Читать книгу Лесгород. Она - Софи С./М. - Страница 7

Запутанная бытующим в народе мнением о боли и унижениях, она терялась. Люди говорили так: мазохисты – это чокнутые, что любят боль. Просто боль, любую боль, и за ней ничего не стоит? Можно подумать, ударившись ногой о косяк, испытываешь блаженство! Унижение они упоминали так же размыто. Говорили, любят эти чокнутые, когда их унижают. Выходит, назовут тебя растяпой или толстухой, а ты прямо расплылся в улыбке! Некоторые знали и о сексуальном возбуждении от таких вещей, и наверно, представляли себе это так: ударился этот чокнутый ногой о косяк, чуть возбудился, потом, его на людях назвали растяпой, он едва не кончил, а в итоге кто-то изловил его в подворотне и намял бока – тут-то он и кончил от боли. Конечно, как ещё? Эти чокнутые до того любят боль, что прямо от неё и кончают.

Мазохистов она, конечно, не встречала, но предположим, они и в самом деле любят ощущение боли. Она это ощущение не любила, однако, в определённом контексте боль интересовала её. Тут и способ, и интенсивность имеют значение. За болью обязательно что-то стоит. Фундамент всего – власть. Удовольствие есть в том, чтобы просто чувствовать себя бесправной вещью, а сексуальное удовольствие в том, что эту вещь унижают властью, подчиняют себе через боль. Всё это она понимала с трудом, пока природа с её потребностями не взяла своё.

Перед поступлением в ВУЗ был подготовительный курс, на удивление мать оплатила его. Её поселили с девушкой, та готовилась стать физруком. Спортивная и весёлая, она понравилась ей, разрешила читать свои книги, среди них была «Одиннадцать минут».

Когда осталась одна, Вероника принялась читать. Там было доходчиво написано о мастурбации. Она знала о мастурбации и раньше, но попробовать ей в голову не приходило. И вот она пыталась и так и сяк – ничего не получалось. Нельзя же просто елозить рукой и всё? Там было написано, что этого достаточно. Поборов скептицизм, она проявила настойчивость. Настойчивость эта была фанатичной, в итоге результата она добилась.

Кое-что выяснилось. Когда есть физическое ощущение, не хватает возбуждающей ситуации, а когда есть одна лишь ситуация, не хватает ощущения. Можно получить оргазм от одного и от другого по отдельности, но с трудом, поэтому одно тянет за собой другое. Так, стимулируя себя, она начала воссоздавать то, что возбуждает.

Здесь, она обнаружила, что не такая, как большинство. Оргазмы требовали большего, а им нельзя отказать – всё жёстче, всё откровенней, но всё в одном русле, по определённым правилам. Всегда были пленницы, юные нежные особы, под словом пленница могло быть всё, вплоть до бесправного положения в обществе или безысходности. Присутствовал момент интимности: всё сокровенное раскрыто глазу и руке – насильственно, по праву собственности. Этот момент тесно связан с наказанием, которому, в отличие от насилия обыкновенного, вместо агрессии, свойственно спокойствие. Мужчина бывал жестоким, но только не агрессивным, даже вспыльчивым он быть не должен – ни в коем случае.

В итоге, оформились пунктики унижения, что возбуждает. Это: беспомощность или даже бесправность; слабость в противостоянии; интимность; наказание, как поучительный момент; и унизительное послушание в борьбе. Вот и всё.

Первое время не было никакого беспрекословного подчинения. Если девушку не надо покорять, получается, её нужно просто мучить, иначе будет скучно. С детства власть представлялась ей стороной добра, а добро не подкидывает мучения той, что уже и головы не поднимает. Как бы то ни было, когда дело коснулось секса, она поняла, что на доброте далеко не уедешь. И вот у неё появились фантазии, где присутствует сломленность – беспрекословное послушание (в том числе, повинность и благодарность). Тут тоже было принуждение, но уже к абсолютному служению, притом, абсолютной сволочи. Вот так вот: служи сволочи беспрекословно. Кто-то сексуализировал эти же пункты, а кто-то другие, ей всегда было неприятно узнавать что-то новое, потому что и от своих, бывало, делалось мерзко.

Размышляя о природе своего отвращения, она решила, что несексуальные фантазии были ей всегда приятны, потому что в них власть добра, но не считает себя таковой, когда проявляет строгость. Унижение здесь лишь в неравноправии, а чувствовать себя под контролем «хорошей» власти ей было приятно. Сексуальные же фантазии были построены как раз наоборот – власть была жестока и нагла, но могла называть себя добродетельной. Морализация по типу «ты плохая и я сломаю тебя, чтобы ты была хорошей» была здесь в почёте. И это сразу возбуждало – это куда более мощное унижение, которое годилось лишь для половой сферы. В реале, должно быть, удовольствие возникает на изломе чувств: когда подавляешь чувство неприятия и злости – подчиняешься от безысходности или самостоятельно – возбуждаешься. Несексуальные фантазии защищали её от страхов и одиночества, а сексуальные, казалось, были с ними мало связаны.

* * *

Повзрослев, она поняла, что в хорошем несексуальном сюжете должен быть жестокий и могущественный человек, например, правитель-убийца, который, при всех возможностях, за тяжкий проступок не четвертует свою пленницу, а лишь накажет, словно дитя. Здесь наказание выступает в роли заботы, и человек этот кажется неравнодушным к своей рабыне. Она вообще обожала контрастность заботы на фоне возможности тирании. Её отклонение определённо находило удовольствие в нежности, только эту нежность должен был дарить ей тот, кто может и выпороть. Эта нежность, забота и дикая чуткость мужчины увлекали её остротой эмоций, и острота эта не притуплялась с годами. Опека, контроль, удержание в неволе и воспитание – всё это было здесь, и было обставлено не иначе, как глубокая заинтересованность и доброжелательность. Оно и действительно жестокостью не отличалось. Например, она могла и вовсе выдумать кумира – умного и харизматичного психиатра или актёра – и разыграть любовный сюжет лишь на неравном положении. Позже она поняла, что ей ещё повезло, что «искажение любви» пошло у неё по сценарию не самому жёсткому. Если бы дело было иначе, она бы требовала жёсткости в реальных отношениях.

Несексуальные фантазии – это, можно сказать, пре-мазохизм. Это происхождение, основа, это определяет всё. О таком взаимодействии героев она могла фантазировать часами, получая желанные эмоции – она была профи по части таких сюжетов. Иногда, столь приятные сюжеты приходилось менять на мерзкие, чтобы возбудиться. К счастью, для этого хватало и десяти минут. Так она получила «любовные» и «половые» фантазии: одни для души, другие для тела. Значило ли это, что в быту она хотела быть для кого-то маленькой девочкой, но в постели она была бы «сучкой»?

На деле всё очень непросто. Быть бесправной определённо нельзя. Никто не гарантирует бесправному, что он получит именно то, что хочет. В наше свободное время она могла выбирать. Она могла встретить любимого человека, и, если случится чудо, была бы согласна с ним в том, как надо жить. Другой вопрос – сможет ли она подчиняться в неигровом контексте? Понимая особенности своего характера, она понимала и то, что ответ на этот вопрос был только один – нет. Мало того, она не только не может подчиняться, она этого не хочет.

Любому, кто ночами думает о том, как устроен мир, она составила бы неплохую конкуренцию. Она понимала, что человек, который болезненно ищет признания и стремится доминировать, ничем не лучше того, кому необходимо быть нужным и слушаться. Как бы то ни было, этот доминант очевидно будет считать себя «лучшей породой». Тут всё ясно: самовлюблённым людям сложно считать иначе. Кроме того, подчинение закономерно отправляет человека во «второй сорт». Она знала, что в былые времена в угоду патриархату женщина была поставлена в безысходное положение, так что назвать слабостью или глупостью то, что женщины подчинялись, нельзя, но тем не менее их считали намного глупее и слабее мужчин. Теперь, когда у женщин куда больше возможностей, тех, кто лишь подчиняется, уважать точно не будут. Только тот, кто слаб и глуп, не принимает решения: овца не решает, как и где будет пастись, на все её решения есть кнут. Такого мнения о себе она допустить не могла. Уважение – это всё. И уважение должно быть настоящим – никакого извращённого уважения не принимается. Извращённое уважение, типа «ты – сильная, ты можешь, я тебя ремнём заставлю» – это не уважение вовсе, как и извращённая любовь – вовсе не любовь.

Она знала, что способность различать настоящее и извращённое – самое главное в её случае. Адекватность терять нельзя, без неё ты уже не человек, а только «нижняя». Между тем, в ней, как в человеке, этой самой «нижней» было не так уж много. Она полагала, что ей вполне достаточно просто чувствовать себя воспитываемой (иногда), а на образ жизни это влиять не должно.

* * *

Маленькой девочкой взаправду она не будет, вот что она решила. Как насчёт того, чтобы побыть сучкой, которая готова унизиться ради оргазма? Задумавшись над этим, она поняла, что и это пугает её. Она не знала, что ей нужно на самом деле, ведь в «половой» фантазии редко изображалось какое-либо возбуждение от мук, оно возникало наяву – от этой самой фантазии. И она была не уверена, что воплощение таких издевательств не сделает её такой же несчастной, как были её персонажи.

Из статей по отношениям в стиле БДСМ у неё создалось впечатление, что в паре «нижняя» непременно должна забить болт на все свои потребности, кроме подчинения, иначе она не нижняя вовсе. После статей её ждало ещё одно разочарование. На сайте знакомств она начиталась немало нравоучений, а иногда, её даже оскорбляли. Все строили из себя кого-то, срывались на злость и язвили. И притом, писали, что хотят реальных встреч! Что они за существа такие? Она ведь собиралась получить удовольствие от унижения, а вовсе не унизиться перед каким-то идиотом, который считает её ничтожеством. Если он считает нижних ничтожеством, значит, он осуждает их, значит, либо не понимает, что такое БДСМ, либо просто ханжа, тролль или ещё кто-нибудь. Что и говорить, она не была в восторге оттого, что какой-то моральный урод пройдётся по ней плетьми и трахнет: если это не навредит физически, так убежишь оплёванной, и до старости плеваться будешь.

«Пусть фантазии, останутся фантазиями – решила она. – Ничем не рискуя, получаешь удовольствие. Строишь жизнь с хорошим парнем и просто фантазируешь. – Она даже пыталась найти в этом плюсы: – Да и боль не надо терпеть, когда лишь представляешь наказание. Представляешь унижение и его элементы, а боли будто бы и нет».