отца, вдохнула ароматы свежего масла и запеченных яиц, пряной зелени, поджаристых гренок, пышных горячих булочек с корицей – и с удивлением поняла, что очень голодна… Обычно по утрам она ограничивалась чашкой кофе, яйцом всмятку и парочкой тостов, но с некоторых пор аппетит у нее стал значительно лучше, чему весьма радовалась миссис Пибоди, кухарка, служившая Гилфордам почти тридцать лет.

Лорд Чарльз тоже замечал перемены в настроении, поведении и домашних привычках дочери, и эти перемены его скорее озадачивали, чем радовали… поскольку странным образом напоминали то, что он много лет безуспешно пытался позабыть.

Маргарет, едва успев сделать глоток кофе и прожевать кусочек омлета – он был поистине восхитителен – почувствовала на себе пристальный взгляд отца, подняла голову и улыбнулась:

– Что, папочка? Я сегодня плохо выгляжу?

– Ты выглядишь как самая прекрасная роза в моем саду… – лорд Чарльз не лукавил, он любовался дочерью, и, как всегда, отмечал ее сходство с матерью… сходство, вызывающее тупую боль в сердце, но боль помогала ему не терять нить беседы:

– От кого же ты получила приглашение?

– От Пиа.

– Я мог бы догадаться и сам… что на этот раз придумала твоя подруга? Заседание дамского клуба любителей кошек «Пушистая мурлыка», благотворительное чаепитие в обществе защиты лисиц, посещение обсерватории? А может быть, кормление китайский рыбок в садах Эксбери?

Тонкие брови Маргарет слегка дрогнули:

– Ты напрасно иронизируешь, папа… Мы с Пиа любим не просто развлекаться, но и делать что-то полезное. Ты ведь с детства учил меня не тратить время попусту, все начинать с порядка и в разумных пределах помогать ближним.

– Вот именно – в разумных пределах! А ты все свое свободное время тратишь на мисс Буршье… или на верховую езду!

Неожиданное упоминание верховой езды и явное раздражение отца слегка насторожили Мэг, но она не подала вида, снова отпила из чашки и проговорила с легкой укоризной:

– Папа, Пиа моя лучшая подруга. Со школьных лет.

– Но Эдит Шрусбери, Мэри Треверс, Стефани Вуд тоже твои подруги. А ты совсем их забросила. Не поехала на пикник к Треверсам, пропустила именины у…

– Папочка, ну ты же прекрасно знаешь, что все эти девицы -не такие, как Пиа!

«Это уж точно…» – подумал лорд Чарльз, но смолчал, чтобы не рассердить дочь по-настоящему. В глубине души ему было приятно, что она так вступается за подружку, преданность дружбе в его картине мира всегда стояла выше многих добродетелей, и Маргарет своей горячностью подтверждала, что в жилах у нее течет благородная кровь Гилфордов:

– …И она скоро выходит замуж. Конечно, я стараюсь бывать с ней как можно чаще, ведь, став миссис Кроу, она уедет на целых два месяца, да и потом не сможет распоряжаться собой как раньше… увы, увы, увы.

– Не «увы», а хоть какая-то польза от всей этой суеты со свадьбой! – проворчал лорд Чарльз. -Так что же, сегодняшнее приглашение тоже связано с предстоящим бракосочетанием мисс Буршье?

– Ты угадал. Она получила из Франции новые модные журналы, и мы должны наконец-то выбрать фасон для ее свадебного платья… и заодно для моего, мне ведь тоже нужно новое платье для такого торжества. А времени остается в обрез, меньше трех месяцев. Нужно еще посмотреть кружева, атласные ленты, и…

– Хватит, хватит! – поспешно прервал лорд Чарльз и поднял ладони вверх. – Сдаюсь… не замечал, чтобы ты раньше так увлекалась кружевами и оборками, но, видно, в слове «свадьба» заключена магия, укрощающая самых непокорных дочерей Евы.

– Ты даже не представляешь, папа, насколько ты сейчас прав… – загадочно улыбнулась Маргарет, и в ее голубых глазах, красиво оттененных цветом матинэ, появилось мечтательное выражение… что не ускользнуло от внимательного отцовского взгляда.

Лорд Чарльз вздохнул и веско проговорил:

– Молюсь и уповаю, чтобы пример твоей подруги повлиял на тебя… и ты, наконец, сообщила мне имя достойного и порядочного джентльмена, что вскоре явится просить твоей руки.

Вопреки обыкновению, Маргарет не стала спорить и не принялась тут же высмеивать знакомых молодых людей, проявлявших к ней недвусмысленный интерес, и заметила довольно кротко:

– Все возможно, папа… как говорит леди Амелия – на все воля Божья. Но если рядом со мной появится по-настоящему достойный джентльмен, и намерения его будут серьезны, обещаю, ты узнаешь об этом раньше всех.

– Я очень рад, что ты именно так рассуждаешь, Маргарет…

Лорд Чарльз допил кофе, немного помолчал и спросил:

– А кто такой мистер Лэндсбери? Тот самый, что дает тебе и мисс Буршье уроки верховой езды.

При имени Эдварда, сорвавшегося с губ отца, сердце Маргарет пустилось вскачь, но рука, держащая тонкую голубую чашечку из севрского фарфора, не дрогнула, а лицо осталось спокойным и безмятежным:

– Ты же сам ответил на свой вопрос, папа… Он берейтор. И мастер своего дела.

– Я бы хотел с ним познакомиться.

При новом неожиданном заявлении лорда Чарльза, сделанном непререкаемым тоном, сохранять внешнюю беспечность стало еще сложнее, но Маргарет справилась. Она подлила себе кофе – он сегодня казался особенно вкусным – взяла булочку, отломила хрустящий кусочек, поджаристый снаружи и воздушный внутри, положила в рот и удовольствием прожевала… Минута форы дала ей возможность собраться с мыслями и проговорить как ни в чем не бывало:

– Ты собираешься присутствовать на моем следующем уроке, папа, или мне следует отправить лакея… передать мистеру Лэндсбери приглашение на обед?

Лорд Чарльз искоса взглянул на дочь и, оценив «ход ладьей», хмыкнул: регулярная игра в шахматы шла на пользу умственным способностям Маргарет, впрочем, и без того весьма незаурядным… и сделал ответный ход:

– Ни то, ни другое, мисс. Ты же знаешь, что забота о Peristeria Elata поглощает все мое время.

– Знаю, папа, но ведь она так и не зацвела, вы с леди Амелией напрасно прождали три дня…

– Не зацвела, но может зацвести в любой момент! – и, даже если проклятая подагра перестанет меня мучить, я не покину пределы поместья, пока это не произойдет. И по той же причине я сейчас не даю обедов и не приглашаю гостей… исключая, разумеется, моего доброго друга, леди Кавендиш, и ее сыновей.

Маргарет подумала, что «добрый друг леди Кавендиш» спит и видит, как бы насовсем переехать в Гилфорд-парк, вместе с обоими сыновьями, тремя мопсами и ящиком с саженцами цветов, модных в высшем свете… но благоразумно оставила эту мысль при себе и улыбнулась с деланным простодушием:

– Я понимаю, ты очень занят, но… как же в таком случае ты собираешься повидать мистера Лэндсбери?

– С помощью мистера Штерна.

– Что? Мистера Джейкоба Штерна?

– Да. Ведь мистер Лэндсбери, если я ничего не путаю, именно в его конюшнях служит берейтором, и там же объезжал восхитительного гнедого скакуна, предназначенного в подарок будущей миссис Кроу.

Удивление Маргарет росло, она никак не могла уловить, что же, в конце концов, задумал лорд Чарльз – и откуда ему вообще стали известны такие подробности насчет Эдварда?.. – и поторопила отца высказаться яснее:

– Ты ничего не путаешь, но меня – запутал! Мистер Лэндсбери в самом деле работает с лошадьми мистера Штерна, так почему же… оооо… значит, это мистер Штерн рассказал тебе что-то, вызвавшее твой интерес?

– Да. – лорд Чарльз выглядел очень довольным, что ему удалось сбить Маргарет с толку; он бы еще немного поинтриговал дочь, но мальчишеское желание похвастаться удачей победило:

– Позавчера он приезжал ко мне, чтобы получить мою подпись на документе, нужном ему для земельной тяжбы… это сильно повысит его шансы выиграть процесс и поправить дела. И в знак благодарности за мою протекцию он почти согласился продать мне Буше!

– Не может быть!

– Представь себе, согласился. Мгм, и прежде чем ты захочешь обвинить меня, что я, жестокосердный феодал, воспользовался его отчаянным положением…

– И в мыслях не было ни в чем таком тебя обвинять! – искренне возмутилась Мэг, с пеленок считавшая своего отца образцом чести и благородства. – Что ты, папа?..

– Ну не ты, моя дорогая, так другие обязательно обвинят! И осудят… – вздохнул лорд Чарльз, и вернулся к рассказу:

– Так вот, несмотря на то, что я готов был подписать – и подписал – нужную ему бумагу без всяких дополнительных условий и даров, мистер Штерн сам заговорил со мной о своих лошадях, и очень прозрачно намекнул на возможную сделку… в результате коей лучший вороной скакун четырех графств окажется в конюшне Гилфорд-парка.

– Я поздравляю тебя, папа, это и в самом деле отличная новость… но я так и не могу понять, причем же здесь мистер Лэндсбери? И зачем… зачем тебе с ним знакомиться?

– Ты же сама пять минут назад рекомендовала его как мастера своего дела! Мистер Штерн дает ему ту же характеристику… и мы уговорились…

– О чем?

– Послезавтра мистер Штерн приедет к нам со своей супругой на чай, и я прошу тебя выполнить обязанности хозяйки. Ну а мистер Лэндсбери приведет Буше… и продемонстрирует свои навыки берейтора. Мы же все вместе сможем полюбоваться на его работу в манеже.

С самого начала беседы Маргарет чувствовала, что дело совсем не в лошадях, и отец готовит подвох… инстинкт ее не подвел. Она до боли закусила губу, молясь, чтобы кровь не прилила к щекам и не выдала душевного смятения. Не имела никакого значения причина, вызвавшая у лорда Чарльза определенные подозрения насчет внезапного увлечения дочери «вольтижировкой» – может, о чем-то проболтался грум, может, горничная проявила нескромность, обедая со слугами, и слух, зародившись на кухне, быстро достиг хозяина поместья, через посредство камердинера, а может, мистер Штерн, хваля Эдварда, сам того не ведая, сказал лишнее… Важны были только последствия. Лорд Гилфорд разыграл гамбит. Быстрый, изящный ход, с приемлемой жертвой – легким нарушением условностей – и массой преимуществ: личным знакомством с объектом интереса Маргарет, изучением объекта на близком расстоянии… и ненавязчивой, но яркой демонстрацией колоссальной разницы в положении бедного эсквайра, вынужденного зарабатывать на жизнь, как поденный рабочий, и знатной богатой девушки, дочери лендлорда.

Маргарет все это поняла, и почему-то ни секунды не сомневалась, что Эдвард тоже поймет… а понимание сильно ранит его гордость и самолюбие. Ей вдруг стало больно, по-настоящему больно, и даже слезы подступили к глазам от несправедливости жизни, от предчувствия испытаний, похожего на отдаленные раскаты грозы… но она справилась с неуместной слабостью – следовало не плакать, а что-то предпринять, сыграть на опережение. Или провести контргамбит… предупредить Эда.

Мэг прикрыла глаза, вспоминая, как нежно он целовал ее на прощание позавчера – как раз в тот день, когда лорд Чарльз был занят с мистером Штерном – как она сама его обнимала, и как жадно они прижимались друг к другу, и никак не могли расстаться.

«Эд… Мы же увидимся с тобой сегодня, и я все тебе расскажу. У отца непростой характер, и тебе, милый, лучше узнать об этом заранее, и от меня. И тогда… тогда мы вместе придумаем, что нам делать, и как себя вести, чтобы все обернулось нам на пользу. A la guerre comme a la guerre (1), как сказала бы моя дорогая Пиа…»

Тем временем лорд Чарльз закончил завтрак и, прежде чем подняться из-за стола, как ни в чем не бывало осведомился:

– Значит, ты снова отправляешься в гости к мисс Буршье, и, судя по вашим обширным планам насчет кружев и платьев, вернешься только к завтрашнему утру?

– Скорее к обеду… у нас действительно очень много дел, никогда не думала, что организовывать свадьбу настолько хлопотно и утомительно!

– Именно для этого и нанимаются помощники…

Маргарет возразила:

– Помощников всегда не хватает, а кроме того – их надо контролировать. Пиа же сама не своя от волнения, она не справляется одна, мне нужно ее поддерживать.

Лорд Чарльз покачал головой и подумал, что поддерживать невесту должен жених, вкупе с многочисленной родней, просто Клэйтон Кроу, несмотря на офицерский чин и военное заслуги, слишком легкомыслен, а его папаша, сэр Сэквилль – слишком скуп, чтобы тратиться на услуги свадебного агентства… куда как удобнее свалить основные заботы на подружек невесты, пользуясь тем, что главная из них носит фамилию Гилфорд. И не жалеет ни сил, ни средств, чтобы устроить названной сестре сногсшибательный праздник.

Это выглядело мило, но почему-то раздражало… беспокоило, тревожило лорда Чарльза, и он, понимая, что разговор – пустой, приводил все новые и новые аргументы, как в серьезном споре:

– Она ведь не сирота, Мэг… у нее есть отец, тетушка, брат. Ты все равно не сможешь – да и не должна! – заменить их всех.

– Да, не должна, и не собираюсь… но у Пиа нет матери, как и у меня, и поверь, папа, ей очень непросто живется. Мисс Аделаида слишком стара, чтобы стать опорой, а оба мистера Буршье – старший и младший – вечно в разъездах и вечно заняты.

– Ты же говорила, что молодой Буршье на днях вернулся из… где он там учится на католического попа?

– В Аллен Холле. Да, Жером приехал, но он почти все время проводит в церкви или в библиотеке, его мысли далеки от всего мирского… даже если мирское – свадьба его родной сестры.

– Какой лицемер! – фыркнул лорд Чарльз и решительно встал. – Ну, меня ждут дела… посерьезнее кружев… а ты, надеюсь, поедешь в экипаже, как положено?

– Нет, я как раз собиралась ехать верхом… так гораздо быстрее, погода – чудо, одно удовольствие прокатиться через дубовую рощу, а потом мне только мост переехать, и до Гилфорда рукой подать… Пиа обещала меня встретить.

– Просто не знаю, почему я вам все это позволяю, мисс.

– Наверное, потому, что я уже взрослая, лорд Чарльз, и вы прекрасно это знаете? – улыбнулась Маргарет и, тоже поднявшись, подошла к отцу за традиционным поцелуем в лоб, что с детских времен служил благословением на прогулки и путешествия.

– Да, знаю, – подтвердил он, исполнив ритуал, и слегка задержал руку дочери в своей, прежде чем отпустить со строгим пожеланием: – И надеюсь, что ты меня не разочаруешь… и не заставишь пожалеть о моем доверии!

– Ни за что на свете, папочка. – Маргарет не покраснела и не отвела глаз, но сердце кольнуло стыдом… Она не любила обманывать отца, шла на это лишь в случае крайней необходимости, но сейчас возник именно такой случай.

Поездка к Пиа затевалась не из-за неустанных свадебных хлопот – они играли всего лишь роль канвы для основной вышивки, где центральным сюжетом было любовное свидание… в той самой дубовой роще, на берегу ручья, среди скользящих по воде теней и рассеянного золотого света, что проникал сквозь густые глянцевые кроны, точно соглядатай.

Искусство лжи Мэг освоила в детстве, водя за нос строгую няню и надоедливых придирчивых тетушек, и довела до совершенства в школьные годы – иначе в питомнике идеальных леди было не продержаться от каникул до каникул… но никогда прежде ложь не касалась таких серьезных предметов, как невинность и телесная добродетель. И никогда прежде жесткий корсет англиканской морали не причинял ей таких терзаний.

****

Эдвард ждал Мэг в условленном месте, в глубине светлой дубравы, у небольшого каменного мостика, там, где ручей делал поворот и распадался сразу на три русла, а один из старых дубов почти надвое расщепило молнией. Юпитер, отпущенный пастись, лениво бродил по берегу и щипал сочную весеннюю травку, очень довольный отдыхом в тени после бешеной скачки… но он сразу же встрепенулся, задвигал ноздрями и заржал, издалека почуяв приближение Нимфеи – снежно-белой, с жемчужным оттенком гривы и хвоста, арабской лошади, всегда выбираемой Мэг для долгих верховых прогулок.

Эд тихо свистнул, подзывая коня, и, когда тот послушно подбежал и по-собачьи ткнулся мордой в сгиб руки, взял поводья и надежно закрепил их на одной из толстых нижних ветвей, чтобы упредить чрезмерно бурную встречу Юпитера и Нимфеи.

– Веди себя прилично, как настоящий джентльмен, понял? Не пугай леди и не вздумай орать на весь лес от радости, как в прошлый раз… – наставительно проговорил Эдвард, и получил в ответ насмешливое фырканье: дескать, я-то все понял, но ты на себя посмотри, Лэндсбери!..

– Не твое дело! – отмахнулся он, не желая даже перед самим собой признать, что у него при одной мысли о Маргарет темнеет в глазах от неистового сердцебиения и жадного волнения крови… это безумие началось с первого дня знакомства, многократно усилилось после первого свидания в Ромзи, и продолжало нарастать от встречи к встрече. Каждый новый поцелуй, что Мэг дарила ему – в тени деревьев на опушке леса, или в саду, окружавшем городской дом Буршье, под аркой из плюща, плетистых роз и клематисов, или в гостиной у Пиа, украдкой, над чайным столом, когда хозяйка дома «случайно» отворачивалась к окошку – не утолял жажды, а распалял ее до предела. Да и встречи казались чересчур короткими…

Он вгляделся в просвет между деревьями, где пролегала тропа, и, едва завидев силуэт всадницы в голубой амазонке, побежал навстречу Маргарет в мальчишеском нетерпении… Опытный охотник, к тому же от природы ловкий и легкий на ногу, Эд двигался почти бесшумно и оставался неразличимым среди темных стволов и пестрых зарослей папоротника, бересклета и бузины.

Нимфея шарахнулась, а Маргарет вскрикнула, когда мужчина без шляпы, в длинной куртке, парусиновых штанах и высоких сапогах, похожий на лесного разбойника, выпрыгнул на дорожку и загородил путь… но испуг в следующую секунду сменился радостью. Мэг остановила лошадь, бросила поводья и соскользнула с седла прямо в объятия возлюбленного:

– Эдвард!..

– Моя дорогая!.. Наконец-то! – он прижал ее к сердцу, губами нашел губы и принялся целовать с таким жаром, что Мэг, отвечая ему, дрожала всем телом и едва могла дышать… но в воздухе она нуждалась меньше, чем в поцелуях Эдварда. Мир временно ограничился магическим кругом – теплыми руками, сомкнутыми вокруг нее, да и само время замедлилось и потеряло власть.

Пока молодой человек и девушка целовались, сообразительная кобылка сама свернула с тропы в заросли и побрела напролом в поисках Юпитера, и тот, вопреки наставлениям, не замедлил приветствовать подругу громким ликующим кличем. Нимфея ответила протяжным:

– Идууууу… – и это немного отрезвило Эда. Если они с Маргарет не хотели привлечь внимания егеря и быть застигнутыми в самый неподходящий момент случайным проезжим, следовало вести себя поосторожнее и скрыться получше. Без лишних слов он подхватил Мэг на руки и понес к ручью, туда, где расщепленный дуб образовал для них подобие пастушеской хижины…

Ствол изнутри был сухим, с гладкими, будто отполированными стенами, пахнущими желудями и смолой, и Маргарет, оказавшись в этом укрытии, невольно зажмурила глаза и ощутила себя героиней сказки. Той самой легкомысленной принцессой, что, догоняя мяч, обежала церковь против солнца… и попала в плен к королю эльфов.

– Три брата бросились за ней

Во все концы земли,

В тоске искали много дней,

Но так и не нашли… – прошептала она, и Эд, склонившись к ней, переспросил:

– Что, Мэг? Что ты говоришь?

– Нет, ничего, глупости… просто песенка, детская песенка, – улыбнулась Мэг и вдруг подумала, а что будет, если в самом деле исчезнуть, как той принцессе?… Станут ли братья искать ее повсюду, и отец… нет, нет. О том, чтобы навсегда оставить отца, заставить его терзаться тревогой и проливать слезы, Мэг и помыслить не могла. Не могла и не хотела, даже сейчас, когда молодой король эльфов, статный и сильный, смотрел прямо в глаза, и стоял так близко, что она губами чувствовала его дыхание, грудью – биение сердца, а бедрами касалась его бедер. И таяла, таяла… «Оооо, Эд, обними меня крепче… пожалуйста, обними…» – мысленно простонала она, и он услышал, притянул еще ближе, обнял до сладкой боли и прошептал:

– Мэг… позволь мне посмотреть на тебя… по-настоящему. Хочу увидеть твое тело… всю тебя, моя любимая…

– Эдди…

– Пожалуйста. Ты сводишь меня с ума… Мэгги…

Рассудок слабо трепыхнулся – слова Эда были самые обыкновенные, но звучали непристойно, дерзко, ведь он хотел взглянуть на то, что положено видеть одному только супругу… да и супругу тоже нельзя показывать всего тела!.. Обнажаются перед мужчинами только женщины определенного сорта, падшие, грешные, не имеющие приличного названия в английском языке… а по-французски и по-итальянски именующиеся куртизанками. Но судя по некоторым книгам, тайком прочитанным вместе с Пиа, лишь женщины, не стыдящиеся своего тела, позволяющие любовникам ласкать его по-всякому, познавали истинное наслаждение в любви.

Губы Эдварда снова коснулись губ Маргарет, и… сознание словно разделилось надвое, она, как во сне, услышала свой голос:

– Я тоже хочу тебя увидеть… всего тебя. – невозможно было поверить, что это произнесено ею вслух, но тихий рычащий стон Эда, его вспыхнувшие глаза, задрожавшие руки не оставляли места для сомнений.

Поцелуй на сей раз длился особенно долго, а когда губы влюбленных все же разъединились, Эдвард нежно коснулся щеки Мэг и прошептал:

– А ты не испугаешься? Ты готова?..

– С тобой… с тобой я ничего не боюсь. – она и в самом деле не испытывала страха, но душа была захвачена бурей иных чувств, а тело жаждало прикосновений…

Эдвард снял с нее с Маргарет легкую фетровую шляпу, освободил ее руки от перчаток, а шею – от шелкового шарфа. Все это он осторожно положил на импровизированную полку из длинного куска коры. Сбросил с себя куртку, сдернул жилет и галстук, и Мэг без всякого смущения, почти привычным движением, сама расстегнула пуговицы на его кипенно-белой рубашке из тонкого полотна… глубоко вдохнула и, кусая губы, чтобы не стонать, положила обе руки на широкую грудь Эдварда… прежде она и понятия не имела, что способа испытать такое немыслимое удовольствие от простого прикосновения кожи к коже.

– Охххх, Мэг, что же ты делаешь со мной!.. – выдохнул Эд, прижался губами к шее Мэг, вслепую, но очень ловко расстегнул корсаж амазонки, распустил шнуровку сорочки и добрался до бюстье… Настал черед Маргарет ахнуть, и вместо того, чтобы собраться с силами и оттолкнуть Эдварда, она помогла ему довершить начатое и высвободить обе груди из плена шелка и кружев.

Все дальнейшее напоминало лихорадочный, прекрасный и бесстыдный сон… Спущенный с плеч корсаж, поднятая спереди юбка, смятые оборки, Эдвард, его чуть терпкий запах, с примесью гвоздики и душистого табака, язык, скользящий по языку, горячие пальцы на кончиках грудей, на животе, и между бедрами… прямо на том месте, что по-латыни называлось так грубо, а во французских любовных романах и арабских сказках – поэтично и витиевато, лоном, розой, жемчужиной, шкатулкой, живыми ножнами… и чем дольше и настойчивее Эд касался ее там, тем сильнее Мэг желала продолжения, истекая, изнывая, и наконец, он расстегнул на себе пояс и нижние пуговицы, притянул ее руку к своим бедрам, и она смогла сама дотронуться до длинного стержня, наощупь гладкого и теплого, чуть влажного, и… твердого, как дерево или камень.

Изумление Мэг было равно ее восхищению, но увы, Эд отстранился слишком быстро, отодвинулся… и с мучительным напряжением прошептал, как молитву:

– Я должен остановиться, пока не поздно… – и, прежде чем она успела спросить, чего же он вдруг испугался, ведь им так хорошо вместе! – Эдвард снова поцеловал ее, лишив возможности говорить и ровно дышать, а после принялся помогать приводить в порядок одежду.

Мэг подумала, что для мужчины Эдвард как-то уж очень хорошо разбирается в таинствах женского наряда, и вдруг ревность хлестнула ее крапивной плетью: сколько же подруг у него было раньше, и… неужели он с каждой из них делал то же самое, что и с ней?.. Она едва не застонала от обиды, ей по-детски захотелось стукнуть его, или дернуть за волосы, и в то же время обнять изо всех сил, сказать о своей любви, и услышать в ответ, что он любит ее, только ее, одну-единственную, и всегда будет любить, и никогда, никогда не разлюбит и не оставит – потому что она тоже никогда не разлюбит и не оставит его, даже если к ней посватается сам принц Уэльский!..

– Мэгги… моя Мэгги… я люблю тебя… – наверное, в жилах Эда все же текла кровь фейри, потому что он опять услышал ее смятенные мысли, и крепче прижал к сердцу, и сказал все именно так, как она хотела:

– Я люблю тебя, моя ненаглядная, я принадлежу тебе душой и телом, моя Майская королева… одна лишь ты для меня важна… клянусь в том своей кровью!

– Не надо кровью, Эдди… мне довольно твоего слова… как тебе – моего… и пусть так всегда будет между нами!..

Они нескоро покинули свое лесное убежище, да и то лишь потому, что на небе начали собираться и темнеть тучи, а вдалеке загрохотал гром… Надвигалась гроза.

Юпитер и Нимфея, прекрасно отдохнувшие, успевшие нагуляться, радостно приняли всадников и домчали до Гилфорда с резвостью коней Гелиоса.

Пиа, сидевшая за шитьем у окна гостиной, издалека увидела Мэг и Эда и выбежала их встречать на крыльцо, радуясь, что они не попали под начинающийся дождь и успели как раз к обеду. После бурных взаимных приветствий, рукопожатий и перешептываний с подругой, мисс Буршье воскликнула:

– Как хорошо, что вы приехали!.. Я волновалась… такие тучи, и ветер поднялся, настоящий ураган! А я понятия не имею, куда запропастились Жером и Клэй!

Мэг слабо кивнула, стыдясь своей рассеянности, а Эдвард удивленно переспросил:

– Клэйтон и …мистер Буршье уехали вместе?

– Да, еще вчера! Поехали вместе в Лондон, к какому-то стряпчему, по делам моего приданого, у Жерома ведь доверенность от нашего отца на ведение счетов… Они должны были вернуться с утра, на первом лондонском поезде, но до сих пор их все нет и нет! Я уж не знаю, что и думать…

– А ты знаешь, где они остановились в Лондоне? Можно дать телеграмму… – предложила Мэг, видя, что Пиа в непритворной тревоге, но Эдвард возразил:

– Если они должны были вернуться утренним поездом, вряд ли телеграмма их застанет. Скорее всего, они уже в Суррее, но может быть, завернули куда-нибудь переждать бурю…

– А может, они вчера не попали к стряпчему, или дело оказалось сложным, пришлось с утра снова идти в ту же контору, – предположила Маргарет, гораздо лучше, чем Пиа, представлявшая, как ведутся дела в лондонском Сити. Эд поддержал ее:

– Наверняка так и есть! А дать телеграмму забыли, или на почте что-то напутали… это ж обычная история, телеграфные мальчики совсем работать перестали.

– Вы меня немного успокоили, мистер Лэндсбери, – благодарно сказала Пиа, и на губах ее снова появилась улыбка.

Мэг тоже улыбнулась и украдкой пожала руку возлюбленного, но вдруг заметила на его лице странное смущенное выражение, словно он знал что-то такое, о чем знать не хотел – и выдать этот секрет тоже не мог. Она спросила себя, чтобы это могло означать, но все тело сладко ломило, хотелось поскорее умыться, присесть на удобный стул и передохнуть от волнений бурного утра… вкусные запахи дразнили аппетит, и так приятно было думать, что сейчас они с Эдвардом будут обедать за одним столом, как настоящие супруги… и Пиа будет рядом, они поболтают обо всем на свете, и посекретничают…

Клэй и Жером наверняка тоже скоро приедут, раньше, чем подадут кофе, и расскажут лондонские новости, а тетушка Аделаида, подслеповатая и глухая, интересующаяся только своей кошкой и вязанием, но в глазах общества все равно бывшая «старшей родственницей» и блюстительницей приличий, никак не испортит этот прекрасный день.

Шум весенней грозы за окном не пугал, лишь добавлял уюта.

Примечание:

1. На войне, как на войне – французская пословица