Читать книгу Пути-дороги - Сергей Калабухин - Страница 2

В полдень первой субботы июня 1989-го года к окошку билетной кассы на железнодорожной станции подмосковного Трёхреченска подошёл спортивного сложения симпатичный русоволосый мужчина лет тридцати.

– Один билет на любой ближайший поезд в любую сторону, – с грустной улыбкой попросил он.

– Куда? – с ленцой протянула миловидная кассирша.

– До ближайшего города.

– Умный очень? – нахмурилась кассирша. – Не мешайте работать, гражданин!

– И в мыслях не было вам мешать, – добродушно возразил мужчина. – Просто Трёхреченск меня сегодня не устраивает, хочу немного побыть туристом, а отпуск не скоро.

– Билет только туда или обратно тоже будете брать? – раздражённо уточнила кассирша.

– И обратно. – Мужчина протянул в окошко трёшку и печально вздохнул. – В гостиницах редко бывают свободные номера, а ночевать на вокзале мне что-то не хочется.

Вручив билет и сдачу, кассирша, внезапно смутилась под оценивающим взглядом серых глаз незнакомца и вежливо произнесла:

– Вторая платформа, отправление через семь минут.

Повернувшись к напарнице, работавшей у соседнего окошка кассы, она громко сказала:

– Видала, Кать? Турист-однодневка! Каких только дураков на свете не бывает…

Когда поезд, остановился у вокзала с раскинувшейся во всю ширь фасада надписью: «БЕЛОВОДСК» мужчина вышел на платформу и, жмурясь от яркого летнего солнышка, огляделся: до виадука было далеко. Спрыгнув на рельсовый путь, он быстро пересёк его и со спортивной лёгкостью взобрался на платформу, примыкавшую к зданию вокзала. Пройдя сквозные двери здания, он очутился на просторной площади и сразу привлёк своим праздным видом внимание куривших у пивной палатки цыганок. Одна из них, подскочив к нему, скороговоркой забубнила:

– Давай погадаю, дорогой. Всю правду тебе скажу. Судьба твоя завидная, долго жить будешь, повидаешь много, большая любовь у порога казённого дома тебя ждёт, всю правду про неё скажу, позолоти руку. – Из пестроты цыганского одеяния высунулась готовая к позолоте смуглая, прокуренная насквозь ладонь. – Позолоти, не бойся, дорогой. Сколько не жалко. Трёхкопеечную монету положи. Увидишь, одна сторона почернеет, значит, верное гаданье.

Мужчина достал из брючного кармана рублёвую бумажку, положил её на костлявую ладонь и попросил:

– Угадай, дорогая, дорогу до какого-нибудь книжного заведения.

– Не туда твоя дорога, дорогой. Любовь на пороге казённого дома тебя ждёт…

– Кого она не ждёт-то, дорогая? Ладно, не знаешь, где книги водятся угадай тогда, где краеведческий музей.

Лицо у цыганки посерело.

– Ну хоть к столовой какой-нибудь угадай, как добраться.

– Пойдёшь прямо, – оживилась цыганка, – дойдёшь до широкой дороги, перейдёшь её и увидишь памятник вождю, на столовую рукой покажет.

Поблагодарив, мужчина хотел идти, но цыганка мёртвой хваткой вцепилась в его руку:

– Погоди, дорогой. Положи рублик – скажу, кто смертный враг твой, караулит он тебя, каждую твою ошибку караулит, положи рублик, дорогой.

– Вра-аг? У меня-я? – удивился мужчина. – Ты меня с кем-то путаешь, цыганка. На, возьми рубль, и всего доброго тебе.

Он двинулся было прочь, но прокуренные пальцы опять клещами вцепились в рукав его рубашки.

– Погоди, дорогой. Я честная цыганка, я так деньги не беру. Идём в сторонку, всю правду тебе скажу.

Он шагнул следом за ней от тротуара и приготовился слушать правду.

– Положи ещё рублик, – начала цыганка, протянув уже освобождённую от двух рублей ладонь. – Положи, ценное будет гаданье, правду говорю.

Лицо мужчины, игравшее весельем, поскучнело.

– Ты повторяешься, – заметил он. – И рубликов у меня больше нет, одна пятёрка только осталась.

– Давай пятёрку, – не растерялась гадальщица, – я два рубля сдачи дам. – На её ладони возникли скомканные рублёвки.

Мужчина спортивно чётким движением схватил одну рублёвку и сунул в свой карман.

– Квиты, – сказал он весело. – Рубль оставляю за предсказание дороги до столовой, а от второго освобождаю, раз ты честная.

Лицо несостоявшейся гадальщицы скривилось в ведьмину гримасу. Внезапным рывком она вырвала несколько волосков из шевелюры своего обидчика и, сжав их в когтистом кулачке, скороговоркой пробурчала заклинание:

– Смерть за твоей спиной, несчастный. Проклятый будешь, один будешь, страдать будешь.

– Спасибо на добром слове, – сказал он добродушно и пошёл, поглядывая по сторонам в ожидании предсказанного памятника.

Памятник действительно вскоре показался, а за ним и столовая. Пообедав, мужчина разыскал книжный магазин и задержался здесь в техническом отделе, просматривая книги по теории и практике электротехники. Ни одна из книг не показалась ему достойной приобретения, и он собрался уже было уходить, как вдруг увидел в уголке витрины скромную брошюрку с нескромным наименованием: «Теория эфира». Судя по уценке стоимости, указанной на тыльной стороне обложки, успеха у покупателей брошюрка не имела. Бегло её пролистав, он приобрёл её, пробив в кассе сорок пять копеек. Выйдя из магазина, он купил газету и завернул в неё «Теорию эфира» так бережно, точно это были куриные яйца или стеклянная посуда, потом так же бережно уложил покупку в сумку, и тут увидел неторопливо идущую блондинку. Он остановил её обаятельной улыбкой.

– Меня зовут Слава, – сказал он. – Фамилия у меня Левенцов. Я приезжий. Мне бы хотелось обогатить свой интеллект вашим краеведческим музеем. Вы мне не подскажете, где он?

Девушка, кокетливо стрельнув глазами, объяснила, где краеведческий музей.

– А у вас нет желания проводить меня до него? – поинтересовался он.

– Мне туда не по пути, – сказала девушка.

– Жаль. Но ради такой прелести я могу сам изменить путь. Вы куда-то торопитесь?

– Меня ждёт мой парень, мы едем на пляж. – Блондинка окинула Левенцова насмешливым взглядом. – Вам лучше с ним не встречаться: он ревнив, как Отелло и столь же чёрен.

– Негр? – удивился Левенцов. – Откуда он здесь взялся?

– Мы вместе учимся в нашем пединституте.

– Я, конечно, не расист, но позвольте спросить: чем же он вас привлёк? Неужто в Беловодске местные парни хуже приезжего африканца?

– А вы представьте: ослепительно белая простыня, а на ней угольно чёрное тело!

– Представил. И что?

– Разве вас эта картинка не возбуждает? – удивилась блондинка.

– Нет, – честно признался Слава.

– Вот поэтому нам с вами не по пути. – Лицо у блондинки разочарованно вытянулось. – Идите в свой замшелый музей!

– Спасибо за консультацию, – насмешливо улыбнувшись, чуть поклонился Левенцов. – Возможно, я позже тоже посещу ваш пляж, но сейчас духовное мне ближе.

Насмешливо фыркнув, блондинка повернулась и зашагала прочь.

– Эй, Дездемона! – крикнул ей вслед Левенцов. – Отелло не был негром! Он был мавром, то есть арабом.

Краеведческий музей оказался заурядным заведением. В двух просторных комнатах были выставлены скучные, имеющиеся в любом городе экспонаты и документы, отражающие семьдесят лет советского периода истории, период же, охватывающий предшествующие четыреста лет городской истории, уместился в крохотном уголке одной из комнат. Слава Левенцов подошёл к музейному служителю с вопросом:

– Не могли бы вы сказать, откуда у города такое название: «Беловодск»?

– Потому что он на берегу реки «Белая», – ответил не задумываясь служитель.

– А почему так называется река?

Теперь служитель задумался.

– Всё ясно, – улыбнулся Левенцов, кивнув в сторону уголка, отражавшего четырёхвековую историю до 1917 года. – Там для ответов на такие мелкобуржуазные вопросики не нашлось местечка. Может, скажете тогда, как дойти до реки с таким экзотическим названием? Говорят, там есть пляж.

– Это далеко, лучше вам автобусом. Автовокзал в той стороне, мимо не пройдёте.

Трястись в самый солнцепёк в автобусе было малоприятно, от жары и духоты не спасали даже полностью открытые окна. Водитель вывел машину на автомагистраль и та, дважды успев проскочить перекрёстки на жёлтый свет, удачно выскочила к нужному повороту под зелёный. Крутой спуск, полумрак туннеля под железнодорожной магистралью, опять солнце, окраинные домики в зелени садов, простор приречья. Остановка автобуса оказалась возле пляжа.

Река Левенцова разочаровала. Во-первых, вода в реке оказалась отнюдь не белой. Во-вторых, Белая была гораздо уже родной Оки, что не удивительно, так как этот мутный поток являлся всего лишь её притоком. Участок пляжа был засыпан тонким слоем грязного песка. По случаю субботы на пляже не было свободных мест. Оставить без присмотра в этом столпотворении одежду, деньги и документы Левенцов не рискнул. В дальнем конце пляжа он увидел расположившихся на простынях трёх женщин в пёстрых закрытых купальниках. Он подошёл к ним. Они оказались немолодыми, лет под сорок, играли в карты и курили какие-то экзотические длинные и тонкие сигареты.

– Присмотрите, пожалуйста, за моими вещами, – попросил их Левенцов.

Раздевшись, он пошёл к воде. Песчаная отмель была пологой, надо было метров двадцать преодолеть пешком по дну до глубины. Наконец Слава ощутил под ногами пустоту и, наслаждаясь прохладой воды, поплыл. Плыл долго, не разбирая направления, сконцентрировав всё внимание на удовольствии от процесса движения в воде. Потом, увидев, что его довольно далеко унесло течением, направился к другому берегу, подымавшемуся из воды крутым откосом. Левенцов с трудом взобрался на него, цепляясь за ветви низкорослого кустарника. Отсюда открывался живописный вид на городские окраины, на сверкавшие на солнце маковки церквей и башенки монастыря. Левенцов некоторое время с интересом смотрел на старинный одноэтажный Беловодск. Потом с разбега нырнул с обрыва в реку и поплыл назад.

Выйдя на пляж, Левенцов нашёл троицу приветливых женщин, согласившихся посторожить его вещи, молча ляпнулся рядом с ними на песок и улыбнулся. Не прошло и трёх минут, как женщины уже наперебой старались выказать ему расположение. Они пригласили его принять участие в карточной игре, но он сказал, что ему жаль красть у жизни время на столь легкомысленное занятие. Тогда они достали из сумок пиво и закуску. От пива Левенцов не отказался. Из разговора выяснилось, что все три женщины безработные, потому что не желают унижать себя работой за гроши.

– Чем же вы живёте? – спросил Слава.

– Чем Бог пошлёт, – ответила одна, усмешливо переглянувшись с остальными.

Через полчаса, поняв, с кем имеет дело, Левенцов задумался: не остаться ли ему в Беловодске на ночь? Судя по всему, у него есть шанс весело и нестандартно провести ночь в компании трёх зрелых красоток без комплексов. С другой стороны, у него нет уверенности, что он достойно сможет показать себя, полностью удовлетворив потребности всех трёх весьма искушённых дам. Да и наличные финансы у него в кармане, как говорится, «поют романсы». Конечно, в этом городе Левенцова никто не знает, и возможный его провал и позор вряд ли дойдут до родного Трёхреченска…

«А зачем мне это? – опомнился Слава. – Стоило ли уезжать чёрт знает куда, ради того, что я в любой момент могу получить без каких-либо хлопот дома?» И он решительно объявил, что ему пора уходить. Женщины искренно расстроились. На прощанье они сунули ему клочок бумаги с номерами телефонов. Слава поблагодарил и пошёл к остановке автобуса. Там он разорвал бумажку с телефонами на мелкие клочки, сдунув их с ладони в урну.

Левенцов вернулся в Беловодск и долго бродил по старым и новым кварталам города. Древние стены кремля ещё в царские времена были разобраны жителями по кирпичику, из которых понастроили дома и сараи, благополучно пережившие революции и войны. Новые кварталы были застроены пятиэтажными «хрущобами» или типовыми девятиэтажками. Церкви и монастыри Левенцова не интересовали. Отдохнув на скамейке в парке и понаблюдав, как по аллеям и вокруг фонтана гуляют молодые мамаши с младенцами в колясках, Левенцов вернулся на вокзал, чтобы первым же поездом вернуться в Трёхреченск. Но тут понял, что не видел, каков Беловодск по ту сторону рельсовых путей. Натруженные за день ноги гудели, но Левенцов мужественно начал подъём на виадук.

Спустившись с другой стороны, он очутился в тени вековых лип. В глубину сквера шла аллея, она привела его к четырём расположенным впритык друг к другу магазинам. Двери трёх из них, продовольственного, промтоварного и молочного, были уже на замке. Из дверей работающей пока булочной-кондитерской выскочила девочка лет пяти, следом за ней вышла молодая женщина с двумя нагруженными доверху хозяйственными сумками. Он сделал шаг навстречу:

– Мадам, похоже, нам с вами не разминуться. Мне вас цыганка нагадала как раз на пороге казённого дома встретить.

Женщина, быстро на него взглянув, потупилась. У неё была редкой чистоты и атласности кожа на лице и открытой части груди. Отдав должное этой прелести, не забыл он оценить и остальное. Сложена, как величавая славянка. И лицо приятное, не то чтобы очень уж красивое, а именно приятное, даже милое, даже более чем милое.

– Нет-нет, – остановил он её, – не пытайтесь меня обойти, не получится: цыганка, которая мне вас нагадала, кристально честная была.

– Я устала, извините, – ответила женщина.

– А я, думаете, не устал? – возразил он. – С утра на ногах. Да против судьбы усталость не подмога. Давайте ваши сумки, они вам тяжелы.

– Не надо, мы привычны.

Он присел на корточки перед девочкой, глядевшей на него во все глаза, представился:

– Меня зовут дядя Слава. А вас, барышня, как?

– Ксюша. – Девочка солнечно улыбнулась и протянула ему руку.

Поцеловав её крохотные пальчики, он скосил глаза на стоявшую в растерянности женщину:

– Это твоя мама?

Ксюша утвердительно кивнула. Женщина пошла к аллее. Он догнал её.

– Давайте отнесём сумки и поужинаем в ресторане, – предложил он вкрадчиво.

– Нет, – последовал уверенный ответ.

– Тогда в кино?

– Нет.

– Ну хоть в интимной близости-то не откажете?

– Нет.

– Я так и знал, – улыбнулся он.

Женщина, спохватившись, покраснела, но улыбка у мужчины была такая обаятельная, что ей ничего не оставалось, как ответить беззащитной, целомудренной улыбкой.

– Давайте ваши сумки, – он выхватил их у неё и, не оглядываясь, пошёл к виадуку.

Ксюша радостно поскакала впереди. Спустившись на другом конце виадука, он обернулся. Женщина, глядя себе под ноги, остановилась. Не поднимая глаз, она с неловкостью произнесла:

– Не провожайте меня дальше. Я замужем.

– Какая прелесть! – восхитился он. – Вы всерьёз полагаете, что это веский довод?

– Не провожайте, – мягко повторила она и медленно стала поднимать к нему глаза.

Под воздействием этого замедленного их движения Левенцов ощутил нечто странное. Пронеслись как будто очень важные, но ускользнувшие из памяти провалы лет прежде, чем его и её взгляды наконец соединились. Её глаза с поволокой смотрели затуманенно и немного томно, словно преодолевая дымку непомерного пространства. «Продавщица так смотреть не может, – подумалось ему. – Точно разглядывает моих дедов, прадедов и что под землёй, и что за облаками». Медленно и устало она протянула к нему руки. Он отдал ей сумки и изумлённо произнёс.

– Какие у вас глаза!

– Какие? – доверчивая нотка просочилась в её голос.

– Затрудняюсь в точности сказать. Сказать «красивые» слишком мало. Будь я художником, назвал бы неземными. Но я человек технический, поэтому скажу конкретней: они у вас инопланетные: от их взгляда родная планета уходит из-под ног… Ладно, идите кормить мужа. Счастья вам.

– И вам счастья, – сказала она как будто с облегчением.

– Одну минуту, – окликнул он, когда она пошла.

Она обернулась, глянула «инопланетным» взглядом.

– Как вас зовут?

– Наташа.

– Фамилию не скажете?

– Фадеева.

– А я Слава Левенцов.

Подскочила Ксюша, протянула на прощанье руку. Он поцеловал ей пальчики и, заговорщицки подмигнув, сказал:

– Пока.

Солнце садилось, когда Слава Левенцов вышел из последнего вагона электрички и направился не к лестнице виадука, а к концу платформы главного вокзала Трёхреченска. У этого конца между рельсами был настил из бетонных плит, служивший внештатным переходом. От перехода шёл ближайший путь к расположенной неподалёку от вокзала девятиэтажке, где Левенцов снимал жилплощадь, «пещерку у вокзала», как он её называл.

По окончании института Левенцова распределили в один из московских НИИ. Придя в отдел кадров, Вячеслав узнал, что его ждут мизерная зарплата и отсутствие каких-либо перспектив получения жилья, даже собственного общежития в этом научном заведении не было.

– А где же мне жить? – спросил пожилого кадровика Левенцов.

– Так вы же, судя по анкете, родом из Подмосковья, – прозвучало в ответ. – В чём проблема? У нас почти половина сотрудников ездят на работу из области. Другие за счастье считают распределение в Москву, стремятся любым способом здесь закрепиться, а вы претензии какие-то предъявляете!

– Электричка от Трёхреченска до Москвы идёт два с лишним часа, да от вокзала до НИИ почти час добираться. Я минимум семь часов в сутки на одну только дорогу на работу и обратно буду тратить. А с такой зарплатой, что вы мне предлагаете, все деньги будут уходить на оплату съёмного жилья, билеты на транспорт, хлеб и воду. Мне такого «счастья» не надо!

После долгих споров с начальником отдела кадров, хождения по кабинетам начальников разного уровня и даже скандала в профильном министерстве Левенцов добился отмены распределения и получения свободного выбора места работы. Он вернулся в родной Трёхреченск и обошёл все местные предприятия. Его готовы были взять везде, но опять же без предоставления жилья. Комната в общежитии положена только иногородним сотрудникам, а Левенцов к таковым не относился. А пока Вячеслав получал высшее образование в московском институте, его младшая сестра успела выйти замуж и родить двойню, так что в их бревенчатой халупе на окраине города ютились старики-родители, сестра с мужем и их дети. Левенцову пришлось ночевать на сеновале в сарае. Хорошо, тогда было лето, но, когда пришли осенние холода, Вячеславу пришлось перебраться в кухню и спать там на сдвинутых стульях. Такое положение не устраивало никого и в первую очередь самого Левенцова. Вот тогда он стал внимательно читать объявления о сдаче квартир, сменил несколько адресов и хозяев, пока не снял комнату в двухкомнатной квартире одинокого отставного военного лётчика Глеба Ивановича Татищева, «пещерку у вокзала».

Быстро миновав малолюдную в этот поздний час привокзальную площадь, Левенцов уже через несколько минут был в своей «пещерке». О жилом её назначении напоминала лишь кровать. Остальное помещение занимали кульман, развешанные на проволоках у потолка чертежи, электросхемы, массивный самодельный стол с токарным станком и слесарными тисками, стеллажи вдоль стен с механическими и электрическими приборами, словно в производственной какой-то мастерской. Окинув это техническое убранство весёлыми глазами, Левенцов поздоровался с ним вслух:

– Привет!

После тёплого душа он пошёл на кухню, где поздоровался с содержимым холодильника: то был приличный кусок варёной колбасы. Вячеслав съел колбасу, обильно сдабривая её острым томатным соусом, потом вернулся в комнату и повалился спать.