Читать книгу Принцип моей неопределённости - Таня Гуревич - Страница 8

Наверное, я просто отчаянно хотела быть кому-нибудь нужна. Чтобы человек сказал мне: «Не могу без тебя». Сам факт одиночества говорил о моей бесполезности.

Мне кажется, что в тот момент я покопалась на чердаке своего сознания в своих мечтаниях и детских фантазиях, как в пыльных фотоальбомах воспоминаний, в прочитанных любовных романах в мягкой обложке и глянцевых журналах – и мне удалось собрать эдакого канонического героя-любовника. К образу прилагалась соответствующая внешность, поведение и стереотипные фразы. Герой должен был быть высоким, не обязательно красивым, а скорее по-мужски привлекательным, взрослым (старше меня), загадочным, возможно даже непонятым миром персонажем с тонкой душевной организацией. Нет, это не была на сто процентов прорисованная картинка, отнюдь. Скорее довольно размытый райдер с несколькими случайно выбранными, но чёткими строчками.

Как только все компоненты сложились в моей голове, глаз тут же выцепил из всего окружения человека, который идеально соответствовал требованиям. Его звали Паша Рисенберг, но все звали его просто Рис. Паша одевался исключительно классически: рубашки, брюки или в редких случаях прямые тёмные джинсы, ботинки. Осенью и зимой он носил длинное строгое чёрное пальто, обычно расстёгнутое. На шею накинут элегантный шарф. Паша учился на два года старше меня, и когда я стала обращать на него внимание, он уже заканчивал школу, а значит, редко появлялся там: последние полгода только на группах подготовки и экзаменах. Я знала его расписание и подкарауливала на лестницах и в коридорах: Рис всегда передвигался полубегом так, что полы пальто развевались за ним. Если он заговаривал с кем-то, то говорил загадками, не отвечая на заданный вопрос, иронично увиливая от ответа. Но обычно в ушах у Паши были наушники, и он просто игнорировал оклики знакомых.

Меня он, разумеется, не замечал. Рис смотрел всегда куда-то сквозь, увлечённый своими мыслями, отвлечёнными от таких низменных материй, как школа, одноклассники или другие учащиеся. Он часто разговаривал с учителями как будто на равных: шутил, смеялся, и главное, с ним вместе смеялись и взрослые, оценивая его юмор не как детский лепет, а по достоинству – как тонкую остроту. Парни в его классе, напротив, не воспринимали Риса за своего. Они, одетые по тогдашней моде по-реперски, слушали на переменах трескучую и одновременно бубнящую, как из бочки, музыку с телефонов, щипали визжащих девчонок за выпирающие части тела и принимали преподавателей за обслуживающий персонал, должный вложить в их головы ответы к тестам ЕГЭ, а в дневники – оценки.

Не будучи даже знакомой с Пашей, я была безнадёжно влюблена. Заговорить с ним не считалось возможным, а вот узнавать о нём через третьи руки различную несущественную информацию – как раз подходящим занятием. Уже и не помню, как, но я разузнала его номер телефона и электронный адрес. Случилось это уже в мае, с учёбой было совершенно не до дел сердечных, и я забыла об этой сокровенной информации до осени. В сентябре я написала Паше первую смс:

⠀

А: Как дела?

П: Смотря кто спрашивает?

А: Это неважно.

П: Кто ты?

А: Та, кто тебя любит.

Анонимность сообщений сделала меня очень смелой. Я додумывала детали его личности, не зная даже толком, как он разговаривает. Навскидку я бы ни вспомнила цвет глаз, ни смогла бы описать черты лица – я достраивала недостающие элементы всё из тех же заготовок с чердака иллюзий. И надо же было так сложиться судьбе, что многие мои воображаемые образы оказались вполне близки к истине. Я узнала, что Паша слушал классическую музыку, разбирался в живописи, ездил верхом. В сочетании с чёрным пальто, отстранённостью получался настоящий ретро герой из дешёвого романа. То, что нужно для десятиклассницы.

Мы переписывались часами. Обсуждали кино, книги, людей. Я всё так же сохраняла инкогнито, несмотря на непрекращающиеся расспросы. Какой у меня был план? Я собиралась продолжать игру до тех пор, пока не почувствую, что Рис привязан ко мне достаточно сильно, чтобы его не отпугнула моя внешность. Нет, ничего такого ужасного в моей внешности не было. Но подростковые комплексы, неудачный опыт сватовства к Стасу и глобальная неуверенность в себе заставляли меня считать, что просто так никто не способен посчитать меня привлекательной.

В кои-то веки я чувствовала себя в относительной норме. У меня были постоянные отношения с молодым человеком, который ежедневно общался со мной, делился своими мыслями со мной и не был знаком со мной. Конечно, иногда абсурд ситуации заставлял меня паниковать и впадать в самоуничижение:

⠀

А: Ты не понимаешь. Ты не чувствуешь того же, что и я.

П: О чём Ты?

Паша всегда писал с заглавной буквы, обращаясь ко мне.

А: Я люблю тебя. Но не нужна тебе.

П: Неправда.

А: Ой да ладно. Я всего лишь кто-то, кто достаёт тебя смсками

П: Неправда

А: А что тогда правда?

П: Ты мне очень дорога

Это сообщение я потом ещё долго хранила в скромной памяти своего телефона.

Переписка длилась чуть меньше полугода. После той смски я поняла, что действительно небезразлична этому человеку. И когда он в очередной раз спросил, когда мы увидимся, я ответила: «Когда захочешь».

Мы договорились о встрече на ближайшую пятницу, после моих уроков. Паша назначил время и место: три часа дня, метро «Фрунзенская», центр зала.

Я никогда раньше не встречалась ни с кем в метро. Приехала на «Фрунзенскую» минут на пятнадцать раньше и от волнения стала ходить вдоль платформы: сначала в одну сторону по одной, потом в обратную – по другой. Проболтавшись так не знаю сколько времени, я вышла-таки в основной зал, который был абсолютно пустым: оба поезда только что отъехали, а люди на станции успели подняться наверх.

Паша шёл мне навстречу. Я узнала его сразу: чёрное пальто, распахнутые полы, уверенный шаг. Мне было так страшно, что я с совершенно окаменевшим сердцем и самоуверенной маской на лице шла к нему.

– Эй.

– Эй.

– Так вот ты, значит, кто.

– Вот, значит, и я.

Тут приехали оба поезда сразу, и мимо нас повалила спешащая толпа. Увидев моё смятение не привыкшего к подземке человека, Паша резко подхватил меня под руку и спрятал за собой от потоков людей. Через полминуты снова стало пусто.

– Ну что, пойдём в кино? – спросил он как ни в чём не бывало.

Я просто кивнула в ответ, вероятно, преглупо улыбаясь.

Не знаю, что он вообще о себе думал тогда. Но Паша взял билеты на какой-то отвратительный ужастик на задний ряд – «места для поцелуев» со специальными двойными креслами для парочек. Естественно, на первой же сцене с вытаскиванием кишок из главных героев я инстинктивно уткнулась в его плечо, чего он и ждал. Как будто успокаивая меня и пытаясь заглушить чавкающие и хлюпающие звуки фильма, он прижал меня к себе. А дальше – было дальше.

Всё происходящие казалось мне потрясающей феерией моего взросления. И то, что я позволила ему меня целовать. И то, что разрешила спуститься к шее и ключице. И то, что не оттолкнула его руки, когда он гладил меня, притягивая за бёдра. И то, как, осмелев или опьянев, он запустил свои пальцы под мою майку. И то, как он шарил по моей груди, неумело, но ужасно жадно. А я чувствовала настоящее торжество – это я! Я распоряжаюсь собой сама.

Дома меня ждал скандал. Я никогда не возвращалась так поздно. На ключице красовался засос, а на лице – чересчур самодовольная, хоть и усердно скрываемая, тень. Родители были в шоке, но мне было всё равно: кто-то, кому я действительно нужна, доказал это.