Читать книгу Полночные тени - Сергей Тягунов - Страница 3

Хеш едва успел убрать лицо, когда Ман попытался снова укусить.

Желтые зубы того клацнули у самого носа, пахнуло отвратительным запахом гнили.

Тяжело вздохнув, Хеш подкинул друга, но не сбросил с плеч.

– Перестань, – только и сказал он.

Солнце-око застыло в самом центре синевы неба. Ни одного долбанного облачка.

Куда ни брось взгляд, везде бугрятся песчаные дюны.

Вон те похожи на большую жопу, а те – на маленькую.

Хотя нет, с задом мало общего.

Скорее грудь.

Большая сочная женская грудь.

Которую можно тискать, лизать и…

– Вспомнил я тут одну историю, – сказал Хеш. Капли пота скатываются со лба, жгут глаза, но смахнуть не получается – руки крепко сжимают друга. – Тебе понравится, в твоем стиле. Как-то раз два мужика поспорили, что трахнут пятьдесят шлюх за неделю…

– Токлаг мингер шотготот! – бросил Ман.

– Да не важно, как они выглядят. Просто два мужика. А дело было в Тошатханском Союзе: ты только плати, а любая баба даст. Нравы там такие, ну, ты сам знаешь. И вот приперлись они в бордель, отсчитали монеты, хозяин отвел их в большую комнату – оба должны были следить друг за другом, а то мало ли, всякое бывает…

Ноги сами несут Хеша, даже бронзовый протез не кажется чужеродным предметом.

Дыхание тяжелое, пот льёт градом, но оно и неудивительно на такой жаре.

С левого плеча свисают худые ноги Мана, на сапогах того красуются дыры размером с золотую геткормейскую монету – можно пальцы разглядеть.

На правом плече болтаются большая часть туловища друга, его связанные руки и голова друга. Лысина блестит, точно бронзовая чаша, тонкие губы искривлены в презрительной гримасе.

Сложно понять, куда смотрит Ман – глаза затянула абсолютная чернота.

– И понеслась, как говорится! – воскликнул Хеш, растягивая губы в улыбке. – Начали трахаться во всех мыслимых и немыслимых позах. День прошел, второй, третий…

– Мезвия! Нехват сарн одонт!

– Прекрати меня перебивать! Какая разница, каких их зовут? Просто два мужика. Ну, специально для тебя одного назовем Большим, а другого – Маленьким.

– Ладжи шавитас шован!

– Ты дослушай сначала, а потом критикуй.

На самом деле Хеш ни слова не понимает, что выплевывает Ман.

Но оно и неважно.

Его он знает как облупленного.

Через столько прошли, в каких только передрягах не бывали…

Справятся и в этот раз.

По-другому и быть не может.

– Большой решил схитрить и выпил специальную настойку, от которой трахаться хочется только сильнее. Поэтому усталости он не чувствовал. Хозяин борделя едва поспевал отправлять к нему новых девок. А Маленький выдыхался, играл-то честно. На четвертый день его штуковина уже не поднималась. И что только шлюшки для него не делали – никакие ласки не помогали…

На миг закралась мысль: пустыня пожрала весь мир. И сколько не иди, сколько не борись – ничего не получится.

Кругом всё также будут торчать дюны, похожие на зады и женские груди.

Унылую обстановку разбавляют лишь редкие колючие кустарники.

«Мы умрем в жопной пустыне. Всю жизнь о таком мечтал».

Хеш продолжил:

– И вот наступил седьмой день. Маленький уже никак не мог догнать Большого. Член не стоял, все дела, понимаешь, да? Отчаялся коротышка, это ж сколько денег он потеряет! А Большой не останавливается, дерет очередную девку. И тут – бах! Хватается за сердце и падает замертво. Не выдержал организм бабушкиной настойки…

С каждым пройденным шагом нести друга всё сложнее, плечи уже онемели, в пояснице то и дело стреляет.

Ман хоть и тощий, но отнюдь не пушинка.

К тому же костистый.

Хеш воскликнул:

– Мораль сей басни такова: не обманывай друга!

– Тоганз ви гедвад!

– Не переживай. Донесу я тебя. И вылечу. Хозяин поможет, хозяин уже спасал одержимых. Да и не стоит забывать, что ты всего несколько дней как заболел. – Хеш смачно харкнул. – А ведь говорил тебе: не покупай это ожерелье у бабки. Не поверил, а мне теперь расхлебывать! Но ничего, ничего. Это я свою ногу отработаю.

Словно в наказание за слова протез повело в сторону, Хеш повалился на горячий песок и скинул с плеч друга.

23 года назад

Шум толпы оглушает.

Торговцы хватают за рукава прохожих и зовут к себе.

Лучшие фрукты, лучшие шкуры, лучшее оружие, лучшая одежда, заверяют они.

Лавки ломятся от обилия еды, ноздри жадно трепещут, а в желудке протяжно квакает от запахов свежей выпечки, жареного мяса и тушеной рыбы.

Взор то и дело цепляется за блестящие украшения: золотые кольца, янтарные бусы, серебряные обручи из самой Геткормеи…

Рынок – самое прекрасное место на земле.

По крайней мере, Хешитас не видел лучше.

Он бродит от лавки к лавке, но близко не приближается – его отгоняют торговцы.

– Пошел вон, маленький голодранец!

– Иди мой сортиры, рыбацкий выблядок!

– Чумазый, покажи плащ-родословную!

Он не обижается, старается не попадать под горячую руку, а то ведь могут и помои вылить.

Поэтому ничего не остается, как глазеть и держаться на расстоянии. К тому же покупатели совсем не обращают на него внимания.

А он иногда, тайком, разглядывает их белоснежные одежды, читает на плащах родословные: «Макас, сын Куайя, внук Тхака, правнук Гераса, потомокТашвата Птицы», «Нешелин, сын Тзовата, внук Нагайя, правнук Ратаса, потомок Кимина Большерукого»…

Хешитас – сын Накина Грязного.

Сын рыбака.

И всё, что нужно знать о нём.

– Уважаемый, купите спелые сливы! Оттолкните этого чумазого и идите ко мне!

– Господин, выберете себе раба! Не обращайте внимание на мальца-попрошайку: я его сейчас прогоню!

– Сын богов! Лучшие шелка из Геткормеи и Тошатханского Союза! Смотрите, как рыбацкий безродыш пялится на них!

Хешитас лишь улыбается и почтительно склоняет голову – что взять с голодранца.

Пока ему всего семь лет, можно не бояться стражников, охраняющих рынок, можно беспечно шляться по торговым рядам в надежде, что какой-нибудь добрый господин кинет ему недоеденный кусок жареного мяса или откусанное яблоко.

Всё лучше, чем весь день торчать с папашей в море.

Впереди раздались возгласы, толпа, словно единый организм, загалдела и забеспокоилась.

Старик в ярко красном плаще вскинул руку и указал скрюченным пальцем куда-то поверх голов торговцев.

Хешитас едва не раскрыл рот от удивления.

По деревянным перекладинам лавок, убегая от стражников, прыгает чумазый мальчуган.

Под мышкой он держит хлебный каравай.

Кажется, он вот-вот потеряет равновесие.

Но нет, каким-то чудесным образом ему удается не упасть.

Впереди стоящий Хешитаса господин в белой мантии бросил своему рабу:

– Сейчас схватишь этого ублюдка за лодыжку и повалишь, понял?

Худой жилистый невольник кивнул, подошел к деревянной перекладине, выжидая. Его лицо исказила хищная улыбка, пальцы схватились в шершавую ткань палатки.

Хешитас застыл, не смея пошевелиться.

Помочь незнакомому мальчику или рабу?

Если вора поймают, то стражники, скорее всего, тут же отрубят ему лодыжку или кисть.

Если словить вместе с невольником чумазого, то господин в белой мантии…

Собственно, что он получит?

Оплеуху? Половину бронзовой монетки, на которую даже не купишь и червивого яблока?

Или же его просто похлопают по плечу, мол, какой ты молодец?

Решать нужно скорее: проворный чумазый уже практически у лавки.

– Лови ублюдка! – закричал знатный господин. – Лови его! Не зевай!

Удовлетворенно крякнув, раб схватил за лодыжку вора и скинул на мраморную плитку.

Мальчишка здорово приложился головой о землю, выронил хлебный каравай и тяжело застонал.

Повинуясь незнакомому импульсу, Хешитас толкнул господина в белом плаще, подбежал к невольнику, схватил с лавки тяжелый бронзовый шлем и врезал им по пояснице худому говнюку.

– Вставай! Ну же! Быстрее!

К удивлению чумазый вор оклемался достаточно быстро, схватил хлеб.

– Я знаю, куда бежать! – воскликнул Хешитас. – Не отставай!

Сейчас вся толпа смотрит на них. Но никто не спешит останавливать.

Хотя нет: стражники, расталкивая зевак, уже почти добрались до лавки. Доспехи угрожающе блестят на солнце, лица искажены ненавистью.

– Давай-давай!

«Я помог вору. Меня накажут, отец не обрадуется», – мелькнуло у Хешитаса.

Ноги сами понесли в сторону четырехэтажных домов. В узких улочках без труда удастся скрыться, надо лишь поднажать…

Треклятого воздуха не хватает, сердце колотится с бешеной скоростью, грудь разрывает от боли.

Люди что-то кричат вслед, но слов не разобрать.

Наконец, огромные тени домов накрыли Хешитаса, в ноздри ударили знакомые запахи мусора и пота.

– Сюда, вправо! – крикнул он.

Чумазый не отстает, бежит наравне.

– Мы точно… не заблудимся? – спросил он, задыхаясь.

– Я эти места знаю. Сейчас пробежим возле шлюшечной и скроемся в бедняцком квартале.

– Подожди… Подожди… Я… устал.

Хешитас чуть притормозил, полагая, что рыночные стражники вряд ли побегут в трущобы – не их территория, к тому же опасная.

Всё страшное позади.

– Зачем… ты… мне помог? – спросил чумазый, жадно хватая ртом воздух.

– Не знаю. Захотелось.

– Половина хлеба… твоя.

– Заметано!

– Если бы не помог, остался бы без руки.

– Это в лучшем случае, – заметил Хешитас.

– Ссаные выпердыши ожившего говна богов! Я уже не первый раз краду, но сегодня с самого утра всё шло не так. То мельник не в то время подвез каравай, то сандалия порвалась…

Ругательства вылетают из его рта с удивительной легкостью, Хешитас едва не присвистнул. Сколько нового сегодня узнал.

– Тебя… как звать-то?

Лицо у вора смуглое, худое, настороженное, как у кота, попавшего в лапы уличных сорванцов, голова чисто выбрита. Острые скулы некрасиво выпирают.

– Хешитас.

– Я Мантас, – он улыбнулся, обнажая ровный ряд желтоватых зубов. – Буду кличать тебя Хешем.

– А я – Маном.

– Хеш и Ман – здорово звучит!

– Ладно, хватит трепаться. Мы еще не в безопасности.

Песок, точно раскаленная сковорода, обжигает правую часть лица, но Хеш и не пытается подняться.

Еще несколько мгновений он полежит.

Еще немножко…

Мысли скачут с одного на другое, сосредоточиться тяжело. Язык напоминает наждачку, больно царапает нёбо, щеки и дёсны.

Это всё из-за проклятого солнца.

Жарит так, будто хочет спалить мир.

Но скоро наступит ночь, выглянут две луны и… станет еще хуже.

Тяжело вздохнув, Хеш сел и бросил взгляд на друга.

Тот корчится, как червяк, пытается порвать веревки на руках и ногах. Проклятия на незнакомом языке вырываются из его рта, нарушают тишину пустыни.

Хеш лишь хмыкнул, прикинул, что знает об одержимости – собственно, немного.

Болезнь распространена только на территории Аккарата и острова Эраля. Считается, её наслали киты-ревуны: они каждый год в месяц обезьян приплывают к берегам Карадеша и воют в диком желании разрушить городские порты.

А вместе с ними приходят и неупокоенные души.

У больного чернеют глаза, он начинает разговаривать на непонятном языке.

«Да уж. С такими знаниями далеко не уйдешь».

– Друг, прекрати, – попросил Хеш.

Он проверил меха с водой – при жесткой экономии хватит на четыре дня, порылся в мешке, пересчитывая вяленое мясо и зачерствевшие хлебцы.

Пальцы привычно пробежали по бронзовому протезу, затянули ремни.

На такой жаре до металла нельзя коснуться, хоть яичницу готовь.

Если бы не кожаная подкладка, культя бы зажарилась.

– Может, ты своими ножками пойдешь? – спросил Хеш.

Скалясь, Ман выплюнул очередное проклятие.

– Долго я тебя не смогу нести. Но ты не волнуйся, это мои проблемы. Что-нибудь придумаю. В конце концов, бывали ситуации и похуже, да?

«Я ненавижу, когда ты спрашиваешь меня!» – раздался в голове голос друга.

Вымышленный голос.

Настоящий Ман корчится на песке.

– Я тут вспомнил еще один анекдот…

Вдруг веревки на ногах одержимого лопнули, тот ловко вскочил и рванул в сторону большой дюны.

Матерясь, Хеш быстро поковылял за ним.

Протез так и норовит соскользнуть, уходит в сторону. А на одной ноге далеко не ускачешь.

– Стой! Пожалуйста! Нет! Ты же умрешь без воды!

– Тхангор кемзеш!

Хеш резко остановился.

Нет, сначала надо вернуться за едой и мехами с водой, а уже потом гоняться за другом.

На такой жаре Ман далеко не убежит. Да и спрятаться негде.

Наверное, негде.

«Я его не брошу. Не брошу».

21 год назад

Острие копья впиваются в спину.

– Пошевеливайся, чумазый! – приказал стражник.

Хешитас переглянулся с идущим по левую сторону Мантасом, мол, как будем поступать?

Тот лишь пожал плечами.

Похоже, конец.

Теперь никуда не денутся. От охранников еще можно убежать, но из защищенной крепости… В лабиринтах коридоров легко остаться навсегда, к тому же переплыть глубокий ров – самоубийство.

Понадеемся, смерть будет легкой.

Отрубят голову секирой – и дело с концом.

От этой чудовищной несправедливости выступили предательские слёзы, исказили мир разноцветными кляксами.

Всхлипнув, Хешитас вытер глаза тыльной стороной ладони.

Нет, плакать нельзя.

Нужно подмечать детали, может, еще есть шансы спастись.

Они остановились перед массивными вратами, украшенными драгоценными алмазами.

Из мрака коридора возник толстый высокий слуга и без труда распахнул двери.

В глаза ударил яркий свет.

Ахнув, Хешитас на миг застыл с открытым ртом.

Зал оказался невероятно огромным. Сотни светильников, вставленные в металлические треножники на стенах и на колоннах, не могут разогнать тьму потолка. Взгляд цепляется за роскошную мраморную плитку под ногами, на стенах красуются фрески, изображающие героев древности.

Под лопатку кольнуло острие копья, Хешитас заставил себя пойти вперед.

Величественные статуи проводят их белесыми взглядами, миниатюрные крокодильчики возле небольших фонтанов разевают пасти, в спину доносятся смешки рабынь.

Пахнет абрикосами и лепестками роз.

Хешитаса и Мантаса остановили у массивного каменного трона, на котором восседает худой мужчина в роскошных одеждах.

Знатный господин выглядит старше своих лет из-за глубоких морщин на лбу и из-за черных мешков под глазами.

Взгляд приковывает его большой горбатый нос.

«Вот это шнобель! Выйдешь с таким на улицу и можно птиц ловить», – подумал Хешитас.

– На колени, чумазые! – приказал стражник.

Без проблем.

Знатный господин улыбнулся, сказал:

– Вы знаете, кто я? – Его голос хрипловатый, но сильный.

– Уважемый тгон, мы извиняемся за свой проступок, – затараторил Мантас, чуть ли не касаясь лбом мраморных плит, – мы больше так не будем. Мы не знали, что этот меч принадлежит вам, честное слово. Я…

– Вы знаете, кто я? – повторил вопрос господин. Он откинулся и положил руки на трон.

– Нет, – признался Хешитас.

И тут же подумал: «не надо было красть этот ублюдский меч, теперь нам конец».

– Я Рекват’тгон, – сказал господин, как будто это что-то объясняло. Отпил из пузатого медного бокала. – А вас как зовут?

– Хешитас.

– Мантас.

Их голоса кажутся совсем жалкими, словно мышки пропищали.

– Хешитас и Мантас … – повторил господин, словно пробовал слова на вкус.

– Пожалуйста, не отрубайте нам ноги!

– Молчи, чумазый! – прикрикнул стражник.

– Есть ли у тебя родители, Хешитас? – спросил знатный. Из-за вина его зубы окрасились в красный.

«Не пялься на его нос. Не пялься ради всех богов!»

– Отец, уважаемый тгон. Он рыбак. Матери нет.

– А почему ты не захотел стать рыбаком?

Этот вопрос поставил в тупик. Хешитас пожал плечами.

– Я хотел стать воином!

– И поэтому ты крал хлебные лепешки на рынке?

Хешитас не ответил.

Знатный взглянул на Мантаса.

– Ну, а ты? – спросил он. – Есть у тебя родители, мальчик?

– У меня никого нет, уважаемый тгон, кроме старой бабки, которая варит похлебку в трущобах.

– Сколько тебе лет, Мантас?

– Десять, уважаемый тгон.

– А твоему другу?

– Девять.

На миг воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском воды в фонтане и смешками рабынь.

– Совсем малыши, – удовлетворенно заметил знатный господин.

Мантас заплакал, Хешитас почувствовал, что тоже на грани – вот-вот и слезы окропят мраморный пол.

Они всего лишь хотели заполучить меч стражника, дабы отбиваться от старших ребят.

Наблюдая за хныканьем Мантаса, господин хлопнул в ладоши.

– У вас сегодня счастливый день. Я не буду отрубать ни ног, ни рук. Мне как раз нужны мальчишки. Через десять лет вы станете отличными воинами. Так зачем лишать вас будущего? Отныне будете жить в моей крепости на полном попечении. Больше никакого воровства, понятно? Клянусь Сеетрой, если украдете еще что-нибудь – пусть даже булку, – то лишитесь головы! А теперь скройтесь с глаз моих долой. Пусть вас накормят и отмоют.

Он махнул рукой.

Хешитас не поверил своим ушам.

Рекват’тгону потребовались редкие красные гелиотропы с зелеными прожилками – с помощью них предсказатель обещал узнать будущее господина.

А эти проклятые камни можно достать только в городе-сателлите Юкнимее.

И кого еще отправить в самую глубь пустыни, как не двух своих лучших и преданных воинов?

Сказано – сделано. Хеш и Ман двинулись в путь.

С самого начала всё пошло не так.

Глава нанятого каравана слег с кровавым поносом на третий день дороги.

На четвертый – умер.

Его заместитель, тощий одноглазый старик с козлиной бородкой, отказался продолжать путешествие и решил вернуться в Аккарат.

Хеш орал, обещал невероятные мучения от Рекват’тгона, однако ничего не помогло.

Поэтому пришлось забрать четверых верблюдов и уже вдвоем направиться к Юкнимее.

Проводники, если честно, были не нужны Хешу и Ману – те хорошо знали Великую пустыню.

Но большие боевые караваны из Аккарата отпугивали кочевников и отряды нокронговцев.

На шестой день на пути встретилась старуха.

Это звучало как плохая шутка, но всё было именно так.

Мерзкая карга брела по пустыне, поднимая голыми ногами облачка песка.

Глубокие, как горные ущелья, морщины изрезали её лицо. Выцветшие глаза смотрели в пустоту. Редкие седые волосы развевались на горячем ветру. Внимание привлекала огромная торба, башней возвышающаяся за спиной старухи.

«Надеюсь, сейчас эта сука издохла, а её труп разлагается на солнце», – подумал Хеш.

Он-то советовал не приближаться к незнакомке и продолжить нелегкий путь. Но Ман сказал, что, возможно, старая нуждается в воде. И вообще её нельзя вот так оставлять.

Добрый идиот!

Они не угодили бы в эту глубокую шлюшечную жопу, если бы послушали голос разума.

Ман поздоровался со старухой, спросил, как та оказалась одна посреди пустыни? К удивлению Хеша, карга разговорилась: мол, её караван в одном дне пути, она – предсказательница, а потому оторвалась от торговцев, дабы встретить двух героев.

Встретить.

Двух.

Героев.

Каким идиотом надо быть, чтобы в это поверить?

Ман посчитал встречу за знак свыше и купил на память костяное ожерелье. В оплату старуха взяла два небольших меха с водой.

И сказала, что теперь сможет вернуться к каравану.

А на следующее утро, проснувшись, Хеш не нашел верблюдов.

А его друг корчился в конвульсиях и пускал кровавую пену.

К середине дня глаза Мана почернели, а к вечеру – рот выплевывал проклятия на неизвестном языке.

«Мне надо его найти. Он не мог убежать далеко».

Закат выплеснулся болезненным багрянцем по всей линии горизонта. Венозное небо сменило цвет на фиолетовый.

Скоро наступит ночь, вылезут звезды-зубы верховного бога Баамона.

Обливаясь потом и то и дело откидывая со лба непослушные длинные волосы, Хеш побрел от одной дюны к другой.

– Ман! Друг! Ты тут?

Разумеется, одержимый молчит и не показывается.

Хотя…

Впереди что-то блеснуло.

Поправив ножны с саблей на поясе, Хеш рванул, что есть силы.

Да! Да!

На горячем песке лежит Мантас.

Черные, как угли, глаза пялятся в небо. Грудь слегка приподнимается и опадает.

12 лет назад

Фаланги сошлись со скрежетом металла.

Хеша сдавило со всех сторон, едва удалось вздохнуть.

Пришлось стиснуть меч как можно крепче и рубить, рубить, рубить.

Не обращая внимания на то, чью плоть рассекает клинок.

Преодолевая неимоверное сопротивление, словно воздух вмиг загустел.

Круши, ломай, бей.

Тяжелые бронзовые доспехи не придают уверенности, наоборот – мешают.

Пот скатывается со лба и жжет глаза.

– Держать строй! Не отходить! – надрывается командир. Удивительно, но его голос прекрасно слышно в хаосе битвы.

Крича, Хеш подставил под саблю противника прямоугольный щит, последовал тяжелый удар, отчего тут же онемела кисть.

Затем родной клинок, ставший продолжением руки, рассек горло нокронговскому дикарю.

Кровь потоком низверглась на кожаные пластины.

Враг не понял, что сейчас упадет и сдохнет. Зажал трясущимися пальцами рану.

Из-за огромного роста Хеш возвышается на две головы над своими и чужими, точно бог, спустившийся с небес.

Это одновременно и преимущество, и слабая сторона.

Преимущество: он прорывается вперед, разрушая вражескую фалангу, крушит и кромсает, не чувствуя усталости.

Минус: у всех на виду.

И хвала богам, что у дикарей нет лучников.

Иначе бы не поздоровилось.

За спиной раздался голос:

– Брат, сзади!

Хеш вовремя среагировал: острие копья едва не рассекло щеку, просвистело на расстоянии ногтя от лица.

Враг ухмыльнулся…

Его голова отделилась от шеи и упала под ноги. За ней последовало и тело.

С сабель Мана стекает густая кровь – друг успел вовремя.

Он кивнул и прыгнул в толпу, крутясь юлой.

Клинки двигаются с такой скоростью, что превратились в стальной вихрь.

Вихрь смерти.

Дикари орут, кидаются под оружие. Теряют пальцы, кисти, руки, ноги и головы…

Хеш не желает отставать.

Тяжелый щит обрушился на ближайшего уродца, размозжил лоб.

Затем сабля вонзилась в левое плечо. Вошла, точно раскаленный нож в масло.

Ударил фонтан крови, раздался крик.

Минус еще один.

– Наступать! Наступать!

Свои радостно закричали.

Благодаря Хешу и Ману, этим молодым выскочкам знатного господина Рекват’тгона, чей синий флаг сейчас развевается на холме, удалось пробить центр фаланги.

Теперь враги обречены.

Никто не остановит названных братьев.

Тени пожрали мир за двадцать ударов сердца.

В эти месяцы в пустыне смеркается быстро. Мириады звезд-зубов высыпали на черном ситце небес.

Вскоре, даря слабый призрачный свет, появились и две луны – красная и зеленая.

До того молчавшие дюны застонали, зашуршали и заохали.

Ночь – время редких хищников. Нужно быть особенно внимательным.

Хеш достал из сумки свет-камень, положил перед собой и хлопнул.

Вспыхнуло синим.

Свет не такой сильный, как от костра, но его достаточно, чтобы обнаружить скорпиона или змею.

К тому же не стоит забывать и про самого главного и опасного врага – Мантаса.

Тот, правда, уже с вечера лежит камнем, тупо таращась в небеса.

Но мало ли.

Пальцы привычно нащупали ножны и шершавую рукоять сабли.

– Тебе нужно поесть и попить, – сказал Хеш, отхлебывая из своей фляги. Вода неприятно теплая и солоноватая, как моча.

Друг не проронил ни слова.

– Мантас, если ты меня слышишь, я тебя прошу: дай о себе знать. Пожалуйста, не доводи до крайности. Борись! Я не дотащу твою жирную тушу до города. Друг! Ну? Хоть как-то намекни, что понял. Выгони эту мерзкую тварь из себя! Я прошу!

«Надо его связать».

Но Хеш отогнал эту мысль.

Веревки слишком глубоко врезались в кожу, отчего кровь не приливала к пальцам. Так и до гангрены недалеко.

А если несильно связывать, то легко освободиться от пут.

Поэтому пусть мерзкая сука порадуется.

«Завтра накину петлю на шею, изобью, чтобы тварь слушалась, и продолжу путь».

– Ладно, молчи, друг. Но тогда тебе придется слушать меня! Поверь: я не заткнусь, пока не наступит рассвет. А это о-о-о-очень много времени. У меня в загашнике миллион и одна история. Ты когда-нибудь слышал про телку, у которой было три сиськи? Нет? Ладно. А про парня, у которого член рос до колена? А про то, как торговец трахнул обезьянку лаш?

Одержимый пошевелился.

В свете волшебного камня он выглядит чужаком из иных пространств.

Пространств, где души умерших навечно остаются на плаще богине смерти.

Где нет надежды выбраться из черноты небытия.

Хеш поежился, но тут же взял себя в руки и бодро сказал:

– О! Да ты готов к потрясающим историям! Тогда слушай, я повторять не буду. Поэтому если хочешь отлить или посрать, то сделай это сейчас. Иди за ту дюну, похожую на половину жопы.

По-прежнему касаясь рукояти меча, он облизал пересохшие губы и сосредоточился на свет-камне, чтобы отогнать дурные мысли.

Такие штучки делают живущие в горах чародеи Кси’Хе. Изредка они наведываются в город-сателлит Яртат и продают свое барахло взамен на еду, одежду и писчие инструменты.

Поэтому…

– Меш вагн атет, – прошептал одержимый.

– Что? Что ты сказал?

Ман – точнее, тварь, завладевшая им! – засмеялся.

От мерзкого хохота, идущего из груди, по коже поползли мурашки размером с табун лошадей.

Сердце забилось испуганной птицей, внизу живота похолодело.

– Прекрати…

– Гершджи ун меш!

– Прекрати, я сказал!

– Кафас унбул шеват немерль…

Неожиданно к смеху добавилось чужое хихиканье.

И еще.

И еще.

Показалось, вся пустыня ожила.

В синем свете мелькнула чья-то оскаленная морда. Раздался шелест кожных крыльев.

Не выдержав, Хеш высвободил клинок из ножен и бросил:

– Я отрежу тебе сраный язык, сука!

Одержимый ждал именно этого момента.

Он врезал ногой по бронзовому протезу, Хеш потерял равновесие и, выронив саблю, грохнулся на спину.

Хохоча, тварь принялась бить кулаками. Удары наносятся столь стремительно, что увернуться или закрыться локтями не получается.

Бах – в висках стрельнуло.

Бах – перед глазами вспыхнули звезды.

Хрустнул нос.

Что-то теплое полилось по подбородку.

Наконец, Хеш схватился за голову одержимого и нанес мощный удар лбом.

Но Ман – тварь! тварь, захватившая его тело! – словно и не заметил этого, поднял саблю и встал в боевую стойку.

Клинок угрожающе сверкнул в синем свете волшебного камня.

Тяжело дыша и сплевывая кровь, Хеш вскочил.

Если у одержимого остались навыки Мантаса, то шансов выжить нет.

Друг владел саблей лучше всех воинов Аккарата.

– Хватит! Прекрати!

Растянув губы в хищной улыбке, тварь бросилась в атаку.

Хеш едва увернулся от лезвия, пронесшегося возле лица.

Уворот, еще один.

И еще.

Сабля свистит, разрезая жаркий душный воздух.

Выбить клинок или сделать подсечку не получается: Ман мастерски наносит удары, к нему не подойти даже на расстояние пяти шагов. К тому же постоянно наступает…

– Да успокойся же ты наконец! Это я! Я! Хешитас! Твой брат!

Одержимый вдруг остановился, по-птичьи склонил голову.

– Намджи ланхе, – сказал он.

– Я не понимаю! Говори нормальным, человеческим языком, боги тебя дери!

В глазах Мана горят огоньки веселья, лицо в свете двух лун и волшебного камня выглядит старше.

Под глазами чернеют большие круги, глубокие морщины разрезают лоб, скулы сильно выпирают, вот-вот порвут кожу.

– Ин аскам нуас гердх.

Одержимый повернул саблю острием клинка к животу и, смеясь, проткнул себя.

5 лет назад

Лагерь раскинулся в оазисе Текгир.

Насколько хватает глаз, везде растянулись палатки. От сотен костров в тьму неба взвиваются столбы жирного дыма – звезд не видать.

Отовсюду доносится пьяный смех, стук деревянных кружек, крики, хрипы коней.

После сегодняшней легкой победы над кочевниками Немата фодег-генерал Шекрчин, сын Ларая, внук Арраса и потомок Ракатета Однорукого, позволил солдатам расслабиться.

Вино, заранее привезенное из столицы, льется рекой, сочные свиные тушки жарятся на вертелах. Запах стоит такой одуряющий, что скоро сам бог пиров Ифоотра воплотится в лагере.

Не хватает лишь доступных женщин, но военные законы суровы.

– Вы сегодня достойно сражались.

Господин Рекват’тгон, громыхая тяжелыми доспехами, идет легко и уверенно.

В шаге от него следуют Мантас и Хешитас.

– Мы не заслужили вашей похвалы, величайший.

– Это еще почему, Мантас?

– Пробить фалангу не получилось, наш отряд едва не смяли.

Рекват’тгон пренебрежительно махнул рукой.

– Ерунда, – сказал он. – Благодаря маневру шогриев-пехотинцев мы уничтожили врага. Те долго не высунутся из своей пустыни. Это важно.

Его родовой плащ золотится в свете костров от сотен вышитых имен предков. Ножны огромного двуручного меча, висящего за спиной, переливаются всеми цветами радуги, драгоценных камней налеплено столько – хватит на покупку маленькой армии.

– Хватит думать о сегодняшней битве, – заметил Рекват’тгон. – Снимите, наконец, опостылевшие доспехи и отдыхайте, пейте. Вы заслужили. Когда вернемся домой, щедро награжу за храбрость. Всё, свободны.

Он обернулся, одарил озорной улыбкой и направился в сторону родового шатра.

Хеш хмуро проводил господина взглядом.

– Думаешь, Ман, мы правда справились? Рекват’тгон доволен?

– Вроде да, – с сомнением сказал названный брат. Его ладонь скрылась под нагрудным доспехом. – Весь день жутко чешется эта хрень.

– Блохи.

– Очень смешно!

– Слышал я одну историю… – пробормотал Хеш. – Про одного воина. У него вот также грудь чесалась. А потом оказалось, что у него третья рука растет.

– Дурак!

– Зато веселый.

Они побрели к своим палаткам.

Разговоры плавно перешли на повседневные проблемы: Ман скучает по женам и детям, не знает, какой привести подарок, некоторые ремешки на доспехах поизносились, пора бы их заменить, конь в последнее время странно хрипит после скачки, наверное, скоро издохнет…

Встречающиеся на пути воины почтительно склоняют головы, бьют себя по груди, отдавая честь.

– Ты ничего-о-о не забыл, дуби-и-ина? – Хриплый и надменный голос раздался позади.

Братья остановились, Хеш обернулся.

В пяти шагах от него возвышается здоровенный мужик.

Мелкие посаженные глазки зло блестят, губы кривит мстительная улыбка. Плечи широкие, руки, как стволы дубов, одного удара хватит, чтобы раскрошить скалу. Канаты стальных мускулов вызывают почтение.

Ман нахмурился, сказал:

– Куай, ты что себе позволяешь? Ты пьян! Возвращайся в палатку!

Покачиваясь из стороны в сторону, здоровяк бросил:

– Даже в та-а-аком состоя-я-янии я… сильнее этой дуби-ины! Он мне должен. Или забы-ыл уже?

Хеш серьезно кивнул, не сводя взор с гиганта.

– Пора с этим закончить, – сказал он. – Сломаю ему пару ребер и пойдем вино пить. На один бой сегодня меня хватит.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – заметил Ман. – Вряд ли гушарх-капитан одобрит дуэль.

Друг отмахнулся:

– Ай, брось. Всего лишь помашем мечами.

Сплюнув под ноги, Куай крикнул:

– Вы чё-ё-ё там шепчетесь? Гов-в-ворю при свидетелях! Ты, Хешитас Рыбак, взя-ял мою должность! Нечестны-ы-ым путем! Поэтому мы сразимся и…

– Сам Рекват’тгон назначил Хеша командиром его фаланги! – перебил Ман. – Что ты мелешь, дурак?

– Ладно, – сказал Хеш, – дуэль пройдет быстро. Расслабься. Мне даже нравится прыть этого идиота. Сам лезет в неприятности.

За одной из палаток простые пехотинцы расчистили клочок земли.

Слух о битве между Рыбаком и Куайем пронесся со скоростью грозового ветра, не успел пробить предпоследний вечерний гонг, когда толпа собралась поглазеть на двух лучших воинов. Кое-кто даже делал ставки и тратил честно награбленное золото.

Сняв доспех, Хеш размял плечи и проверил заточку сабли.

Двигаться в одной холщовой рубахе и штанах в удовольствие, тяжелые стальные пластины больше не давят на плечи и спину, не сковывают.

– Ты уверен, что хочешь дуэли? – спросил Ман, поглядывая на стоящего на противоположной стороне расчищенной земли Куая.

– Конечно! Он прилюдно назвал меня дубиной. Надо бы прочистить ему мозги.

– Может, тогда устроить простой кулачный бой? Ну, врежете друг другу в челюсть, ну, зубы выбьете – и разойдемся. Зачем клинки?

– Для красоты, – парировал Хеш.

– Ты видел, как этот дурак сегодня махал саблями? Лучше меня. Настоящий ураган.

– Он все равно не отстанет. К тому же бьемся до первой крови. Одна царапина – и всё, расходимся. Даже разогреться не успеем.

Скептически хмыкнув, Ман объявил о начале боя.

Толпа оживилась, окружила воинов. От пьяных воплей загудела голова. Люди жаждут крови, взгляды голодные, как у волков, ноздри хищно трепещут.

Кто не хочет посмотреть на танец клинков лучших из лучших? Уже давно ходят споры кто сильнее – быстрый Рыбак или могучий Куай?

Хеш стоит на месте, клинок опущен.

Серьезность намерений выдают лишь глаза: давай, подойди, ублюдок, и тебе не поздоровится.

Куай же держит саблю над головой, медленно кружит возле противника. Потная кожа на голом волосатом торсе мерзко поблескивает, кончик языка то и дело высовывается и облизывает нижнюю губу. Дыхание тяжелое, словно бедняга взобрался на гору.

«Не надо было пить», – подумал Хеш. Даже отсюда чувствуется смрад вина.

– Давай, увалень. Нападай.

Куай размахнулся и…

Клинок Хеша молниеносно расчертил на груди кровавую полосу. Совсем царапина, но её достаточно, чтобы прекратить бой.

Толпа взорвалась хохотом.

Многие стали показывать пальцем на пьяного гиганта, закричали скабрезные шутки. Видно, как румянец залил щеки Куая, тот стиснул челюсти так сильно, что побелели скулы.

– Всё честно! – заявил Ман, похлопывая друга по спине. – Дуэль до первой капли крови, как и договаривались. Советую сходить к лекарю.

Смех не прекращается, звенят монеты: лишь несколько неудачников поставили на пьяного…

– Нет! – взревел Куай.

Он подскочил к названным братьям, оттолкнул Мана.

Хеш ожидал подобного, поэтому вовремя повернулся, кулак смачно врезался в скулу противника.

Однако Куай словно не заметил удара, рукоятью сабли шмякнул по носу обидчика.

Перед глазами Хеша вспыхнули звезды.

Он упал на спину.

– Я должен был стать капитаном, ублюдок! – надрывается пьяный гигант. – Я! Я!

Клинок вонзился в колено Рыбака.

Боль пришла мгновенно, затопила разум.

Хеш взвыл, тело его в агонии затряслось.

Чудовищные страдания превратили реальность в череду сменяющихся картинок.

Вот разъяренный Куай поднял над головой отрубленную ногу.

«Боги! Это же моя нога! Моя!»

Вот Ман вскинул саблю и снес голову пьяному ублюдку.

«За это будет выговор от генерала», мелькнула глупая мысль.

Вот Ман склонился над ним, что-то шепнул, но слов не разобрать, не разобрать, не разобрать…

Вот остальные люди окружили его, начали перешептываться.

Хеш почувствовал, как его кто-то поднимает на руки, словно девушку.

Ман.

Это сделал он.

До ушей донеслись, словно из глубины реки, обрывки фраз:

– Держись!.. Я дотащу тебя… Не сдавайся… Брат!..

Брат… Брат…

Наконец, пришло спасительное забытье.

Тяжелое и неповоротливое солнце нехотя поднимается над пустыней.

Еще холодный утренний ветер пронизывает до костей.

Дюны усыпаны человеческими следами, словно еще недавно здесь был караван.

Не стоит обольщаться: на самом деле это метки демонов, хохотавшие всю ночь над глупым дураком.

Поблизости нет людей.

Нет никого.

Мир пожрала пустыня.

И в какую сторону ни посмотри, везде увидишь лишь холмики.

Курганы, в которых похоронены несчастные глупцы.

Даже вдали небо сливается с желтым песком.

Следы, оставленные демонами, похожи на застывшие в крике лица.

Матери, оплакивающие смерть детей.

Жены, лишившиеся мужей.

Мужья, сломленные горем.

Ребятишки, потерявшие родителей.

Все они тут – на песке.

Беззвучно плачут.

Хеш старается ни о чем не думать.

Надо.

Идти.

В город.

Друг с каждым пройденным шагом становится всё тяжелее, мышцы на руках едва-едва держат тело.

– Ты не переживай – мы дойдем, – сказал названный брат. Правая культя уже покалывает от бронзового протеза. – Осталось всего ничего. Ты будешь держаться? Можешь ничего не говорить, я знаю: будешь. В крайнем случае, если тебе станет плохо, я расскажу тебе какую-нибудь свою историю. Про торговца с членом по колено. Или про девушку с тремя сиськами…

Лицо Мана бледное, как у мертвеца. Закрытые веки подрагивают, на губах пузырится белая пена. Правая рука безвольно висит. Сделанные из рубахи бинты на животе пропитались кровью, пахнут монетками.

– Я отдаю тебе долг, – сказал Хеш, задыхаясь. – За ногу. Ты же меня спас тогда… Вот и я спасу тебя. Ты ведь пойми: у меня нет никого, кроме тебя, брат. Никогошеньки. Я еще не готов остаться один на белом свете. А вдруг мне плохо станет, кто за мной поухаживает? Это у тебя жены есть, а у меня… Понимаю: эгоистично звучит, но я говорю правильные вещи, брат.

«Не могу. Устал. Надо передохнуть».

Нет.

Иди.

Каждое мгновение важно.

– Да и детишкам ты ничего не привез, – заметил Хеш. – Надо жить. Надо.

Он резко остановился, прижал к груди друга.

Показалось?

Нет, вроде всё так.

Вдали снова блеснул купол башни.

«Не может быть. Мне мерещится. Или…»

Ноги сами понесли Хеша вперед.