Читать книгу Охота на носорога - Ричард Брук - Страница 6

Графство Суррей, Гилфорд

1—10 мая 1881 года

Сэр Роберт Буршье, отец Пиа и Жерома, давным-давно лишился своих баронских земель и старинного поместья на границе Суррея и Хэмпшира.

Одиннадцать лет назад, после смерти жены (она скончалась, производя на свет третьего ребенка, и младенец мужского пола тоже умер через несколько дней), безутешный вдовец отправил дочь в приличную школу-пансион, сына – в католический интернат, а сам попытался заняться расстроенными хозяйственными делами.

Результатом его трудов стало приличное состояние, помещенное в надежные ценные бумаги и отчасти – в золото, это должно было обеспечить благополучное будущее Жерома и Пиа, и безбедную старость самого сэра Роберта. Вся английская собственность, не приносившая дохода, но требовавшая постоянных хлопот и вложений, была беспощадно продана. В распоряжении семьи остался только скромный городской особняк в Гилфорде и маленький домик с садом на Лазурном берегу Франции, вблизи Канн. В этот французский домик Буршье-старший и переселился, едва Пиа достигла совершеннолетия; с собой он прихватил бывшую экономку, по слухам – свою многолетнюю любовницу, и старого верного слугу, и в Англию заглядывал лишь от случая к случаю.

Сын и дочь остались полновластными хозяевами гилфордского особняка и жили там в компании пары слуг, кухарки, престарелой тетушки и нескольких собак. Жером считался формальным главой семьи, но священническая стезя, избранная им еще в школе, не позволяла ему в полной мере исполнять обязанности домовладельца и опекуна сестры. Он заканчивал учебу в семинарии Аллен Холл в Хартфордшире, так что в Гилфорде почти не бывал. Учился Жером хорошо и старательно, горя сердцем, и было очевидно, что принятие сана еще больше отдалит его от мирских забот.

Присутствие тетушки Аделаиды в качестве старшей родственницы женского пола и компаньонки Пиа помогало соблюсти приличия, и никто не нашел бы ничего дурного ни в знакомствах, ни в поведении брата и сестры, однако в глазах соседей семейство Буршье все равно выглядело донельзя эксцентричным… да еще и «следовало заблуждениям католицизма» – как сдержанно высказывался лорд Чарльз Гилфорд (а с его мнением нельзя было не считаться, по крайней мере людям, постоянно живущим в графстве Суррей).

Положение Пиа в этой связи было двойственным – и весьма сложным. Почти покинутой родственниками-мужчинами, ей волей-неволей приходилось вникать в дела, самой успевать везде и вечно балансировать между дозволенным и недозволенным, одобренным и осуждаемым. Она хорошо понимала, что от умения найти и сохранить этот баланс зависит ее будущее респектабельной дамы.

И здесь тоже возникали трудности. Милая внешность, прекрасное воспитание и богатое приданое позволяли рассчитывать на удачный брак, предложения руки и сердца Пиа получала не так чтобы часто, и совсем не от тех людей, что могли бы ее заинтересовать. А те, что получала – сразу же отклоняла…

Жером одобрял ее разборчивость, цитируя апостола Павла, но тетушка Аделаида в беседах за чаем и сэр Роберт в письмах с Ривьеры намекали, что пора перестать капризничать и поскорее выйти замуж. Пиа выслушивала пожелания и советы, но намеревалась все равно поступить по своему. Они с Маргарет были еще совсем девчонками, когда, вместе прочитав «Клариссу Гарлоу», «Гордость и предубеждение», «Джейн Эйр», и несколько романов Жорж Санд, непререкаемо решили, что главное право женщины, за которое следует бороться изо всех сил – это право на самое себя, право свободного выбора в любви… и они обе намеревались добиться этого права, поклявшись, что выйдут замуж только по любви – и всегда будут помогать и поддерживать друг друга на тернистом пути к счастью.

Так что Пиа не колебалась ни одной секунды, когда неделю назад Маргарет, приехав к подруге на чай, под большим секретом сообщила, что, кажется, влюбилась… и попросила о помощи.

– Это же мистер Лэндсбери, да? – интонация Пиа была вопросительной, но она точно знала, что не ошибается, и торжествующе улыбнулась, когда Мэг утвердительно кивнула:

– А я знала, знала!… Еще со времени первой встречи в конюшнях мистера Штерна. Вы так смотрели друг на друга… что все было понятно… ну, по крайней мере, мне, я ведь очень давно с тобой знакома!

Маргарет тоже улыбнулась, ей было приятно, что Пиа не задает лишних вопросов, не поджимает губ в скрытом осуждении, и что даже не подумала уточнить, взаимны ли чувства… взаимность со стороны Эдварда казалась самоочевидной вещью, потому что как же может быть иначе, если встретились две родственных души?

Насчет предыдущего увлечения Мэг – мистера Персиваля Вуда, высокого черноволосого красавца с томными голубыми глазами – у Пиа было прямо противоположное мнение… и хотя она не раз служила посредницей в любовной переписке (невинной, но довольно бурной) и держалась с Персивалем вежливо и дружелюбно, не скрывала, что считает его пустым щеголем, погруженным, подобно Нарциссу, в созерцание собственной красоты. Маргарет понадобилось совсем немного времени, чтобы убедиться, что так оно и есть, и досконально разобраться в характере мистера Вуда. Разобравшись, она сразу же остыла, прервала переписку, хотя и сохранила с Персивалем приятельские отношения, и не без удовольствия танцевала с ним на балах, поскольку в вальсах, контрдансах, кадрили и галопе этот светский лев не знал себе равных… Но тщательный уход мистера Вуда за собой, способы завивки его волос, каким позавидовала бы любая кокетка, и строгое следование веяниям моды, с непременным добавлением особых изысков даже в повседневный наряд, служили для Маргарет и Пиа неиссякаемым источником для шуток и эпиграмм.

Эдвард Лэндсбери отличался от Персиваля Вуда (и всех ему подобных молодых людей) как солнце от луны, как день от ночи. В нем не было и сотой доли салонной рафинированности, на фоне светских знакомых Маргарет он выглядел скорее Гектором или Аяксом, чем Аполлоном или аркадским пастухом… Положа руку на сердце, внешность его была даже не совсем во вкусе Мэг, и в первые дни после знакомства она сама не могла понять, что с ней, почему так жарко и мучительно ноет в груди, а мысли снова и снова возвращаются к незнатному и небогатому парню, который еще и работал берейтором.

«Берейтор? Берейтор, дорогая моя?» – наверняка спросила бы, подняв тонкие брови, леди Кавендиш – давняя подруга лорда Чарльза, частая (слишком частая, по мнению Мэг!) гостья в доме богатого вдовца, постоянно пытавшаяся проявить непрошенную заботу о мисс Гилфорд.

– «О, надеюсь, ты не всерьез… Пусть он беден, это еще не так страшно, но работать берейтором! Это почти то же самое, что управлять кэбом на лондонских улицах!»

Разумеется, Маргарет не собиралась обсуждать Эда и свои чувства к нему с леди Кавендиш, однако противный голос этой высокомерной дамы упрямо звучал в ее сознании, и она с трудом могла его заглушить.

За месяц, прошедший со дня знакомства, они дважды виделись на «уроках выездки», о которых договорились на памятном обеде у Штерна, а в третий – собирались встретиться на празднике Майского дерева в Ромзи.

В ходе занятий предполагалось, что Эд обучает Пиа, с тем, чтобы будущая миссис Кроу достойно выглядела на осенней охоте на лис, а Маргарет оказывает ей дружескую поддержку, за что получает право «кататься на Юпитере, когда захочется».

В действительности Пиа даже не показывалась в манеже, а проводила время в леваде, где резвился молодняк, и самозабвенно играла с жеребятами, пока Мэг с Эдвардом осваивали азы вольтижировки… и можно было только порадоваться отсутствию посторонних глаз и ушей, поскольку первое же занятие под конец куда больше напоминало романтическое свидание. Нет, они не касались друг друга иначе, как в рамках вежливости, не размыкали уст для фривольных бесед, но диалог, что вели их взгляды, из теплого постепенно стал горячим, а из горячего – огненным…

Прощаясь, Эд все же допустил промашку: вместо того, чтобы церемонно поинтересоваться у мисс Буршье, когда она пожалует на следующий урок, он прямо обратился к Мэг и спросил, глядя на нее в упор:

– Когда я увижу вас снова? – и Маргарет, сама себе удивляясь, и чувствуя, что сердце тает, как шарик мороженого в горячем кофе, а внизу живота нарастает странное, почти стыдное волнение, не сочла возможным играть в светскость… и ответила, не опуская глаз:

– Через неделю, в это же время.

– Я буду ждать, мисс Маргарет. – хрипло ответил он, коротко поклонился и совсем не вежливо ушел в сторону конюшен, предоставив грумам обеспечивать отъезд обеих молодых дам.

«– Через неделю, в это же время…

– Я буду ждать, мисс Маргарет. ” – на обратном пути Мэг была сама не своя и едва отвечала на вопросы Пиа, за ужином не могла проглотить ни куска, а ночью ей никак не удавалось заснуть. Не помогали ни ромашковый чай, ни молоко с печеньем, ни попытки читать книгу при свете настольной лампы.

Мэг скользила глазами по строчкам, но видела перед собой Эда – плечистую, подтянутую фигуру в живописном костюме берейтора, далекого от чопорности гостиных, гордо посаженную голову с густой шевелюрой, мужественное открытое лицо, резко очерченные губы, и взгляд… Этот взгляд, он пробирался к ней в душу, в самую глубину сердца, с ловкостью вора, с бесстыдством любовника, и, взломав отстраненное спокойствие девушки, ни разу еще не любившей по-настоящему, заставлял гореть на медленном огне, томиться от головокружения, изнывать от незнакомых желаний…

Хуже всего – а может быть, и лучше всего – было то, что Маргарет не испытывала стыда за происходящее, и жалела лишь об одном: что ждать встречи с Эдвардом придется целую неделю. Она ведь сама так назначила.

«Ах, как невыносимо долго!.. И передумать уже нельзя, это будет совсем… хотя… ведь эти уроки для Пиа, а Пиа может и передумать, ведь она просто согласилась с моей датой… значит, ей ничто не мешает назначить свою, пораньше!» – эта мысль так обрадовала Мэг, что она наконец-то успокоенно заснула, а наутро сейчас же отправила подруге записку, с предложением поехать «повидать Юпитера» в самое ближайшее время.

К обеду пришел ответ:

«Отличная идея! Я и сама не хотела ждать неделю: мистеру Штерну послезавтра привезут шотландских пони, не хочу пропустить такое событие».

Маргарет улыбнулась: подруга, как всегда, все поняла с полуслова. И прекрасно подыграла: попади записка в чужие руки – никто не был бы скомпрометирован, даже шотландские пони, поскольку они и в самом деле должны были прибыть.

Пиа уже три месяца была помолвлена с Клэем, и общались жених с невестой часто и… тесно. Из доверительных бесед с подругой Маргарет успела узнать много весьма интересных вещей из того списка, что, по мнению церкви, родителей и «всех достойных людей, чтящих мораль и традиции», должен оставаться тайной за семью печатями для юных девиц… вплоть до брачной ночи. Еще раньше она многое прочла в разнообразных книгах, в том числе в современных трудах по медицине и физиологии, спокойно беря их из книжного шкафа в кабинете отца: лорд Чарльз по многим вопросам придерживался передовых взглядов и даже был сторонником ограниченной женской эмансипации. Он полагал, что образование вкупе с широким кругом чтения достойным образом разовьют быстрый ум дочери, и вместе с тем подготовят к жизненным реалиям лучше, чем музыкальные вечера и воскресные проповеди в церкви.

Так что в двадцать один год Маргарет имела вполне верное представление о мужских и женских различиях, и тайна пола не была для нее такой уж тайной… однако по сю пору знания оставались исключительно теоретическими и поверхностными, и ни с одним из своих поклонников, что вот уже лет пять слетались к ней, как мотыльки, она не зашла дальше рукопожатий и поцелуев украдкой.

Пиа имела сходный опыт, но мистер Клэйтон Кроу, ворвавшийся в ее жизнь, как тайфун, с бурным ухаживанием и стремительным предложением руки и сердца, приведшим к официальному обручению, неожиданно стал для нее тьютором в искусстве любви… Разумеется, Пиа, ошеломленная полученным опытом, ничего не скрыла от Маргарет; и оказалось, что практические занятия ars amandi куда интереснее и пикантнее сухой книжной теории.

Мэг даже предполагала, что прозорливость Пиа, позволившая подруге мгновенно угадать и постичь суть происходящего между ней и Эдом Лэндсбери, обусловлена как раз новым опытом откровенного приближения к мужскому телу. Сама она пока что оставалась на прежних позициях… и это было немного досадно.

****

Второе занятие вольтижировкой вышло поначалу немного скомканным, поскольку вместе с подругами увязался (иначе было и не сказать) мистер Кроу. По его словам, он тоже хотел повидать Юпитера, убедиться, что коня хорошо работают и всячески холят, и прямо-таки жаждал стать свидетелем прибытия и размещения в денниках шотландских пони… По мнению Маргарет – и Пиа была с ним согласна – действиями Клэйтона руководили совсем иные мотивы: он почему-то не хотел, чтобы невеста проводила время в компании мистера Штерна. Обеим девушкам казалась странной эта внезапная ревность, ведь Джейкоб, мало того что ни капли не интересовал Пиа, обладал репутацией безупречного джентльмена, мужа и отца. О нем никогда не ходило никаких пикантных слухов (в отличие от его супруги Ханны…), он ни разу не был замешан в скандал, а с дамами вел себя как настоящий рыцарь. Уж скорее Клэй мог бы приревновать к Эду, но нет – по отношению к школьному другу он проявлял полную доверчивость, и свято верил в мужской кодекс чести.

Так или иначе, Мэг побаивалась, что присутствие Кроу сразу задаст уроку светскую тональность, и ни она сама, ни Эдвард не смогут общаться так же свободно и весело, как в прошлый раз, и придется куда как тщательнее следить за лицом, не выдавать себя каждым взглядом или улыбкой… Вероятно, Эд подумал о том же, поскольку тоже выглядел заметно огорченным, когда прекрасные дамы появились возле манежа вместе с грозным эскортом в виде жениха Пиа. Но небеса благоволили к двум сердцам, переживающим первый рассвет любви, и женская дружба проявила себя ничуть не менее достойно, чем мужская.

Пиа не дала Клэйтону даже толком поздороваться ни с берейтором, ни с жеребцом, она что-то прошептала на ухо молодому человеку, и… он послушно ушел за ней в сторону конюшен, и по пути ни разу не обернулся. Эдвард и Маргарет молча переглянулись и, не сговариваясь, протянули друг другу руки, переплели пальцы – и Мэг даже сквозь тонкую замшу перчатки ощутила жаркое тепло, словно Эд вложил ей в ладонь маленькое солнце.

****

Фургон с шотландскими пони прибыл точно в срок, подъехал к центральному зданию и на долгие два часа отвлек всеобщее внимание от тренировочного манежа. Когда Мэг, после завершения занятия, в свою очередь пошла посмотреть на этих милых животных, Эд вызвался сопровождать ее, и не было ничего зазорного в том, чтобы принять любезность и опереться своей рукой на руку молодого эсквайра. Идти было совсем недалеко, и все же прогулка бок о бок по аллее, обсаженной туями, усыпанной красноватым гравием и белым речным песком, запечатлелась в памяти как долгая и волнующая, напитанная светом теплого весеннего дня. Тогда Эдвард и рассказал Маргарет о сельском празднике в Ромзи, традиционном празднике Майского дерева, с обязательными лентами, танцами вокруг дерева, состязаниями лучников… и со множеством прочих чудес. И как бы вскользь упомянул, что как раз поведет туда пони – для развлечения детей и катания Майской королевы, которую сами же дети и выберут среди девочек. Разумеется, править повозками будут конюхи, распоряжаться детским катанием – староста Ромзи и комитет дам-попечительниц, так что он сам собирается просто гулять… и немного потанцевать.

Тут он в упор взглянул на нее своими невероятными речными глазами и спросил:

– А вы, мисс Маргарет, любите деревенские праздники?

Прекрасно понимая, что это самое настоящее приглашение на свидание, никак не связанное с уроками верховой езды, Маргарет решила схитрить и совершенно простодушным видом (Пиа бы ее одобрила!) воскликнула:

– О, как это мило, мистер Лэндсбери! Я не знала, что мистер Штерн патронирует детские праздники… пожалуй, моему отцу тоже следовало бы принять участие в одном из ближайших… а знаете, я сама приеду в Ромзи на этот праздник, да-да, и потом расскажу отцу, что мы могли бы сделать для этой деревни.

– Я буду ждать вас, Маргарет… у церкви, в саду. – он не добавил «мисс», и Мэг, вместо того, что надеть холодную маску и осадить наглеца, тихо и твердо пообещала:

– Я приеду, Эдвард…

После этого полуобъяснения она и попросила помощи у Пиа, призналась ей во всем, и подруга опять ее не разочаровала. Мисс Буршье пришла в полный восторг, поскольку подтвердила свои догадки, заявила, что Эдвард Лэндсбери – настоящий романтический герой, ну в точности как из их любимой книжки Майн Рида, и что они с Мэг, несомненно, созданы друг для друга:

– Прямо как Морис и Луиза!.. – и сейчас же клятвенно пообещала помогать во всем, чего бы Маргарет не попросила, и молчать как сфинкс, даже если сам лорд Гилфорд станет ее допрашивать. Прежде чем Мэг успела вставить хоть словечко, Пиа обрушила на нее новую идею:

– А давай еще только расскажем Клэю, что ты встречаешься с Эдвардом! Хотя бы намекнем…

– Зачем?.. Ах, Сорока, Сорока, разве так хранят тайны! – укорила Маргарет; она была уверена, что без ее одобрения Пиа ничего не скажет жениху, но все-таки предпочла удостовериться, что секрет нежной дружбы, едва-едва завязавшейся, останется секретом, пока не появится достойный повод предать его огласке.

– Ну, во-первых, у Клэя исчезнет повод приставать ко мне с вопросами насчет моих якобы «уроков», а он так ловко их ставит, что я вечно боюсь случайно проболтаться… Во-вторых, они же ведь друзья, близкие друзья, и… думаю, что мистеру Лэндсбери не помешает собственный поверенный. И в-третьих, Клэй перестанет придумывать какую-то ерунду, насчет того, что мистер Штерн пытается за мной ухаживать, а я его поощряю…

– Вот как, Клэйтон и впрямь ревнует тебя к Джейкобу? -это предположение сперва показалось Маргарет забавным, но потом она вдруг вспомнила, как мистер Штерн смотрел на Пиа – с восхищением и печалью, вспомнила, как он краснел и смущался, и путался в самых простых словах, когда Пиа к нему обращалась. – Хмммм… а ты совершенно уверена, моя дорогая подруга, что у Клэйтона нет никакого повода?..

– Уверена! Совершенно уверена! – Пиа даже задохнулась от возмущения. – Что ты, Мэг! Ты же знаешь, что для меня существует только Клэй, с того дня, как я его впервые увидела, так же, как для тебя – Эдвард… ведь правда же?..

– Да, да… – неожиданно для себя Мэг покраснела: простодушные слова Пиа насчет того, что они обе безумно влюблены, и влюблены с первого взгляда, отозвались в сердце горячим и сладким трепетом. – Да, ты права… но я говорила не о тебе… не о нас… а о мистере Штерне.

– О мистере Штерне?

– Именно. Что, если он и в самом деле в тебя влюблен, и… может, помышляет о взаимности?..

– Ах, Мэг! Ты, оказывается, такая же выдумщица, как Клэй! – Пиа всплеснула руками и в свою очередь укоризненно покачала головой. – Какая взаимность? Даже если забыть на мгновение, что он женатый порядочный человек – он же в отцы мне годится!.. Боже мой, поскорее бы уж выйти замуж за моего любимого Клэя… как я буду рада, если Эдвард быстро попросит твоей руки, и наши свадьбы состоятся одновременно… ну или почти одновременно! Тогда я точно смогу подарить тебе Юпитера насовсем!

Мэг снова покраснела. Ей следовало бы сказать, что Пиа очень уж стремительна в своих мечтах – ведь между ней и Эдвардом пока что не было ничего, ничегошеньки, кроме взглядов, рукопожатий, нежных и незаметных прикосновений Эда к ее бедру, и коротких многозначительных бесед… Они всего лишь назначили условное первое свидание на празднике в Ромзи, и кто знает, как пройдет эта встреча, и чем закончится для них обоих? И вместе с тем Маргарет очень хотелось – до самой глубины существа – чтобы Пиа оказалась права. Если Эд в самом деле любит ее, а она почему-то ни капли не сомневалась, что так оно и есть, вопреки своей обычной недоверчивости, то, судя по его смелому поведению и решительному настрою, не замедлит открыться в своих чувствах. А открывшись – попросит ее руки… в этом она тоже была уверена, вне каких-либо рациональных доводов. Впервые в жизни в ней говорила Женщина. И эта Женщина все чувствовала, все знала – и не могла ошибаться.

Ни одному мужчине никогда не удавалось настолько увлечь ее, чтобы она думала о нем чуть ли не круглыми сутками, но Эдвард Лэндсбери отличался от других… и сумел безраздельно воцариться в ее душе и сердце.

****

Праздник Майского дерева в Ромзи разделил жизнь Маргарет на «до» и «после».

Препятствия на пути к цели вырастали одно за другим, но, не успев вырасти, волшебным образом рушились, как будто небеса решительно встали на сторону влюбленных.

Сперва лорд Гилфорд, узнав, что дочь собирается на сельский праздник, возжелал поехать с нею и тряхнуть стариной, самолично приняв участие в состязании лучников. Мэг всегда охотно проводила время с отцом, не менее охотно болела за него в шуточных соревнованиях джентльменов, но на сей раз его компания никак не входила в ее планы.

Пришлось пойти на хитрость: отправить леди Кавендиш традиционное приглашение на воскресный обед, и между делом сообщить, что в оранжерее Гилфорд-парка вот -вот расцветет Peristeria Elata, редкая белая орхидея, два года назад за большие деньги полученная лордом Чарльзом из Бразилии. Посадка этого удивительного цветка и забота о нем была совместным хобби лорда Чарльза и леди Амелии, постоянной темой бесед и более чем уважительным поводом для встреч, и, пожалуй, чем-то напоминала заботу родителей о младенце…

Расчет Мэг оказался точен. Леди Амелия примчалась на обед как разъяренная фурия, но с неизменной улыбкой на все еще красивых губах, и медовым голосом, не сулившим ничего хорошего владельцу поместья, поинтересовалась у него – почему он заранее не сообщил ей, что Peristeria Elata собирается цвести?.. Смущенные оправдания лорда Чарльза, что да, признаки есть, но он не хотел обнадеживать слишком рано, пока они с садовником не уверились до конца в намерении капризного цветка явить себя миру, были с негодованием отринуты.

Само собой, леди Амелия сейчас же получила утешительный приз – радушное приглашение от отца и дочери погостить в поместье несколько дней, и либо дождаться цветения, либо лично убедиться, что орхидея передумала, и нужно ждать еще один сезон… (1) Кавендиш торжествовала, а Маргарет впервые была по-настоящему рада ее присутствию в доме: это означало, что лорд Чарльз, полностью поглощенный гостьей и ботаническими экспериментами, даже не вспомнит о празднике в Ромзи… и, пожалуй, обрадуется, если строгие глаза дочери не станут следить за каждым его шагом.

Другим препятствием стал сам праздник, шумный и многолюдный. Пиа не хотела портить Маргарет первое свидание, хвостиком бродя за ней и Эдвардом в неблагодарной роли дуэньи. В то же время она не могла провести несколько часов в деревенской толпе полностью одна, без риска наткнуться на общих знакомых и вызвать ненужные вопросы, или влипнуть еще в какую-нибудь историю. Брать с собой грума из Гилфорд-парка на сей раз было нельзя, а семья Буршье не имела ни грума, ни выездного лакея…

После долгих споров и обсуждений с подругой, Мэг скрепя сердце все-таки признала правоту Пиа, что им не помешает еще один поверенный – мужского пола, а значит, более свободный в своих действиях и словах. Будущая миссис Кроу получила дозволение поделиться с женихом частью секретных сведений… и привлечь его к составлению и выполнению не менее секретного плана.

К чести Клэйтона, он принял назначение на роль Гермеса с благодушным спокойствием и радостью за друга, а при встрече с Мэг держался подчеркнуто деликатно, как будто вовсе и не ведал никаких сердечных тайн, просто рыцарски служил невесте, и с готовностью выполнял любые ее пожелания и причуды. Мисс Буршье хочет отдать в безраздельное пользование своей подруги жеребца баснословной стоимости? Почему бы и нет, Кроу всегда славились умением делать широкие жесты, даже когда не могли их себе позволить… Мисс Буршье желает проводить досуг не в швейной комнате и не за роялем, а в леваде с жеребятами, или у ограды манежа, наблюдая все за той же подругой? Так это просто очаровательно, и еще более очаровательно оттого, что чуточку эксцентрично… Мисс Буршье жить не может без танцев вокруг дерева с ленточками и стрельбы из лука? Кроу почтет за честь составить ей компанию, и присутствие мисс Гилфорд доставит особое удовольствие… а какая большая удача, что мистер Эдвард Лэндсбери тоже едет в Ромзи! Четвертый кавалер – и вот уже готовая фигура для веселой сельской кадрили, и каждая дама сможет составить маршрут прогулки по своему вкусу.

– Жаль, Пиа, что твой братец Жером – такой зануда и постоянно торчит в своей семинарии… Он ведь даже не соизволил приехать на оглашение нашей помолвки! – притворно сокрушался Клэй, когда настал долгожданный день праздника, и веселая кавалькада тронулась в путь из городского дома Буршье.

– Жером вовсе не зануда, просто он не может покидать семинарию, когда вздумается, он же будущий священник. Но он веселый и замечательный, ты убедишься в этом, когда познакомишься с ним на Троицын день… Мэг! Правда, Мэг?

– Что?.. – Маргарет с трудом отвлеклась от своих мыслей и придержала коня, чтобы ехать вровень с Пиа и Клэем… и заодно немного взнуздать нетерпение побыстрее приехать в Ромзи. Негоже слишком спешить… но и надолго опаздывать – негоже. Она была уверена, что Эдвард уже на месте и ждет ее, а значит, значит…

– Мэг! Ты меня слушаешь?

– Да, да, прости… что ты спросила?

– Правда, Жером веселый и ни капельки не зануда?

– Правда. Твой брат – чудесный человек. – искренне подтвердила Маргарет и, перехватив насмешливый взгляд Клэя, сочла нужным добавить:

– Пиа нисколько не преувеличивает, мистер Кроу. Мистер Жером Буршье – один из самых приятных, воспитанных и остроумных джентльменов в кругу моих знакомых.

– Вот как! В таком случае, мне вдвойне жаль, что его здесь нет!

– Почему, Клэй? Зачем тебе Жером прямо сейчас? – заинтересовалась Пиа и одновременно одарила жениха самой нежной улыбкой.

– Именно затем, что он священник! Праздник Майского дерева – не лучшее ли время для соединения любящих сердец?.. Мы… могли бы уже сегодня получить пастырское благословение и… наслаждаться законными правами мужа и жены!..Я хочу сказать – всеми правами!

– А как же наша свадьба? Гости, цветы… и платье, мое платье! Мне его заказали в Париже, на рю де Ла Пэ…

– Ба! Да мы бы все равно провели церемонию в положенный срок, гости ничего бы не потеряли… но настоящая свадьба – ты понимаешь? – настоящая свадьба была бы сегодня… как раз под Майским деревом.

– Клэйтон!.. – на щеках Пиа проступил пунцовый румянец, но вместе с тем она смешливо прикусила губу и ответила Клэю совсем не робким взглядом. Мэг тоже покраснела: она знала от подруги, что мистер Кроу, хоть и не пользуется еще всеми правами мужами, тем не менее получил куда больше, чем дозволено жениху… и она сочла его намек чересчур пикантным, почти грубым. Мысленно сравнивая поведение и манеры Клэйтона и Эдварда, она нашла, что Эд выигрывает по всем позициям. В его обращении с женщинами была особая мягкость – без угодливости, но и без дерзости, он был остроумен без насмешливости – а мистер Кроу не умел выдерживать этот гармоничный тон, зачастую скатывался в солдафонский юмор.

Маргарет не отказала себе в удовольствии суховато заметить:

– Сожалею, мистер Кроу, но Жером, даже если бы и был с нами, не смог бы никого обвенчать – он еще не рукоположен… так что придется вам проявить терпение.

Клэйтон вздохнул и кивнул с рыцарским смирением, Пиа тоже вздохнула, а Мэг невольно подумала, что слово «терпение» станет девизом сегодняшнего дня для всей компании искателей приключений и острых ощущений. Ах, если бы к нему добавить еще и толику благоразумия… но сладостное головокружение и готовность испытать совсем новые чувства ставило крест на этой добродетельной надежде.

****

Церковный сад в Ромзи, обнесенный решеткой со стороны, примыкающей к площади, а с трех других – замкнутый высокой каменной оградой, увитой плющом, засаженный каштанами и кленами, и буйно разросшимися кустами шиповника и плетистых роз, был идеальным местом для уединенных прогулок, благочестивых размышлений… и тайных свиданий. Парочки, отнюдь не боясь вызвать Божий гнев, нередко бродили взад-вперед по узким дорожкам, от уличной решетки до границы с кладбищем, или прятались в тени деревьев. Самые отважные и пылко влюбленные укрывались под дальней стеной, среди плюща, в каменной нише со скамейкой (опять-таки предназначенной для уединенной молитвы), но молились примерно так же, как Ромео и Джульетта, после возвышенной беседы о том, зачем же даны уста святым и пилигримам… (2)

Эдвард считал себя давно вышедшим из возраста Ромео и старался подходить к вопросам любви с прагматической меркой, однако не очень-то в этом преуспевал. Женская красота увлекала его, поскольку он от природы обладал развитым чувством прекрасного, непостижимость женского характера интриговала, как хождение по лабиринту, а причуды и капризы дам, бывало, удивляли и сбивали с толку, но никогда не злили всерьез. Он не был согласен с Клэйтоном, полагавшим, что женщины – это львицы на воле, и относиться к ним нужно соответственно: ласково, но всегда держать наготове хлыст, и быть готовым пустить его в ход, пусть и не в буквальном смысле.

Ему были равно чужды и донжуанский цинизм, сводивший любовь к телесному акту, и моральное лицемерие, понуждавшее относиться к леди как к существу бесплотному, не имеющему никаких желаний и страстей. Отдавая должное здоровой чувственности, Эдвард хотел видеть в женщине не просто любовницу или мать семейства, но подругу, равную себе.

Клэйтон фыркал, слушая подобные рассуждения, говорил, что Эд начитался Джейн Остин, Жорж Санд и подобных сочинительниц, обзывал его то мечтателем, то марксистом и чертовым революционером. И никогда не забывал добавить мрачное пророчество:

– Такие, как ты, Лэндсбери, со своими бредовыми идеями равенства полов, погубят старую добрую Англию… Стоит выпустить женщин из домашней клетки, снять с них короткий поводок – и они сейчас же вцепятся в горло, какими бы кошечками не прикидывались до этого. Попомни мое слово, если они однажды добьются «прав», то сейчас же захотят и власти… настоящей власти! – а потом начнут заставлять нас носить юбки и мочиться сидя. Ты вспомни, вспомни, во что превратила Геркулеса царица Омфала!

Эдвард посмеивался над страхами Клэйтона, поскольку знал их истинную причину, и оставался при своем мнении. В свои двадцать три года он редко задумывался о женитьбе, тем более, что этот вопрос был тесно связан с неприятной темой хронического безденежья и статусом младшего сына… и все же порой позволял себе помечтать о красивом доме с садом, куда привезет после венчания любимую женщину, и где будет жить с нею долго и счастливо, в любви и согласии, и она станет матерью его детей… чье будущее он сумеет обеспечить заранее, и гораздо лучше, чем это получилось у его отца.

Образ ничем не омраченного семейного счастья был очень приятным, но смутным, размытым, подернутым туманной дымкой. Истинная любовь к одной-единственной подруге, свадьба, семья – все это случится когда-нибудь, в отдаленном будущем, ну а пока что у Эда были совсем иные цели. Алмазный блеск сокровищ, сокрытых в южноафриканских горах, слепил гораздо сильнее выдуманной страсти, и ветер странствий кружил голову… но судьба расставила ему капкан там, где он вовсе не ожидал. И спутала все планы.

Эдвард сам себя не узнавал, он не мог понять, какое заклятье всего за один месяц обратило его из рассудительного (по крайней мере, ему нравилось так думать) английского джентльмена, готового за счет храбрости и упорного труда прославить свое имя и добыть состояние, в… самого настоящего Ромео! В итальянца, полубезумного от страсти, готового проводить ночи под балконом своей возлюбленной, «и серенадами ночными тешить» – у чертового Шекспира, кажется, были стихи на все случаи жизни.

Хорошо еще, что английская кровь все-таки возобладала, и он не отправился прямиком в Гилфорд-парк, чтобы на самом деле петь серенады, рискуя быть схваченным, как обычный вор, а разомкнул уста и назначил Маргарет свидание. Он мог получить в ответ холодный взгляд, надменный отказ… или вовлечься в игру жестокой кокетки, отдать свое сердце на растерзание (чем-то подобным его пугал Клэй, считавший любовные терзания подобием кори или лихорадки). Но… тогда это была бы не Маргарет. Не та самая женщина, что снилась ему всю жизнь, и кого он узнал мгновенно, лишь раз посмотрев ей в глаза.

Примечания:

1) Peristeria Elata – действительно редчайший и очень капризный цветок, также известный как «Орхидея Святого Духа», поскольку цветет обычно в районе Пасхи, а раскрытый цветок очертаниями напоминает голубя. Цветения можно ждать годами (в Ботаническом саду ждали 12 лет), но взрослое растение, достигшее полного роста, цветет уже регулярно.

2) См. Шекспир, «Ромео и Джульетта», первая встреча Ромео и Джульетты на балу