Читать книгу Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное - Виктор Ростокин - Страница 11

– Вот вам сказ о том, как Илья Муромец не хотел с печи слазить да однова пришлося ему это сделать. Стало быть, совсем мальцом улегся он на теплые кирпичи, да и полеживает себе месяц, год, осьмнадцать годов и еще больше. Матушка туда ему ежедень подает горшок с кашей да краюху. Умнет Илюшка все до крохи и опять на боковую – похрапывает преспокойненько. Да в размерах увеличивается, уже толстые пятки наружу торчат.

А дел на базу да на пажети невпроворот! Матушка за день намуздыкается, ажник кости трещат, зло возьмет, начнет стыдить лежебоку. Надорвется глотку драть, успокоится, ровным голосом добром просит, умоляет, на иконку пальцем тычет, мол, хоть Всевышнего побойся! Да ему-то нипочем! Токо с бока на бок перевалится, громко чихнет от пыли и сызнова в долгую спячку погружается.

Матушка стала думать-гадать, каким макаром лоботряса с печи снять-смануть. Что на ум придет, тут же практически спытает в действии. То чумазую пятку ему гусиным крылышком пощекочет, то вонючий валенок под косматую голову подсунет, то на голое пузо жменю голодных клопов насыплет. И никакого проку! «А ну-к я цельную неделю печь не стану топить, он озябнет вконец и, глядишь, спустится вниз». Не топила три недели. А парень как лежал, так и лежит, смачно посапывая носом. «А ну-к наоборот…» – смекнула она. Натаскала в избу ворох хвороста и давай кочегарить, дабы кирпичи под ним раскалились, как сковорода на огня- ной плите. В печном жерле буйно гудело пламя, час от часу жара прибывала. Уже дышать нечем! Обливаясь потом, матушка вылезла из избы наружу: ждет щас выскочит, выметнется… Слышит, а Илюшка оттель весело орет: «Благодарствую, мамка! Ох, угодила! Ох, приятственно как!» Села на порог и горестно заголосила на всю округу: «У людей сыны как сыны, а этот, окаянный, невесть в кого зародился!»

Мимо шла от колодца красавица-ворожея Груня, подвернула к несчастной: «Бабань, какая доля-беда настигла?» Та все поведала без утайки. Девица поставила ведра наземь: «Айда в избу!» Входят. Жар поопал. Груня дернула Илью за ногу: «Не поджарился?» – «Хорошо мне, тепло», – отвечает тот добродушно. «Открой глаз, – продолжает она. – Открыл? Красивая я? Нравлюсь? Замуж за тебя пойду, вот токмо пятки у тебя дюже грязные, в баньку надо сходить». Выманивает ласково. А он зевнул: «Не-а…» И захлопнул наглухо веки. Груня обняла матушку: «Погоди, не плачь. Есть у меня зелье. Обернусь мигом». Приносит что-то зелено-мутное в берестяном ковше. «В щи плескани и нехай похлебает…» – и че-то еще на ухо пошептала. Поклонилась. И – с глаз долой!

Матушка – варить щи! Посуетилась. Горшок заправила едой и – зелье туда же! Пора обедать. Горшок Илье подала. Парень с аппетитом зачавкал. Все до дна вылакал. Похвалил: «Вкуснотишша!» Мать себе на уме… Ждет-пождет – чудо свершится, ежели не сбрехала Груня. Толчется у загнетки, лаптями по земляному полу чвокает. Глядь, Илюха ногой дрыгнул и протяжный звук под ним раздался. Потом он обеими ногами задергал, будто окрапивился. Матушка затаилась и ждет дальше, чем кончится. А дальше все произошло скорехонько, как ни лучше. Илья с оглушительным грохотом сверзился с печи и, поддерживая заватланные кальсоны, шамором выметнулся вон из хаты, да на огород, на межень в заросли бурьяна и конопли. И просидел так до сутемок.

С тех пор о печи и думать перестал. Наутро оделся, как полагается, оседлал Сивого, подвязал к седлу торбу с провиантом, поеду, мол, от ворогов Русь сторожить. И поскакал трючком за околицу на бугор. А матушка, стало быть, побежала к Груне, чтоб великой радостью с нею поделиться. Груня ее встренула с улыбкой: «Ну вот, а ты, бабушка, горилась-печалилась! А принудил Илью слезть с печи горох, вернее, отвар от гороха. Ну а теперча об этом нече поминать! Иде ж он щас? На пожне?» – поинтересовалась девица. Мать указала рукой: «Эвон на бугре солнышко застит! И то дело… чем кирпичи протирать да клопов кормить!»