Читать книгу Педагогические метаморфозы. Книга вторая - Василий Варга - Страница 3

Человек полагает, Господь располагает. Эта древняя поговорка мало о чем говорит современному человеку, а ведь она основана не на пустом месте. Речь идет о судьбе каждого из нас. Коммунисты отвергали этот постулат, хотя их кровавый божок не избежал судьбы. И эта судьба была трагической. Какие бы славословия не раздавались в его адрес из уст его рабов, ему это уже не нужно и даже мумия, которую периодически вымачивают в специальном растворе, а потом выставляют напоказ тем же рабам в Мавзолее, принадлежит не ему, а его поклонникам.

Анализируя свою жизнь, я стал замечать, что меня кто—то ведет, кто—то распоряжается моей жизнью. Все что я планировал, как я относился к своему тому или иному поступку и считал, что он самый неудачный в моей жизни, выходило так, что этот поступок оказывался благом: если бы не было поражения, не было бы успеха.

Я совершил много ошибок в жизни, но назревали такие ошибки, что если бы мне поспособствовали их совершить, я бы свалился в яму и там бы остался. Перечислять их не стану, это было бы слишком длинно и скучно. Приведу один случай, самый нейтральный, самый обычный.

Будучи студентом, я подружился с Сашей Камень, похожим на еврея, возможно он был настоящим евреем, но тщательно скрывал это, а я никогда не задавал ему прямого вопроса, кто ты по национальности. Он – студент престижного физико—технического факультета, а я филолог, будущий учитель, а он будущий инженер и ему не надо было выезжать из города, в котором мы оба учились. Он дружил со мной, дабы подчеркнуть свою значимость, свое превосходство. Как же! он инженер ракетного завода, а я – сельский учитель, с крохотной зарплатой, женат на доярке, которая каждый год выдает по ребенку.

Я это чувствовал и переживал. Даже хотел бросить учебу, отказаться от такого дешевого диплома.

– Уже поздно, – говорил мне Саша. – Кто тебя заставил лезть в это болото? сам, небось. Теперь расхлебывай. Вон, я. У меня уже место инженера подготовлено. А почему? да потому, что у меня всегда была голова на плечах, а не тыква, как у тебя. Но ты не забывай: диплом есть диплом, это твой зонтик от радиоактивного дождя. Учитель это не работяга, который таскает мешки с цементом. Учитель – сельский интеллигент. Захудалый, правда, но все равно интеллигент. Женишься и не обязательно на доярке, на такой же как сам, на училке… с очками на переносице. Будете вдвоем разжевывать науки сельским ребятишкам, посещающим школу два раза в неделю.

Я и подумать не мог, что жизнь внесет коррективы в мою мрачную перспективу и поломает радужные мечты Саши. Спустя несколько лет, после того, как мы разбежались, получив дипломы, и Саша приехал ко мне в гости во время своего отпускав Москву; я поселил его в отдельную квартиру в Чертаново, отведенную для моих воспитанников в качестве общежития, приглашал в гости, поил, кормил.

Саша даром времени не терял. Он познакомился с девушкой— москвичкой, женился на ней, прописался в Москве и стал искать работу. Он довольно быстро и легко устроился инженером, но зарплату получал скудную – 120 рублей. Это была обычная зарплата инженера. Я зарабатывал в два раза больше, получил квартиру в том же Чертаново, я не тратил деньги на питание: питался в столовой училища за символическую цену – 4 рубля в месяц. Саша стал мне завидовать, злиться на меня и ненавидеть.

Я не мог ему помочь, потому что у него был небольшой дефект речи, в преподаватели не годился, в заместители тоже. Мы с Сашей разошлись на почве зависти, его радужные надежды на будущее, его престижный факультет не сработали, а мой, который я так часто поносил, дал мне возможность подняться до уровня… средней величины. Мне заботиться о куске хлеба, о том, где жить, о том, когда купить туфли или рубашку, где отдохнуть в период отпуска, не приходилось. А Саша мучился, и жена его мучила, и теща пилила, и потом семья распалась. Я присутствовал на суде, когда они разводились. У них ребенок остался. И самое главное. Саша обозлился на весь мир. Что с ним происходило дальше, я не знаю, он исчез, как сквозь землю провалился, он ненавидел меня.

Есть нечто неведомое нам. Безнадежность может превратиться в успех, а слишком радужные мечты в разочарование. Этот неписанный закон чаще всего подстерегает молодых людей, которые выбирают для себя подругу жизни. Смазливое личико, фигура средней прелести, могут показаться, Бог знает чем, а потом оказывается, что внешность всего лишь оболочка для сокрытия внутренней пустоты.

Я тоже мотался по Москве в поисках работы, но мне вдруг повезло. В 201 московской школе, куда меня взяли пионервожатым, работали четыре заслуженных учителя России.

Меня пригласила завуч Красильщикова Нина к себе на открытый урок русского языка в пятом классе. Этот урок произвел на меня ошеломляющее впечатление. Никогда ничего подобного я раньше не слышал… на лекциях госуниверситете, будучи студентом. Это был не урок русского сплошная, а сплошная музыка. Пятиклашки знали в два раза больше меня, вчерашнего филолога, выпускника университета. Помню, наша преподавать Неля Абрамовна Беренбаум, профессор, приходила на лекцию, садилась за стол, начинала раскладывать свои потрепанные, пожелтевшие бумажки и выдавала:

– Категория сказуемого. Владимир Ильич Ленин, указывал…

– Неля Абрамовна, вы нам это уже читали в прошлом году.

– Гм, а это какой курс?

– Третий.

– Тогда я пошла. Студент Червоненко, при какой температуре плавится золото, а то я уронила в печку, что топится углем.

– Кажется при 700 градусах.

– А в печке, какая может быть температура от угля.

– Две тышши.

– Ой, мать моя родная, пропало мое кольцо, – плакалась Неля Абрамовна, подходя к двери аудитории с потрепанным портфелем под мышкой.

Профессор и в пятки не годилась преподавателю московской школы Красильщиковой. Абрамовна вообще русского языка не знала, а Красильщикова Нина – это как дирижер оркестра Большого театра в области русского языка. Я впервые понял, что язык народа это его величие, его мудрость, его культура.

«Я буду тоже хорошим преподавателем, решил я. – Правда, русский язык я не знаю, мой конек – эстетика. Я стану лучшим преподавателем эстетики».

Так оно и получилось. Это стремление потянуло меня в учебное заведение. Когда я уже стал директором, я мечтал о таких преподавателях, как Красильщикова Нина Александровна. Добиться этого было невозможно, но я провел колоссальную работу, чтоб осуществить свою мечту хотя бы приблизительно.

Когда в ПТУ стали вводить среднее образование и срок обучения увеличился до трех лет, я первый побежал в главк с письмом включить свое ПТУ в этот список. Я знал, что надо прорваться к Солодкой, начальнику Главка, потому что к нижестоящим клеркам идти бесполезно, они без подарков никаких просьб не выполняют.

– Зоя Ивановна, вот письмо от коллектива, оно подписано треугольником – мною, как директором, секретарем партийной организации и председателем месткома. Мы просим вас включить в приказ наше учебное заведение на предмет введения среднего образования наряду с профессией. Сам Виктор Васильевич Гришин…

– Да, да знаю. Это величайшее достижение Коммунистической партии, но вы же самые отсталые в городе, подведете, не так ли?

– Честное слово, не подведем.

– Подведете, я знаю.

– Честное партийное, не подведем.

– Честное партийное? Ну, тогда другое дело. Платов вас хвалил, он сказал, что вы ответственный коммунист. Если вы даете честное партийное, это… это другое дело, – сказала Зоя Ивановна, принимая у меня письмо и накладывая резолюцию: «Включить»!

– Сходите в отдел Средних училищ.

Я, счастливый, вернулся на работу, собрал всех своих замов и помощников и объявил им радостную весть.

– Теперь нам надо послать объявление в газету «Комсомольская правда», напечатать новый текст объявления и развесить его по городу, такая служба есть, и она этим занимается. Надо сообщить всем нашим ученикам – это самый лучший способ распространения того, что мы с первого сентября будем давать и среднее образование на первом курсе для восьмиклассников. Я же займусь подбором кадров.

Теперь работа закипела. Я выступил перед директорами средних школ Севастопольского района. Для меня это было просто, поскольку районное начальство школ мне было хорошо знакомо и секретарь исполкома Поподько тоже.

Я возлагал большие надежды на своих однокашников, директоров средних школ, но они, едва покинув здание ПТУ, тут же переключились на свои проблемы, никто и не думал мне помогать. Правда, тех преподавателей, кого они не хотели брать к себе на работу в школу, они отсылали мне.

Это в основном были те люди, кто искал работу по специальности именно в школе. Директор школы не могла принять, потому что штат был укомплектован. В этом случае, она посылала мне. Я же проводил тщательное собеседование, надеялся на интуицию и вместе с тем знал: Красильщиковой среди претендентов нет.

В конце августа всех первокурсников мы одели в школьную форму и обязали их носить тапочки в здании, объяснив, почему мы этого требуем. Конечно мы преследовали свою цель— сохранения идеальной чистоты в учебных кабинетах и фойе на каждом этаже.

Учебные классы уже были оснащены, как говорится по последнему слову техники. С учетом получения профессии и занятий по специальным предметам, программа за 9—10 классы растягивалась на три года. И это было разумно. И как ни странно, процесс пошел, легко, быстро, как завоевание Октября.

С точки зрения организации учебного процесса мы были впереди любой московской школы… за исключением главного: мы не давали и не могли дать углубленных знаний по тому или иному предмету, языку, физики, математики, как скажем, в средней школе номер 201. У нас не было традиций, не было заслуженных учителей в количестве четырех и больше человек. У нас не было талантов. Да и никто не требовал этого: мы готовили не будущих ученых, а будущих рабочих высокой квалификации. И то для строителей. Но мы успешно ликвидировали пробелы сельского школьного образования, которое в советском союзе всегда дышало на ладан. И не только это. Мы их обучали навыкам культуры, эстетики поведения и быта и даже культуры поведения между полами.

Вскоре наше ПТУ превратилось в конфетку, оно просто сияло. Ни одно московское ПТУ внешне не выглядело так как наше. Подтянутость, ученическая форма, с белой рубашкой и галстуком, наглаженные брюки или юбки, сменная обувь, бодрый вид, американская улыбка, – все это было доведено до победного конца. Даже преподаватели и мастера стали меняться.

Мои преподаватели тщательно готовились к урокам, у их были паны проведения любого урока, и эти планы утверждались моим первым заместителем и, казалось, проводили эти уроки довольно успешно, но Красильщикова по—прежнему не появлялась.

Тогда я решил всех пригласить на свой урок, на эстетику. По этому предмету я обладал огромными знаниями, я мог говорить часами, не заглядывая в конспект, – я хотел им показать багаж учителя, который должен быть у каждого, кто берется за эту нелегкую работу.

Мне показалось, что я чего—то добился, я отказался от обсуждения своего открытого урока, зная, что будут петь дифирамбы, а в искренности таких дифирамбов можно было усомниться, – я все же был для них директор.

Мне показалось, что учебный процесс в группах со средним образованием несколько улучшился.

Началось посещение уроков общеобразовательных дисциплин. Я изменил тактику бесед, точнее разборки проведенного урока тем или другим преподавателем. Мне хотелось стать соучастником проведения этого урока. Кроме этого, разбирая уроки русского языка и литературы, а так же истории, я выяснял, насколько глубоко преподаватель знает свой предмет, насколько он увлечен, круг его знакомств с внеклассными текстами.

И тут, чем больше я углублялся в эту проблему, тем больше я разочаровывался в своих преподавателях, хоть и понимал, что ничего сделать нельзя. Есть же выдающиеся скрипачи, но их единицы, а есть скрипачи от Бога. И это к преподавателям относится тоже. Но если ученик дебил, ничего не поможет.

Из учителей общеобразовательных предметов выявилась только одна серая мышка, – мне ее кто—то из директоров школы просто подсунул в качестве подарка. На ее уроках ребята скучали. А мальчишки не терпят скуки. Они достают острые предметы и начинают резать ученические столы. Мои беседы не помогали, Неля огрызалась, грозила прокуратурой, если что и часто прибегала к испытанному методу защиты – хамству.