Читать книгу Я не хотела умирать - Татьяна Родина - Страница 12

Часть 1.
Глава 11. Зазеркалье

Оглавление

«Как мы выжили, будучи подростками? Достаточно одной фразы, чтобы это описать: мы друг друга не убили.

Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, Дима в свои восемнадцать лет был таким же неуравновешенным упрямым подростком, как я в тринадцать.

Благодаря нашим семьям мы оба приобрели нервозность, и в подростковом возрасте она накалилась до предела. Мы ругались каждую нашу встречу из-за: ерунды, его придирок, моего внешнего вида, погоды за окном. Повод находился всегда, а если нет, то мы создавали его сами.

Мы постоянно дрались. Это стал наш язык общения, наши чувства выходили за рамки слов, и иначе, как через физическое проявление, мы их выразить не могли. Никто не был жертвой или агрессором, это было словно продолжение детской игры, только мы не смеялись, а ненавидели друг друга, и его руки оставляли на моем теле следы, впрочем, как и мои на его. Мы толкались, давали пощечины, он больно меня хватал, а я царапала его, пытаясь вырваться. Дима был силен, но он никогда не использовал всю свою силу против меня, мы были на равных, и я его не боялась.

Мы могли не разговаривать неделями, а то и месяцами. Но потом неизменно притягивались вновь, как две части одного целого, знавшие друг друга идеально. Период перемирия длился недолго, порой он заканчивался уже в первый час нашего совместного пребывания.

Я начала отдаляться от Димы, у меня впервые появились свои, не связанные с ним интересы. Я стала заниматься верховой ездой, сначала просто помогала ухаживать за лошадьми у нас на конезаводе знакомому конюху, однажды он меня прокатил, и я влюбилась в седло и мир с высоты лошади. Там я чувствовала себя в своей стихии, была свободной и уверенной, стала значительно меньше заикаться и обрела новых друзей среди таких же приходящих заниматься подростков.

К Диме я все еще была очень привязана и любила его, но его навязчивость и желание все контролировать меня раздражало, слепо обожающим его ребенком я уже не была и стала отстаивать свои личные границы.

– Почему у тебя опять стоит тройка за контрольную по алгебре? – спросил он, сидя на диване у меня дома.

– Откуда ты узнал? – недоуменно произнесла я, вернувшись с кухни с кружками горячего чая.

– Посмотрел твой дневник.

– Ты что, рылся в моей сумке? Ты нормальный вообще человек? – раздраженно спросила я, громко поставив кружки на стол.

– Это ты, похоже, ненормальная, раз так реагируешь. Я за тебя переживаю.

– Ты что, мой отец, чтобы проверять мои оценки? Еще, может, домашку у меня спросишь?

– Да твоему алкашу-папаше вообще посрать на тебя, хоть кто-то же должен о тебе думать, а то будешь поломойкой, как твоя мать.

– Не смей оскорблять мою семью!

– Оскорблять? По-моему, я просто сказал правду, – ухмыльнулся он.

– Правду? Хорошо. Тогда твой отец тиран, трахающий шлюх на работе.

Он в бешенстве соскочил с дивана и подлетел ко мне.

– Не смей никогда ничего говорить о моей семье! – прорычал он, тряся кулаками около моего лица.

– Это же просто правда, Димочка, – процедила я сквозь зубы, глядя прямо ему в глаза.

– Тебя это не касается!

– Так же, как тебя не касается моя жизнь!

Мы смотрели друг на друга в ярости, готовые вот-вот дать ей вырваться наружу.

– Убирайся из моего дома! – приказала я.

– С удовольствием, только в следующий раз, когда твой пьяный папаша вновь поднимет на тебя руку, прийти на помощь будет некому, – зло прошипел он и громко хлопнул дверью.

На Димино восемнадцатилетие отец подарил ему красивую ярко-красную ауди последней модели. Примерно через четыре месяца мы ее разбили.

Мы возвращались от него, в очередной раз поругавшись, ехали молча, не глядя друг на друга. Я смотрела в окно, пролистывая в голове все нелепые обстоятельства нашей ссоры, в задумчивости проведя пальцем по слегка запотевшему стеклу.

– Какого хрена ты делаешь?! – громко прокричал он, заметив мой жест.

От неожиданности я вздрогнула.

– Какого хрена ты орешь на меня как психопат? – прокричала я в ответ.

– Ты идиотка, не понимаешь, что ляпаешь стекло своими отпечатками?

– И что? Вытрешь.

– Вот возьми и вытри, живо! – в ярости прошипел он и кинул тряпку мне в лицо.

– Твоя машина – ты и вытирай, – зло произнесла я и кинула тряпку ему в ответ.

Мы переругивались, кидая тряпку друг другу, а потом он больно пихнул меня в плечо, я толкнула его в ответ, завязалась очередная драка, в какой-то момент наша машина выехала на встречку, мы заметили это только тогда, когда услышали громкий сигнал и увидели ослепляющий свет фар несущегося на нас грузовика. Дима успел вывернуть в свою полосу, но сделал это очень резко, и на скользкой от мокрого снега дороге нас занесло и бросило прямо на фонарный столб.

Серьезно мы не пострадали, сработавшие подушки безопасности смягчили удар. У меня была разбита губа и сильно жгло лицо, я здорово испугалась и сидела в оцепенении, глядя на вошедший в передний бампер столб, меня пробивало от страха крупной дрожью. Дима в бешенстве бил руками по салону автомобиля и что-то кричал, от шока слов я не слышала, но по открывающемуся в ярости рту могла предположить, что они все не были цензурными.

Мы долго не общались с Димой после той аварии, он злился на меня и считал виноватой, а я была обижена, что из-за его ярости мы подверглись такой опасности. Но долго мы друг без друга не могли, машина была еще в ремонте, а мы уже примирились вновь.

Сверкающие между нами молнии не выдерживали даже окружающие.

Как бы сильно мы ни разругались, Дима всегда провожал меня обратно домой, это было для него нерушимым долгом. Мы возвращались домой из кинотеатра, не получив от просмотренного фильма одинаковых эмоций, снова поссорились, и в такси ехали молча. Он сидел впереди, а я на заднем сидении.

Чтобы как-то разбавить эту гнетущую тишину, я спросила у таксиста разрешения послушать радио. Он кивнул, и я включила свою любимую радиостанцию с попсовыми песнями.

– Что за шлак ты слушаешь? – недовольно пробурчал Дима.

– Ой, ну простите, я не виновата, что ваши нежные уши для такого не приспособлены, – язвительно произнесла я. – Беруши надевай.

– Поедем в тишине, – выключив магнитолу, сказал Дима.

– Нет, с музыкой, – нажала кнопку я.

– Я сказал, никаких тупых песен, – выключив, прошипел он.

– Не нравится, не слушай, – огрызнулась я и включила.

Мы включали и выключали магнитолу, громко ругаясь. Когда слов оказалось недостаточно, мы вновь перешли к действиям, он больно шлепнул меня по рукам, когда я в очередной раз потянулась через сидение, я отвесила ему подзатыльник, в салоне автомобиля завязалась драка. Машина неожиданно резко затормозила.

– Выметайтесь из машины, оба! – гневно прокричал таксист.

Он высадил нас посреди трассы и уехал. Димин телефон здесь не ловил. Мы стояли в темноте на заснеженной обочине пустующей дороги, ежась от морозного зимнего воздуха.

– Тупая малолетняя истеричка! – в гневе прокричал он. – Из-за тебя мы теперь здесь торчим!

– Из-за меня? Это ты вел себя как полный придурок!

– Да пошла ты, сука, – толкнув меня, прокричал он.

– Сам иди, гандон, – толкнула его в ответ я.

– Мразь, – он схватил меня и повалил в снег.

Я упала на спину, он сел сверху на меня и обхватил руками мою шею. Мне было не больно, он меня не душил, но я впервые почувствовала себя в его полной власти. Я не могла убрать его руки или сбросить с себя, он проявил силу, с которой было не справиться. Дима смотрел на мои трепыхания с гневом и наслаждением, и мне стало страшно.

Нас ослепил свет фар проезжающей машины, видимо, заметив нашу возню в снегу, автомобиль остановился на дороге, замигав аварийкой. Из машины вышли двое парней и быстрым шагом направились к нам.

– Живо отойди от нее, – приказал один из них, вооруженный монтировкой.

Дима слез с меня и протянул руку, чтобы помочь подняться, я не воспользовалась его помощью и встала сама, вытряхивая забившийся под одежду снег.

– Он что-то сделал тебе? – спросил парень, помогая мне отряхнуться.

– Нет, ничего, – помотала головой я.

– Ты уверена?

– Да.

– Миша, я думаю, стоит вызвать полицию, – не сводя глаз с Димы, произнес мужчина с монтировкой.

– Нет, не надо, пожалуйста, это мой брат, мы просто повздорили, – спешно заверила я.

– Миша, что происходит? – спросила, выйдя из машины, беременная женщина.

– Аня, иди сядь в машину, – крикнул он ей. – Так, девочка, садись, мы отвезем тебя домой.

Я подошла вместе с ними к машине, но в нерешительности замерла у дверцы.

– Я не могу поехать без него, – произнесла я, кивнув в сторону Димы.

– О, нет, психа этого я со своей беременной женой точно не повезу.

– Он не псих, мы оба виноваты. У него телефон здесь не ловит, он не сможет выбраться отсюда. Пожалуйста, разрешите ему поехать с нами, меня без брата домой не пустят, – жалобно проговорила я.

– Что скажешь, Кирилл? – взглянув на своего приятеля, спросил он.

– Не, ну, монтировка у меня наготове, дернется – я его быстро огрею, пусть едет на переднем.

– Ладно, бери своего психопата и поехали.

Я подошла к Диме и тихо произнесла.

– Они довезут нас обоих, пойдем.

– Я не поеду с ними, – бросив презрительный взгляд в сторону машины, пропыхтел он. – И ты тоже.

– Дима, я уеду независимо от твоего решения. Поэтому выбирай: или ты засовываешь свое эго и едешь с нами, либо замерзаешь здесь один, – грубо произнесла я, направившись к машине.

Прошептав в ответ ругательства, он все-таки сел в автомобиль.

Мы не общались два с половиной месяца. Это была самая долгая пауза в наших отношениях. Димы мне не хватало, я ждала его приезда, тоскливо читая на подоконнике, постоянно прислушиваясь к звукам приезжающих машин, но в то же время понимала, что так продолжаться больше не может, наши битвы меня вымотали.

Он приехал, мы пошли прогуляться по аллее за моим домом. Долго ходили молча, не смотря друг на друга.

– Зачем ты приехал, Дима? – тихо спросила я.

– Я соскучился по тебе.

– Я тоже скучала, – грустно улыбнувшись, ответила я. – Но так больше продолжаться не может, я устала от этой войны, Дима, от твоих постоянных придирок.

– Я знаю. Мне тоже не нравится все, что между нами сейчас происходит.

– И эти наши драки…Дима, ты напугал меня тогда на трассе, что было бы, не остановись эти люди?

– Ничего, я бы не тронул тебя, ты же знаешь, – спешно заверил он, положив свои руки мне на плечи.

– Уже не уверена, что знаю, – отойдя от него, печально произнесла я. – Все наши стычки – это ненормально, я не хочу как наши родители.

– Мы никогда не будем как наши родители, Юля. У нас все будет иначе. Я обещаю. Ты же помнишь о нашей клятве, верно? Что станешь моей женой?

– Да, но…– я интенсивно потерла лоб, пытаясь подобрать слова.

– Что «но»? – нахмурился он. – Ты же любишь меня, Юля? – он наклонился ко мне, смотря в упор.

– Дима, мне всего лишь тринадцать и, кажется, я не очень разбираюсь еще в любви, – смущенно улыбаясь, начала я. – Вот две недели назад, допустим, мне очень нравился певец с «Фабрики звезд».

– Юля, – неодобрительно покачал головой он.

– Знаю, знаю, что это тупо, веду себя как безумная фанатеющая от звезд малолетка. Я просто хочу сказать, что пока не особо интересуюсь мальчиками. Блин, как это сложно, – я в напряжении закусила губу, – Дима, ты очень важный человек в моей жизни и я люблю тебя, но я не умею еще любить тебя как мужчину.

– Может, пришло время этому научиться?

– Я не знаю, готова ли, – растерянно проговорила я.

– Наверное, в этом и есть причина наших проблем. Мы переросли статус просто друзей, нам в нем тесно и это провоцирует конфликты. Я не хочу и не должен быть твоим страшим братом или заменять тебе отца, нам пора стать парой. Но я не могу любить ребенка, а ты выглядишь и ведешь себя, как ребенок, Юля, хотя тебе уже не пять лет. Ты должна повзрослеть и стать девушкой, время этому уже пришло.

– Не думаю, что у меня получится, я совсем не знаю, как это.

– Не волнуйся, я всему тебя научу.

И он стал учить меня быть женщиной.

Я была миниатюрной крошкой, с хорошеньким ребяческим личиком, носила вещи, купленные мамой еще к начальной школе, и совершенно не выглядела на свои тринадцать лет. Я заметно отличалась от большинства своих одноклассниц, которые уже начинали краситься, кокетничать с мальчишками, ходить на дискотеки, надевать платья и каблуки, интересоваться звездами. У меня были другие увлечения, мне было комфортно в обнимку с книгой, я сходила с ума от лошадей и обожала играть с малышами.

Во многом я не была девушкой еще и потому, что учить меня этому было просто некому. Мама всю свою женственность растворила в бесконечной суете наших забот. Уставшая, замученная, с кругами под глазами и синяками на теле, боящаяся отца, привыкшая ходить сгорбившись и говорить шепотом, чтобы его не разозлить, она сама женщиной уже не была.

Изменения Дима решил начать с моей одежды. Он перебрал весь мой гардероб и нещадно выбрасывал мои любимые детские вещи: цветочно-конфетные яркие бриджи, футболки с милыми зверятами и ленточками, куртку с пикачу, бейсболки со стразами, кеды с разноцветными шнурками – все это летело в мусорку под мои всхлипы. У меня осталась лишь пара кофточек и джинсов, и он повез меня в магазин покупать новые вещи.

До этого мама покупала мне одежду только в детских магазинах, и во взрослых отделах я еще не была. Я застывала в растерянности, глядя на бесконечные ряды с монохромной одеждой. Подходящих мне маленьких размеров было немного, и приходилось искать. Мы ходили из одного отдела в другой, прошли десятки этажей, мне казалось, всех торговых центров в городе. Дима не скупился ни на какие бутики, он никогда не смотрел на ценник, я же всегда его переворачивала и иногда замирала в ужасе от таких цифр, все выброшенные Димой вещи не стоили и одной десятой суммы на ценнике одного из купленных мне платьев.

Набрав достаточное количество вещей, которое едва удалось запихнуть в багажник автомобиля, мы отправились покупать обувь. Я никогда не носила каблуки, моей обувью были кеды, кроссовки, пара балеток, поэтому на тех десятисантиметровых каблуках, что навыбирал мне Дима, я просто не могла удержаться.

– Как на этом вообще люди стоят? – сказала я, стоя пошатываясь с опорой на его руку.

– Не поверишь, на них еще ходят и танцуют, – смеясь произнес он.

– Ужас. Мы же купим мне нормальную обувь тоже? А то я умру, пока до школы на этом дойду.

– Купим, но для встреч со мной ты постараешься надевать каблуки. Они придадут тебе роста и ты будешь выглядеть старше.

Быстро перекусив в кафе, мы пришли в косметический магазин. Я ничего не понимала в наставленных флаконах и тюбиках всевозможных форм и размеров, Дима позвал консультанта, которая, внимательно меня рассмотрев, стала перечислять все нуждающиеся в корректировке изъяны. Я стояла, хмуро слушая, до прихода сюда я и не знала, что у меня есть столько проблем с кожей и видимых недостатков. От обилия запахов дорого элитного парфюма я зачихала и у меня закружилась голова. Дима критиковал все выбранные мной ароматы, поэтому я рада была устраниться и предоставить все ему. Набрав целую корзину средств по уходу и духов, мы отправились в салон красоты.

Мне сделали аккуратный неброский макияж, чуть подстригли и уложили в пышные локоны волосы, я посмотрела на себя в зеркало и увидела незнакомую мне девушку, от моего ребячества не осталось и следа.

– Я устала, – изможденно протянула я и плюхнулась на пол огромного торгового центра.

– Еще один магазин, – потянув меня за руку, произнес он.

Дима был в азарте, ему доставляло удовольствие мое перевоплощение.

Мы подошли к отделу нижнего белья. Я в ступоре встала на пороге.

Я чувствовала неловкость, когда речь заходила о моем теле, сексе, всех этих отличающих мальчиков от девочек вещах – это вызывало во мне некое чувство отвращения и стыда. Возможно, повлиял случай с дядей Мишей или внушаемые моей мамой религиозные и моральные убеждения насчет порочности интимности, наверное, отчасти играла роль и моя низкая самооценка, но, так или иначе, всего этого я избегала.

– Дима, я не хочу, – опустив глаза, произнесла я.

– Юля, тебе тринадцать лет, ты не можешь больше прятать грудь под майками и топами. Она уже заметна.

Я сжалась, словно он сказал какую-то непристойную вещь, в которой я была виновата.

– Юля, это нормально, ты уже выросла, – мягко произнес он и, взяв меня за руку, завел внутрь.

Я не прикасалась в этом магазине ни к чему и даже не поднимала глаз, чтобы что-то рассмотреть, он выбирал все сам, и потом завел меня в примерочную, закрыв шторкой.

Я стояла, не решаясь одеться, долгое время, смотря на целую кучу выбранных им трусов и лифчиков.

– Юля, ты переоделась? – послышался его голос за шторкой.

– Нет.

– Переодевайся, – настойчиво произнес он.

Я нехотя стянула с себя всю одежду и взяла в руки блестящий черный бюстгальтер с маленькими чашечками, бантиком посередине и лямками с вплетением тонкой атласной ленты, аккуратно застегнула его и надела поверх своих розовых трусиков с Микки Маусом красивые кружевные танга.

Я исподлобья смотрела на себя в зеркало, мне было стыдно созерцать свое обнаженное тело, я видела в этом что-то уродливое, неправильное, вульгарное.

– Ну что, переоделась? – спросил Дима, заглянув за шторку.

– Нет, нет, не смотри на меня, – в ужасе воскликнула я, закрывшись своей кофтой.

Дима зашел ко мне в примерочную, я вжалась в стену, всхлипывая от стыда. Его рука медленно вытянула кофту из моих пальцев, он долго молча смотрел на меня. Затем его пальцы нежно проскользили по моим обнаженным плечам, аккуратно прошлись по груди, медленно опускаясь до живота. Он остановился, дойдя до трусиков, и, подняв меня за подбородок, глядя прямо в глаза, твердо произнес:

Я не хотела умирать

Подняться наверх