Читать книгу Я не хотела умирать - Татьяна Родина - Страница 4

«– Опять он тебя ударил, да? Да что же это такое, никак неймётся ему! – вздыхая произнесла тетя Надя, прикладывая лед к маминой губе.

– Да я сама виновата, полезла под горячую руку.

– Ой, ничего не говори, и я такая же была, пока мой не издох, царствие ему небесное, – перекрестясь, горячо произнесла соседка, – ведь сколько раз себе говорила, ну не лезь ты, Надя, не лезь, нет, все равно на рожон иду.

– Вот о том я и говорю. Сами виноваты, а потом сидим тут, плачемся.

– Дуры-бабы, что с нас взять. Ну да ладно, утечет вода, не оставит следа.

Подслушивая такие разговоры на кухне, я все больше убеждалась в нормальности нашей жизни, принимая, как неотложную истину, неизбежность насилия и нашу вину в этом. Способствовали тому и постоянные увещевания мамы, что у нас все хорошо. Вот только я никак не могла понять, почему мне так страшно находиться в этом «хорошо». Я боялась до дрожи пьяного отца и ненавидела за то, что он избивал маму. Что-то внутри меня продолжало сопротивляться кроткому восприятию насилия, и я постоянно металась, не зная, к какой гавани пристать: довериться своему внутреннему ощущению о неправильности происходящего или довериться взрослым, которые должны были вести меня и оберегать.

Я не понимала мир, и мир не понимал меня. В детском саду дети отказывались со мной играть, потому что у меня были странные игры. «Сами вы странные», – думала я, глядя, как они от меня шарахаются. В моих играх не было счастливых семей. Вернее не так, были счастливые семьи в моем понимании. Где папа бил маму, родители били детей, и у них было все хорошо. В разыгрываемых мной сценах всегда были одиночество, боль и отчаяние. Я играла жизнь, которую видела, выхватывая из нее все самое жестокое, потому что именно это казалось мне настоящим. Маме было некогда вникать в мои игры. Тем более, играла я всегда очень тихо или про себя, чтобы не нарушать покой отца. Она лишь однажды заметила, как я бью куклу.

– Юля, нельзя так, – сказала она мне, – кукле очень больно.

– Но тебе же тоже больно, когда папа тебя бьёт? – хмуро произнесла я, не понимая, почему мою игру прерывают. – Вот и кукла пусть страдает.

– Дерутся и обижают других только плохие люди.

– Значит, папа плохой?

Мама тяжело вздохнула и твердо произнесла:

– Нет, папа хороший и он нас любит.

– Если он хороший, тогда почему он тебя бьет?

Она долго объясняла мне, что у нас хорошая семья, а папа просто не всегда может держать себя в руках, он ошибается, и мы должны любить его и прощать, помогая ему бороться с пороками. Я сосредоточенно слушала путаные мамины объяснения, все больше хмуря брови.

Из всего этого я сделала только один вывод: играть в такие игры нужно так, чтобы мама не видела».

***

Я приоткрыла глаза. Он стоял спиной ко мне, застегивая запонки на своей белоснежной рубашке.

Я потянулась на кровати, широко зевнув.

– Проснулась, соня? – улыбнулся он и присел на край кровати.

– Еще не до конца, – нежась в постели, прошептала я.

Его губы страстно коснулись моих в пробуждающем поцелуе, и я ответила ему тем же, охватив руками его шею.

– Я уже должен идти, дорогая, – нехотя отстраняясь, произнес он.

– Может, ты немножко задержишься? – пробежав пальчиками по его груди, кокетливо предложила я.

– Сегодня не могу, у меня важное совещание перед предстоящей командировкой, – он чмокнул меня в лоб, – я обещаю вернуться пораньше, – он разгладил смятый край простыни и, прежде чем уйти, произнес. – Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, – с тоской посмотрев ему вслед, проговорила я.

Я сбежала в гостиную, сладко потягиваясь. Наташа вежливо со мной поздоровалась и, накрыв завтрак, поспешила удалиться. Конечно, я извинилась перед ней за тот брошенный стакан, но после случившегося она меня старательно избегала. Мы и раньше относились друг к другу с холодным терпением, а сейчас вообще практически не соприкасались, благо, наш большой дом это позволял.

Прошло уже две недели, а в «Пироге» после того разговора с Сергеем я больше не появлялась. Мне стало легче дышать, а муж был как никогда мил и обходителен, мы снова переживали светлые дни нашей любви, воскрешенной, словно феникс. Прошлое отлично прячется в чулан: если завалить его получше коробками, набитыми доверху тяжелыми вещами, то о нем на какое-то время можно забыть, и сейчас я жила своим счастливым настоящим.

Ожидание возвращения Димы в хорошие дни было утомительным. Все обязанности выполняла Наташа, моей главной задачей было ей не мешать, и я бродила по нашему огромному дому, как забытое привидение. Я включала везде свет и открывала шторы, стараясь сделать его хоть немного жилым. Это до жути раздражало Наташу, она всегда старательно выключала зажженный мною свет, а я включала опять, наше молчаливое противостояние могло продолжаться весь день.

Этот дом всегда казался мне слишком большим для нас двоих, пустота его огромных комнат меня растворяла, я чувствовала себя в нем неуютно и боялась оставаться один на один с этим пространством. Мой обход напоминал скорее сухой подсчет комнат, я просто проверяла, чтобы ни одна из них не исчезла.

Два года назад я начинала с цокольного этажа, который занимала прачечная, котельная и спортзал с бассейном. Теперь же я лишь открывала дверь и смотрела на широкие короткие лестничные пролеты с большими поручнями, ведущие вниз.

«Дверь была не закрыта, я упала, всего лишь случайность».

Эти слова, словно мантра, всплывали каждый раз в моей голове. Я прокручивала снова и снова обрывки воспоминаний, и всякий раз во мне всплывали другие, которых там быть не должно. Я сжала до боли виски, пытаясь их вытеснить, и закрыла дверь.

На первом этаже была расположена гостиная, кухня, столовая, огромный холл в окружении зеркал и ванная. В гостиной проходили наши семейные вечера, перед камином, телевизором и белоснежным роялем.

Второй этаж представлял собой целый лабиринт из череды комнат: три спальни, гостевая, детская, игровая, Димин кабинет, ванная, три гардеробные. Из всего этого пространства обитаемой была только наша спальня. В домашнем кабинете Дима практически никогда не работал, предпочитая решать все свои дела в офисе, поэтому он служил лишь атрибутом нашей красивой жизни и местом для хранения бумаг и сейфа. Я быстро прошагала все комнаты, выполнив свой ритуал. Следующей на очереди была игровая, я невольно улыбнулась, зайдя туда. Эта комната воплощала все наши нереализованные детские фантазии: батуты, горки, бассейны с сухими шарами, лазалки и мячи, в своем детстве я не могла о таком и мечтать, а Диме иметь такое никогда бы не позволил родной отец. Когда мы только переехали в этот дом, то днями напролет проводили здесь время, жуя попкорн и сладкую вату, катаясь с горок, стреляя бластерами, безумно смеялись и бесконечно любили друг друга. Не знаю, когда мы были тут последний раз, но сегодня был отличный день, чтобы вновь здесь оказаться.

Одна из дверей выбивалась из общей стилистики идеально подобранных комнат. Дверь была приглушенного цвета растушеванной лазурной синевы. Это комната должна была стать особой. Такой она и стала, это была единственная мертвая комната в нашем доме, дверь которой не открывалась на протяжении уже двух лет. Она была не заперта на ключ, но держало ее нераскрытой что-то посильнее замка. Ручка была выполнена в виде фигуры красивого пухлощекого мальчугана, его волосы развевались по ветру, а маленькая ножка пинала мяч, он смеялся и радовался жизни, он был живее наших реальных детей.

Я прикоснулась ладонью к холодному металлу и прислушалась, тщетно надеясь услышать хоть что-то, кроме тишины. Соблазн опустить ручку был так силен, но в моей голове вспыхивал сигнал «нельзя», и, несмотря на то, что меня невыносимо тянуло зайти туда, моя рука просто не могла пошевельнуться. Тяжело сглотнув, я стерла сбежавшую по щеке слезу и направилась дальше.

На мансарде располагалась библиотека. Красивые панорамные окна, аккуратные книжные стеллажи под потолок треугольной крыши, я словно оказывалась внутри самой книги и, заходя туда, с наслаждением вдыхала книжный запах, которым был пропитан каждый уголок этой комнаты. Дима подарил мне ее на день рождения, воплотив мою мечту о библиотеке до мельчайших деталей. Но сейчас я ощущала какую-то чуждость и этого пространства, и чувствовала, что мои губы расплываются в вежливо-вымученной улыбке. Стремясь выбросить это ощущение, я вспомнила о том, как он мне ее подарил.

«– А теперь сюрприз! – произнес он, снимая с моих глаз повязку из ярко-желтой ленты.

Открыв глаза, я не могла промолвить ни звука, в изумлении оглядываясь по сторонам.

– Что это, Дима? – задыхаясь от восторга, наконец произнесла я, не веря своим глазам.

– Немного книг и мягких подушек, – его глаза блестели озорным огнем, он знал, как произвести на меня впечатление.

– Невероятно! – я схватилась за голову, все еще сомневаясь в реальности увиденного.

Он достал с полки книгу и протянул мне.

– Это чтобы убедиться, что все настоящее.

Я взяла книгу в руки. Это был «Маленький принц»3.

– Я не знаю, не знаю, как тебя благодарить. Это просто волшебно. Спасибо, спасибо, спасибо,– я страстно целовала его в губы, запуская руки в пышные волосы. – Я так тебя люблю…»

Кутаясь в эти воспоминания, словно в мягкий вязаный плед, я чувствовала, как меня наполняет тепло и счастье.

Наша жизнь была похожа на мозаику с кусочками битого стекла. Все хорошие дни собирались в красивую картинку, плохие же больно ранили своими осколками, оставляя шрамы. Но если отбросить осколки в сторону и заменить их приятными ложными воспоминаниями, то наш сложенный из счастья пазл получался невероятным.

***

– Я сегодня сама приготовлю ужин, Наташа, – сказала я, спустившись в кухню.

– Вы уверены? – недоверчиво на меня покосившись, спросила она.

– По-твоему, я не в состоянии приготовить ужин собственному мужу?

– Отпускаете меня домой? – не удостоив мой вопрос ответа, сухо произнесла она.

– Да, конечно, отдыхай.

Я не помню, когда готовила в последний раз. Но сегодня я была преисполнена вдохновения. Этот день будет принадлежать только нам двоим и он будет совершенен.

***

– М-м-м, божественно, – закрыв глаза, протянул он, медленно прожевывая.

– Рада, что тебе понравилось, – в довольной улыбке ответила я.

– Может, подучишь Наташу готовить? Чтобы ее еда была хоть чуточку съедобнее.

– О, нет. У нас и так холодная война, так мы вообще убьем друг друга. Лучше я буду готовить для тебя сама.

– Я не хочу, чтобы это было твоей обязанностью. Для этого мы и нанимаем прислугу.

– Мне будет только приятно что-то сделать для тебя, – ласково поглаживая его предплечье, произнесла я.

– Иди сюда, – он притянул меня к себе и принялся жадно целовать в губы, – я тебя обожаю, – горячо прошептал он, обжигая дыханием мое лицо.

– Я тебя больше, – массируя его голову, ответила я.

– У нас были еще какие-то планы на сегодня? Или мы можем сразу перейти в спальню?

– Ну, у меня была еще одна идея, – улыбаясь, протянула я.

– Какая?

– Я вспомнила, что мы давно не были в игровой.

– М, и что ты предлагаешь? Приставка? – озорно щурясь, спросил он.

– Ага.

– Хм, Мортал Комбат4?

– Отлично.

– Саб Зиро? – изображая интонацию игры, произнес он.

– Скорпион? – в тон ему ответила я.

– Е-е-е, – мы заговорщически стукнулись кулачками и рассмеялись.

– Да будет битва.

Раздался звонок его мобильного.

– Я сейчас отвечу. А ты пока приготовься проигрывать, – чмокнул меня в макушку он.

– И не надейся, – с азартом ответила я.

Ожидая Диму, я включила музыку погромче, медленно покачиваясь в такт мелодии, я ощутила прикосновение его рук на своей талии.

– Так быстро поговорил?

– Секретарь звонила, – нежно касаясь своей щекой моего лба, произнес он. – Бронь билетов подтвердили, улетаю завтра на три дня.

– Так не хочется тебя отпускать, – прижимаясь к нему, ответила я.

– Я быстро вернусь, и, если все пройдет удачно, съездим куда-нибудь отдохнуть на пару дней.

Нежась в объятиях друг друга, мы танцевали.

Дима плохо умел расслабляться, и в танце это было особенно ощутимо, он двигался слишком резко и в то же время скованно, его лицо становилось серьезным, губы слегка вытягивались, а щеки надувались от напряжения.

Репетиции танца на пятую годовщину свадьбы были для него пыткой. Нашим преподавателем была красивая бодрая женщина с плотными формами, Дима никак не мог расслабиться и погрузиться в танец, не выдержав смотреть на наш восьмой безуспешный прогон, она подошла к Диме и, похлопав ладонью по его щекам, бойко произнесла:

– Эй, да хватит вам уже дуться и хохлиться, как одинокий пингвин.

Вспомнив ошеломленное такой непозволительной наглостью лицо Димы, я тихо хихикнула.

– Ты чего? – заметив мой смешок, вопросительно посмотрел он.

– Да так, вспомнила нахохлившегося пингвина.

– По-твоему, это было забавно? – резко отстранившись от меня, произнес он.

– Дима, ты чего? – улыбнулась я, – это было мило, я люблю пингвинов, ты мой Лоло5,– я прикоснулась ладонями к его щекам, но он отдернул мои руки.

– Признайся, тебе просто доставляет удовольствие унижать меня? Вспоминать мои неудачи, да? – с нарастающей злостью проговорил он.

– О чем ты? Конечно нет. Ты заводишься из-за ерунды, – снисходительно улыбаясь, произнесла я.

– Ерунды? Ты наглая лживая тварь, которая насмехается надо мной! – громко прокричал он.

Я закрыла уши руками, стараясь не слышать произнесенных слов, и, закусив от обиды губу, тихо сказала:

– Я прошу тебя, давай просто продолжим ужин.

– Ты думаешь, я так просто тебе это прощу? – его глаза вновь наполнились дикой яростью.

Он подошел вплотную ко мне и резким движением сжал свои пальцы на моей шее.

– Дима, отпусти, – я пыталась убрать его руки, но это было тщетно, его хватка всегда была крепкой и нерушимой. Подушечки пальцев все больнее сдавливали мою кожу. – Почему ты всегда делаешь мне больно? – плача от осознания собственного бессилия, прошептала я.

– Потому что ты это заслужила, – со злостью произнес он, цедя каждое слово сквозь плотно сомкнутые зубы.

Он еще несколько минут сжимал мое горло, наблюдая за моими беспомощными попытками вырваться с каким-то нелепым сладострастием. Я уже начала чувствовать острую нехватку воздуха в легких, когда он наконец разжал пальцы.

Я рухнула на пол, откашливаясь и тихо плача.

Он нервно засобирался. Взял ключи, накинул свою куртку, уже почти было уйдя, вдруг вернулся, я вжалась в стену, испугавшись, что мое наказание продолжится, но он, ухмыльнувшись, прошел мимо. Подойдя к сервированному мной кухонному столу, Дима с силой дернул скатерть, послышался противный громкий лязг бьющихся столовых приборов, удовлетворенный собственной выходкой, он ушел. Я лишь видела через стекло, как блеснули огни его уезжающей Астон Мартин и раздался пронзительный рев мотора.

Пазл снова рассыпался, и я осталась одна, заваленная коробками своего раскрывшегося чулана.

***

– Сожалею, но мы уже закрыты, – произнес Сергей, услышав звон колокольчиков. Он возился под стойкой и не видел входящего.

Я помедлила на пороге, чувствуя себя незваным гостем, с меня струями стекала дождевая вода, смешанная с пролитыми слезами. Но мне было больше некуда идти, поэтому, набравшись решимости, я подошла к стойке.

– Все снова разрушилось, – тихо произнесла я, дрожа от холода.

Он поднялся, с грустью на меня посмотрев.

Через пару минут я сидела со своим латте, укрытая теплым пледом. Сергей ничего не спрашивал, мы сидели молча вдвоем в кофейне, слушая, как дождевые капли разбивают ночную тьму.