Читать книгу Войной опалённая память - В. И. Коско - Страница 16

НАС НЕ ПОСТАВИШЬ
НА КОЛЕНИ
Из воспоминаний О. А. Коско
В ГРЕССК ЗА ПРАВДОЙ

Оглавление

Глядела я со слезами на глазах на всю эту картину и сердце обливалось кровью. Как же я с малышами продержусь? Меньшего, Владика, держу за ручку. Уводят с общего двора кто коня, кто вола, а некоторым по паре лошадей досталось. Поречин взял почему-то вола, хотя Губарь подвел к нему пару лошадей. Он, полицай, сейчас распоряжался и мог удружить дядьке.

Зерно засыпалось в мешки и грузилось в повозки, Рядом со мной запрягал гнедую кобылу Михась Матусевич. Наши глаза встретились, Михась отвел взгляд и развел руками. Власть переменилась, другие времена настали, говорил его жест.

– Дяденька, дайте нам хоть этого жеребеночка, – обратился с просьбой мой малый Володя к Писарику.

Посмотрел староста Писарик на этих малышей, сначала на Володю потом на жеребенка и о чем-то задумался.

– А что же ты будешь с ним делать, – спрашивает. – Запрягать, – отвечает мой малый хозяин.

– Земли нам не дали сынок, да и запрягать жеребеночка можно будет, когда он подрастет, годика через два – успокаиваю я Володю, на глазах которого выступили слезы из-за такой несправедливости.

Посмотрел на него Писарик и снова призадумался. Противоположные чувства боролись у этого нынешнего руководителя. Видно, вспомнил он, как муж принял его в 1937 году в сельсовете, будучи председателем. Внимательно выслушал его просьбу о том, что он хочет учиться на наставника. Не упрекал за раскулаченных родителей, несмотря на молодость, вежливо называл на Вы. Похвалил его за то, что хочет дальше учиться. Выдал необходимые документы.

Судьба наша теперь была в его руках.

– Сходите в Гресск, к высшему начальству. Обратитесь к Душевскому, – порекомендовал он тоже самое, что говорил на собрании при дележе колхоза и ушел, понурив голову.

В Гресск, в самые лапы к фашистам? Это значит осиротить детей. Не выпустят, уничтожат.

– Там, конечно же, на учете семья коммуниста, председателя сельсовета. Сам не хочет наложить на них руки, пусть это сделают другие. Знают они, что нам уготовано, сами составляли списки о семьях коммунистов, активистов, руководящих советских работников. – Предупредила меня Мария Курьянович, а ей было известно от служившего в полиции Костика Сивца, что в Гресске мы есть в списках на уничтожение. Такие горькие мысли одолевали меня.

Но что делать? Как жить? Ходить по миру с торбой за куском хлеба? Нищенствовать мне никогда не приходилось, даст Бог, и не придется. Не заслужила я этого, потом своим поливая родную землю…

Все же я пошла в бывший районный центр Гресск, что за 35 километров от нашей деревни Борцы. Пошла к высшему немецкому начальству бургомистру Душевскому и коменданту Лидерману требовать земли и справедливости.


Удалось немного подъехать на повозке, везли сдавать оккупационным властям награбленное добро. Здесь было зерно, картофель, одежда, солонина.

Вызвало удивление, что везут клюкву и бруснику. Где это награбили?

Конвоировали обоз вооруженные полицаи. Многих я уже знала в лицо по засадам у моего дома, видела на собрании при роспуске колхоза и дележе народного имущества. Они охраняли порядок оккупационных властей.

Рядом шагали красноармейцы – приписники со связанным руками. Их вели на регистрацию в Гресскую комендатуру. Вернутся ли? Здесь были Быков, Лапак, Кравцов, Бордюк, Пятница, Продан, Хохлов и другие, которых я еще не знала.

Многие мне были известны, они были приписниками- примаками у наших женщин-вдов. Это для них пока являлось спасением. Мне тоже советовали выйти замуж за полицая Казика Дробыша, чтобы спасти семью. Этот доброжелательный совет давали сестры мужа, узнав о его гибели. Вон он – жених, сидит на повозке с винтовкой наперевес, с большими желтыми зубами, зорко смотрит, чтобы обреченные красноармейцы не разбежались. Такой вариант мне не подходил. Есть натуры, которые не способны подстраиваться и угодничать.

Вскоре достигли Горелого Моста. Здесь остановились для отдыха. У этого моста нашими красноармейцами в прошлом году был задержан и реквизирован обоз с продпоставками. Зарождалось партизанское движение, люди брались за оружие, запасались продуктами, уходили в лес, начинало работать антифашистское подполье.

Полицаи с опаской поглядывали на лес, а я ждала, что выйдет снова отряд красноармейцев, отобьют обоз, освободят приписников, выдадут извозчикам справку с печатью что «немецким свиньям продукты не допущены». Но все было спокойно. Рядом стояла разбитая пушка. Лежала груда снарядов. Здесь были бои.

– Снарядная взрывчатка могла бы пригодиться. Не мешало бы припрятать, – вполголоса сказала я, чтобы проверить дух наших бойцов.

– Тише, баба, ты видно, хочешь болтаться на этом суку. – И они указали на удобный и толстый сосновый сук, свисающий над дорогой. – Он может выдержать пятерых.

– Оружие нужно, оно уже есть, но нет сигнала и командира, – сказал один из приписников, посмотрев в сторону полицаев, которые в хвосте обоза откупоривали бутылку самогона и закусывали салом и колбасой из немецких поставок.

– Командовать может любая баба. Главное, чтобы она была храбрая и толковая. Василиса повела отряд на французов с серпами, косами да вилами, – вспомнила я пример из истории.

Окруженцы смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Они уже не думали, что с ними бредовая баба. Укор и наставление уловили они в этих примерах. И если бы не путы на руках, они бы немедленно рванули в спасительный лес. Но я была уверена, что они последуют совету этой «сдуревшей» бабы.

Не знали мы тогда, что все эти «приписники» будут с оружием в руках на нашей партизанской базе, возле моего дома, в урочище «Поддера». Будет и надежный, стойкий командир, которого они пока что ищут. Смерть и жизнь ходят рядом. Жизнь побеждает чаще. Но о превратностях судьбы узнаем позже.

Войной опалённая память

Подняться наверх