Читать книгу Войной опалённая память - В. И. Коско - Страница 21

Оружие у нас уже есть, срочно нужны были бойцы. Попутно надо было решать вопрос медикаментов. Война сделала свое дело. Раненые требовали ухода и лечения. Муж нуждался в лекарствах. Контузия и осколочные ранения в грудь давали о себе знать. Природные лекарственные средства, которыми помогали выходившим из окружения раненым бойцам, имелись в достатке. Но нужен был квалифицированный совет и консультация. Это мог сделать лишь единственный у нас в сельсовете фельдшер Иван Рыгорович Лешук. Необходимо были срочно идти в центр, в Селецк. Он проживал рядом с сельсоветом, а сейчас волосной управой, где разместилась полиция. Но обстоятельства требовали немедленных действий.

Ивану Рыгоровичу Лешуку верили все. Это был преданный советской власти человек. Большую жизнь прожил он. Участник первой мировой войны. В ту войну у него погибла маленькая дочь. Несчастья ходили за его семьей по пятам. Незадолго до войны кто-то зацепился телегой за забор, который обрушился и задушил игравшего рядом меньшего сынишку.

Ничего хорошего не сулили ему новые порядки, установленные фашистами. Старший сын Лешука был женат на учительнице Ольге – еврейке. Как только пришли немцы сын и невестка, опасаясь за свою жизнь, вынуждены были покинуть родные места. С дедушкой осталась лишь малолетняя внучка. Жизни не давали Ивану Рыгоровичу фашисты и их прихвостни за эту малышку.

Однажды они заявились к фельдшеру. Дедушка Лешук спрятал внучку себе за спину и грозно прокричал:

– Стреляйте, гады, но только прострелив меня, вы убьете ее.

Выпалил все, что думал, и попал в точку. Полицаи стушевались от такого резкого выпада и опустили оружие. Видимо, подумали они о том, что, возможно, самим придется обращаться за помощью к единственному в нашей местности врачу. Не осуществили своих подлых намерений, ушли посрамленные.

Но предатели сраму не имеют. К этому верному человеку я пришла за советом и помощью. Ивану Рыгоровичу призналась, что из-за линии фронта вернулся мой муж. Рассказала, что он ранен и контужен. Лечился долго в городе Энгельсе, на Кавказе… Однако ранение в грудь дает себя знать, но…

Иван Рыгорович понял все сразу:

– От меня ничего не скрывай. Поступила правильно, что пришла. Его я тоже понимаю. Берегись вон тех гадов, и он указал на полицейский участок и арку, которую новая власть переоборудовала под виселицу. Через окно хорошо видны были лица дежуривших возле управы полицаев.

– Все поручения и просьбы ваши будут выполнены. Передавай поклон нашему председателю и командиру. Никаких стеснений и условностей в нашем деле. Я отзовусь на любой ваш сигнал.

Впоследствии мы убедились, какой это был мудрый и высокопатриотичный человек. Сколько он помощи оказал раненым и обмороженным партизанам и подпольщикам. Теперь же он тщательно упаковывал в коробки медикаменты. Все было связано моим платком.

– Не попадайся на глаза шайке Илясова, – напутствовал он меня. – При необходимости я сам навещу Иосифа Иосифовича. Но пока это делать нам нельзя. Посещение фельдшера-врача ясно указывает на болезнь или ранение. Во всяком случае, сразу возникает вопрос: к кому привозили, или приходил врач?

С теплым чувством благодарности я уходила от этого человека. Надежный и преданный своей Родине, он до конца войны помогал народным мстителям.

Наступали сумерки. На улице мне повстречалась Мария Флориановна Курьянович. О плохом думать не хотелось. Я хорошо знала эту красивую молодую женщину, слышала о трагедии, связанной с ее семьей и близкими родственниками.

По всем окрестным поселкам разнеслась страшная весть о том, как фашисты жестоко расправились с ее мужем, братьями, отцом и другими односельчанами за то, что они были активистами, принимали в свое время активное участие в установлении Советской власти. А теперь, в период оккупации, повели агитационную и подпольную борьбу против фашистов.

Да и сама Мария Флориановна была депутатом сельского совета перед войной, вела с подругой – учительницей Валентиной Витко культмассовую работу.

М. Ф. Курьянович

Я абсолютно доверяла Марии. Встреча, как нельзя, была кстати. В свое время она сама прибежала ко мне в Борцы, предупредила, что семья внесена в списки на уничтожение.

Муж Марии Курьянович, Степан Исакович, работал в колхозе бригадиром. В 1939 году был мобилизован в Красную Армию для освобождения Западной Белоруссии.

В. П. Витко.

Выполнив свой долг, в 1940 году снова вернулся домой и продолжал работать в той же должности в колхозе «Профинтерн». Был активистом сельсовета, агитатором и массовиком. Жизнь налаживалась, укреплялось хозяйство колхоза. Однако все разрушило нашествие гитлеровцев.

В первые месяцы войны из Западной Белоруссии прибыли однополчане Степана – Георгий Титов и Николай Хохлов. Решено было оставить их здесь, в оккупированной врагом зоне, в этой надежной семье. Это было большим риском для всех. Подняли головы враги народа, зверствовали каратели и полиция. Эта семья, как и многие другие преданные советской власти семьи, не теряли надежды на скорое освобождение, задумывались, как бороться с врагом в трудных условиях тыла.

Люди стали не так откровенны друг с другом, опасались предательства и провокаций. Новые власти сеяли рознь и доносы, натравливали друг на друга и пожинали свои кровавые результаты.

Поднялись на борьбу сыны Исака Курьяновича, но погибли все, убит их отец.

Обо всем этом молва шла из деревни в деревню, но деталей, конечно же, никто не знал. Известны они были только Марии Флориановне. И вот я встретилась с ней. Надо использовать эту встречу, чтобы узнать все подробно.

– Зайдем, Волечка, ко мне, – пригласила Мария, прервав мои мысли.

В доме Курьяновичей я кратко ввела Марию в курс дела, рассказала об Иосифе Иосифовиче, о том, как он остался жив и с какой задачей направлен сюда.

– Слава богу, слава богу, – произнесла она. – Если бы он прибыл раньше, возможно и мои остались бы живы, ушли бы в лес. Не было командира и организатора. Да и о нем же все твердили, что убит. У Гуриновича – секретаря сельсовета, как будто, на глазах все это случилось.

– Вот так бывает, Марийка! – Все что смогла ответить ей.

Я не жалела, что зашла к ней домой. Кому как не людям, над которыми нависла угроза гибели, можно было довериться друг другу. Мария мне многое поведала. Стало более понятно, откуда ждать врага, кто чем дышит, в ком маскируется подленькая черная душонка. Эту задачу и ставил Иосиф.

– Очень часто в моем доме собирались надежные односельчане – единомышленники. Делились новостями с фронта, разоблачали пропаганду фашистов и намерения полиции, – рассказывала Мария сквозь слезы.

– Приходили часто Исак Степанович Курьянович – мой тесть, Савелий Андреевич Пранович, Апанас Степанович Курьянович, Иосиф Маркович Стром, Петр Исакович Курьянович, Владимир и Змитер Яковицкие, многие другие односельчане. Немало фронтовых сведений приносил брат моего мужа Петр, работавший на почте. Он больше общался с людьми и знал о чем толкует и думает народ.

Когда они собирались, мне поручали дежурить во дворе, чтобы неожиданно не нагрянула полиция: Из их разговора мне стало понятно, что тракторист Владимир Рухлевич имеет приемник, слушает где-то в тайнике сообщения из Москвы, помечает все эти сводки на бумаге, а потом у нас и обмениваются сообщениями.

С. А. Пранович.

– Помнишь Ольга, как я предупреждала тебя и другие семьи, что в Гресск переданы списки многих семей, намеченных на уничтожение?

Это все Константин Сивец нам рассказал, он еще тогда как-то не сильно втянулся в дела полицейские. Вместе с Никонором все время агитировали моего Степана вступить в полицию.

Но тот, как всегда, оборвал напрямую, мол, фашист будет бит наверняка, а холуи его тоже получат по морде. Вначале Сивцов мы особо не опасались, многими своими замыслами они делились с нами. Однако Степан мой скоро забеспокоился. Полиции стало известно, что у нас собираются люди на сходки, о наших откровенных симпатиях советской власти, разоблачениях брехни о падении Москвы и разгроме Красной Армии. О таких вещах в наше время открыто говорить нельзя.

Когда стало известно о грозящей нам опасности, мужчины собрались и договорились запастись оружием и уходить в лес, чтобы бороться с оккупантами. Просачивались слухи, что за деревней Ямное встречаются группы вооруженных людей, были уже нападения и стычки с фашистами и полицаями. Особенно воодушевила всех и радостно была встречена весть, что немец остановлен под Москвой, а затем и отброшен от столицы. Как-то приходит Степан в хорошем настроении и говорит, что фашиста надо бить и бить беспощадно с оружием в руках. Словами и агитацией его не проймешь. Он попросил подготовить теплую одежду и продукты. Оружие в них уже было. Однажды, в начале декабря 1941 года муж вместе с Николаем Хохловым вечером принесли две винтовки, автомат, гранаты и много патронов. Спрятали все это в сарае.

Ты знаешь, Ольга, какое тревожное предчувствие меня охватило. Беспокоилась особенно за малышей. Дине только два годика, а Витьке – четыре. Хозяйка начала плакать, я как могла старалась успокоить. – А тут к тому же к нам несколько раз наведался Никонор Сивец. Он осведомитель у полиции. Мои предчувствия еще больше усилились.

Через несколько дней, среди ночи, к нам врываются несколько карателей, прибывших из Гресска. Они скрутили мужу руки, допрашивали и избивали. Но ничего не добились. Увели с собой в полицейский участок. Вместе со Степаном в ту ночь были арестованы и расстреляны во дворе сельсовета Исак Курьянович, Апанас Курьянович, Петр Курьянович, Иосиф Стром, Дмитрий Яковицкий и другие. Не успели уйти в лес. Вот так я и потеряла сразу всех своих родственников и близких людей. Как это они меня в живых оставили? Дети страшно кричали, когда забирали их отца. Они уже понимали, что сделают с ним эти изуверы.

– О прибытии Иосифа, никому ни слова, за коммунистами они охотятся особо, – напутствовала Мария.

– Ему нужны надежные люди. Намерен разгромить полицию и вытурить их отсюда. С этим заданием я пришла сюда.

– Надо связать с ним Хохлова. Иначе погибнет, – говорит Мария. – Это надежный человек, военный. Через каждые две недели надо ходить отмечаться в Гресск. Когда-нибудь оттуда не вернется, как не вернулись и многие приписники. После гибели Степана, он остался у меня за хозяина. Это пока спасает. Но сколько можно прятаться?

Обо всем, что рассказывала эта, сполна хлебнувшая горя женщина, молва доходила до нас. Что касается Хохлова, то бывший военнослужащий, да еще с оружием – это то, что нужно. С голыми руками фашиста не одолеешь. Условились с Марией, что она завтра ночью придет в наш лагерь вместе с Хохловым.

– Может сейчас завернем и укутаем оружие и понесем вместе, чтобы поверил и принял к себе? – предложила хозяйка.

– Ты что? Сейчас полицаи шастают везде. Сивец и Писарик уже, может, подсматривают через забор за твоим домом. Сама говоришь, что губит неосторожность. Гранаты тоже в сене? Можешь с ними обращаться?

– Боюсь до них дотрагиваться. Нас этому не учили. Но жизнь и горе научит. Вот-вот придет Хохлов, он всегда приходит в это время. Стрелки показывали половину двенадцатого.

Вскоре появился Николай Хохлов. Красивый молодой мужчина, одетый в старую крестьянскую одежду. Но где тогда можно было раздобыть лучшее. Николаю мы вкратце объяснили суть дела. Ясно, что он бесконечно был рад о начале каких-то конкретных действий. Сколько же можно прятаться, ходить на цыпочках, говорить шепотом. Чувствовалось, что это военный человек. При этом он высказал много дельных предложений. Через несколько минут он сбегал в сарай и принес четыре гранаты.

– Возьму с собой две гранаты. Путь мой будет через лес, напрямик, через Смоловое. Этим путем завтра направляйтесь и вы вдвоем. Ближе и безопаснее.

Гранаты положили в платок рядом с лекарствами. Обернули тряпками, чтобы не звякали и не выдали, в случае нежелательной встречи с фашистами или их подпевалами. А если все же встретятся, да станут разворачивать, узелок, то я уже знала, как выдергивать кольцо…

В землянку к мужу добралась только в час ночи. Здесь была и дочь. Она что-то записывала под диктовку при свете коптилки.

– Завтра будут здесь первые бойцы, – доложила я командиру и положила медикаменты, гранаты.

Можно было видеть, какими глазами смотрел на все это наш муж, отец и руководитель. Тревога, восторг, благодарность читались в его взгляде.

– Первые шаги делаете вы, женщины, остальное за нами. Найти друг друга и организоваться – это было самым главным.

…Дома оставались без присмотра дети. Главное, чтобы не сказали незнакомцу и даже своим лишнее, чтобы не проболтались. Полагались на старшую Шуру. Ей уже было девять лет…

.. Мария Курьянович и Николай Хохлов следующим вечером были в нашем лагере. С оружием. В лес повела Мария. Она знала эти места. В первые дни войны прятала в ямах и землянках с погибшим мужем и родней колхозное добро. Но разве можно сохранить длительно в земле зерно, крупу, муку, сахар? Их надо использовать или периодически проветривать. Но запасы пока служили нам, а главное – землянки. Кто знал тогда, что тайники, землянки, погреба сослужат нам сейчас другую службу.

В землянке дымила коптилка. Мужу понравился Хохлов, это был хорошо обученный кадровый военный. Четко и ясно отвечал на вопросы. Прибыл с оружием и был готов выполнить любое боевое задание.

Из мешков достали провизию. Хохлов развернул и положил на топчан автомат и две винтовки. В вещмешке были гранаты, диски, патроны. Мария достала две круглые буханки хлеба своей выпечки, сало, колбасу и круглую галушку масла. Видно, последние запасы – бойцу в дорогу. Вынула из сумки шерстяное самотканое одеяло в черно-белую клетку. Хохлов достал миску, ложку, нож. Полная экипировка. Но главное – оружие и руки бойца…

Следовало оборудовать вторую землянку. Она была рядом. Завтра еще пополнение прибудет. Мария и Николай ушли обустраиваться. Нужны были топоры и пилы, чугунки и кастрюли. Без этого не обойтись в лесном быту. В лесу не стучать, не рубить, не шуметь – пока было такое условие.

С Марией договорились о легенде, если кто спросит, то ее приписник ушел в лесничество «Жилин Брод» договориться о заготовке сена и дров. Ей же, «хохлушке» (такая кличка за ней осталась до конца войны), поручалось следить за полицией, устанавливать связи, готовить к переводу остальных красноармейцев-приписников и оставшихся в живых активистов.