Читать книгу Поэтические переводы - Томас Стернс Элиот - Страница 26

2.1

В моем начале мой конец и год за годом,

дома возводятся, рушатся и снова возникают,

после них остаётся голое поле, или дорога,

камни уходят в новое здание, а брёвна в пламя,

пламя переходит в золу, а зола в землю,

которая снова плоть, покров и помет,

кости людей, скота, кукурузные стебли.

Время строить, рожать. Время зовёт.

Время ветру трясти, ослабевшие рамы,

стены тряхнуть, за которыми бегает мышь,

растрясти шпалеры и гобелены,

а также безмолвный и тихий девиз.

В моем начале виден мой конец.

Свет, проникая на голое поле, освещает аллею.

В полдень под сенью ветвей птенец,

прижимается к ограде, уступая дорогу фургону.

Сама аллея направляется к деревне,

в предвидении зноя, грозового дождя,

поглощают жар и свет серые камни,

ожидая первой совы, георгины спят.

В открытом поле, когда будешь слишком близко,

можно услышать в полночь звуки летнего мрака:

барабан, свирели, увидеть у костра танец диско,

мужчина и женщина постигают таинство брака.

Эта чета и есть необходимый союз,

держатся за руки, как муж и жена,

прыгают через костёр, танцуют блюз,

по-деревенски смешливо, в жанре

удоев, урожая и влюблённых соитий,

вздымают неуклюжие ноги, ноги земли,

как в случке животных в извечном ритме,

смрада и смерти, а также питья и еды.

Восход открывает новый день,

жара на взморье. Ветер в молчании,

щекочет волны. Вот моя тень,

или она где-то в моем самом начале.

2.2

Что ноябрю до первых гроз и весеннего пробуждения,

до возрождения длинного, летнего зноя,

подснежника, бьющегося из-под ног до изнеможения,

до мальв, что ввысь стремятся к небу стоя.

До раннего снега среди поздних роз?

Гром хочет очень сравниться,

с триумфальным движением звёзд,

грохоча в колеснице с зарницей,

в войнах погрязший весь Скорпион,

восстав на солнце, ждёт затмения.

Кометы плачут и меркнет Дракон,

летят Леониды в вихре сражения.

В огне полыхают земля, небосклон,

пламя сжигает поверхность планеты,

до оледенения продолжится сон,

пока не опишут катаклизмы поэты.

Ввергнет в бездну мучительной схватки,

со словом и смыслом, поэзия ни при чём.

Поэзию не приглашали к такой лихорадке,

надежды желанны, им всё нипочём.

Осенний покой или мудрая старость?

Быть может, нас обманули, или себя?

Старцы для обмана туман завещали,

оставив в наследство фальшь векселя.

Их просветленность, как разумная тупость.

Бессильна пред мраком, туда же их взор.

Истина мёртвых коллекций, это их мудрость.

Знания, вот единый и ложный обзор,

но в каждый миг они могут меняться.

На полпути в терновнике, в темном лесу,

у края обрыва, где мы будем бояться

чудовищ, где наваждения нас завлекут.

Поэтому не говорите о мудрости старцев,

их слабоумие и безумство необозримо.

Мы можем уповать на покой страдальцев.

Мудрость смирения – всегда незрима.

2.3

Уходят все в космическую пустоту, как во мрак.

Меркнет луна, «новости бирж» и «Готский Альманах».

Офицеры, литераторы, политики, меценаты,

слуги народа, председатели комитетов, магнаты,

стынут чувства и действовать нет побуждения.

Тихо, сказал я душе, тьма обнимает тебя.

Мы идём с ними молча на поминки того,

кого не хороним, ибо нет его.

Это будет Всевышнего мрак, как в театре ночь,

словно пышный, броский фасад, убирают прочь,

когда гаснет рампа, декораций замену ведут,

гул за кулисами, а тьма наступает на тьму.

Как в подземке, остановка меж станций,

заметно, как с ужасом опустошаются лица

и разговор, начавшись, в пустоте угасает,

мучительный страх безумия все нарастает.

Когда под наркозом сознание ожидает,

душа ждёт надежду и замирает.

Разум постигает всю пустоту

и безнадёжно гасит мечту.

Без любви остаётся одна только вера.

Жди без раздумий, мысль ещё не созрела,

но вера, надежда, любовь есть рабы ожидания,

мрак становится светом и начинает движение.

Журчание первых ручьев и грозы зимой,

невидимый дикий тмин и дикая земляника.

Смех в саду это отголоски восторгов порой,

извещают, что рождение и смерть это мука.

Чтобы быть там, где вас ещё нет,

вы должны идти по пути незнания,

познавая тайны лишенных страстей,

владеть тем, что не имел с рождения.

Чтобы покинуть свой прежний образ,

иди по дороге утрат, где не ходил никогда,

в твоём неведении будет знание и немощь.

Тебя никогда нет там, где ты есть! Всегда!

2.4

От раны страждущий сам врач,

людские раны ножом лечит,

как сострадающий палач,

он нас спасает от увечий.

Болезнь даёт нам исцеление,

сиделка, хоть сама больна,

но призывает к исцелению,

испить недуг во всем до дна.

Для всех больных, весь мир больница.

Мы в ней умрем от всяческих забот.

Её хозяин успеет разориться

и мы никогда не выйдем из её ворот.

Озноб вздымается от ног,

в сознании полыхает жар,

чтобы согреться, я продрог.

Пламя есть Божий дар!

Святую кровь привыкли пить,

Господню плоть едим поныне,

но веру в Бога продолжаем мнить,

а Пятницу мы чтим святыней.

2.5

Двадцать лет позади, пройдено полпути,

загублено время в прошедших войнах.

С каждым шагом пытаюсь слова найти,

но они покоряются только в книгах.

Начинаем штурм невыразимости суровой,

бессильным во всеобщем беспорядке,

с эмоциональным войском всех порывов,

неуправляемых в жестокой схватке.

Однажды и дважды и множество раз,

не миновать открытий умными людьми,

следует вернуть, что утрачено сейчас,

когда условия все так озлобленны.

Быть может, нет уже потерь, побед,

другое не наш удел, а лишь попытки.

Наш дом начальный путь на исходе лет,

небытие и бытие переплелись в убытки.

Сгорает жизнь мгновением,

не только люди, но и камни,

хранящие тайну смирения,

при свете луны или лампы.

Когда любовь обретет себя,

со старым семейным альбомом,

то и старость проходит любя,

безразлично, здесь иль за домом.

Там, где наш путь к иным ожиданиям.

Сквозь тьму и холод, в безлюдной пустоте,

стонет ветер, волны и море разочарований.

Альбатрос и дельфин. Мое начало в моем конце.