Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 67

Мы не учимся быть артистами, художниками

или писателями – мы учимся быть.

(Сэр Пол Маккартни)

Мне пришло в голову, что писатели – из той человечьей породы, кто не способен в своей жизни на реальный поступок. Они им мучаются, они его вынашивают и даже рожают – но в итоге на свет появляется не предмет или явление реальной жизни, а – фантом, голограмма, сотканная из слов, образов, флюидов. Ну например. Вместо того, чтобы стать путешественником и по-настоящему объехать весь мир – писатель всю свою жизнь листает словари и альбомы, шуршит картами и атласами, и – пишет, пишет, пишет книги о путешествиях и путешественниках, в одном из которых (или во всех сразу), зашифровывают, разумеется, себя. Или – нет чтобы пойти и ограбить банк, – он пишет роман об ограблении банка.

Писатель мечтает о чём-то, мечтает по-настоящему, страстно, это становится его навязчивой идеей, но – кишка тонка взять и сделать! Взять и сделать – ноги не идут, руки немеют, ладошки потеют. Опять же – и навыков криминальных нема, дело ведь не только в страхе. Не получается, ну никак, ни так, ни сяк, ни эдак – сделать! И тогда вместо пиСТолета берёт он в руку острое СТило, заряжает его чернилами – и реализует свою мечту не взаправду, а, как говорят ныне, – виртуально. В тиши кабинета, с помощью волшебной пары – развитого воображения да таланта излагать свои мысли складно и увлекательно для читателя. И вот банк ограблен, и не важно, что лишь на бумаге. Редкий случай, когда понарошку – считается, ибо роман становится бестселлером и приносит своему автору денег не меньше, а бывает, что и больше, чем пришло бы в результате реального ограбления. А в придачу – слава, социальный статус, почёт, уважение и место в пантеоне великих деятелей искусств.

Так может и ты, сказал я себе, не способен на реальный поступок? Впрочем, ты даже и на литературный поступок оказался не способен. Что роман написал – эта да, и даже в издательствах был принят. Но! Не был, однако, принят Главным Распорядителем – Жизнью: в тот самый момент, когда твоя строчка в издательском плане должна бы ожить шумом печатной машины – печатный станок утонул «в бурном море людей, событий»… Судьба-злодейка двадцать шесть лет назад сыграла с тобой шутку – удрала штуку, как говаривали раньше. И вот ты опять на распутье: жизнь подбрасывает настоящее, реально опасное дело. Ну, наверное, не смертельное, не те времена. Но всё же – у Димодеева как-никак есть «крыша», и при неудаче лихие грубые молодцы могут и бо-бо сделать, если не хуже. И на деньги «поставить». Да мало ли…

Да, я вполне отдавал себе отчёт: передо мной действительно лежало самое настоящее распутье. Развилка. Налево пойдёшь – головы не сносить. Направо пойдёшь… а что – направо? Сызнова книжку засядешь писать? И опять принялся за своё дурачина, ибо как горох отлетает от стенки, так от дурачины сего отскакивают уроки…

Выбор… Опять – выбор, проклятие свободного – в узком смысле «Сва-а-боден!» – индивидуума. Ибо выбор для свободного от рождения – естественное, и оттого – ненапряжное состояние… Вот когда ты от миллиардного контракта отказываешься – в одну секунду, не раздумывая, не колеблясь ни мгновения! – и только из одного того, что в отношении тебя проявили неуважение – это и есть нормальная, естественная реакция человека, рождённого свободным. И не важно, что потом ты будешь переживать и даже сожалеть о своём порыве – это уже из другой оперы, это – из социума, из социальных пут, обязанностей, ответственности… Главное – не идти на попятную первым, с извинениями, прыжками и ужимками. Сами придут. Или – не придут…

А насчёт писательства как заменителя практического деланья – не обольщайтесь, лентяи да боягузы. Это я, баловства ради, упражнялся в умствовании. Вы попробуйте сначала хотя бы строк пять-десять набросать так, чтоб их прочитать захотели. Уж не говоря о том, чтобы, дочитав, начали продолжение ожидать. Попробуйте – и, может быть, что-то, да поймёте в писательском рукомысле…

Да нет, не ищете в словарях. Рукомысло – мною, вот только что, придуманное слово. Я сложил его, преобразовав старинное рукомесло – рукодельное мастерство. В этом моём неологизме – рукомысло – соединены рука и мысль – неразлучная пара инструментов, во все века сопутствующих писательскому труду.

А что, по-моему, очень даже удачно вышло, не находите? Пойду запишу.