Читать книгу Паводок - Виктор Климов - Страница 15

Для Марии прошедшая ночь была тяжкой. Чего только она не передумала за долгие часы, пока не смыкала глаз! От Константина второй месяц не приходили письма. Она терялась в догадках. Не обнаружив в очередной раз в самодельном почтовом ящике среди аккуратно уложенных газет заветного письма, она на какое-то время становилась неподвижной. В такие минуты она ощущала холод в груди, а сердце начинало учащенно биться. Мария закрывала глаза, прижимала руки к груди и отвергала нежелательные догадки.

На этот раз было почти так же. Она заметила, как Зоя, сельский почтальон, суетливо укладывала в почтовый ящик сложенные пополам газеты. Женщина спешила. Не желала, наверное, видеть внимательных глаз Марии. С некоторых пор почтальон не могла переносить ее молчаливого, вопрошающего взгляда.

Мария медленно пошла к ней.

– Нет пока ничего, – скороговоркой сообщила Зоя после дежурного приветствия, улыбнулась через силу и поспешила уйти.

– Нет – значит нет… – тихо согласилась Мария, глядя ей вслед. Потом вынула газеты и аккуратно перебрала их, пытаясь наперекор сообщению обнаружить затерявшееся письмо. Письма не было. Вновь стало холодно в груди, как ночью. Попыталась убедить себя: «Значит, придет в следующий раз…»

Чтобы окончательно отогнать от себя неприятные мысли, принялась усердно выполнять нескончаемые домашние дела. Время проталкивало день ко второй половине. И вдруг, словно в награду, он неожиданно одарил Марию неожиданной встречей.

…Мария медленно вращала ручку барабана, на который со скрипом укладывался стальной тонкий трос. Опершись другой рукой о край железобетонного кольца, завороженно наблюдала, как навстречу ей из колодезной глубины поднималось ведро с прозрачно-хрустальной водой. Ручку барабана Мария старалась вращать плавно, чтобы не расплескать драгоценную жидкость. Вода раскачивалась в ведре и казалась живой в бликах дневного света.

– Здравствуйте, тетя Мария! – услышала она девичий голос.

Женщина вздрогнула от неожиданности и оглянулась.

– Ах, Оленька! – обрадовалась Мария. – Здравствуй, золотце! Как же я рада тебя видеть! Сейчас мы поговорим с тобой, – торопливо обнадежила она девушку. – Вот только водицу достану!..

Барабан сделал очередной оборот, и Мария подхватила ведро с водой.

– Ух! – удовлетворенно произнесла она. – Полнехонько выкатилось! Не люблю, когда расплескивается. Жалко становится водичку, когда вновь на глубину падает из ведра. Словно сиротинкой остается. Опять ждет, кому нужной окажется… – Мария освободила ведро от замка, выставила его около колодца на траву, чтобы не мешало другим, и, обернувшись к Оле, вновь приветливо повторила: – Ну, здравствуй, солнышко! – И счастливо улыбнулась. Ее лицо разгладилось от недавних раздумий и стало добрым и притягательным. – Как живешь, Оленька? Как дед Иван себя чувствует? Не болеет ли? И что же это ты ко мне не заходишь? Наверное, стесняешься? А ты не стесняйся, заходи! Мы с тобой чайку попьем, да потолкуем! – обрадованная встречей, задавала вопросы Мария и, не дожидаясь ответа, предлагала свое гостеприимство.

Она пригладила ладошкой волосы, развернулась от солнца, чтобы лучше видеть Олю, и вновь улыбнулась. Потом, сделав шаг, положила ладонь Оле на плечо и нараспев проговорила:

– Ты просто краса-авица!

– Ну что вы, тетя Мария!.. – засмущалась Оля.

– Красавица! – убежденно подтвердила Мария. – Повезло моему Косте, – не лукавя, продолжила она. И, замолчав на секунду, поделилась, понизив голос: – Тем и живу… – И наклонила голову, заглянув в глаза Оле.

Оля засмущалась еще больше. Мария обняла девушку за плечи и, прижав к себе на мгновение, мягким голосом проговорила:

– Не стесняйся моих слов. Они от сердца…

Мария задумалась, словно сверяла сказанное с душевным состоянием, а затем запрокинула голову и счастливо засмеялась.

– Есть Бог на белом свете, Оленька! – сказала она. – Ты веришь, никак не поддавалась тоске, противилась ей. А сегодня нахлынула на меня она потоком. Зоя, почтальон наша, утром от меня как ошпаренная убежала. Тяжело ей со мной становится. Раньше постоим, поговорим, да по-доброму и разойдемся. А в последнее время ей проходу от меня нет: письма от Константина не идут! – перешла она на тревожный шепот. – Зоя от меня и прячется. А ты, получаешь, нет ли? – с затаенной надеждой спросила Мария.

По тому, как Оля отвела взгляд, Мария, освобождая девушку от возможного лукавства, промолвила:

– Значит – и тебе не идут. Оттого ко мне и подошла… Как же! – подтвердила вслух свои выводы Мария. – Но ты не горюй, милая! – поспешила утешить она девушку. – Ты, никак, решила, что он только тебе не пишет? Да? А оно получается, что не пишет нам обеим. Знать, совсем некогда стало. Чем-то они там очень заняты, коли писать перестал, – приободряла она себя и Олю.

На какое-то мгновение установилась тишина. Обе размышляли.

– Знаешь что? – наклонилась Мария к Оле, ободренная пришедшей мыслью. – А пойдем сейчас ко мне! Зачем ждать следующего раза? Коли выпало встретиться, используем случай себе на пользу. Свежего чая заварим! – мечтательно проговорила она. – У меня сохранилось несколько пачек цейлонского развеса… Мы приготовим напиток на свежей водице. Я с утра в печи пирожков напекла. Как знала, что тебя встречу! Это я так с Константином общаюсь. Когда на душе тяжело становится – пирожки в печи готовлю. Я часто их затевала, перед работой ему пекла. Он их любит. Вот и сегодня напекла.

Она, весть, вроде как впереди нас бежит. Не просто же встреча наша состоялась! Так что, Оля, не отказывайся от приглашения, пойдем ко мне! – убеждала Мария.

Оля и не думала скоро покидать тетю Марию. Убедившись, что их одолевает одна забота, была благодарна за приглашение. С улицы Оля не решилась бы зайти к Марии. А так, обстоятельства сами предопределили встречу.

– Можно, я ведро понесу? – предложила Оля, подтверждая согласие, хотя заранее сознавала, что такое шествие не останется без внимания сельчан. А что было скрывать? На проводах Константина в армию их отношения перестали быть секретом.

После его отъезда парни и девчата убедились, что Оля на самом деле ждет Константина. Оле это шло. Она оказалась настолько привлекательной в своей роли, что многие девушки откровенно завидовали Оле, которой выпало воочию проявить душевные истинные качества.

Оля вошла в дом. Установила на кухонную скамью ведро с водой и остановилась в нерешительности.

– Проходи, проходи, Оленька, – приободрила тетя Мария. – Не стесняйся! – Она отерла стул чистой тряпочкой, поставила его у окна и предложила: – Садись к окошечку, Оленька! Мне нравится это место. С него широко видать, глаз радуется. А я самовар поставлю. Он хоть и электрический, а чай из него вкусный получается. А еще в старом чайнике вода набирает особый вкус. Я уж и не помню, с каких лет он у нас. Семен, – вспомнила почему-то она мужа, – из Сибири, с очередной стройки привез. Где его, непоседу, носит сейчас, Господи? – без горечи вздохнула Мария.

Так в том чайнике вода тоже вкусной становится… – продолжала делиться она. – Я его как-то чистить взялась. Он же страсть какой закопченный был. На каких только кострах, видать, не пришлось ему побывать. Так вот, – улыбнулась она, – эта посуда засверкала, как новенькая! А на боку клеймо старинное проявилось. Только деревянная ручка на том чайнике совсем обгорела. Обжигает, когда с плиты снимаю… Все Илью собираюсь попросить, чтоб новую ручку насадил. Да ему некогда. Дел много. Все у него на учете, всякое дело одно за другим следует!..

Мария замолчала. Сосредоточилась.

– Это же порода сказывается! – удовлетворенно подтвердила она. – Деда его раскулачили в свое время, – поведала горестно. – На строительстве Беломорканала и сгинул. Хорошо об их роде вспоминают люди. Жадные на работу, говорят, братья были! Крепкое хозяйство держали! Так нет же, помешали кому-то… Один из братьев, дед Фрол, ночью решил бежать. А Иван, дед Ильи, на свою беду остался. Не пожелал хозяйство без присмотра оставлять. Его и взяли… А Илья, видать, в породу пошел!

Рассказывая, Мария достала с полки, укрытой расшитой занавеской, блестящий самовар. Сняла с него крышку, ополоснула подогретой на плите водой и залила свежей, принесенной только что из глубокого колодца. Установила самовар на стол, включила вилку в розетку.

– Ах, как я рада нашей встрече, Оленька! – вновь поделилась она неожиданно восстановленным настроением. – Ты приходи ко мне почаще. Ты же любишь Константина? – рассчитывая на откровение, она заглянула в глаза девушке.

Щеки Оли зарделись от смущения. Она стала еще краше.

– Люблю! – негромко подтвердила Оля, обжигаясь признанием. И, встретившись взглядом с тетей Марией, зажмурив в смущении глаза, вдруг облегченно засмеялась. Им было хорошо вдвоем.

– Вот и слава Богу! – обрадовалась Мария. – Потому и приходи! – спешила она убедить Олю в своем к ней расположении. – Нам легче с тобой будет! А я все-таки попрошу Илью сделать ручку на тот чайник. Мы в нем воду на огне от вишневых поленьев вскипятим. Ох, и вкусный чай получится! А сейчас я пирожков принесу. Так и перекусим слегка. А что? – спросила она себя. – Солнышко вон уже где! – Мария указала рукой на небосвод. – Так расскажи мне, Оленька, как у вас дела с дедом идут? – присела она рядом с Олей.

– Живем помаленьку… Дед на пасеке управляется. Я – по домашнему хозяйству. Валерий Яковлевич, председатель наш, на работу в контору приглашает. Наверное, с той недели и пойду. Заодно к экзаменам в институт готовиться стану…

Она замолчала и посмотрела на Марию. Обе в этот момент подумали об одном и том же.

– Не боишься? – участливо спросила Мария. – Не пристает больше? – вспомнила она о Петре Сером и времени, когда тот не давал покоя Оле своим вниманием.

Странное дело, но почему-то теперь Оля не стеснялась обсуждать эту тему. Напротив, ее скорая взрослость после встречи с Константином позволяла быть откровенной.

– Он теперь другой, – доверительно сообщила она. – Меня за три версты обходит. Дед мой к нему ходил. Мне об этом не говорит, да я знаю. Ох, зол на Петра он тогда был! Боялась за него, когда догадалась, к кому отправился. А вскоре и Костя свое слово сказал.

– Костя? – искренне удивилась Мария.

– Да, – гордо подтвердила Оля. – Только кажется мне, что без друзей Кости в этом деле не обошлось. Петр, видимо, понял, что со всеми ему не справиться. Вот и отстал…

– Ах ты господи, – забеспокоилась и была удовлетворена известием Мария. – Это хорошо, что отстал. Только на самом деле ты считаешь, что он не притворяется? Нехороший он, Оленька, – горестно вздохнула Мария. – И когда говорит, в глаза не смотрит. Все в себе носит… Мстительный он. Тоже порода! – почти на шепот перешла Мария. – Это ж они тогда здесь новую власть устанавливали, предки его! И не без их помощи многие в районе своих дедов да отцов больше не увидели. С тех пор так во власти и держатся. А злоба в каком поколении все просматривается!

– Да не волнуйтесь вы, тетя Мария! Он к нам приезжает при крайней необходимости. Да тут же назад, долго не задерживается. Его накормят, напоят, в машину усадят, шофер его обратно и доставляет…

– Смотри, как жизнь странно устроена. Одни трудом с утра до вечера заняты, а этот со своим портфелем так праздную жизнь и ведет. И нужный человек оказывается? Все служит кому-то. От безделья в загулы ударяется. Его Эльвиру тоже понять можно. И опять же – из партийной семьи жену для него выбрали. Породнились родители семьями, чтобы связь поддерживать да власть легче держать. А жизнь по своим законам бежит, не по рельсам уложенным мчится. Не разгадаешь, куда повернет. И-их! – вздохнула Мария, выкладывая в чашку загустевшие сливки из стеклянной банки. На время задумалась, глядя в окно.

– А кого-то носит эта жизнь по белу свету, – не стала стесняться она перед Олей вторично нахлынувших мыслей о муже. – Хоть бы откликнулся из своего далека, чтобы на свадьбу сына приехать. Наверное, и не знает, что служит уже, – поделилась Мария с будущей невесткой. – Ах, что тебе сейчас покажу! – воскликнула она вдруг. Поставила банку со сливками на стол и на время исчезла в другой комнате. Вышла с альбомом в руках. Лицо ее сияло. – Вот! – радостно провозгласила она. Перелистала страницы альбома и передала Оле. Девушка бережно взяла альбом в руки. Сердце учащенно забилось.

Этот альбом она дарила Косте на 23 февраля. На раскрытой странице размещались фотографии Константина, присланные из армии. На одной из них он стоял на танке в комбинезоне, с небрежно откинутым на спину шлемофоном. Его волосы были спутаны от пота. На плече висела пулеметная лента, набитая патронами. У ног стоял высокий снаряд, достававший Константину до пояса. Костя придерживал его рукой и весело смеялся, слегка запрокинув голову.

Для Оли это была одна из любимых армейских фотографий Кости. Дома она часто любовалась ею, внимательно изучая лицо любимого. Она улыбнулась, рассматривая фотографию.

– У тебя есть такая же? – догадалась Мария.

– Да, – подтвердила Оля. – Это он снимался на последних учениях. Писал, что после них приедет в отпуск. И вот – ни отпуска, ни писем, – развела руками Оля.

– В отпуск? – удивилась Мария. – А мне об этом не писал, – добавила она.

– Как же так? – удивилась Оля.

– Хотел, наверное, сюрприз сделать, – с добротой в голосе предположила Мария. – А вот перед тобой не устоял, – разгадав приятную слабость сына, с улыбкой промолвила мать.

Из-под крышки самовара пробилась струйка пара.

– Вот и вода готова. Сейчас чай заварим! – вновь засуетилась Мария. Она достала из стола заварной чайник, ополоснула его изнутри кипятком. Вскрыла пачку чая и отсыпала порцию в заварной чайник. Залила небольшим количеством кипятка и укрыла чайник махровым полотенцем.

– Пусть подойдет, – поделилась она и, придвинувшись к Оле, вновь склонилась над альбомом. – А такая есть? – спросила она, указав на следующую фотографию.

– Есть… – кивнула утвердительно Оля.

– Видишь ты? Никого не обидел, – грудным голосом удовлетворенно сообщила мать. – Костя добрый, душевный человек. Как бы эти качества не помешали ему в жизни, – настороженно продолжила она.

– Разве это может помешать? – удивилась Оля.

– Может! – убежденно ответила Мария. – Как раз при нашей жизни такие качества не всегда идут на пользу, – вздохнула она. Сняла с заварного чайника полотенце, открыла крышку и подставила чайник под горячую струю из самовара. По комнате поплыл приятный аромат. – Вот же, – обратила внимание Мария, – и аромат, и вкус, все при нем! С другого сорта чая, как его не заваривай, подобного не добьешься. Одним словом – цейлонский! – гордо уведомила она. – Где наши чашечки, Оленька? Подставляй, будем наслаждаться! – радовалась Мария случившемуся застолью и вдруг, вспомнив, всплеснула руками. – А пирожки?

Мария достала глубокую алюминиевую чашку. «Я быстро!» – поведала Оле. Не скрывая улыбки, почти бегом, направилась к летней кухне. Через короткое время появилась вновь. Гордо установила на центр стола чашку с еще горячими, томящимися до случая в остывающей печи пирожками. Оля улыбнулась приятной заботе и выбрала пирожок с подрумяненной корочкой.

– Ешь на здоровье! – потчевала Мария желанную гостью. – Вот же, как угадала! Радостно мне оттого… Это же обязательно Косте наша встреча отзовется. Не может быть иначе! Передается неведомо как весть в этом мире. Я верю в такое. Сколько раз в этом убеждалась! Вдруг ни с чего душу волнение охватывает. И владеет ею. Таким способом она, весть, о себе знать дает. Мол, вот я, здесь, прислушайся! Обязательно наша встреча ему отзовется!..

Мария оторвалась на короткий миг от застольных забот. Обратила взор в угол, где, вопреки существующим на то время нормам, была устроена бережно хранимая Марией икона.

Эта икона досталась ее матери от своих родителей. И Мария, уже по этой причине, оберегала дар поколений. Она остановила свой взор на лике. И, окончательно уверовав в состоявшееся послание сыну, удовлетворенно выдохнула и продолжила выполнять обязанности гостеприимной хозяйки.

– Так что, Олюшка, никакой другой причины не ищи, душу свою не тревожь. Это они в своих армейских делах завертелись, вот им и не до писем. Ни для матерей, ни для любимых… – посчитала нужным душевно поддержать Мария девушку, поняв, что именно по этой причине Оля и подошла к ней у колодца. Истинно говорят, время само по своим местам все расставит. Вот душевная тревога и подтолкнула друг к другу… – Я сегодня же, как только освобожусь, сяду за письмо сыну. Напишу о нашей встрече. Постыжу его, конечно. Гляди, что удумал! Оба сердца в тревоге держит! – позволила мать рассердиться за переживания. – А, может, палят из пушек на учениях? Когда же им тогда писать? И почту тогда возить некому… И что это вдруг его в танкисты определили? Ты посмотри на эту технику, Оленька! Страсть какая! – указала Мария на раскрытую страничку альбома. – Другим как-то в жизни легкие пути выпадают. А Косте… – Она задумалась. – А ему, видимо, не по укатанной дороге выпало шагать…

– Почему вы так думаете, тетя Мария? – насторожилась Оля.

– Никогда так не думала! – уверенно заявила Мария. – Эта мысль сама по себе только что зародилась, да и высказалась… Я почему-то вдруг этой техники напугалась. Глаза его на фотографии иначе увидела. Может, от них что передалось?