Читать книгу Паводок - Виктор Климов - Страница 13

В небе беззаботно пел жаворонок. Константин приложил ладонь ко лбу, пытаясь рассмотреть в высоком небе крохотную точку.

– Заворожил, никак? – раздалось снизу. На него, улыбаясь, смотрел недавний знакомый. – Душу трогает? – пытал Никита Паладьев. – Жаворонок может так зайтись в своем пении, что порой падает с высоты замертво.

– Что ты говоришь? – удивился Константин.

– Сам не видел, а другие утверждают, что такое случается.

– Выходит, природа предрасположена к самопожертвованию? – Константин спрыгнул с трансмиссии. Оказавшись перед Никитой, продолжил мысль: – В школьных сочинениях мы искали истоки героических поступков. Все одинаково писали о чувстве патриотизма. А этот кроха во имя чего?

– Только исповедуя истинное совершенство пения, природа позволила наделить эту птицу щедростью жертвовать собой.

– Если не так витиевато, то это означает известное изречение: за все надо платить…

– Истину глаголешь, брат. Истину! – довольно рассмеялся Никита.

– Значит, чтобы стать героем – следует умереть красиво. Вернее – надо суметь искусно спеть свою песню или заметно покинуть сей прекрасный мир…

– Вон ты о чем! – стал серьезным Никита. – Хочешь сказать, что нам сейчас предоставлена возможность красиво спеть свою песню?.. Ты рассказал бы мне о бое? Хочу услышать эту историю от очевидца. Почувствовать…

Константин снял с головы шлемофон, медленно опустился на землю, оперся спиной о каток. Он смотрел вдаль, мимо Никиты.

– Хорошо. Слушай…

Закончив рассказ, обернулся к Никите:

– Вот таким был наш первый бой.

– Меня все время, как мы появились на этой территории, волнует другое, – задумчиво проговорил Никита. – Я тебе уже говорил, что вырос в Средней Азии. Поэтому хорошо знаю обычаи этих народов, их нравы. Кстати говоря, некоторые из них совсем не вредно перенять для себя. Так вот: боюсь, что у них, мусульман, к нам, русским, в связи с этой войной отношение может измениться не в лучшую сторону. – Никита замолчал, потом негромко продолжил: – Мусульманский мир непрост. Мусульмане накрепко связаны духовно. Вера для них – превыше всего. Это основа их жизни. «Наши» мусульмане, в силу многих причин устроившие себя в обществе, которое мы пытаемся создать на их исконной территории, по-прежнему свято преданы канонам все той же веры.

Они терпимо относятся к нашему присутствию только потому, что видят плоды нашего труда. И не прочь пользоваться ими. Может, потому стали забывать и прощать нам обиды прошлого, вызванные не только войной с басмачами, с их предками. А теперь же, развязав войну с их братьями-мусульманами, мы подрываем веру в себя. Они озлобятся, однозначно. И при удобном случае станут нам мстить. За то, что посягнули на их особый мир без границ. Эх! – резко бросил он. – Нельзя нам было совершать этого вторжения!

– Нас убеждают, что мы здесь по просьбе самого населения! – напомнил Константин.

– Просьба правителя не всегда является желанием народа. Тем более некоторые племена в этой стране порой не знают, да и не желают знать, кто правит страной. Они каждый сам себе хозяин. А горцы – всегда жили свободно. Даже наши, советские, кто живет на границе с Афганистаном, только недавно стали признавать существующую власть и подчиняться давно действующим законам. В основном они-то и поддерживают между собой негласную связь.

– Откуда тебе такое известно?

– Говорю же, вырос среди них. А еще у меня есть друг. Он национал, учится в университете. Изучает восточные языки.

Прекрасно знает историю Древнего Востока. Его, как перспективного студента, дополнительно обучают в государственных структурах. Как я понимаю, в структуре КГБ, хоть мне он об этом ничего не говорил. Из бесед с ним я почерпнул многое. Он не скрывал от меня, что после окончания университета поедет в эту страну работать в наше посольство. Хорошего специалиста получат работники миссии. Может, он даже теперь уже здесь.

– Знаешь, я все еще не возьму в толк, что нахожусь на войне. Хотя уже крещен ею, – сознался Константин.

– А я войны не страшусь. Есть какое-то предчувствие, что со мной ничего плохого не случится. – Никита замолчал, словно раздумывал над чем-то. А затем, удовлетворенный разговором, желая поделиться, признался: – Я до армии много девушек покорил и даже стал гордиться собой. Как-то получалось, что не робел перед ними. Пока Алену не встретил. Кремень! Веришь? – Никита резко обернулся к Константину и, наклонившись, почти зашептал: – И чего я только не предпринимал! Но она мне не поддавалась!

Глаза Никиты светились, желали исповеди.

– Еще понял, что ее стойкость не показная. Природа наделила ее душу редкой добротой! Ей меня становилось жаль, когда видела, как мучаюсь. Да поделать с собой ничего не могла. Когда чувствовала, что может не свято, переломив гордость, покориться мне, начинала плакать. Представляешь?! Целует меня, и… плачет. Мол, пожалей!

Руки Никиты мелко подрагивали. Константин удивился его волнению.

– Своей стойкостью она просто покорила меня. Я понял, что из таких девушек получаются подруги на всю жизнь! Женщины, я думаю, делятся на две категории: на жен и на всех остальных… Она относится к богом предназначенной категории. А я пытался сломить, надругаться над ее душой. Сам просил возненавидеть себя. Стал я ее тогда брать на руки и носить. Она понять ничего не могла. Обнимет за шею, в глаза смотрит и спрашивает: «Что с тобой, Никита?» А я наглядеться на нее не мог… – Никита замолчал. Он громко и тяжело дышал. Константин смотрел на Никиту и не мог позволить себе заговорить.

– Если останусь жить – беречь буду. Она детей хороших нарожает, – твердо и убежденно, словно клятву, произнес Никита.

Константин был поражен. «Все так же, как у нас с Олей! Для чего меня судьба свела с ним?..»

– Мне быстрее бы в бой, забыться. Хорошо, что с тобой встретился. Ты чем-то притягиваешь, – сознался Никита. – И экипаж у тебя хороший, заметные ребята. – Никита потискал шлемофон. Осмотрелся, словно опасался чего-то. Кашлянув в кулак, нагнулся к Константину. – И мои ребята многого стоят. Ротный несколько экипажей сделал земляческими. Мой состоит из русских ребят, выходцев из Средней Азии. Хорошо сработались… – Он замолчал, а затем поведал: – Только мой механик-водитель любитель травку покурить…

– Чего покурить?

– Травку! Не слышал никогда? – удивился Никита.

– Слышал. Но никогда не пробовал…

– И я не пробовал. А какими ребята становятся после этого – знаю. Так вот: мой механик увлекается этим зельем. Сдавать я его не собираюсь. Но в такой обстановке это может привести к плачевным результатам. Что предпринять конкретно – я пока не знаю…

– Где же он ее брал? – удивился Константин.

– Ребята с гражданки пересылали. Есть в Ташкенте речушка Салар, там любители такой жизни общаются.

– Он из Ташкента?

– Да. Нас, среднеазиатов, в полку много. Это вас перед вводом к нам издалека прислали…

– А Ташкент на самом деле красивый?

– Красивый! – с удовлетворением произнес Никита. – Я часто в нем бывал. Если пересекать город поперек, то за короткое время минуешь историю последних сотен лет. Вначале попадешь на территорию аккуратных глиняных кибиток, тесно прилепленных друг к другу, с узкими национальными улочками. Затем начнутся постройки социалистического и современного строительства. Очень красиво смотрятся современные широкие проспекты с высотными зданиями. Сейчас возводят много строений в национальном стиле. В центре города устроены площади с монументальными зданиями, украшенные великолепными фонтанами, зелеными тенистыми парками. Город знаменит Алайским, Куйлюкским и другими рынками. Об их изобилии я не буду говорить. Это надо видеть. В этом городе уживается множество национальностей. В нем смешались удивительные культуры, и это создает необычный колорит. Ташкент считают столицей Средней Азии.

Никита замолчал и стал смотреть вдаль, в горы.

– А в этой чужой стране я чувствую себя неуютно. Казалось, должен был бы легко и быстро адаптироваться. Нет же! Война, наверное, у всех вызывает одинаково отрицательные чувства. У тебя такое же ощущение?

Константин не спешил с ответом.

– Я долгое время обозревал эти горы с обратной стороны, не подозревая, что окажусь за их частоколом, – продолжил рассуждать Никита. – Придись добровольно принимать решение – я, скорее всего, здесь никогда бы не оказался. Это не моя дорога. После того как встретил Алену, меня больше всего волновала моя личная жизнь. Теперь я потерял право распоряжаться ею. Но самое странное состоит в том, что я совсем не против исполнения воинского долга таким образом. Наверное, меня сумели подготовить к подобным событиям. У меня даже присутствует чувство гордости, что могу участвовать в военных действиях.

– Самоутверждение, добытое на войне? – улыбнулся Константин.

– Любое самоутверждение добывается в борьбе. В борьбе за любимую женщину, за место под солнцем, за сытость, в конце концов. Ты это знаешь. Мы приблизились к поре познания жизненных истин. На войне постигать их будем много и быстро. Как бы не заблудиться… – Никита сузил глаза, словно силился увидеть будущее.

– Я после первого боя пытался размышлять. Поделился мыслями со своим механиком-водителем, и оба пришли к заключению, что лучше этим не заниматься… – признался Константин.

Никита встал, надел шлемофон и, приложив левую ладонь к груди, произнес:

– Я рад нашему знакомству, Костя! С удовольствием поговорил бы еще, да надо идти. Надеюсь, еще увидимся. Удачи тебе и твоему экипажу! Приходите к нам. Моя машина – триста шестьдесят три. Если что, выручай! – Никита вновь приложил руку к груди и слегка поклонился Константину.

Жесты Никиты приятно покоряли. Ребята крепко пожали на прощание руки.

– Буду у тебя непременно. Познакомимся экипажами. И в беде, надеюсь, друг друга не оставим! – обещал Константин.