Читать книгу Пути-дороги - Сергей Калабухин - Страница 7

Томили духота и неподатливая изобретательская идея. Левенцов пошёл к Татищеву. У того и дверь, и окно были раскрыты настежь, и всё равно сигаретный дым стоял так густо, что некурящий Левенцов закашлялся. Татищев, в чёрных семейных трусах и голубой майке, зло смотрел на экран телевизора, показывали «Прожектор перестройки». При появлении Левенцова он щёлкнул выключателем и раздражённо пожаловался:

– В детство впали с этими своими хозрасчётами, бригадными подрядами, починами, прямо ликбез устраивают. Научи дурака богу молиться, так он лоб расшибёт!

– Какого дурака ты имеешь в виду, Глеб? – поинтересовался Слава. Передвинув одну из табуреток от стола к окну, он сел.

– Того, у которого на лбу клеймо от рождения имеется! – рявкнул Татищев. – В газетных фото эту кляксу ретушируют, но в век телевидения сатанинскую метку на лысине спрятать нельзя.

– Не пойму, чего ты злишься, Глеб? – удивился Левенцов. – Тебе-то какое дело до хозрасчётов и подрядов? По-моему, глупостью было их до сих пор не применять…

– Да? А ты знаешь, почему у нас в стране нет безработицы?

– Потому что, «кто не работает, тот не ест», – попытался отшутиться Левенцов.

– В том-то и дело, что ест! – прикурив от окурка новую сигарету, язвительно прохрипел Татищев. – Любой лентяй или пьяница прекрасно знает, что ему будут платить зарплату просто в силу того факта, что он приходит на работу и отбывает на рабочем месте весь срок. Он может весь рабочий день бить баклуши, и никто его за это не уволит, потому что в трудовом кодексе нет такой статьи! Ага. А если он всё же умудрится совершить какой-то проступок, за который его всё же уволят, бездельник легко устроится на работу в другом месте, потому что ему не смогут отказать при наличии соответствующей его специальности вакансии!

– Не улавливаю связи…

– Простой пример, и ты уловишь. Допустим, некая рабочая бригада решила перейти на подряд. Она должна будет выполнить некий объём работ в определённый срок, за что получит конкретную сумму денег, которую поделит между членами бригады. Что, по-твоему, в первую очередь сделают члены бригады?

– Избавятся от бездельников? – догадался Левенцов.

– Вот именно! И не только от бездельников: многие штатные расписания у нас непомерно раздуты, и кроме того некоторые члены бригады вполне успешно смогут совмещать разные специальности. Чем меньше народу, тем больше зарплата! Ага. А куда прикажешь девать сокращённых работников, если у нас везде начнут внедрять бригадный подряд? Я, как ты знаешь, и раньше не смог найти себе работу, но у меня хотя бы есть пенсия! Что прикажешь делать с толпой безработных?

– Знаешь, Глеб, – серьёзно начал Левенцов, – мне абсолютно не жаль бездельников. Я не знаю, как, но нынешнюю систему давно надо менять. Про рабочие бригады ничего сказать не могу, а вот с инженерами у нас ситуация аховая! Вот я сам перед тобой – живой этому пример. Ну, не буду повторяться, ты мою ситуацию давно прекрасно знаешь. До недавнего времени со мной рядом в бюро работала молодая умная девушка, Алла Скобцева. Она три года после окончания института отработала и уволилась. Решила заняться бизнесом. Догадываешься, почему?

– Видать, не ту специальность выбрала…

– Не угадал. Я от скуки на работе начал ходить в нашу заводскую библиотеку, сказал начальству, что ищу и изучаю новые разработки по нашей теме. Нельзя же отставать от прогресса. В читальном зале кроме технической литературы я обнаружил подшивки газет и популярных журналов, в которых мне на глаза попались поразившие меня статьи. Я даже сделал некоторые выписки. Ты ведь наверняка слышал по своему любимому телеящику речи о том, что инженеров у нас слишком много: в четыре раза больше, чем в США. «Их так много, а пользы от них так мало», – твердят по радио и в прессе. Даже в кино можно видеть, как инженеры убивают рабочее время в курилках или за чаепитием, и это не выдумка, самая настоящая правда, своими глазами каждый день у нас в отделе вижу. А регулярные командировки инженерных и научных кадров на овощные базы и уборку урожая в колхозы и совхозы! Песню Высоцкого помнишь: «А твои подруги, Зин, всё вяжут шапочки для зим…»? Да, почти все женщины в нашем бюро открыто вяжут в рабочее время шапки, шарфы, свитера, носки и варежки. Не от лени, а от безделья. Алле Скобцевой ещё повезло: ей дали работу чертёжницы. А она, наивная, думала, что будет инженером-конструктором…

– Вот и я о том! – аж подпрыгнул от возбуждения Татищев. – Рушит Горбачёв завоевания социализма. Наши предки бились за то, чтобы дать народу образование и гарантированный кусок хлеба. Сначала партия внедряла всеобщее среднее образование, потом решили сделать широко доступным и высшее. Возможно, чуток переборщили, не требуется советской промышленности столько инженеров. Что ж теперь, всех лишних за ворота? В одну очередь с лентяями и алкашами? Возродить Биржу труда, как в Европе и Америке?

Левенцов достал из кармана потрёпанную записную книжку.

– На самом деле, Глеб, в СССР сейчас занято в народном хозяйстве в четыре раза, а в науке в два раза меньше специалистов с высшим образованием, чём в США!

– Не может быть!

– И вряд ли хозяева разрешают своим работникам гонять на работе балду и вязать зимние вещи. – Левенцов открыл записную книжку, быстро нашёл нужную страницу. – Теперь о квалификации наших инженеров. По данным всесоюзного социологического исследования, по полученной в вузе специальности работают сорок четыре процента инженеров-механиков, пятьдесят семь инженеров-технологов, шестьдесят шесть процентов инженеров-электриков, девяносто один процент врачей. При этом шестьдесят процентов рабочего времени инженеры НИИ тратят на низко квалифицированные работы, овощные базы, колхозы, строительство, а также различные общественные кампании: ДНД, спортивные соревнования, сандружины и тому подобное.

Но и это ещё не всё! Собственно, творческой инженерной работой имеют возможность заниматься только десять процентов инженеров. Я, как ты понимаешь, в эту категорию не вхожу. Почти половина инженеров выполняет работу, по содержанию не требующую инженерной квалификации. Двадцать пять процентов поддерживают функционирование техники, пятьдесят пять процентов обслуживают организационно-управленческую систему, двадцать процентов являются непосредственными организаторами и руководителями. А сколько у нас «инженеров по кадрам», «по труду», «по озеленению»?

Я уж не говорю о том, что более половины наших инженеров – женщины, от которых, честно говоря, никто и не ждёт никаких научных или инженерных разработок. Да и у кого хватит совести их в этом упрекнуть, зная, что головы их заняты думами: чем накормить и во что одеть семью. Многие женщины из нашего бюро каждую субботу мотаются в Москву, убивают выходные дни в очередях за продуктами, одеждой, стиральным порошком…

Сейчас у нас перестройка, но пока отношение к инженеру практически не изменилось. Да, инженерам подняли оклады. Можно ещё больше увеличить заработки за счёт сокращения «лишних», как в «бригадном подряде». Кстати, у нас и так ежегодно находят и сокращают «лишних» ИТР!

Левенцов замолчал и убрал записную книжку в карман.

– Вот так-то, Глеб! – невесело усмехнулся он. – Такая ситуация сложилась давно, и как её разрешить, я не представляю. А ты о каких-то лентяях и алкашах переживаешь…

Татищев молчал, мрачно глядя на Левенцова. Наконец, сказал:

– Не складывается что-то: как же тогда мы их в космосе опередили и в атомной сфере, если они сами такие умные да ещё со всего мира учёных сманивают?

Левенцов усмехнулся.

– Вот поэтому они нас так люто и ненавидят и испокон веков стараются уничтожить! Потому и твердят о «загадочной русской душе». Сколько русских открытий и изобретений, не нашедших признания у нас, ушло за бесценок на Запад или было нагло украдено, а потом наши чиновники вынуждены были за валюту покупать сделанную на их основе продукцию! Я боюсь, Глеб, что и мои труды ждёт такая же участь…

Последнее время меня стали мучать сомнения, живу ли я, когда забываюсь над своими разработками. Знал бы точно, что не живу, бросил бы. Гулял бы, женщин бы любил… – неожиданно пожаловался Слава. – От жизни отрекаться глупо, земные радости не зря дарованы, но скажи, разве ты не жил за штурвалом самолёта?

– Чепуха, – буркнул Глеб Иваныч. – За штурвалом жизнь не слаще, чем у станка. Жил я, когда возвращался домой со службы, это да. Особенно если в непогоду. Ввалишься, бывало, в квартиру весь промёрзший, а дочь как закричит: «Папка присол!» – и больше, кажется, ничего не нужно. С разбега в мои спецбрюки – ляп. А жена ФЭН свой достаёт, молнию на куртке у меня из ледяной корки выплавить. А Роза, кошка наша, с поднятым хвостом кругами ходит, знает, что деликатесы из НЗ сейчас в ход пойдут. НЗ на случай пурги все в городке держали. Ага.

Знаешь, что такое пурга на Новой Земле? Сейчас скажу. По неделе, бывало, из дома нос не высунешь. Люди в трёх шагах от дома замерзали. Ничего не видно, так снегом крутит. И не слышно: ветер воет. И с ног сбивает. Раз Коля Сахаров, мой сослуживец, звонит в пургу по телефону: нет ли у меня дома чего выпить, а то, мол, от пурги скучает. «Есть, – отвечаю, – только бери с собой лопату дверь из-под снега доставать». Я навстречу ему изнутри с лопатой. Вижу просвет уже, и вдруг слышу Колин вопль. Глухой такой вопль, замогильный прямо. Ага. Выкопался я, смотрю, Колю моего ветром приклеило к сугробу. Он из дома в шинели вместо куртки вышел впопыхах, так вот шинель ему на голову задрало, и носом в сугроб. Мужик под два метра ростом, богатырь, а только и смог, что продержаться до моего подхода, вцепившись изо всех сил пальцами в сугроб. На Новой Земле лежалый снег, что камень! Лежит Коля и кричит, на помощь зовёт. Не услышь я и не подоспей вовремя, перетащило бы его через сугроб – ищи потом Колю в поле. Ага.

Розу, кошку нашу, я как раз в такую же пургу у подъезда подобрал. Полумёртвая была, потом такая умница, красавица оказалась! За сутки нас о пурге предупреждала. Ага. Бывало, начнёт Вера на улицу Маринку собирать, а Роза хвост трубой, шерсть дыбом, спину горбом и рычит, как тигр, к двери Маринку не пускает. Значит, жди пургу. Ни разу не ошиблась. А в хорошую погоду всегда с Маринкой вместе. Вроде и не интересуется, как там детвора резвится, а стоит Маринке за угол дома скрыться, сейчас же на другое место переходит, чтобы из поля зрения её не выпускать. От собак её оберегала. Как бешеная, на них кидалась. Ага. Своих, правда, не трогала, чужих только. Одну незнакомую ей лайку на моих глазах инвалидом сделала. Та раньше медведей белых не боялась, а тут кинулась ей эта зверюга на загривок и до тех пор трепала, пока в полное расстройство нервную систему у собаки не привела. И всё же не уберегла Маринку…

Татищев замолчал и позабыл про сигарету, продолжавшую дымиться в его пальцах. Глаза его сделались далёкими, про гостя он забыл.

Левенцов тихо встал и удалился в свою комнату, где ждал рабочий стол с чертежами, книгами, набросками. Он сел за него, но тут же поднялся и в бездумье подошёл к окну, поглядел через дорогу. Кирпичная кладка стен будущего рынка возвышалась уже на полметра над землёй. Может, прав Татищев, и настоящее счастье возможно только в гармоничной семье? На ум Левенцову пришли строки из Крыловской басни: «За счастьем, кажется, ты по пятам несёшься, а как на деле с ним сочтёшься, – попался, как ворона в суп…» А как же упоение от неожиданно пришедшей в голову технической идеи, огромная радость и удовлетворение от её успешного воплощения в рабочий образец? Радость и счастье, видимо, всё же далеко не одно и то же, потому и обозначаются разными словами. Эту горькую правду подтверждает и жизненный опыт самого Левенцова: никакие научные открытия, никакие изобретения сами по себе счастья людям не принесут. Счастье, видимо, даруется иллюзией, а не реальностью. Ради чего тогда мучиться проклятым Делом, если знаешь, что его завершение никому, кроме тебя самого радости не даст? Да и сам ты, правду говоря, испытываешь радость, только пока делаешь, а как остановился… Дело, выходит, не в самом Деле. Но в чём?

Так всегда. На каждый новый вопрос налипал десяток новых, выстраивалась заколдованная цепочка, из которой невозможно было вырваться. Вырваться Левенцову удалось лишь с помощью иллюзии: он вспомнил о Фадеевой Наташе.