Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 68

– Но это же… война?!

– Война. И войну эту не я начал. И не ты.

(Телесериал «София»)

Посланец группы товарищей опять сидел у меня дома и с молодым аппетитом трескал то, что я самолично приготовил к его приезду.

– Давай рассуждать, Мечник. Какая у вас цель?

– У вас? – насторожился он.

– У вас, у вас, господин полномочный представитель. «У нас» я скажу, когда мы достигнем согласия. Если, конечно, достигнем… Так вот: какая у вас на данный момент цель? Восстановить справедливость, забрать положенное вам по закону. Возни пять квадратных морских миль, десятки погонных метров потраченных нервов, семь вёдер испорченной крови. А что в сухом остатке? Пару-тройку десятков тысяч на всю взбунтовавшуюся гоп-компанию офисного планктона? И вот это – материальное воплощение справедливости? О моральном порицании я вообще молчу.

– А – наказать подлеца? Разве мало?

– Это ты такой гуманист? Или в твоём понимании заставить подлеца заплатить жалкие для него компенсации – достойное наказание за его шакальи проделки? И то если выиграете, что совсем не предопределено.

– Но ведь мы вскроем все его злоупотребления… Комиссия по трудовым спорам…

– Ха! Комиссия по трудовым спорам – какое грозное словосочетание. Да господами комиссарами, друг мой, ничего не закончится. «Ваша честь»* отчётливо маячит. Если, конечно, вы будете готовы идти дальше. А дальше суд… Нет, судЫ – первой инстанции, второй, третьей… Сколько их там в нашем демократическом отечестве? Димодеев защищаться ведь будет! Даже, думаю, в контратаку перейдёт, или я ничего не понимаю в змеиных выводках. Адвокаты, связи, подкуп – вам кишки на локти профессионально наматывать будут, души ваши чистые заплюют, вам о вас расскажут на суде такое, о чём вы и не подозреваете… Тяжба, друг мой, это тяж-ба. Тяжесть, в конце которой горькое, горчайшее удивление – ба-а-а! и это наш самый гуманный в мире гуманный суд?! Жесть, как выражается молодёжь.

*«Ваша честь» – обязательное для участников судебного процесса обращение к судье.

– Но мы можем обвинить его не только в недоплатах, но и в уходе от налогов – зарплаты в конвертах, занижение прибыли… Мы засвидетельствуем…

– Ты невнимателен, друг мой. Суды – как раз по сему поводу. Да! Я забыл сказать: судебный этап отнюдь не автоматически наступает. Суды – они… Боюсь тебя огорчить, но до них дело может и не дойти.

– Это почему ещё?!

– Потому, мой юный дружище, что бунт на корабле обычно стараются подавить. Вполне допускаю: в самом начале вашего похода за справедливость к его участникам – к каждому по отдельности, на дом – «крыша» Димодеева не пожалует. Поначалу, думаю, он сам попробует уладить проблему. Так сказать, с целью достигнуть досудебного решения. Ну а если не сможет… Тогда «вопросы решать» к вам приедут добры молодцы. Понятно? С битами, с кастетами, может, и посерьёзнее аргументы припасут.

– Так вроде времена уж не те …

– О, святая простота! Ты откуда, из каких эксклюзивных источников сию информацию почерпнул? Надеюсь, не из местных или федеральных СМИ? Да эти подонки если и пугануть только приедут – мало точно не покажется. Тебе приходилось иметь дело с подобной публикой? Нет? А мне вот посчастливилось… И то – в самой лёгкой форме. К счастью.

Моя последняя тирада, не получив ответа, угрожающе зависла над нами снежной глыбой. Гость мой сидел понурясь. Я сочувственно вздохнул, подцепил вилкой солёный груздок и отправил его на зубок. В отличие от первой встречи мы сели поснедать* не на террасе, а в доме – в саду уже стало холодно и неприютно. Любопытное слово – снедать… С-не-дать. Слово не дать? А что, вполне логичный вариант – за разговоры в процессе еды ещё недавно – нашим отцам, кстати! – ложкой по лбу прилетало. Опять же, когда я ем, я глух и нем… О наши с Мечником лбы сегодня все ложки можно сломать.

*Поснедать – поесть, принять пищу (устар.)

Мечник шевельнулся, но не заговорил. Молчание гостя меня совсем не тяготило – пусть упорядочатся, распределятся мои слова по соответствующим полочкам в его гуманитарной головушке. Паузы полезны не только на сцене. Чтобы не мешать благотворному процессу, я даже встал и отошёл к окну. По стеклу стремились вниз, зигзагами, в рваном ритме, крупные капли – дождь с самого утра то принимался за своё мокрое дело, то затихал в задумчивости – рвануть ли по-настоящему, или пока ещё не время?

Интересно, а вот это движение капель – зигзагами, с остановками, с дрожанием – о чём говорит? О простых дорожных характеристиках – ну там, о разной степени загрязнённости поверхности стекла, о его незаметной глазу неровности? Или это признаки жизни внутри самих капель – об их сомнениях, о неуверенности в правильности своего пути? Хм…

– Так что же, ты предлагаешь нам отступиться? – нарушилось, наконец, молчание за моей спиной. – Пусть он и дальше… резвится?

Я нехотя оторвался взглядом от капли, которая только что сделала неожиданный рывок и пробежала вдвое дальше обычного. Вернулся к столу и с улыбкой вгляделся в Мечника. Он растерянно моргнул и как-то даже обиженно спросил:

– Что мне сказать остальным?..

Избегая глядеть мне в глаза, честный совестливый парень (как всегда – не ко времени родившийся) откровенно мучился вдруг создавшимся положением. Он ехал к человеку, которого давно уважал и который, по его мнению, не просто мог присоединиться к благородному заговору (ну хотя бы в силу того, что, как и все, пострадал от крохобора) – он, этот человек, по всем меркам должен бы возглавить заговор! В его глазах я ведь всегда имел статус не только старшего товарища, но и, несмотря на последние карьерные перемены, продолжал оставаться по жизни учителем, руководителем, директором, а значит – опытным организатором. Кому как не мне, надлежало стать походным атаманом! А кандидат, бесспорный, как АКМ в национальных освободительных движениях Латинской Америки, да и Африки, вместо того, чтобы принять атаманскую булаву, труса празднует…

Что ж, не будем долго мучить беднягу.

– Что тебе сказать остальным? А то и скажи… Скажи им, что не тяжба нужна – война!

– Война?!

Про деньги. От рубля до полушки. Рубль во все времена насчитывал сто копеек. Но поскольку в старину стоимостный вес наличности был куда весомей, то и номиналов существовало поболее. Три копейки именовались алтыном, а если в вашем кармане завалялись десять копеек, то вы обладали не примитивным десяриком, как говорили советские мальчишки, а гривной или гривенником. Двадцать пять копеек – полполтины. Полукопеечная монетка называлась деньгой или денежкой, половина же деньги – это полушка, самая мелкая монета. Сохранившийся в нашей обиходной речи полтинник – теперь всё чаще обозначает не исконное полрубля, а – пятьдесят рублей (вот он, зримый ориентир инфляции!). Другие названия: 2 коп. – грош, 5 коп. – пятак, 15 коп. – пятиалтынный, 20 коп.– двугривенный, 1 руб. – целковый.