Читать книгу Откровение Блаженного - Виктор Ростокин - Страница 6

Моя глубокая, незаживающая рана… Из нее – капли крови: то – чаще, то – реже, то – громче, то – глуше. Их не остановить. Не погасить. Так и будут источаться, вспыхивать, обжигать. Пока сердце бьется и, обессилев, не оцепенеет в объятиях бездыханности.

•

Несчастье стало неотъемлемой, привычной особенностью моей жизни. Забудусь, отвлекусь… Но гнет тоски продолжает давить, сжимает в тисках сердце.

Страха не испытываю ни перед кем и ни перед чем.

Синь моих глаз поразмылась, в них – сутёмки. В горле – клекот слез.

Уподобиться бы животному!

Все, что было исполнено прозрачно-небесного смысла, бесформенно огрубело и обволоклось дегтярным смрадом случайного несуразного существования. «Облегченного» выхода не ищу. Его – нет. Он – невидимка. В поле зрения – жалкое подобие света, обман. Мир расколот. Вдребезги. Мое озарение… после смерти?

Мне желают долгих лет жизни. «Долгих лет» мучений?

•

«Его ночные блуждания… Я боюсь! Господь, сжалься над ним… выведи к Солнцу», – молится за меня жена.

•

Сон – это «бесчувственное» бытие – как спасение. Но вот у меня бессонница: от невроза зуд во всем теле. Доканает?

Раньше меня врачевала природа. Теперь я от нее отдален. Оторван. Отчужден. Минули зима, весна, лето… А я их не ощутил, не заметил, не запомнил. Иней, гром, солнечные зайчики, алые ягоды, глоток ключевой воды… Все далеко, неправдоподобно. …Плачет земля по моей смертельно раненной душе. Она, брошенным камнем в безвоздушное пространство, торкается, блуждает, колесит и не находит пристанища.

•

…Вот-вот и мое сердце остановится: его толчки все слабее, все приглушеннее. И так непредсказуемо оно ведет себя в любое время дня и ночи. Дома. И на улице. Трепыхаясь в груди подранком.

Жалость людская на чужую боль – скоротечна: вот она уже и поостыла, поразвеялась. У одних – свои душевные раны саднят, кровоточат. Другим, кого еще колотушка судьбины в судный час не пришибла, невдомек.

Ощущаю на себе со стороны взоры любопытства, ожидания: что дальше подеется со мной? Не выдержу и сломаюсь? Почернею, как головешка? Залезу в петлю? Сколько тогда будет оживленных разговоров, нескучных пересудов! Ничего не поделаешь: так уж заведено среди людей. Аль еще сознание биологически не достигло соответствующего совершенства и гармонии, а пребывает в зародышевом состоянии? А может, уже обмельчало, оскудело, бездумно-рвачески поистратилось и обреченно «зашкалилось» на исходной, трагической черте?

Тает Свет.

Зыблется Тьма.

И – тайное между ними.

•

– Господь-милостивец испытание тебе послал, – втолковывает мне человек с окладистой бородой. До этого, постно поджимая губы, он изрек, что моего сына на небеса Бог забрал к себе в служители. «Забрал…» А Он подумал о живущих родных: что с ними станется?

Новоявленный «веропослушник» понуждает меня сходить в церковь и причаститься:

– Вот я в свое время исповедовался: имена тридцати женщин, с которыми я изменял жене, назвал.

– А мне какой резон? Рок свершился…

– Бог в райские кущи тебе врата откроет.

– Я согласился бы вечно кипеть в аду за полную земную (пусть в чем-то и грешную) жизнь Алеши.

•

Поп отпевал моего сына. Он так торопился, что то и дело сбивался, не договаривал слова, бормотал невнятное, беспорядочно размахивая дымящимся кадилом. Нет, он не священнодействовал, а в прямом смысле, зарабатывал: сейчас – здесь, через полчаса – в другом месте.

•

Гости из города. Супруги. Знакомые моей жены. Выкладывают из сумки гостинцы.

– А вот и сюрприз!..

Разворачивают бумажную обертку: плоский массивный квадрат из нержавейки. С надписью… для обелиска на могиле Алеши. Буквы крупные, грубо «начертаны» электросваркой. Я глянул и – как ножом полоснуло по сердцу: зачем?! кто просил?!

•

Валерка-бомж:

– Алексеич, угости сигаретой.

Даю. Курим. Он:

– Я знал твоего сынишку – хороший был… Даже не могу представить, каково тебе без него!

А на Украине пытают нужду брошенные им двое малышей.

•

Узнав о моем горе, женщина испуганно перекрестилась:

– Ох, не приведи, Господь, такое!

Она видела только себя. А я… вроде бы и не человек.

•

С приятелем выпивали у меня дома. Нагрянула жена. Не терпящая всякое застолье с горячительным, взбеленилась, взбесилась! И – понесло ее! Железным ковшом стала охаживать меня! Ругаться! Я не защищался. Смиренно подставлял ей то голову, то спину. Боли не чуял. И угрызений совести. Ничего.

•

Кто-то похитил моего кота Сеню. Через местную газету я дважды взывал, просил, убеждал, что он не принесет даже малой радости. Во-первых, потому что украденный. Во-вторых, в трагическую мою годину, находясь со мной рядом, животное вобрало, впитало в себя сердечную боль хозяина.

Увы, не вернули.

Жаль. А особенно «неосторожного человека».

•

Мои сны:

Смеющийся козленок пляшет на моей груди…

С открытыми глазами Алеша лежит у порога. На сквозняке. Говорю ему: «Иди на диван. Здесь простудишься». Но он будто меня не услышал…

Он сорвался в глубокую яму. Я попытался его спасти. Но из темной глуби неожиданно хлынул поток воды…

Девочка кормит мужчину жовками, как малого ребенка. На них пристально смотрит Алеша…

Алеша рвет со своей калины ягоды. Ест. Какой-то чужой человек помогает ему нагнуть ветку…

Идем с ним по улице. Мне радостно: он жив! Мысленно удивляюсь: а говорили, что его нет! Вдруг через мгновение он исчез! Я озираюсь! Кричу! Зову! Люди отчужденно-непонимающе сторонятся меня…

Комната. Алеша. Бледный. Здесь же моя мать. С укором говорит мне: «Сынок, что ты наделал?!»

Сны моей жены:

Я вошла в церковь. Следом залетел голубь… Душа Алеши? Голубь чего-то испугался. Метнулся. Расколол в окне глазок…

Алеша идет навстречу. Я обняла его. Но он быстро стал чернеть…

•

Мне говорят не без злой иронии:

– Твой кроткий сын так рано ушел в мир иной…

Им отвечаю смиренно:

– На все Божья воля…

«Воля» – недосягаемая для разума. Она останавливает ток крови и отпускает души в Космос. Каждую – в свой срок. Порой при странных ситуациях.

Александр К. вышел из магазина… «А помедли он еще секунду, – рассуждали соглядатаи, – остался бы жив». Как раз мимо проезжал на машине его отец. Увидел. Затормозил. Позвал в кабину. За селением произошла авария с трагическим исходом.

А как мужчина замерз под окнами родного дома… Из райцентра в круговерти пурги дошел до хутора. Была поздняя ночь. Постучал в калитку своего подворья. Зажегся в окне свет. Качнулась занавеска. Видимо, жена выглянула. Не угадала. Свет погас. Человек еще долго стучал. Потом присел на завалинку – давила усталость. Приснул. Утром его увидели намертво закоченевшим в сугробе.

А вот случай «обратного свойства». В степной глубинке завязла в снегу легковушка. Мороз. Бензин весь сожжен. В салоне резко понижалась температура. Несколько человек, казалось, были обречены… Но в мутной снежной круговерти замаячили два огонька. Они приближались. Это был трактор. Спасительный.

Кому какой на белом свете уготован выбор свыше. И тут ничего не изменишь.

А солнце как светило, так и светит. И вода течет. И от дыхания равномерно вздымается грудь Земли.

•

Когда нахожусь дома, то жду его. Когда нахожусь на улице, за околицей, то ищу его.

Больно? Значит, он рядом.

Прошу людей: «Не поминайте его, а вспоминайте. Не говорите о нем: умер…»

Пространство его земной жизни – не охватить… не измерить…

•

На грудь, под борт пиджака, я положил ему свой томик стихов «Возлюби». С автографом: «Сынок, я всегда с тобой рядом…» …чтобы он… там… не боялся…

•

Во всех мною написанных книгах с такой полнотой и похожестью не выразился мой внешний и внутренний облик, как в незабвенном сыне.

Его по-детски ясные глаза с высоты святых небес с нерастраченной нежностью и постоянством глядят в мою душу.

Все понятия, все явления – он.

Радости, которые Алеша обещал, со мной.

•

– Твой сын в чем-то был лучше тебя… А я и рад!

•

Девичий голос по телефону: – Алеша дома?

•

– Он вернется к тебе. У твоей дочери родится младенец. Не просто схожий… а именно – он, Алеша! Душой и плотью! И ты утихомирься. И жди. С благопристойной молитвой. Своей скорбью и стенанием не препятствуй, не затрудняй ему путь обретения новой земной жизни – на сей раз Всевышним она уготована ему полнокровной и протяжной.

•

Сила Света в своей свободе растворяет, сводит на нет мое сознание. Очертания, контуры времени распадаются, распыляются. Ночью мне покойнее: я ближе к небу, а значит, и к сыну. Ненастье души и тьма Запредельности едины – движутся встречь Звездам.

В смущении, смятении, терзаниях соскальзываю с исходной отметины зыбкого Пути Земного (вспять уже не повернуть!). Ослабевшим, незащищенным сердцем порываюсь дотронуться до плеча Странствующего Ангела: грядет ли Восхождение Дня Воскрешения всех погубленных младенцев во чреве и в яви?

Не открещиваясь от судьбы, ищу равновесие духа, ловлю взором Нежность Простора. Челом осязаю Божий Зрак. Где мы все – вместе. И те, у кого душа в плену тела, и те, у кого душа в осиянном парении Вечного Целомудрия.

•

…Ледяная дорога, как огромный стальной нож, рассекла его сердце. Пламень молодой крови, растопив снежную замять и мороз, с неумолимой силой рванулся в небо, озарив все стороны света: погибельный январь преобразился в рождественский май. Всполох трепетал. Я взирал из глубины житейского неуюта. И блаженная дума восставала: Солнышко сына не угаснет. Век будет весна. Благовест жаворонка. Улыбка полдня.

С неба на Дикое Поле бесшумно падали красные цветы. По мое отросшей в одночасье бороде скатывались слезы. И от них лепестки зажигались еще ярче… Как богоявленный нимб!

Тьма холода закована в цепь звезд.

Мир спасен.

Травинка проросла сквозь мое сердце.