Читать книгу Песнь Пересмешника - Виталий Шавин - Страница 6

Острые коряги постоянно норовили проткнуть крепкую, но всё же человеческую кожу на стопах и пальцах ног, частые сучки метко били по глазам. Грудь и руки саднило от порезов, а кожа под прелыми крыльями была растёрта в кровь и воняла. После очередной глубокой царапины у правого глаза симбионт проснулся и принялся отчитывать нерадивого носителя:

– Ослепнуть хочешь?

– Неа, – буркнул великан.

– А что тогда прёшь в кусты мордой вперёд и зенками своими выпученными крутишь? – не унимался приживала.

– Дык интересно, чавойт тут такое. Всё такое красивое, весёлое, шуршит, бегает. Вон там! Сладкая малинка, ха-ха… А тут коза посрала. Всё такое разное, мне так хочется про всё это понять.

– Это-то ясно… Ты столько лет засушенным хранился, да и я с тобой.

– Где хранился? И я не засушен… не сушёный – вон как течёт кровь… красиво.

– Я и так не успеваю нас восстанавливать, а ещё надо план придумать, вместо тебя кстати!.. Ты ж, тупень, ничего не соображаешь пока…

– Э-э-э-э-э! Я умный! И слова знаю! Вылазь, я тебя пожую, чтоб не дразнился. Эт недолго.

– Вот же… Ищи путь посвободнее, без лишних рисков. Еды добудь и мяса – много нужно. А то ты таешь быстрей, чем растёшь, – в голосе симбионта угадывалось волнение.

Великан посмотрел на свои руки: ну да, стали тоньше, жилы выпирают сильней и суставы на пальцах шире самих пальцев, только ногти отрасли. Живот впал, ноги тоже стали тоньше, но слабости он не чувствовал, – видать, жрун что-то сделал. Помогает…

– Ладно, – поскрёб макушку худеющий верзила, – поищу чё-нибудь, попробую убаюкать птичек, как того крота с чешуёй. Спи покась.

– Ой спасибо, ой удружил, такой щедрый носитель! Век помнить буду. Пары птиц будет достаточно. Только осторожней: брони больше нет. …Когда ж ты память-то вернёшь?

– А что? Я её терял? Где? – Выразительные голубые глаза недоумённо захлопали.

– Нет информации, базы данных повреждены. Мы, по идее, были брошены, забыты… Нечего анализировать, единственную повреждённую капсулу материнского симбионта удалось освободить… Я спать. Толку тебе рассказывать, ты и половины не понял.

– Опять дразнишься?! Я тя повыковы… выдавлю! – И лысый принялся мять свою голову, шею и лицо в поисках мелкого злодея. Безрезультатно, надо сказать.

Увидав пролетающую мимо бабочку махаона, он забыл о своём занятии и стал жадно поглощать её любопытными глазами. Украдкой, насколько был способен, он крался за порхающей красавицей, заворожённый лёгкостью, плавностью и скоростью движения больших цветастых крыльев. Взволнованный, не обращая внимания на изменившуюся местность, великан продвигался вперёд и не сводил взгляда с волшебного танца природы. Вскоре крылья бабочки начали светиться, с них посыпалась мелкая радужно переливающаяся пыль, которая медленно гасла в потоках ветра.

– Краси-и-ивая! Я хочу спеть тебе…

Клац! Широкая покрытая свалявшейся шерстью пасть с глухим стуком закрылась, погрузив берег озера в плотную душную тьму. Деревья здесь стояли так плотно, что рассветное солнце, ещё не поднявшееся высоко над лесом, освещало лишь их макушки. Вниз не попадало ни лучика, и чёрная вода озера долго оставалась домом для любителей ночи. Этим пользовались хищные цветы, медленно дрейфующие на кучах топляка от берега к берегу в поисках очередного угощения. На их сладкий запах слетались насекомые, бабочки и грызуны – все, кто желал отведать лакомства, должны были заплатить своей жизнью.

Огромный гибридный цветок трёх метров в высоту, с широченным конвертом пасти, которую наполняла клейкая масса в обрамлении мелких крючковатых зубов, хватал незадачливую жертву двумя узловатыми отростками и намертво фиксировал перед собой. В зависимости от размера, жертва поедалась на месте либо отволакивалась подальше в воду, топилась, а затем растворялась в пасти. Цветок был покрыт свалянной, пропитанной жиром шерстью, под водой его тело заканчивалось плоским хвостом, помогающим управлять своеобразным плотом во время дрейфа и охоты. Бабочка хоть и была мала для такого здорового хищника, но она слишком ярко и безрассудно светила, роковым образом выделяясь в этом царстве мрака. Именно поэтому её судьба была предрешена: хищник рискнул съесть летунью, отпугнув тем самым более лакомую жертву.

– Эт чё?.. Ты как же?… ТЫ ЕЁ СОЖРАЛ! – Скрип кулаков громче камнепада прорвал тишину.

Голубые глаза светились негодованием и яростью, выдавая в темноте местоположение лысого человека. Не раздумывая, он рванулся вперёд, к пасти, мерцающей пыльцой умершей бабочки. Сильно оттолкнувшись от топкого берега и значительно потеряв в импульсе, лысый мститель прыгнул, больно ударился ногами об остров из сушняка и костей, но уцепился за середину стебля, Обрывая редкие рыхлые листья, он тянулся к основанию пасти и, забыв про клюв и когтистую лапу гигантской цапли, рвал стебель пальцами, грыз его зубами. Но дрейфующий охотник не желал сдаваться: он уже оплёл человека своими отростками, пустил вниз по стволу клейкую массу и наполнил округу плотным сладким запахом, перебившим вонь от тела в гниющих одеждах. Запах дурманил и успокаивал… Хотелось испить его, съесть его, есть…

Глаза человека потускнели, а выпуклости на предплечье и шее начали пульсировать мягким светом.

– Жрать!.. – Симбионт взял тело под контроль. – Опять ты в жопе! Ну за что? Надо было выращивать собаку или хомяка! Ну что за тупица!

Широко раскрыв пасть, верзила хихикнул и зашептал:

– Рвём цветы, ногами топчем,

Мякоть сладкую жую,

Веселимся и гогочем –

Сил немерено в бою!

Последнюю фразу лысый умник уже прорычал и, сжав ствол лапами, впился раззявленной пастью в жёсткую шкуру гада. Стебель стал извиваться, стелиться по островку, вбивая человека в острые ветки и костяки предыдущих жертв. Достать его крючками ядовитых зубов у цветка-убийцы не получалось, но ноги человека были накрепко стянуты жгутами и зафиксированы у основания стебля.

– Агрх! – Ещё одна попытка дотянуться до морды цветка, а клей тёк и был уже рядом.

Вспомнив про птиц, мучитель пернатых потянулся к поясу, который почти развалился, и схватил чуть было не потерянный заткнутый за него клюв. Клюв был непрост: его края обрамляли острые зубья, от которых человек чудом спасся благодаря броне праха, но теперь это его оружие! Со смачным хрустом клюв на всю длину погрузился в стебель трупоеда. Ожидаемого рёва не последовало: цветок не мог издавать звуки, но в ответ на боль – раскрылся и засиял. Точнее, ЗАСИЯЛ! Полностью обнажив свою сердцевину, он осветил всё озеро и огромный кусок леса, который до того никогда не выходил из мрака. Испуганные тени взметнулись и разбежались в поисках укрытия, но были и такие, что не убегали, а, напротив, приближались!

Вспышка высветила частую россыпь островков, мелких и покрупнее, с восседающими на них красными и чёрными цветами, а в самой дальней части озера показался край исполинского острова, посреди которого на горе из костей постепенно выплывал из тени гигантский Белый Мак. Огромный цветок плыл обманчиво лениво, но каждый толчок его плавника приближал неминуемую смерть для жалкого человечишки.

– Удивил… Маяк включился… – Симбионт и забыл, как эти твари выглядят, давно забыл. Забыл вкус… Но вот оно!

– Уже плыву, – послышался шелест древнего переростка.

Часть этого ужаса увидел и виновник светопреставления. Укрывшись от ярких лучей под бутоном дёргающегося цветка, он с остервенением пилил клювом ствол. Симбионт в панике, которой не было у его глупого пользователя, соображал, куда деваться, если эта флотилия их догонит. Зарычав, человек завалил допиленный ствол на плавучую могилу и начал освобождаться от не унимавшихся стеблей. Одной рукой он всё-таки вляпался в клей! Отдирать ладонь пришлось с кожей – шкура слезла с треском и диким жжением. Проклиная себя за малый объём оперативных мощностей, симбионт толкал тело вперёд, к источнику света

В башке твари что-то было. Размозжив кулаками бугорки, которые, по его мнению, отвечали за зрение, человек начал ощупывать основание головы всё ещё живой гадины. Сделав широкий разрез в дергающейся и очень плотной ткани, он погрузил в рану обе ладони и нащупал что-то твёрдое и горячее. Торопясь и обжигаясь, начал выдирать эту штуку, крепко засевшую в голове цветка-переростка. Руки горели, время было на исходе, стало темно, страшно…

– Ну дава-ай!

И он ослеп…

…Человек стоял на склоне холма в плотном строю товарищей. В левой руке он держал каплевидный щит, в правой – огромную палицу. Строй противника был шире и плотнее, да и стояли в нём не люди… Клыкастые морды щёлкали челюстями и улюлюкали под открытыми шлемами, глаза горели – но не боем, а жаждой поиграть. Вышедшая против них часть человеческого войска была так мала, что было даже неинтересно – предстоящий бой мало кого возбуждал, а вот поиздеваться… У-у-ух, это да! Распять вдоль дороги и солить ещё живых, коптить, рвать лошадьми!

Из строя людей вышел высокий грузный воин в длинном ламеллярном доспехе. Он был почти квадратным, щит как дверь, в руках огромная палица.

– Поединщик! Ха-ха-ха! – зарычал огромный Огр и, растолкав собратьев, пошёл на человека. – Ну, давай поиграем…

Они сошлись.

Удары сотрясали землю, а снопы искр поднимались, как крылья огненной птицы. Щиты стонали, но держались. Палица в руках человека запульсировала и начала светиться, – казалось, она собирает в себе свет, воздух плыл волнами при каждом взмахе. Но и топор Огра озаряла красная дымка, с его лезвия капало пламя – каждый новый удар всё глубже прожигал щит богатыря, заставляя того морщиться и прятать голову за окованную кромку.

Как только между поединщиками обозначилась заминка, всё изменилось. Командиры орды ожидали быстрой развязки, ведь покровитель знахарей и скоморохов не воин, с ним не должно быть проблем, однако… Войско тронулось с места. Наплевав на правила честного боя, обогнув поединщиков справа и слева, огры врубились в человеческий строй. Почти сразу их поддержали подоспевшие орки.

Шансов не было. Ополчение, даже с поддержкой полубога, всего лишь ополчение. Богатырь с отчаянием смотрел на умирающих людей, его людей: тех, чьё призвание лечить тела и души, убивали, рвали мясные горы. Он собрал их в надежде защитить эту землю от могучего врага…  Может, зря?.. Жаль…

– Троян! Пади ниц! Всё, некого спасать, всех сожгли, твои братья бросили тебя, эти земли уже наши! Преклони голову и служи нам – мы тоже светлые, но сильней! Ты пытался, но они низшие, неудачные…

– Нет, тварь! Я создал этих людей, и если они не смогли… значит, это я не смог. Хотя… Может, еще и смогу!..

Младший бог лекарей и ярмарочных плясунов отбросил искорёженный щит в сторону и воздел руки к небу. Всё ещё сжимая правой рукой светящуюся булаву, он закрыл глаза и направил в неё свою силу – оружие вспыхнуло ярче, земля начала выгорать и крошиться в прах под нарастающими волнами плотного света.

– Улыбки… Людям нравилось, все жили, и не только люди… Теперь не будут. – Огр опомнился и двинулся вперёд, прикрываясь щитом.

Доспехи его дымились и опадали кляксами на выжженную плоть земли. Но он шёл: хозяева не простят ему слабости!..

Второй рукой бог сжал раскалённую добела рукоять и влил остатки себя в навершие палицы…

Взрыв!

– А-а-а! Что за хрень?! – Выдранный из головы гигантского цветка камень, который лысый великан крепко сжимал в руках, наполовину вонзился ему в грудь. Правый глаз не видел, ноги дрожали, но держали тело. – Жрун, спасай! Больно!..

Симбионт молчал…

Камень ещё и светился, и картина, озарённая его сиянием, не на шутку испугала человека: жуткие островки приблизились почти вплотную, и некоторые цветы вовсю пробовали дотянуться до убийцы их маяка, а парочка особей побольше, медленно двигая корнями, уже перебиралась на его островок.

Упав неуклюжей колодой в холодную воду, сразу закипевшую от жара камня, человек, спотыкаясь и перекатываясь, стал пробираться к берегу.

– Вытопчу… выкорчую… всё солью засыплю… Ух-х-х! Одуваны проклятые…

Бурчал и шёл, падал, захлёбывался и всё-таки на четвереньках вполз на крутой берег, а затем, не оборачиваясь, побрёл в чащу леса, которая даже днём никогда так ярко не освещалась.