Читать книгу Пути-дороги - Сергей Калабухин - Страница 5

Алла скинула в прихожей туфли, прошла на кухню, потом в библиотеку. Алевтина Владимировна Скобцева, её мать, сидела в кресле у окна с раскрытой книгой. Алла, неслышно подошла по толстому ковру и мягко повернула книгу вверх обложкой. Это был роман Стендаля: «Пармская обитель».

– Охота тебе такую старомодчину читать! – пожала Алла плечами.

Пятидесятилетняя Алевтина Владимировна, сохранившая редкую в такие годы привлекательность лица и женственно полнеющего тела, глянула на дочь своими вдумчивыми, красивыми глазами и сказала:

– Если бы над чтением этой «старомодчины» дала себе труд посидеть нынешняя молодёжь, глядишь, перестали бы днём водкой торговать, а вечером «новомодчину» смотреть по телевизору.

– Тебе бы легче стало, мам?

– Да хоть бы лавки их цыганские исчезли с улиц, и на том спасибо. А то давят на глаза, как фальшивая нота на уши.

– Мам, я подыскала место, – сообщила Алла. – С понедельника к работе приступлю.

– Сгораю от любопытства.

– Продавщицей в коммерческой лавке, мам.

Лицо у Алевтины Владимировны потемнело.

– Лучше не работай вовсе. Продержимся как-нибудь, пока по душе что-нибудь не сыщешь. Мы с твоим отцом четыре года жили на стипендию да тебя ещё растили и, как видишь, ничего, не померли.

– Я же не насовсем в продавщицы, мам, я своё дело заведу, я…

– Не юродствуй! – На лице у Алевтины Владимировны проступили розовые пятна. – Водкой она будет торговать!

– Не водкой, мам, там промтовары.

– А тряпками что, лучше? Добро бы ещё тряпки у них на человеческую одежду походили, а то действительно ведь тряпки размалёванные. Клоуны в такие одеваются, чтоб посмешнее было.

– Я в такие не ряжусь.

– Конечно, тебя образовали, воспитали, вкус привили эстетический, а ты из благодарности клоунским вкусам хочешь поспособствовать. Не стыдно, дочь? Покойный твой отец…

– Оставь в покое покойного отца, мам. Всё равно я не переменю решения. Скоро твоей зарплаты, мам, хорошо, если на баранку к чаю хватит. На шее у тебя сидеть я не желаю. И баранкой довольствоваться не хочу. И ты по-другому взглянешь, когда у нас ни в чём не станет недостатка. До тебя просто не дошло ещё, что мир переменился, сегодня надо выбирать одно из двух: или эстетические вкусы, или блага.

– Господи, о каких ты благах говоришь? У меня есть память о твоём отце, о Родине, которая была, пока не появились коммерсанты, о светлых идеалах, которые для нас были поважнее, чем баранка к чаю. У меня есть крыша над головой, нам с твоим отцом её бесплатно дали. У меня есть всё, какие ещё блага? Впрочем, кажется, уже не всё. Единственную мою дочь бес попутал! Уж лучше возвращайся, доченька в КОПА. Или устройся няней, медсестрой, уборщицей, дояркой, кем угодно, только не торговкой. Это то же воровство, неужели ты не понимаешь?..

– Библиотеку, мам, придётся заложить на время, мне нужен начальный капитал.

Алевтина Владимировна посмотрела на дочь недоверчивым, долгим взглядом, потом поднялась и пошла из библиотеки в спальню. Немного спустя пошла за нею Алла. Сев рядом с матерью на диван, Алла обняла её, виновато-ласково сказала:

– Вот увидишь, мам, всё будет хорошо.

И действительно, продавщицей в «комке» Алла проработала всего три месяца, цепко вглядываясь, вслушиваясь, вникая, она получила представление о конъюнктуре и, главное, наметила точки приложения капитала в планируемом обогащении. Незавидную стезю новоявленных российских коробейников Алла рассчитывала обойти. Она поглядывала на них, таскавших с тупыми лицами огромные саквояжи с вокзала на рынок и обратно, с тем раздражительным сочувствием, какое вызывает неразумный щенок или котёнок, выпрашивающий милосердие у двери, из которой его вытолкнули. Нет, ущербная игра не для неё.

Алла вышла на один радиозаводик, свёртывающий в финансовых тисках производство устаревшего образца проигрывателей. Пришлось идти на риск. Она заложила свои и мамины золотые вещи, папину библиотеку, заняла ещё уйму денег и налегке отправилась на тот заводик самолётом. Действуя где красноречием, где деньгами, где личным обаянием, ей удалось перекупить у заказчика одну из последних партий. Отправив проигрыватели железной дорогой, она налегке вернулась домой.

Груз пришёл через трое суток. Все эти дни мать демонстративно не разговаривала с ней. Зато успех предприятия превзошёл все ожидания. Предложенные магазинам проигрыватели были охотно приняты и распроданы в пять дней. Алла выкупила и золотые вещи, и библиотеку, и с долгами расплатилась, а с вырученной суммой вышла на производившую дублёнки фабрику, находившуюся всего в тысяче километров от их города. Рекогносцировка показала, что заказчик здесь покруче, чем на радиозаводике, за перекупку можно было и здоровьем поплатиться. Алла вышла на директора. Он оказался бравым мужчиной лет пятидесяти.

– Одна ночь, и партия дублёнок ваша по установленной цене, – заявил он напрямик.

– Цену мы подрегулируем, – ответила она. – Я не за дублёнку имею в виду цену, а за ночь. Не партию, а ранг постоянного заказчика для меня, и ночь ваша. Только непременное условие – предохранитель.

– Принимается, – сказал директор.

Выйдя наутро после беспокойной ночи из гостиницы, Алла заглянула в магазин фото-музыкальных товаров и не поверила глазам: в продаже были пластинки с мелодиями тридцатых-пятидесятых годов! Она закупила все, что были в магазине, отправив их домой по железной дороге в одном контейнере с дублёнками.

Пластинки разошлись в два дня по «бешеной» цене. Алле как-то не пришло в голову, что покупали их те, кому приходилось выбирать: или чай с баранкой, но без музыки, или чай с музыкой, но без баранки. Сбыт дублёнок занял больше месяца, потому что приходилось осторожничать, на рынке Алла и не мыслила высвечиваться с ними, сбывала через знакомых, приобретённых во время работы продавщицей. Чистая выручка опять превзошла все ожидания. Теперь у неё был капитал, с которым не стыдно выйти в зарубежье.