Читать книгу По ту сторону меня - Вита Моррис - Страница 4

Не самый удачный для молодой журналистки день наконец-таки приближался к своему завершению. Небо накрыл тёмно-синий непроницаемый купол. Под вечер тучи отступили, открывая обзору миллионы маленьких мерцающих звёздочек. Впрочем, на самом деле крошечные-то мы, как и наши преувеличенные проблемы. «Выход есть всегда» – продолжала убеждать себя Марта, не имея его. После ливней слегка подморозило, что спровоцировало появление корочки льда на дорогах. Местами она была такой тонкой, что сама лопалась под каблуками, но чаще девушке приходилось ловить хрупкий баланс, чтобы хотя бы остаться на ногах. Так, временами проскальзывая, она ввязалась в продолжительную и не самую безопасную вечернюю прогулку. Ноги уже изрядно потягивало, а успокаивало Васильеву только одно – впереди блестели яркие огни Невского, а это значит, что до вокзала, где журналистка собиралась провести эту ночь, оставалось рукой подать. Ну, или растянутой от гололёда лодыжкой.

И вот, двигаясь прямо вдоль Фонтанки, девушка достигла Аничкова моста, который и открывал путь к главному проспекту Петербурга. Тут, совсем недалеко, на пересечении узких улочек, находилась небольшая кофейня, в которую работница газеты любила заглядывать после работы. Поэтому, увидев свет в окнах часто посещаемого собой заведения, она решила сделать кратковременный привал. Хотя все местные бариста были ей знакомы, особые отношения завязались у Марты с Дарьей, студенткой второго курса Политеха, её-то журналистка и намеревалась застать за стойкой. И, надо заметить, не прогадала. Стоило девушке достаточно приблизиться, с трудом выдыхая тяжёлый непрозрачный воздух, как высокий фонарь своим блёклым светом очертил небольшую фигуру, запирающую пластиковую дверь.

– Нарушаешь профессиональный кодекс! – шутливо выкрикнула Васильева, проверяя наручные часы. – Без пяти десять же…

– Что моя самая натуральная знакомая делает здесь в столь поздний час? – на лице бариста расплылась неподдельная улыбка. Она приблизилась к Васильевой и вжалась в её холодные губы со всем теплом, на которое только была способна на улице в минус пятнадцать по Цельсию. После поцелуя между ними возникла секундная пауза.

– Может, прекратишь каждый раз приветствовать меня так? – приподняв брови и ударив подруге в плечо, журналистка расхохоталась и скоро пришла в себя. Бледное лицо её потеплело и налилось румянцем. – Разве твоя девушка не ревнует?

– Мне нравится, как ты смущаешься. У нас так принято, – игриво ухмыляясь, низким голосом ответила отворившая дверь кофейни Дарья. – А что до ревности… было бы к кому.

– А вот сейчас обидно, – с нескрываемым разочарованием откликнулась Марта, принимая приглашение войти. Она быстро скинула утепленную куртку и заняла место на барном стуле прямо напротив бариста. Часы, висевшие над одной из кофемашин, принялись неприятно тикать и донимать и без того раздражённую Васильеву ещё больше. – Ничего, что я тебя отвлекла? Ты, вроде, собиралась уходить…

– Всё в полном порядке, – дружелюбно заверила её работница кофейни, не без усилий включая незамысловатую аппаратуру в розетку, – но ты так и не ответила на мой вопрос. Как всегда, капучино со льдом?

– Вообще-то, – на мгновение Васильева запнулась и отвела в сторону уставшие глаза, ещё раз взвешивая решение о том, чтобы поведать собеседнице всё. Она не привыкла открывать душу, не то что первым встречным, но и старым знакомым. До мелочей её знал разве что Юрий, да и в его компетентности девушка уже перестала быть уверена. – Я шла в сторону вокзала. Сегодня лучше тройной эспрессо. И, если можно, с капелькой коньяка.

– О боже, что случилось?! – взволнованно воскликнула Дарья, заметив остатки крови на костяшках Марты, машинально закинувшей руку на стойку. Впрочем, услышав это, последняя поспешила её убрать и быстро скрыла следы недавнего происшествия с помощью салфетки. – Это… твоя?

– Минаева, – с грустной улыбкой выдала журналистка, поджимая нижнюю губу. Она задумчиво оценила свою бледную, холодную, из-за обилия вен казавшуюся синей руку. – Я ему, кажется, нос разбила. Вывел меня сегодня очередными мемуарами про Святую Анастасию.

– Смольная? Даже такой, прости, тряпке давно пора было её бросить, – уверенно согласилась с Васильевой подруга, наполняя стаканчики ещё шипящим от температуры напитком, – у меня сестра с этой золотой Настасьей знакома. Город – пятимиллионник, ага. Говорит, семейка у них хорошо жила, дворянское наследство берегли почти столетие, да папаша её всё пропил. Видимо, пытается вернуть былое величие за счёт твоего бедного Юрца. И ты из-за этого на вокзал смылась? Совсем себя не жалеешь. Позвонила бы хоть.

– Хоть кто-то меня поддерживает, – одобрительно кивнула головой Марта, принимая ароматную жидкость. Кофеин быстро ударил в голову, усиливая тревожные мысли. Журналистка уставилась на горячий напиток, будто бы ожидая от него чуда. – Я на самом деле и сюда заглядывать не хотела… так что там насчёт капельки?

– Алкоголь не держим, знаешь же, – выгнув правую бровь, напомнила Дарья девушке, которая, исчезнув за стойкой, в то время уже обыскивала свою сумку.

– Надеялась оставить про запас, – буркнула Васильева, триумфально поднимая над головой бутылку дешёвого портвейна, – но, похоже, не судьба.

Марта уже открутила неподатливую металлическую крышку, как что-то напомнило ей про сигареты. Желая заполучить новую дозу никотина, девушка опустила пальцы в передний карман куртки, но то, что она там нащупала, вызвало у неё в смятение. Странный холодок потёк по внутренностям. Стоило журналистке достать руку, как она воззрела странную фотографию, неизвестно каким образом оказавшуюся прямо у неё в куртке. Какое-то время Марта непонимающе, но с присущим ей любопытством, рассматривала её, истерично пробегая глазами от угла до угла. Вскоре недоумение на озадаченном лице сменилось шоком.

Фото выпало из дрожащей кисти девушки и, рассекая воздух, опустилось на грязный пол. Васильева с трудом нащупала твёрдую поверхность и неуверенно облокотилась на рядом стоящий столик, согнувшись от непонятной ломки внутри. Взгляд потупился, дыхание сбилось. Вскоре голова и грудь её наполнились бессмысленной пустотой, оставляя за собой лишь недомогание.

– Эй, я здесь, – Дарья, едва коснувшись её щеки, привела Марту в чувства. Сделав глубокий вдох, журналистка с открытым ртом попыталась осознать увиденное. – Что, что там?

Не дождавшись от шокированной подруги разрешения, работница кофейни нагнулась за роковой фотографией. Это был старый, нечёткий, но уже цветной снимок, на котором оказались запечатлены пять фигур: мужчина, две женщины и мальчик с девочкой. Всё указывало на семейное фото. Вот только возраст сфотографированных людей определить не представлялось возможным: все лица были стерты, а у женщин в районе глаз находилось по два жирных креста. Снизу аккуратным почерком подпись: «Чайковский, 1998». Снимок был жутким, пробирал до мурашек, однако реакция Васильевой на него всё ещё вызывала много вопросов.

– Видишь платье на девочке? – отвечая на один из них, промолвила Марта, продолжающая сверлить отсутствующими глазами противоположную стену. – Меня нашли в таком же.

– Кто нашёл? – переспросила растерянная бариста.

– Тот, благодаря кому я оказалась в детдоме, – равнодушно прошептала сирота. Рука её, прежде державшая фотографию, тише, но продолжала трястись. – Меня тогда отвели в полицию, правда я не помнила ничего. Так и не вспомнила.

– Ну, дети мало что запоминают до трёх, – попыталась успокоить её Дарья, опустив твёрдую ладонь на плечо девушки, – сколько тебе было?

– Около пяти, – журналистка перевела свой взгляд на подругу. Её глаза светились старым отчаянием, но выдавливала из себя слова Васильева так, будто произносила их впервые. – Не было ни травм, ни дефектов развития, я была хорошо одета и полностью здорова. Никто так и не узнал, почему моё детство было стёрто. Даже возраст дали навскидку, а день рождения я праздную в дату, когда оказалась на бульваре Новаторов.

– Мне жаль, – только и успела произнести расчувствовавшаяся Дарья до того, как Марта вырвала фото прямо у неё из рук. Журналистка вновь принялась оживлённо изучать его с родным ей энтузиазмом, время от времени шепча какую—то несуразицу:

– Девяносто восьмой… это всё происходило в девяносто восьмом… Чайковский, снова… какого чёрта? Откуда… стоп, что?..

Также внезапно она остановилась и потянула за уголок фотографии. Старая бумага легко отслоилась, из самодельного конверта вылетела сим-карта. Кто бы ни подложил снимок, он явно был уверен, что откроет его Васильева, и только она. Не отрывая взгляд от крошечной находки, девушка в мгновенье ока содрала крышку своего смартфона. Работнице кофейни оставалось лишь молча наблюдать за происходящим. Вскоре сим—ка была запущена, а в контактах высветился единственный номер. Здесь Марта помедлила.

– Уверена, что хочешь этого? – дала ей последнее предупреждение бариста. Впрочем, ответ последовал незамедлительно. Им стало нажатие на кнопку вызова.

Трубку взяли с первого гудка. Сложилось впечатление, будто некто действительно нетерпеливо ждал этого звонка. Но разговор не задался. Молчала и волнующаяся Марта, молчали и на том конце провода. Невидимые собеседники слышали лишь дыхание друг друга. Внутри у журналистки что-то замерло, она словно наконец-то уловила некую связь, тоненькую красную ниточку, рано или поздно приведшую бы её к разгадке. Это было нечто новое, неощутимое, но такое реальное… Так прошло несколько нервных секунд, прежде чем Васильева, не решаясь на шаг, который почему-то неожиданно показался ей слишком отчаянным, сбросила вызов. Это аукнулось обратным звонком.

– Говори, кто ты и что тебе нужно, – уверенно прорычала в трубку Марта, сжимая мокрый от собственных ладоней телефон до белизны костяшек.

– Я друг, – прошипел леденящий её пальцы механический голос, – твой благодетель. Если хочешь узнать правду, Гуфи, приезжай туда, откуда всё началось. До связи.