Читать книгу Медуза. Роман из уголовной хроники - В. Александров - Страница 9

– Теперь перейдем, – продолжал прокурор, – ко второму вопросу – о преступнике. Но для того, чтобы я мог достаточно вникнуть в этот вопрос, мне необходимо иметь самые обстоятельные сведения о Тименевых и об Антонине Аркадьевне, которых мало, даже почти вовсе не знаю. Поэтому попрошу вас рассказать мне о них как можно обстоятельнее. Особенно просветите меня относительно их психических свойств или, иначе говоря, нравственных качеств. Павла Аркадьевича я знаю, потому о нем нечего распространяться.

Крылович подробно рассказал о своем знакомстве с семейством Неверовых. Он остановился, согласно желанию прокурора, на изображении характеров главных лиц совершившейся драмы, которые уже отчасти известны. Описания его были вполне благоприятны для этих лиц, к которым он чувствовал искреннее расположение, даже привязанность. Наконец, по своему простодушному, снисходительному к людям вообще характеру, он и не способен был выставить кого-нибудь в дурном свете, для этого нужны были уже слишком выдающиеся недостатки или пороки, да и то он, может быть, нашел бы им извинение.

С особенной подробностью и увлечением рассказывал он об Антонине. Сразу можно было заметить, что эта девушка его интересует и он не только увлечен ею, но истинно, глубоко полюбил ее. Впрочем, для проницательного Ивана Ильича это была не новость – с самого утра он заметил любовь молодого человека, и, скажем правду, эта любовь не совсем-то нравилась почтенному юристу. Но он ничего не выразил и слушал внимательно до конца, хотя и принял к сведению, что полагаться на мнение молодого человека нельзя, так как оно неминуемо должно было быть пристрастным.

Действительно, едва ли возможно, чтобы влюбленный, а тем более человек молодой, мог видеть и особенно высказать что-либо невыгодное или неблагоприятное для предмета его любви. Конечно, всякий имеет недостатки, идеалом совершенств никто не был и никогда быть не может, но дело в том, что недостатки любимого существа, бросающиеся другим в глаза, для любящего сердца исчезают или, по крайней мере, уменьшаются до самой микроскопической величины. Отчего это происходит? Происходит это оттого, что мы в себе редко видим недостатки, а если и видим, то легко находим им основательные в наших глазах извинения. Если же любимое существо обладает всеми симпатичными нам свойствами, как хорошими, так и дурными, то понятно, мы легко смотрим на последние, а часто и вовсе игнорируем их. Может быть, мы и согласимся, по-видимому, на указываемый нам недостаток нашего идеала, но это только на языке, в душе же не только оправдаем его, но даже обвиним лицо, так неуместно заметившее этот недостаток и еще более неуместно его высказавшее. Оно этим как будто оскорбило наше самолюбие. Иногда мы даже сами чувствуем, что наш идеал имеет какой-нибудь неоспоримый крупный порок, но тотчас заглушаем это чувство, находя пороку подходящее оправдание. Возьмем, например, убийство. Разве редко случается, что убийца бывает предметом самой пламенной, самой страстной любви? Очень часто. При этом иногда факт убийства не только не вредит, но даже усиливает любовь. А между тем возможно ли считать достоинством способность человека совершить убийство при какой бы то ни было обстановке? Способность посягнуть на жизнь другого, во всяком случае, безусловно, способность дурная. Между тем находится бесчисленное множество смягчающих, оправдывающих обстоятельств, и убийство не только прощено, но является проявлением благородных, высоких чувств или, по крайней мере, извиняется непобедимым порывом опять-таки благородных, хотя, может быть, и слишком пылких страстей. Таким образом и убийца может быть возведен в идеал, а идеалом он быть не может, хотя бы уже только потому, что не имел силы характера и твердости воли удержаться от безусловно дурного зверского поступка. Так же точно и во всем другом.

Удивительно ли после этого, каким совершенством явилась в изображении Крыловича Антонина, действительно умная, благородная и во всех отношениях симпатичная девушка? Для него она стояла на высоком, недосягаемом пьедестале всех человеческих добродетелей.

Иван Ильич узнал все, что только мог узнать из этого источника.

– Вы говорите, – сказал он, наконец, – что Вера Аркадьевна целый год колебалась, выйти ли ей замуж за Тименева или нет?

– Почти год.

– А во время этого года не было ничего такого, что бы задерживало, так сказать, тормозило заключение этого брака? Знаете, вроде, например, какой-нибудь интрижки…

– Характер Веры Аркадьевны вам теперь хорошо известен, по крайней мере, настолько, насколько я сам его понял. Она с самого приезда тотчас высказалась: кокетничала, порхала со всеми и не останавливалась ни на ком. Едва ли, при этих условиях, могло быть что-нибудь серьезное.

– Это так, но все-таки – женщины… О, женщины! Ведь могло же случиться, что под маской кокетства, беззаботности, непостоянства в сердце гнездилась искра и более серьезной любви?

– Конечно, могло, но я этого не заметил.

– И Тименев, конечно, также?

– Иначе он на ней и не женился бы.

– Ну, не говорите – случается… Что он – приданое-то деньгами взял?

– Нет. Аркадий Петрович перевел на ее имя следующую ей часть имения и взял эту часть в пожизненное арендное пользование с известной уплатой ежегодно.

– Отлично. Значит, мастера коммерческих дел. Таким образом, Тименев получал от тестя известную сумму ежегодно и не по его произволу, а в точном, законами определенном количестве, причем капитал неотъемлемо принадлежал его жене, хотя она и не могла им воспользоваться до смерти отца. «И волки сыты, – как говорит пословица, – и овцы целы». Остроумно придумано.

– Тименев был человек далеко не глупый, – заметил Крылович.

– Особенно в коммерческом отношении – это всем известно. Затем я попросил бы вас сообщить мне кое-что об этом красивом молодом человеке, Алинский, кажется, за которым посылал сегодня Павел Аркадьевич. Он ведь часто у них бывал?

– В последнее время не особенно часто. Алинский очень бедный и занятой человек. Он только что окончил университет вместе с Павлом и кормит своими трудами, плохо оплачиваемыми, старую мать и сестру-подростка.

– Похвально. Что же мать и сестра тоже были знакомы с Тименевыми?

– Особенно с Неверовыми. Они гостят у них каждое лето, потому что девочка слабого здоровья и ей необходим деревенский воздух.

– А молодой человек тоже гостит?

– Да, он также приезжал.

– Ну, а тут ничего не было? Фигура-то у него очень подходящая для какой-нибудь, знаете, романической идиллии…

– Тут ничего не было. Алинский – человек смирный, по книжному выражению, угнетенный бедностью. Притом же, насколько я знаю его, а мужчину, может быть, легче узнать, чем женщину… – слабо усмехнулся Крылович.

– Ну, не говорите! И мужчина иногда бывает довольно трудной проблемой.

– Насколько, все-таки, я его знаю, Алинский слишком порядочен, чтобы завлекать девушку бесцельно, и слишком беден, чтобы иметь какую-нибудь цель.

– Да ведь они имеют порядочные средства?

– О! – с жаром заявил следователь. – Я могу сказать с твердым убеждением, что Алинский никогда не согласится жить на счет жены. Настолько-то я знаю его характер! Впрочем, могу прибавить еще, что сам слышал, как Алинский говорил, что для Веры Аркадьевны Тименев – недурная партия и что она хорошо сделает, если за него выйдет. На свадьбе он был даже весел, что с ним редко случается. Следовательно, трудно предположить, чтобы он был в нее влюблен. Неужели возможно так притворяться?

– Трудно – согласен. А после свадьбы?

– Здесь, в городе, он не особенно часто у них бывал. Да и когда же? Таскается весь день по урокам, за какой-нибудь полтинник, с одного конца города на другой… До гостей ли тут?

– Правда, тут уж плохая любовь, когда думаешь только о том, что скоро наступит роковая минута потребности в новых сапогах. Сам молод был и уроками занимался. Профессия, притупляющая мозг и развивающая мускулы ног. Кто же еще бывал чаще других?

– Авдиевы бывали…

– Ну, про этих нечего говорить, довольно известны. И где только, с кем только эти Авдиевы не знакомы? Брат вечно пьян, а сестры – архив сплетен. Приглашали и меня на свои дни – да еще не решился принести такую жертву. Это своего рода «l’oeil de boeuf»9 нашего града! Мало интересующее меня семейство. Да что мы, впрочем, начали всех перебирать, a la10 Авдиевы? Таким способом ни к чему не придем. Ведь не имеем же мы претензию сделать характеристику всех знакомых Тименева? Это уже очень долго выйдет, а главное – совершенное празднословие. Вот что я вас попрошу, Михаил Алексеевич, – вдруг сменил тему прокурор, – побывайте вы на почте…

– Но вы хотели, – как-то нерешительно проговорил Крылович, – объявить мне…

– Знаю, знаю! Не беспокойтесь, сегодня же все вам выскажу. Только видите ли… Объясню вам это метафорой: здание-то у меня построено, да еще не совсем отделано и, главное, в лесах. Сниму леса и покажу вам сегодня вечером постройку в настоящем виде, почему и прошу вас зайти часов в восемь. Только, до тех пор, не откажите исполнить мою просьбу: сейчас побывайте на почте – а то никого, пожалуй, не застанете там – и посмотрите, не отсылал ли или, главное, не получал ли Тименев от кого-нибудь денег и сколько именно. Вообще, знаете, всю его корреспонденцию. А затем не откажите заехать также в редакцию «Ведомостей» и напечатайте краткое извещение, что вот, мол, случилось с Тименевым происшествие, почему просят всех, имевших с ним денежные дела, пожаловать, для приведения их в порядок и других объяснений, через неделю, что ли, хоть в его квартиру.

– И больше ничего? – несколько удивился Крылович.

– Приостановимся сколько-нибудь – ведь не ломовые же мы лошади! Дадим всем немножко успокоиться.

– Но мне кажется, что быстрота следствия…

– Хороша, это верно, но что же вы хотите делать-то? Первый обыск произвели, допросы с прислуги сняли, даже и потолковали порядочно – целую фактическую часть – процедуру убийства с мотивами построили и характеристику потерпевших сделали, разве мало? Кажется, не дремлем. Ну-с, итак…

Крылович заметил, что прокурор имел какое-то намерение, какое-то дело, и простился. Несмотря на свое нетерпение и беспокойство, молодой человек был нравственно порядочно утомлен. Процедура убийства, как выразился Иван Ильич, немало его замучила. А что ожидалось еще впереди?

Выпроводив следователя, прокурор тотчас поехал в дом Тименева.